Александр ГЕРАСИМОВ
УЗНИКИ ЗАМКА ИФ
В воскресенье двадцать седьмого июля Мирзоян лежал на каменном полу, задрав ноги в фиолетовых носках на край застеленной по-солдатски кованой железной кровати, и кричал:
- Челаэк!.. Лучшего вина и фруктов! Да поскорей, не видишь, господа скучают?!.. Челае-эк!..
- Охота вам, любезный Гамлет Саркисович, надрываться. Все равно никто не придет. А придут – еще хуже будет. Надают тузанов, да так, что своих не узнаешь, - Карпович с трудом повернул голову и посмотрел на зарешеченное окошко, - Интересно, который бы теперь был час? Солнце вроде бы уже к зениту подошло.
- Вот я и говорю, - снова зашевелился Мирзоян, - в цивилизованном обществе должны бы уже и покормить узников! В полдень… согласно Женевской конвенции! «…с военнопленными следует всегда обращаться гуманно. Любой незаконный акт или бездействие со стороны держащей в плену державы, приводящие к смерти военнопленного, находящегося в ее власти, или ставящие здоровье военнопленного под серьезную угрозу, запрещаются и будут рассматриваться как серьезные нарушения настоящей Конвенции. В частности, ни один военнопленный не может быть подвергнут физическому калечению или же научному или медицинскому опыту, какого бы то ни было характера, который не оправдывается соображениями лечения военнопленного и его интересами…» Цитирую по памяти! Статья тринадцатая! Палачи! Тюремщики! В плен взяли, а кормить, Пушкин будет? Объявляю бессрочную голодовку! Сухую! No pasaran!..
***
Накануне друзья справляли юбилей битвы при Гангуте. Инициатором, как всегда в подобных случаях, выступил Мирзоян. Он сказал:
- Хоть мы и находимся на территории Германии, но, как русские люди, отметить победу Российского Флота над шведом должны. Более того, просто таки обязаны. Не будь я Гамлет Мирзоян!
Учителя долго уговаривать не пришлось. Прежде всего, подняли бокал за Славу русского оружия. Потом выпили за адмирала Федора Матвеевича Апраксина лично и за весь Русский Морской Флот вообще. Затем помянули добрым словом Эола и подчиненные ему ветры, утихшие на время баталии и лишившие тем самым парусные суда вице-адмирала Ватранга возможности маневрировать. На Ватранге водка кончилась, и приятели спустились в «Дуб и Гусь» для продолжения банкета. Спустя некоторое время, Карпович заспорил с зашедшим на огонек керосинщиком Андерсеном, чей моряк крепче. Дело закончилось безобразной потасовкой. Хозяин вызвал шуцмана, и наших друзей упекли в холодную.
***
На крик Мирзояна явился тюремщик, загремел ключами и, отперев двери узилища, объявил:
- Пожалте на выход, господа хорошие! Будет безобразить! За вас керосинщик залог внес. Цурюк нах хаус!
- То-то же, германская твоя душа! – сказал ему с удовлетворением, зашнуровывая башмаки вновь обретенными шнурками, мясник, - Ты хоть и немец, а тоже понимать должен - русский орел мух не ловит!*
* «Русский орел мух не ловит» – надпись на триумфальной арке, воздвигнутой в Петербурге по случаю Гангутской виктории.