*
Я подаю руку, и мелкая выходит из маршрутки, словно кинозвезда из личного авиалайнера.
Минуту мы шагаем молча, потом сестрёнка говорит:
– Мы не выиграем. Мы даже не выйдем в финал. Он сегодня работал спустя рукава.
– Согласись, это довольно нетипичное для него поведение, – осторожно возражаю я.
– Да, – она рассеяно кивает.
– Просто сегодня что-то не пошла у него тренировка, вот и всё.
– За четыре дня до турнира? А если на турнире что-то не пойдёт? – она явно очень беспокоится, только непонятно – за партнёра или за результат конкурса. – Что ты думаешь об этом ?
– Я думаю, что, например, у Сильде тоже бывают неудачные дни. У всех бывают неудачные дни. И у тебя тоже. Чего ты хочешь от Артёма?
– Я не знаю, что там вдруг у него случилось, но мне очень не хочется, чтобы его неудачный день пришёлся на это воскресенье.
– Знаешь, мне кажется, что ему этого тоже очень не хочется. Вспомни, начал он сегодня хорошо.
– Да. Сначала он старался...
– Завтра у вас индивидуальные. Там он выложиться на все сто, я уверен.
– Все партнёры выгораживают друг друга, – ворчит Афоньская.
– Хорошо, что ты сказала всё мне, а не ему. Вам нужно беречь друг друга, ребята, потому что конфликт в паре – противнейшая штука. А сегодня совсем нет причин для раздувания конфликта.
– А я когда-нибудь раздувала? – искренне удивляется мелкая. – Ты с кем сейчас разговаривал?
– А я вот вижу, что ты на него злишься.
– Есть немного.
– Не злись. Во-первых, будущее воскресенье – Прощённое. Во-вторых, если будешь продолжать злиться, то в воскресенье вы не станцуете. Так, подвигаетесь немножко.
– А двигаться и танцевать – не одно и тоже?
– Как будто сама не чувствуешь... Понятие «двигаться» входит в понятие «танцевать», но «танцевать» гораздо шире и захватывающе, чем «двигаться». Ты же не можешь охарактеризовать свой танец, да ещё в паре, как банальные сокращения и растяжения каких-то там определённых мышц.
– Ф-фу! Ужас! – сестричка демонстративно морщится.
– Вот видишь.
– Танцевать – это другое, – её лицо принимает мечтательное выражение.
– Значит, не надо злиться на Артёма, он этого не заслуживает. Танцуй, слышишь, старайся танцевать: на тренировках и на турнире, каждую мелодию, в каждой фигуре. Пусть нужно следить за тем, чтобы не было ошибок, и пусть их будет поменьше, но если ты их заметила – у себя или у него, не важно, – исправляя, всё равно старайся танцевать, потому что это действительно другое, это – состояние души. Техника важна, но если над техникой не будет видно твоей души, схема останется мёртвой схемой, так и не воплотившись в танце.
– Ага. Я всё поняла и всё намотала на ус. Витя, мы уже минут пять стоим перед подъездом. Может войдём и поговорим дома? – она улыбается, чуть склонив голову на бок. – Побеседуем за чашечкой чаю, а?
Я качаю головой, крепко прижимаю сестру к себе:
– Пойдём... А то чего-то «Остапа понесло»...
– Можно, я на тебе поеду?
– Нельзя. Ты ведь уже большая, огромная почти, сорвёшь мне ещё спину перед соревнованиями...
– Ох, Витенька, – она терпеливо вздыхает, и мы заходим в дом.
Когда мелкая была совсем уж мелкая.
(автопортрет)
Я и сейчас-то зверушка небольшая, а тогда меня Витька запросто на ладошке поднимал. На вытянутой. Такие поддержки выделывал, как будто хотел в космос меня запустить. Получалось очень даже хохотательно.
Теперь ему лень, а в нашем с Тёмычем С-классе особо не поддержишься.
Но я всё же про детство золотое.
Однажды мама с папой спросили моего Витьку: «Сыночек, ты хочешь братика или сестричку?» Витька храбро ответил: «Сестричку!» Папа безразлично кивнул и потом проговорил уверенно: «Значит, будет сестричка». Так появилась я.
Потом Витька говорил, что сказал про сестричку исключительно из корыстных интересов. Как будто сестра не будет в его мальчишечьи игрушки играть: машинки там, пистолетики, самолётики всякие. Это он зря. Играла, и ещё как. А если он не давал поиграть, сразу начинала дуться, вот так: :-/ .
А ещё он мне имя дал. Мама говорила ему: «Вить, у нас уже тётя Таня есть, зачем нам ещё одна Таня?» Витя упёрся рогом, и нарекли меня Татианой. Теперь братец иногда мне ту историю припоминает, мол, назвал бы меня Гертрудой, и никуда бы я сейчас не делась.
«И первое место в категории «Юниоры – один» занимает пара номер один: Мамин Артём – Ануфриева Гертр... тыртр... трудра, тьфу ты...» Гы-гы.
Когда я была маленькая, мне ещё нравилось подойти к брату и загадочно, поспешно позвать его с расширенными от понарошечного удивления глазами: «Витя! Витя!» Витька наклонялся, и я весело так, забавно говорила ему на ухо: «До сви-да-нья!» Сто раз так было, а он всё равно наклонялся, хотя знал, что обманка же, не по правде всё.
А когда я в школу пошла, Витька за мной приходил, тоже из школы (мы в разных учились), а я всегда его ждала с нетерпением, потому что он меня до дома на спине таскал. Говорил, что спину тренирует. А сейчас натренировался, наверное, но всё равно иногда таскает.
Молодец. Хвалю.
Кстати, когда я была маленькая, родителям пришлось поселить в доме Вильсона.
Вот! Вот что мне не понравилось в Витькиной писанине: про какого-то Мурзика целая история, а про Вильсона родного – полслова. Сейчас мы будем исправлять эту несправедливость.
Лет шесть назад я просила маму изо всех сил: «Мама, купи мне кису! Мама, купи мне кису!» Я её прямо извела своим нытьём. Папа-то сразу отнёсся к идее с пониманием (как в Простоквашино, честное слово!), а мама – ни в какую не соглашалась. Потому что «киса» обязательно будет гадить в самых неожиданных местах.
– А мы купим воспитанного маленького котика, – убеждала я.
– Маленькие котики не бывают воспитанными. Ты, что ли, его воспитывать будешь?
– Мы. С Витей.
– Он об этом знает?
– Он будет непротив.
– Нет.
– Почему?
– Убирать за ним в процессе воспитания тоже вы будете?
– Мы.
– А если он заразится? А если он будет на улицу проситься?
– Н-ну-у-у...
Так обычно завершалось обсуждение кошачьего вопроса. Но я не сдавалась. Разве можно сдаваться, когда дело касается такого жизненно важного вопроса?
Короче говоря, нытьё моё продолжалось месяц. Мама крепилась, крепилась, крепилась, потом сказала: «Будешь себя хорошо вести – куплю».
Хорошо. Себя. Вести. Это. Трудно.
Оказалось, что работа над собой – самая что ни на есть тяжеленная. Надо во всём себе отказывать. Нельзя капризничать, бултыхаться в ванной, ссориться с девочками в школе и пулять в одноклассников мелом. Нельзя до умопомрачения кататься на горке. Можно только понимать, почему все такие вещи попадают в раздел «нельзя».
Конечно, я сорвалась. Поссорилась на той самой горке с Наташкой, толкнула её нечаянно, и она полетела, полетела и прилетела лбом прямо в фонарный столб. Я ей потом снег к шишке прикладывала.
Для мамы случившееся было удобным предлогом для длинного антикошачьего монолога. Я подумала, что доигралась.
Между тем, близился Новый год. А папа с Витькой договорились мне помочь, только я ничего не знала, а они не знали, что мама уже не разрешила. А может, мама специально их не предупредила о своём категорическом запрете.
И вот, тридцать первого декабря, они пришли из магазина, ввалились с сумками в дом и говорят:
– Девочки, здравствуйте! Народу в магазине – прорва! А где котик? Мы ему рыбку купили.
Тут они показали рыбку в аквариуме, а мама посмущалась, посмущалась и говорит:
– Трое на одного. Ладно, в честь праздника...
Пошла к подруге и взяла у неё котёнка...
Вот Витя всё-таки бука, простая же история, но какая важная зато, а он не мог написать!
Пойду его укушу!