Уже упоминалось о том, что три дня назад, Петр Константинович посетил ресторан "Joaquiri" на улочке Lanzarote и зарезервировал столик. Угробило... Извините, заняло это совсем немного времени по испанским меркам - чуть больше часа. Петр Константинович подумал было обратиться к современным средствам связи, но передумал - нанес визит сам.
Около 16:00, он, якобы, прохаживался мимо и узрел веяния солидного шика - темно-бордовые, массивные двери. Подошел и внимательно просмотрел уже виденное меню в стеклянном саркофаге. Затем вошел в не так, чтобы уж очень просторное, чуть вытянутое и пустующее заведение. Смиренно ожидал и осматривался.
Экзотические растения в умеренных количествах. Зверье и птицы отсутствовали. А в стилях Петр Константинович разбирался слабо. Слыхивал про викторианский, но эпохального кровосмешения не обнаружил. Консенсус настиг под эгидой регенства - светлые тона, пара колонн и позолоченная лепнина имели место быть представленными.
Через полминуты невдалеке прошмыгнул официант и затем, откуда-то из под земли, вырос худющий мэтр. Как раз, в его сопровождении Петр Константинович и приступил к осмотру настенно-потолочных достопримечательностей, то есть рекогносцировке на местности.
С дислокацией Куло, в глубине зала, удалось достоверно определиться заранее, с внешних подступов к заведению. Теперь же, посреди пустого, казалось, ангажированного навеки стола, Петр Константинович воочию лицезрел карточку "Senor Serjio". Крепилась она на подставке в виде миниатюрного, позолоченного канделябра.
Скатерть сияла "бело, с нежностию". Обивка четырех регент-стульев, в изобилии золотых нитей, соответствовала. Подобных карточек-скатертей-стульев вокруг было предостаточно. Петр Константинович начал испытывать намеки на беспокойство, которые развеял мэтр при помощи чудовищного английского. Оказалось, что мэтра зовут Мигель и "если синьор - два персона - сесть на прекрасный стол, мы ходить с ним и его другом Мигелем туда". К нескрываемому удивлению Петра Константиновича, "там" оказался очаровательный и уютный столик. Его расположение вполне соответствовало необходимым секретным запросами, включая обеспечение Куло приемлимым сектором визуального обнаружения и изучения Катерины.
Петр же Константинович, по диспозиции, видел большую часть зала от входа, но из сектора Куло выпал, оказавшись за какой-то экзотической флорой. Точного названия этого растения он не знал. По прибытию, в 19:42, но тремя днями позже, уже вместе с Катериной, после обмена любезностями со встретившим и проводившим мэтром. Так вот, тут же у Катюши и поинтересовался насчет названия растения.
- А что это за веник, доча?
Катерина отреагировала не сразу. Оторвавшись от меню и в усталой немощи подперев подбородок ладошкой, вздохнула. Затем, медленно, одними губами, произнесла:
- Папа, заняться больше нечем? Читайте про пищу и вина, - и уже погромче. - Попробую что-нибудь на тему моря. А вино - красное. Наплевать на этикет. Вот это - "Cune Imperial" только Gran Reserva, под номером 17. Больше ничего приличного не вижу. Забегаловка какая-то.
Петр Константинович сконфузился, но ненадолго. Подумал: "Куле-то нравится. И нашим буржуям тоже". Затем, отыскал в меню номер семнадцать. Увидел, справа: 7150 песет за 0,75 л. Чуть-чуть не в рамках финансового приличия, но не мог не нарадоваться Петр Константинович на дочку.
Ей очень к лицу был вечерний наряд. Темно-зеленое, облегающее платье. Неглубокое декольте придавало чуточку скромности, которую компенсировала открытость спины. Ожерелье и серьги источали игривую чистоту света и понимание собственной значимости. Но глаза... В них - грусть, утомленность, ожидание чего-то близкого и недоброго. Резюме прозвучало еще дома: "Верю! От и до! Бедрами, только, поскромнее!"
Кстати, Петр Константинович никогда не экспериментировал с блюдами испанской кухни, останавливаясь только на проверенных. Сегодня съест местный кабацкий вариант избранного - рыбешку черны или меч. Завсегдашние колечки кальмаров в кляре с фри и пивом как-то неудобно было себе позволить вечером, в цивильном заведении. А Катюше присоветовал попробовать ассорти Parrillada de Mariscos. Очаровательные названия, чаще всего, скрывали под собой не вполне приемлимые блюда. Ассорти же предоставляло Кэт право на выбор, а Петру Константиновичу - на ошибку со вкусом, хотя тянуло на 5500. Чего только не сделаешь за ради любимой дочери при казенных финансах.
В зале было многолюдно, но умиротворенно. Публика в возрасте, и не очень. Разномастно - от костюмов до "коротких рукавов", от вечерних платьев до мини-джинс - разодетая. Негромко лилась приятная музыка, возобладали достаточно уютные и комфортные ощущения. Цыгане здесь не прижились бы.
Куло с командой прибыл в 20:35. Несмотря на габариты и вес, он не излучал волю и властность. Немного ссутулившись и не глядя по сторонам, лавировал умеренным шагом между столов, сопровождаемый двумя телохранителями. Потом выпал из поля зрения Петра Константиновича. Остальная охрана - один или двое - рядом, в машине, как обычно.
Негромко ткнув ножом в край тарелки, Петр Константинович посмотрел на Катерину. Она понимающе прикрыла глаза, но ничуть не изменилась внешне. Разве что, стала еще миловиднее. Вскоре подошел официант и Петр Константинович сделал заказ.
Время шло. Отец и дочь негромко разговаривали ни о чем. Приборы позвякивали о тарелки. Нежно клекотало вино, наполняя бокалы на фоне приглушенных голосов и едва слышной музыки. Микшировался аромат дорогих духов, табака и одеколона, а также вкусное амбре здоровой пищи. Всe вкупе накладывало определенный отпечаток на внимание, и Петр Константинович немного удивился, вдруг увидев Куло, стоящего возле окна у входа и отсутствующим взглядом разглядывающего Катерину. Продолжалось это недолго и Куло вернулся за веник. Но через некоторое время в зал - в этот мир сонма и благолепия - чуть ли не влетел Рачинский - глава Куло-безопасности. Сразу направился к боссу. Не прошло и пяти минут, как проследовал на выход, не беспричинно взглянув на их с Катькой столик. "Началось," - пробормотал Петр Константинович и снова наполнил свой бокал, дабы в тайне отметить свершившееся.
Катюша удивленно посмотрела на папу, спрашивая глазами.
- Ничего-ничего, доченька. Жаль оставлять всю бутылку этим архаровцам. Почему-то ты не ешь ничего. Не понравилось?
- Отчего же? Довольно мило.
- Десерт, кофе?
- Пойдем, а? День сегодня какой-то сумасшедший. Устала немного.
- Ну хорошо.
И Петр Константинович начал ловить взгляд мэтра. Поймал, спустя некоторое время. Пояснил жестом, запустив финальную стадию присутствия. На "чай" не поскупился - надобно держать марку.
Наруже основательно прижился дивный и тихий, теплый вечер. Катюша взяла папу под левую руку и они направились домой, потихоньку. Решили пройтись. Через Кантерас.
На выходе с улочки, перед набережной, Петр Константинович снял пиджак и повесил на полусогнутую правую руку. Альберта и "испанцев" в массе фланирующей публики он не обнаружил, но знал - где-то рядом, поскольку "пиджачный" сигнал им надлежало-таки "снять". Пока всe развивалось в соответствии с основным планом: клюнули сразу.
Если Рачинский пустит за Катериной и Петром Константиновичем человечка, или увяжется сам, то "Эйнштейн и Ко." поведет и доведет всех - и "семью", и гвардию Куло. Не исключено, что представится возможность посмотреть по дальнейшим мерам и действиям (или же их отсутствию), насколько серьезно "прицепило". А мозгов и опыта Альберту не занимать, хоть и не Эйнштейн он - по фамилии. Это Петр Константинович снова так шутит. Фамилия у Альберта пролетарская - Мухин.
___________________________
Петр Константинович никак не мог уснуть. Ворочался с бока на бок. Сходил покурить на лоджию и уже неоднократно. Все лимиты - в тартарары. Ступал осторожно, чтобы не разбудить чадо.
Нравилась ему Катька. Спесь сошла, претензий за московский беспредел сотрудничков более не выказывала. Спокойная и уравновешенная. Язва, конечно. А купилась-таки на приключения. Петр Константинович был уверен - если бы наотрез отказалась, то уже никакими коврижками не соблазнить, никакими тарталетками с островами. Она и без того полмира объездила: то с папой и мамой по посольствам, то с англичанином этим. На согласие повлияла романтичность души и интерес к новому, неизведанному и, тем паче, тайному. Молодая еще. Вскоре окунется-поймет что-по-чем и окажется - интереса-то никакого и нет. Одна рутина круглосуточная, не без негативных последствий.
А темперамент и голова у нее с какими-то потусторонними страстями-мордастями. Вон как Петра Константиновича на обе лопатки положила - одним взглядом. Похлестче "полиграфов" с барбитуратами. До сих пор удивлялся Петр Константинович, но списал на неожиданность и чувства. Не оставила она его равнодушным, а это на работе совсем-совсем некстати.
Мерцали звезды, луна - дурында недоуменная - висела, пролив дорожку из серебра в океане. Тихо и покойно, а сон не шел. Доволен был Петр Константинович и сегодняшним днем, и вообще. Сходил к холодильнику и плеснул немного виски, бросил льда. Вернулся на лоджию, уселся в шезлонг, достал сигаретку. Тихо сидел. Ночь - подругу свою стародавнюю - шумом не беспокоил. Любил он ночь. Так уж вышло, что и она его любила. Обоюдные чувства - это вам не баран чихал.
Тихих шагов, позади, Петр Константинович не услышал. Почувствовал взгляд и обернулся.
Стенка лоджии прятала от фонарей на набережной, оставив черный провал в залу для лунного и призрачного, неживого света. Она стояла в нем, почти невидимая. Он лишь понял, что она улыбается, глядя в океан. Хотя, может и померещилось.
- Чего не спишь, Кать? - прошептал Петр Константинович, не испытывая никакого желания тревожить ночь.
- Не хочется. Хорошо сегодня было. Даже дом не вспоминаю, - тихонько прошептала она ему в ответ. - Завтра утром купаться пойдем?
- Конечно.
Она подошла, обняла его сзади и положила голову на плечо. Прижалась к щеке. Едва шептала.
- Странно, как будто ты - мой папочка. От тебя только добро лучится, а ты так много ужасного после себя оставил. Почему?
- Понимаешь ли, Катерин Петровна... Наша планида - это не наша душа. Но чего ты там доброго обнаружила - ума не приложу.
Он погладил еe волосы.
- Я еще в Санта-Крузе подумала, что начнешь приставать. А ты, как котенок со мной. Только большой, но такой же ласковый. Хотя, котята нетерпеливые и вздорные... Мы нужны друг другу, пока. Не умирай, ладно?
- Не умирай? С чего ты взяла?
- Дай мне слово, что не умрешь.
- Да как же я тебе слово дам? Тут от человека мало что зависит.
- А ты скажи: "Даю слово, что не умру". И всe. Разве это сложно?
- Ну уж коли просишь... Даю слово, что не умру.
- Всe. Хватит пьянствовать и обкурился уже. Иди спать. Завтра - тяжелый день.
- Завтра - тяжелый день, - шепнул он сам себе и ухмыльнулся. - Вишь, как.
Она уже исчезла. Петр Константинович допил виски, погасил сигарету и пошел спать, и не думал больше ни о чем, и даже домой не хотелось, и уснул сразу.
___________________________
Подчинивший обе стихии штиль - нечастый островной гость. Бывало, ветра нет, а волны разбегутся, налетят, шарах о камни со скалами и ввысь, и в стороны белыми фонтанами-снопами брызг. Потом, снова. А ветра-то нет. Или ветер кружит, несется, валит зонты, поднимает песок с юбками, параллельно срывая пену с гребней волн. То есть, если ветер в наличии, то волны - всегда. И в том, и в другом случае получается одно: где-то буйствует циклон и жди, в скором времени, поганых... извините, погодных изменений. А тут - и окиян спокойный, и ветра нет. Знамо дело - не к добру. Затишье? Значит, кому-то приспичило перекурить в пограничном состоянии - перед перспективными напастями.
Природа-то - чего пожелает, то и творит. Бог с ней, с природой. Человек - совсем другое дело. Пограничные состояния человека - это, знаете ли, не фунт стерлингов. А вот Петр Константинович иногда свои пограничные состояния чуял. И уж тогда боролся собственными силами-средствами, самым наижесточайшим образом. А иногда - нет. Не чуял он иногда эти-самые состояния.
Один из ключевых моментов всего "мероприятия" виделся Петру Константиновичу как раскус капсулы "Приступ". Грызть капсулу придется Катьке, а она и не знала, но порешили так - не нужна она в финале, мешаться будет. Теперь, Петр Константинович пересматривал сей "решенный момент". Хотя, каждому отводилась своя роль, место и время. И каждый рисковал лишь чуть меньше или чуть больше другого. Но треснутая душа Петра Константиновича запротестовала - посыпался с неe железобетон. Пограничное состояние подкрадывалось. За сим - мраки.
Около 08:30 следующего утра, когда Катерина еще досматривала очередное шоу на сервере Морфея, Петр Константинович наспех умылся, оделся и пошел за номером затрапезной газетенки "Island Connections". Свежая пресса, казалось бы, обязана была ждать своего часа в магазинчике крашенного дедка, по соседству. Но здесь он обнаружил опущенные жалюзи и вспомнил: "Сегодня ж воскресенье". Всплеснул раздосадованно руками.
Если бы Петр Константинович посмотрел от закрытой витрины магазина, через улочку, то там бы он увидел следующее. Какие-то, невесть откуда взявшиеся вандалы, начертили на уровне глаз, на исключительно белой противоположной стене дома две вертикальных, ярко-зеленых полоски, сантиметров по двадцать. Тем не менее, Петр Константинович, всe-таки, посмотрел и понял, что черный маркер в Пальмасе купить Мухин-Эйнштейн не смог. "Ну, прям, нету здесь черных маркеров! Одни зеленые! Тьфу ты!".
Петр Константинович возвращался домой без прессы, всe еще раздумывая. "Это плохо или хорошо?" С одной стороны, то, что полоски не были перечеркнуты сверху, в середине и снизу, указывало на недостаточную заинтересованность Куло в их с Катькой "семье". То есть, всe обошлось без ночного отаптывания бригадой Рачинского вокруг-да-около, установки какой-либо аппаратуры на саму "семью", лоджию, "в" и "на" помещение-строение. Также не предпринималось общих попыток как ночного проникновения внутрь их, с Катькой апартаментов, так и в само здание проживания. С другой стороны, полосок-то оказалось две. Получалось, что вели их двое и до самой-самой ажурной калитки. Теперь, ракурс сверху: Петр Константинович и Катерина показались настолько безопасными, что.... даже, неинтересно. И ракурс снизу: никто и никуда не торопился, а выжидал. Вид сзади: "А мы, с Катькой, вообще, никуда не торопимся". Ну и вид спереди: "Кривая вывезет".
Петр Константинович аккуратно сплюнул "холостыми", три раза, через левое плечо - аккурат, в душу клаустрофибическому лифту, то есть на пульт управления с кнопками этажей. Пора завтракать и кофе-курить-купаться.
Кстати, чуть не запамятовал, что перед самым уходом на пляж Петр Константинович отправил Катюшу вызывать лифт. Сам же шустро направился в свою спальню, достал из чемодана железный баллончик дезодоранта "Axe". Снял крышку и повернул распылитель, чтобы обе едва заметные метки совпали. Затем вернулся к входной двери, обильно продезодорировал пол в коридорчике - от входа до залы - и вышел, забрав баллончик с собой.
А время побежало. Кстати, воскресеное ж утро. Вы-ход-ной! И нет ничего более стремительного, чем время сна, отпусков, праздников, выходных, застолий, зрелищ и секса с прочими душевными утехами. Это еще не выведенная, но уже - аксиома. Вы согласны?...
- Буэнос диас, очаровательная синьорита и еe спутник. Позвольте принять солнечную ванну по соседству с вами?
Петр Константинович чего-то не понял и чуть приподнял панаму с глаз. Голоса Рачинского Петру Константиновичу слышать не доводилось. А может и к лучшему. Но оттого, что он услышал некое подобие скрежета когтей по стеклу - веселее не стало. Петр Константинович срочно натянул тунику лжи и, в свете событий, установил воображаемые беруши.
- Селитесь, ради Бога. Что у вас с голосом, мил человек? Надо лечить. Масло облепиховое помогает, - сказал Петр Константинович, посмотрел на Катюшу, полулежащую под одним с ним огромадным зонтом, но, естественно, в другом шезлонге. Затем, снова надвинул панаму на глаза в попытке задремать. Катюша отреагировала на "просящего" никак, то есть - вообще.
- Масло не поможет. А я, знаете ли, привык. И окружение тоже привыкло.
- Угу, - утробно произнес Петр Константинович, давая понять, что: "Уже проехали и надо вести себя прилично - к посторонним людям с дурацкими умозаключениями не приставать и не беспокоить. Село!"
Рачинский зашурудил пластиком шезлонга по песку, рядом. Тихо, чтобы не скрипеть, бормотал что-то про сто песет не пойми за что, а вот в Америке шезлонги бесплатно и бары на пляже лучше. А тут до бара далеко, и на параплане не покатаешься, и камни - ста метров не проплыть, и надо через них перебираться и... Петр Константинович задремал.
Приснилась теща в кумачевом халате посреди леса. Березки листиками нежно так перешептывались на ветерке. Пару белых грибочков-крепышей даже нашел, пока теща не спросила Катькиным голосом.
- Папа, я пойду поплаваю?
Петр Константинович не разобрал спросонок. Хотел было покричать: "Да хоть на всю жизнь, Марь Фeдна! Всe-равно, не утонешь! " Въевшийся же профессионализм обязал сначала вернуться в реальный мир, оценить обстановку, подумать. Ну, а потом:
- Иди, доченька. Только недолго. Придeшь и давление померяем.
- Хорошо, - сказала Катька и неторопливо ступая, будто подраненная лебедушка, пошла. Высокая, стройная, самоя гармония женственности с толикой чувственной боли. Но не утерпела и разок-таки вильнула бедром. Среди иностранных мужиков, поблизости, начались нездоровые шевеления. Петр Константинович сам провожал взглядом и всe видел. "Накажу чертовку!" Ну, пожурит слегка. Потом.
Пока же, Рачинский донимал своим стеклянным скрипом - не загорать и не купаться же он сюда пришел.
- Это дочь ваша?
- Да.
- До чего же красивая. Венера, прямо-таки.
Петр Константинович лицезрел Венеру множественное количество раз и даже в милосско-микелянджеловом оригинале. Поэтому, категорически не согласился с Рачинским, но утаил.
- Нездорова она у меня очень серьезно. Беда, прям.
- Что такое? - оживился Рачинский, изобразив проникновенность. Петр Константинович стянул с себя панаму, присел в шезлонге, щурясь из-под зонта на яркий свет. Вокруг жил своей жизнью пляж: тетки всех возрастов разложили свои голые сиськи, но посмотреть было не на что. У воды играли дети, неподалеку дубасили в волейбол и колготали граждане из Фэрвэхистана, в воде было много народа, да и вокруг хватало. Таскали свои холодильники с напитками и мороженным то ли черные, то ли загорелые юнцы. Галдеж. Сезонный бедлам, словом.
Рачинского же с потрохами выдавали глаза - пустые, водянистые, бесцветные блюдца. Был он атлетически сложен и загорел. Судя по положению в шезлонге, тело своe любил, да и себя, не менее, в придачу.
Осознавал Петр Константинович, что предвзятость в его отношении к Рачинскому имеет место быть. Безусловно. Просто, не любил он гебешников. Не всех, видимо. Но основная масса ему не нравилась. А всe потому, что Петр Константинович - человек странный. Даже торса своего стеснялся и на пляже в майке сидел, и купался. Ой, чудно-о-о-ой.
- Прям, беда. Горе... А вы как догадались, что мы - русские? - сказал Петр Константинович и снова глянул в глаза Рачинскому, мельком. - Простите, ваше имя-отчество?
- Отчество не к месту. Зовите Владимиром.
- Ну, Володя - так Володя. Будем знакомы. Меня Петром Константиновичем зовут, - "Тебя ж Колей зовут, Вова. Николай Алексеевич Рачинский. 1960-го года рождения. И т.д, и т.п. Вишь, как. Конспиратор хренов".
- Красивая дочь ваша очень. И, с виду, небольная совсем. Неужели безвыходное положение? Сейчас, кажется, уже всe на свете лечат.
Петр Константинович удовлетворился тем, что Рачинский его "щупать" и "понимать" не собирался. Вместо этого сбросил тормоза, ухватившись за подброшенную - из Катькиной мути - ниточку. Так и всей катушкой по мозгам получить недолго. "Чего, Вова-Коля? Совсем подрастерялся на курортах?".
- Извините, но вы на мой вопрос не ответили. Как же вы узнали, что мы - русские?
- Я видел вас вчера в ресторане, на Lanzerote. Вы же знаете, наших соотечественников можно сразу установить.
Вова улыбнулся, сверкнув золотым зубом и зачем-то демонстрируя "киношный" профслэнг. А Петр Константинович чуть было не поперхнулся, понимая, что его держат за "овощь с инфой". Катька - в очках. Он - так, вообще, под панамой. Не узнать же. Это было приятно.
- Да. Мы вчера там отужинали. Вы знаете, изумительный ресторан и отличный повар.
- А сегодня не собираетесь туда?
- Собираемся. И, вероятно, будем ходить, пока Катюше не надоест. Судя по моему опыту, мудрить с местным питанием нельзя ни в коем случае. Если уж хорошее что-то нашли, так и слава Богу. Идти, конечно, не так, чтобы уж очень близко. Но такси здесь недорогое. Можем себе позволить.
- А вы далеко живете?
- Совсем рядышком. Отсюда видно. Наша лоджия на третьем этаже, справа, - показал Петр Константинович рукой.
- Какое неожиданное совпадение! Я тоже постоянный посетитель этого ресторана. А езжу, почти что, мимо вашего дома, по Fernando. Боюсь показаться навязчивым, но сегодня вечером я мог бы подвезти вас с дочерью прямо ко входу.
- Да ну что вы. Зачем вас обременять. Не стоит. Мы уж сами как-нибудь.
- Так машина же пустая. Никаких сложностей - мимо еду. В какое время вас устроит?
- Давайте-ка эту тему в покое оставим. Вот и Катюша идет, - прозвучало слегка раздраженно.
- Вы извините, Петр Константинович, но мне уже бежать пора. Встреча у меня и время поджимает. А если надумаете, то я жду на углу вашего дома сегодня вечером. С 19:00 до 19:30. И если у вас возникнет желание, то с огромным удовольствием вас подвезу, - скороговоркой палил Рачинский, быстро собирая скарб и ворочая головой, в которой, тем временем, размещался по полкам рапорт для босса. - Здесь настоящих русских не так много. Очень приятно было пообщаться и, надеюсь, еще увидимся. Всего доброго и до встречи сегодня вечером. Не забудьте, с семи до пол-восьмого.
- Мы подумаем. Всего доброго, - уже мягче ответствовал Петр Константинович, но, тем не менее, с потерей всякого интереса к собеседнику. Ему - не до того. Полез рукой за тонометром в сумку, притулившуюся на песке... с вулканическими черными вкраплениями, которые совсем-совсем уже не раздражали.
Иномужики вокруг снова поворотили взоры на приближающуюся диву. Петр Константинович улыбался во глубине души и ждал ненаглядное чадо, прижав прибор к груди.
Устройство для измерения давления представляло собой обычную пневмоманжету. На ней же крепился небольшой блок управления с жидкокристаллическим дисплеем. Приехал тонометр, вместе с таблетками сердечными разными, в чемодане Катюши, и справно работал: пожужжит немного - манжету на плече надует и сдувается потихоньку. Глядь, а тут и давление на экране высветилось. Петр Константинович уже тоже померил. Утром оказалось 130 на 80. "Космонавт, e-маe!"
Сейчас же, Петр Константинович огляделся вокруг, нажал и держал в таком положении маленькую кнопочку "TEST", пока на дисплее не появился значек "С". И тогда сказал он тихо: "Сегодня. Готовность - в девятнадцать по нолям. Работаем "Дом". Через несколько секунд на экране появился крестик в левом нижнем углу: подтверждение приема сообщения. Вот и всe. Где-то неподалеку отзвонило внешнее подобие сотового телефона. Альберт выслушал и подтвердил "боевой взвод" тем-самым крестиком.
Уж чего в тонометр электронные умельцы напихали - это одному Богу известно. Только злоупотреблять передачей на чужой территории никак нельзя. Потому, на момент - это и самая первая, и самая крайняя связь.
Катюша подошла, присела рядом на песок. Зашептала.
- Там, наверху, у поручней - мой воздыхатель с фотографии.
Петр Константинович продолжал улыбаться.
- Бог с ним, Катюх. Всe хорошо.
И рухнул железобетон. Окончательно рухнул. Незадача. Поставил, тем самым, Петр Константинович всю операцию под большой вопрос. А ведь и впрямь - рук-то может не хватить. Его рук.
Ишь, чего надумал старый. Решил этот чертов "Приступ" грызть сам и Катьке не давать, поскольку препарат создавался в расчете на мужиков. "Может, нельзя ей? Грехов с людишками-то на душе - не счесть, но... Неправильно это будет. Не по-нашему. Не по-людоедски" - утвердил бесповоротное решение Петр Константинович. На сердце, почему-то, стало легко и спокойно. - "Я ж ей вчера обещал не помереть. Вишь, как. Слово дал. Значит - всe будет хорошо. Тьфу-тьфу-тьфу".
Никогда не забывал Петр Константинович про свою подругу дорогую - хроническую малярию. Да она и сама напоминала. Подруга-то с "Приступом" никаким боком не уживалась. И не видать житья после такого соседства. Но Петр Константинович этих медицинских деталей-тонкостей не знал и знать обязан не был.
___________________________
В 12:40 семейство вернулось с пляжа. Каково же было удивление Катерины, когда она собралась в душ и обнаружила в ванной комнате Петра Константиновича. Еще бы ничего, но он на коленях ползал по углам и заглядывал, повсеместно. Катька захихикала, прислонившись к косяку двери.
- Фу! Тубо! Иди на место.
- Лишь бы поиздеваться над пожилым человеком. Тут зажигалка валялась. Не видела?
- С фонариком?
- Аха. Куда ж я еe задевал-то?
- На столе у тебя лежит. И хватит тут курить.
- Это ж - святое, Кать, - Петр Константинович, кряхтя, поднялся с колен. - Ну, хоть не выбросила.
На выходе из ванной, он слегка толкнул негодницу плечом. Увернувшись от ответной реакции, обнаружил пропажу на своем импровизированном письменном столе. В зажигалке имелся встроенный, ультрафиолетовый фонарик для проверки купюр. Словом, оказия.
Катюша уже поплескивалась. Петр Константинович, тем временем, посвечивал на пол в коридоре и увидел. Понятно, что затоптали уже - "собственноножно" - и, всe-таки, чужая пара ботинок 43-44-го размера определилась. "Вот и гости". Хотя: "Ну и пусть," - решил Петр Константинович. Ну и правильно. Обязательно надо изучать-досматривать быт любимой с "овощным" папой перед употреблением. Кто ж спорит-то? Любо-о-о-о-овь.
В плане видеокамер Петр Константинович проверил еще перед подсветкой "следов". Не было этих-самых камер. А вот с "жучарами-слухачами" - вопрос. Уж очень они маленькие на современном этапе и искать без спец.оборудования - глаза треснут. А искать и ненадо - пусть будут.
Прошел час. Океаническая соль давно смыта. Уничтожен обед - какие-то местные птичьи полуфабрикаты для микроволновки. Теле-испанцы уже остохренели, канал "Discovery" помер до вечера, загорать-купаться не стоило по причине сохранения имиджа чахнущего здоровья.
- Пойдем погуляем, Катюш?
- Куда?
- Есть одно местечко интересное. Неподалеку.
- Пойдем, папуль.
Петр Константинович решил пока ничего Катюше не говорить про "мероприятие", запланированное на сегодняшний вечер. Зачем еe в стресс загонять?
Оставалось больше пяти часов. Есть масса увлечений человеческих уж куда как хуже ожидания. Но это - "ждать" - ничем позитивным похвастаться тоже не могло. Ждешь и ждешь. Тревожат, копятся мысли. Пытаешься успокоить себя, настраиваешься на положительный результат. Но не тут-то было. Из подполья, изо всех щелей лезут гадюки с пиявками: "А вдруг... А если... А может..." Пытаясь защититься, некоторые предпочитают бесконечные, доморощенные молитвы, кто-то - бухнуть или заглотить пилюль, другие - заняться спортом или попытаться уснуть. Хотя, сон - штука "не по вызову" и снова к пилюлям. Психомышечная тренировка в этом деле замечательный помощник, но не безотказный.
Петр Константинович, в компании с одиночеством и ожиданием, пользовал метание различных предметов на точность попадания. В случае стесненных условий маскировки под окружающую среду - производил математические вычисления в уме (от них, правда, голова пухнет) или заряжал себя на какие-нибудь слова - вспомнить. Если же предоставлялась возможность, то прямиком направлялся скармливать мелочь современным технологическим решениям игрового бизнеса. Казалось бы, сомнительный противовес гадостности мыслей, но Петру Константиновичу - в самый раз. Азарт - он кого хочешь придушит. Любую заразу, будь она не ладна. Да тут и одиночеством не пахло. Катюха компанию составит.
А ведь жуткая черная мамба на сердце елозила. Звалась она просто: будет ли Куло в машине? Но Петр Константинович был уверен и уже поставил на "будет". Механизм запущен. PONR (авиц. точка невозможности возврата) позади и: "Не боись, Макеев. Чему быть - того не разминировать".
В 16:30 Петр Константинович и Катюша просадили под 75 000 песет, уже пытаясь играть на нескольких "бандитах" одновременно. Забавлялись они в небезызвестном барчике с обалденным названием "Herradura", что на площади Farray.
Дневная барменша средних лет не боролась с дремой, не разговаривала по телефону и не ходила от одного пустого столика к другому, поправляя салфетки. Ей было не до того. Она сидела за стойкой и мучила собственный разум загадкой, в то время как пара явно разнившихся - полом и возрастом - посетителей безостановочно терзала игровые автоматы. Прислушиваясь к их диковинному языку и не понимая буйной радости от мизерного выигрыша при ужасающих - по местным меркам - тратах, она, в буквальном смысле, переутомила свой испанский мозг. Прекратив мыслить, приняла неординарное решение выставить им что-нибудь от заведения. Пусть это будет знак признательности испанского народа к неведомой тяге пополнить карманы всe того же испанского народа. Суть данной признательности, в прочем, оказалась бы не менее загадочной для вышупомянутых посетителей.
Примерно в это же самое время Рома набрал телефонный номер 112. Через пару минут из трубки раздался вялый голос оператора. Рома назвал себя кем-то и сообщил оператору, что на улице Portugal, возле дома номер 38, человек преклонного возраста потерял сознание. Лежит, не двигается, но дышит и, вероятно - сердце. Получив указания по оказанию первой помощи, Рома сообщил также свой пальмасский домашний адрес и номер сотового телефона.
Через несколько минут с улицы Angel Guimera, из гаража клинической больницы DEL PINO SERVICIO DE DIALISIS, в сторону улицы Portugal умчалась карета "скорой помощи", расцвеченная мигалками и подвывая сиреной. В этом районе было достаточно свободно, но впереди - поток из туннеля Julio Luengo. Возможна пробка возвращающихся из-за города авто, и это плохо. Бригада скорой помощи номер 15 - врач, фельдшер и водитель - торопились помочь. Кроме них, никто и никуда не спешил в финале этого прекрасного воскресного дня. Даже Альберт и "испанцы".
"Скорой" пришлось пробиваться на побережной авениде Juan Doreste почти до пересечения с авенидой Jose Mesa y Lopez. Повернув на Juan и разогняя поток свето-шумовыми эффектами, машина перестроилась на центральную полосу и промчалась до площади De Espana. По кругу, чуть дальше и направо, на улочку General Sanjurjo. Нужная улица и дом 38 - уже совсем рядом.
Бригада скорой помощи не удивилась при виде отсутствия обычной толпы. Сказывались уединенность этой оконечности улицы, развернувшаяся прямо за домом стройка, воскресенье и прошедшие почти тридцать минут после вызова.
Подъезжая, они увидели открытый, широкий гаражный зев. Оттуда выбежали навстречу два человека в перемазанных серых комбинезонах. Зевака-пенсионер выглядывал из окна наверху.
Людей на улочке не было. Проехала пара машин.
- Мы перенесли его на кушетку, вовнутрь. Он весь синий, еле дышит. Пойдемте быстрее! - частил один из "комбинезонов" на родном испанском. Акцент, напоминающий наше "оканье" - едва уловим, а андалузцев на острове хватало.
Врач и фельдшер с чемоданчиком экстренной помощи уже скрылись в гараже. Водитель проехал вперед, метнулся к створкам задних дверей автомобиля. Затем открыл, выдвинул носилки и покатил их внутрь. Зажужжал электропривод, спрятав от чужих глаз противозаконные действия сотрудников Петра Константиновича при применении одноразовых спец.парализаторов английского производства "Silencer-72TN". Внешне, они напоминали перьевые ручки "Монблан".
Ворота поднялись через минуту. Тулио, облаченный в медицинский халат и шапочку, сел за руль "скорой помощи" и загнал машину задом в гараж. Покрой медицинской униформы не отличался от оригинала. Разнился лишь цвет. Слегка. А ворота уже закрылись.
___________________________
Петр Константинович так и не рассказал Катюше о предстоящей операции. Кнопка Т-этажа нажата и лифт дернулся. "Клаустрофобия" ползала медленно, то и дело поскрипывая какими-то неведомыми железяками. На часах 19:17.
- Кать, ты прости, что раньше не сказал. Но сейчас уже начнется. От тебя требуется любовь и боль за упавшего в обморок папашу. То есть меня. Это сердечный приступ. Будь всe время рядом. Изображай истерику, слезы, но ни на шаг от меня не отходи. Ни на улице, ни в "скорой помощи". К ним в машину нельзя, ни за что. Только "скорая". Вот и всe. Будь рядом.
Лифт остановился. Пора было выходить. Катька провела ладонью по его щеке. Смотрела спокойно и решительно. "Бой-баба!" - пронеслось в голове Петра Константиновича и он перекрестился, в мыслях.
- Я буду с тобой, папочка, - прошептала она.
Петр Константинович вряд ли услышал - он уже включил "военнослужащего" и открыл дверь.
Они шагнули в неизведанное.
А в гараже дома 38 было жарко, пыльно, тихо и сумрачно. Альберт второй час сидел на водительском месте "скорой" и слушал радиообмен диспетчера с бригадами медиков на выездах. Почерпывал необходимое в плане лексикона и формы разговоров.
Как и предполагалось - ничего сложного. При получении вызова, диспетчер, прежде чем отправлять машину со станции, называл по общему радиоканалу причину вызова и адрес. Затем вызывал ближайшие к месту происшествия бригады медиков. Судя по разговорам, даже мир "скорой помощи" тянул вялую, полусонную жизнь - по-курортному, вдобавок с воскресным.
Вызывали и 15-ю бригаду. Но она лежала в подсобке, с залепленными ртами, уже в сознании, с конечностями, связанными SH (лента-наручник или "хомут"). За них ответил Альберт. Сказал, что случай сложный, но без госпитализации. Ориентировочно, планируют возвращение на станцию в 19:40. Диспетчер ввел необходимые данные в компьютер и на большущей, настенной карте Лас-Пальмаса в районе улицы Portugal у дома 38 засветились зеленым числа: 15, 18:35 (время связи) и 19:40 (время возврата).
Сутулясь, как обычно, Петр Константинович отомкнул ажурную калитку дворика и пропустил Катюшу на улицу. Шагнул сам. Она взяла его под руку и они пошли к набережной. В этот момент сзади раскрылась дверь машины и их окликнули.
- Катя! Пeтр Константинович! А мы вас ждем! - громко проскрежетал Рачинский.
Петр Константинович не спешил поворачиваться. Катюша вела себя спокойно и, казалось, воспринимала всe адекватно и без напряжения. Она обернулась первая.
Вокруг было немноголюдно. Вечер вступал в свои права, позволив светилу поудивлять зрящих землян алым раскрасом округи, напоследок. Узкой полосой между стен в улочку заглядывали небеса с невесть откуда появившимися тучами. Вдали лежал пока спокойный, предзакатный, темнеющий океан. Но завтра погода, вероятно, переменится. Будет ветренно.
Обернувшись, Петр Константинович увидел Куло, стоящего у раскрытой задней двери черного БМВ. Смотрел он как-то странно - тем же, потусторонним взглядом, но пытаясь улыбнуться. Трое здоровенных "телков" в темных очках паслись по соседству с машиной.
Рачинский приближался быстрым шагом. Петр Константинович и Катя сделали шаг навстречу и остановились. Рачинский подошел.
- Володя, я же вам сказал, что не стоит нас подвозить, - раздраженно отчитывал Петр Константинович и даже ввернул малознакомое слово. - Это неэтично с вашей стороны.
- Но вот же машина. Уже здесь. Зачем себя утруждать прогулкой, Петр Константинович? Катя? Тут и ехать-то - пять минут. А еще, я хотел вас со своим лучшим другом познакомить. К тому же - он мой начальник. Очень крупная фигура в бизнесе. Может быть, он вам даже с лечением дочери поможет. Безграничные, просто безграничные финансовые возможности у него. Вы представляете?
Петр Константинович даже чуть поежился, в мыслях, от такой беспардонности. Но Катюха в тонкости папиной планиды никогда не вникала, сразу проявив "нетематическую" и жестоко наказуемую инициативу.
- А как вы смеете в моем присутствии упоминать о моeм личном? Вы - дрянь, и видеть я вас больше не желаю. Папа, пойдем.
Она отвернулась, а Петр Константинович, тем временем, смотрел на приближающегося Куло. Телохранители, организовав "дельту" вокруг него, тоже подтягивались.
- Екатерина, нижайше прошу у вас прощения. И у вас, Петр Константинович. Извините, ради Бога. Я же не хотел. Я же думал как лучше...
Петр Константинович оглаживал Катькино плечо и смотрел в испуганные глаза Коли-Вовы печальным взором наряда лжи из гардеробчика "униженные и оскорбленные".
- Был бы я помоложе, молодой человек. Мы бы с вами совсем по-другому поговорили. А сейчас, извольте нас оставить в покое.
Рачинский чуть не плакал и повернулся на голос Куло.
- Владимир, представь меня пожалуйста твоим новым знакомым.
Мимолетно, Петра Константиновича изумили глаза приблизившегося Куло. Взгляд, буквально, пожирал отвернувшуюся Катьку. Никого рядом не существовало и быть не могло, поскольку он смотрел сейчас на потерянное навсегда, но незабытое СЧАСТЬЕ. На единственную ЛЮБОВЬ всей его жизни. Куло и говорил-то как-то отстраненно, будто бы заставлял себя говорить и ему это мешало видеть. Петр Константинович посмотрел на ботинки Куло - 43-44 размер. У Рачинского меньше. "Неужто сам заходил?! Во попал мужик, e-маe!"
- Так вы тоже из элитных хамов, молодой человек? - не скрывая ненависти, обратился Петр Константинович к Куло. Скрывать что-либо было незачем. Уже, вообще, нечего скрывать. Всё.
Петр Константинович сжал зубами капсулу и немедленно проглотил оболочку.
Ох уж эти наши военно-медицинские "яйцеголовые", из бывших. И чего только не напридумывали или у Господа не сперли. Принцип действия препарата, содержащегося в капсуле, почерпнули оттуда же - из анналов людской природы.
В человеке, погруженном в ледяную воду, эта самая природа приводит в действие определенные механизмы - запускается так называемый "эффект ныряльщика". Резко снижается сердечная деятельность до 5-10 ударов в минуту. Циркуляция крови в конечностях прекращается. Кислород, содержащийся в легких, обогащает лишь кровь, поступающую к головному мозгу. Из данного состояния "утопленника" возможно возвращение человека к жизни в течение получаса. "Яйцеголовые", всего лишь, нашли спусковой крючек. Долго искали и умницы они - согласен. А возврат к жизни - искусственное дыхание чистым кислородом и непрямой массаж сердца. Но риск, он и в прошлой, многолетней Африке Петра Константиновича - по другому не назывался. К тому же, с малярией.
Петр Константинович упал на руки Рачинского и тот уложил его наземь. Немая сцена состоялась и первой заверещала Катька. Телефон неотложки знал один из "телков". 112.
Ни уговоры, ни беспрестанно причитавший: "Катенька, Катюша, Катенька," - прижавшийся сбоку Куло, ни пляшущие вокруг Рачинский с "троицей" не могли оторвать еe от руки, постепенно синеющего Петра Константиновича. Кто-то додумался, наконец, подложить под голову свернутый пиджак. Кто-то предложил загрузить в БМВ и везти. Но куда? До "скорой" уже дозвонились и она - в дороге. Наконец, дошло, что нужно оказать первую помощь, и Рачинский начал долбать со всей силы кулаком по груди Петра Константиновича. Вокруг собирались люди. Толпа росла. Катька громко повизгивала и плакала, размазывая косметику на лице. Куло причитал. Петр Константинович подрагивал от ударов Рачинского и уже основательно посинел. Телохранители обступили Куло, беспокойно оглядываясь по сторонам.
Ветерок ворвался на улочку, извещая о наступлении вечера и перемен.
Стенания "скорой" уже доносились с Portugal, и вскоре визг тормозов провозгласил еe прибытие.
Водитель Альберт приклеил усы и надел очки, чтобы не ошарашить Катю, а "испанцев" ей видеть не доводилось.
Клином прошивая толпу, прикатили носилки. Положили на них Петра Константиновича и повезли к "скорой" ногами вперед. Специалисты, едрит! Катюха побежала за ними. За ней, не отставая - Куло и вся свита. Люди провожали взглядами и покачивали головами.
Возбуждение с легким, невесомым сонмом знакомой бабульки Петра Константиновича носилось над толпой. Темнело. И довольно быстро.
Куло наотрез отказал настойчивым увещеваниям Рачинского сесть в БМВ и сопровождать "скорую", поскольку Катерину невозможно было оторвать от отца. В чреве, кроме носилок с Петром Константиновичем и пары "испанских" братьев-медиков могли поместиться лишь двое. Откидные одноместные сиденья на противоположных стенках у двустворчатой задней двери заняли Катюша и Куло. Рачинский сел с водителем. Мигая и стеная, "Скорая" тронулась в сопровождении БМВ. "Испанцы" заколдовали над Петром Константиновичем: распахнули пиджак и рубашку, надели кислородную маску. Рома взялся за обе "лапы" дефибриллятора, который начал нудно набирать высокую звуковую тональность.
Изумленный, немного взбрендивший вечер на Portugal стих. Островная жизнь полилась в общей гармонии слащавого, привычного и теплого киселя, лишь искоса встречая и провожая разноцветные перемигивания с подвыванием сирены на пути следования.
___________________________
То ли кислород оказался слишком чистым, то ли заряды дефибриллятора в едва обученных руках пришлись по сердцу. А скорее всего, когда Рома сказал Толе на испанском, после десятка безуспешных попыток: "Помер", - Катюха услышала. Переводчица, всe же. Хотя, языками другими владела, но набросилась, как пантера, сверху на Петра Константиновича, обхватила своими ладошками его голову и заорала: "Ты же обещал! Ты же мне обещал, папа!!!..." Они пытались еe оттащить. Машину трясло и раскачивало на скорости. Всe вокруг визжало, орало, трещало и стенало. Ромка, увидев еe истерику и безумные глаза, снова подставил "лапы" к сердцу Петра Константиновича. Тело подбросило ударом тока, и сердцу надоело терпеть издевательства - оно заработало.
Рома сделал Петру Константиновичу укол. "BIEN!" Толик заулыбался. Узнав, Альберт облегеченно, нещадно матерился про себя на всю эту гребанную жизнь, шевеля губами приклеенные усы.
А Катька увидела его впервые без майки или рубашки, или еще там чего. Погладила широкий, прямой шрам на груди Петра Константиновича от левого соска и куда-то направо, к бедру. Трогала вмятинку от "пулевого" на плече. Гладила остальные шрамики и шрамы. Ей стало страшно от того, сколько пришлось натерпеться папкиному телу в этой жизни. Заплакала, горько, навзрыд, прижавшись к его груди.
Скорость упала. Понурый Рачинский, уткнувшись в забитую авениду Juan Doreste, часто посматривал и в боковое зеркало. Наконец, углядел БМВ сопровождения. Ребята не отставали. Пока, всe нормально.
Куло жил своей новой, желанной жизнью, сидя в уголке.
Минуты через три, Петр Константинович сам стянул кислородную маску с лица. Заплаканная Катька оторвалась от него и села на штатное место - напротив Куло. Петр Константинович возвращался к себе. Всe тело рвала боль, а на сердце - пустая дыра. Словом, как обычно. Он видел вокруг возбужденные, но улыбающиеся лица. Сейчас дирижировал Альберт и позволительно было просто отдохнуть. Он закрыл глаза, здороваясь с еще одной стародавней знакомицей - Болью.
Повернув, "скорая" набрала скорость, пошла в подъем. Снова повернула, начался спуск, и Петр Константинович услышал знакомый звук, напоминающий выстрел пневматического пистолета. Нет, пневматика, всe же, погромче будет.
Петр Константинович не увидел как Рачинский ткнулся головой в лобовое стекло и отвалился вбок - к Альберту. Одновременно с попаданием микроскопического продолговатого цилиндра в щеку Рачинского, Альберт рявкнул: "Хоп!" Толя оказался рядом с Куло - с его стороны машины - и поэтому пришлось работать ему одному. Рома не доставал, а Петр Константинович на месте Кати не сидел, и снова возник большой вопрос.
Куло ударил Толю локтем. Сильно ударил. Затем привстал и из его рукава появилось, блеснув золотом, нечто элегантное, стройное и весьма опасное. Он взревел, глядя на Катю.
Удар был направлен ей в грудь и единственной превентивной мерой, подвернувшейся под руку группы Петра Константиновича, оказалась его же подставленная, ближняя - к Куло - нога. Золотое лезвие прошило еe насквозь, застряв в районе голеностопа. Тем не менее, Петр Константинович припас дальнюю - от Куло - ногу. Мысок ботинка хлестко соприкоснулся с Кулиным лбом, по поводу чего, после классической паузы, Рома произнес на чистом и красивом русском языке:
- Труп.
Петр Константинович, скривившись от дополнительной порции боли, откинулся назад и... Всe-таки, надо работать дальше:
- Отъехал минут на пять. Гарантировано. Не переживай. Толя, ты жив?
- Почти, - промычал Толя, поднимаясь с медицинского оборудования под правым боком у Петра Константиновича.
- Тогда лечить этого хлопца будем. Руки ему - крест на крест и хомутами, к щиколоткам. Рот залепи, - Петр Константинович примолк, чтобы отдышаться. - Пиджак с рубашкой - с плеч, вниз, до локтей продерни, только быстро. Так носить удобнее будет. И кто бы еще железяку из ноги вынул. А, доктора?
Катюша снова разрыдалась. Ох уж эти женщины! К тому же, красивые.
Две стеклянных банки под два литра, из под каких-то микст-фруктов, с бензином и прикрепленными сбоку фальшфеерами оказались ненужными. БМВ потерялся где-то в тоннеле и фруктовым ассорти, в стремительном беге, по морде не получил. Зрелище, надо сказать, феерическое. Когда на скорости. И Петр Константинович вспомнил как однажды... Впрочем, это совсем не к месту. Болело уж очень сильно.
Да и вообще. Надоело всe Петру Константиновичу. Воскресенье ж. Выходной. Ну их к лешему, эти Канары.
На небольшом причале у городка Banaderas ждала яхта.
___________________________
Они не виделись с тех пор. Маринка уволилась и поехала к своему англичанину, навсегда. Петр Константинович в тот раз бюллетенил долго. Куло задел что-то в связках и "живодерам" пришлось резать снова и снова.
Жизнь летела. Под рождество 2003 года, супруга и сын собрались на несколько дней в Харвич, что в жуткой глуши туманного Альбиона, а затем в Лондон. Петр Константинович упирался всеми правдами и неправдами, отбрыкивался и ехать не хотел. Болело здесь, ломило там и поскрипывало повсеместно. Но родные наблюдали полную депрессию и настаивали на смене обстановки. Настояли.
Как-то раз, они прогуливались по шумной и многолюдной, вечерней Оксфорд-стрит втроем. Вокруг сияли витрины магазинов с рождественскими елочками. Серым бесконечным потоком шли люди, в пробке давились машины и колоритные двухэтажные автобусы в красном.
На столицу Великобритании сыпал легкий снежок, моментально превращаясь в препротивную слякоть под ногами. Петр Константинович шагал потихоньку в серединке, поддерживаемый с одного бока сыном, а с другого - супругой. На душе было пусто и муторно. Хотелось виски, обездвиженного покоя, уютного и непотревоженного домашнего тепла. Сын безуспешно пытался развеселить историями из своего студенческого жития-бытия. Супруга похихикивала. Петр Константинович заставлял себя улыбаться.
Внезапно, его взгляд встретился с глазами девушки впереди. Она приближалась, что-то сверкнуло и он узнал маринкины глаза.
Она, оставив спутника, подбежала. Не обращая ни на кого внимания, приложила теплые ладошки к его щекам, как тогда... давно... Смотрела и, казалось, шептала что-то доброе, милое.
Окружающее наполнилось абсолютом тишины. Возник свет. В коме он совсем другой - неживой, слишком белый и яркий. А этот свет согревал. Неведомая сила питала всe его естество, стерев боль, уныние и тяжесть лет. Душа проснулась, воспрянула и, наконец, откликнулась. Грянул полковой оркестр и Петра Константиновича отбросило на десятилетия. Он уже чеканил шаг, держал равнение, плечом к плечу с такими же молодыми, сильными и убежденными, что жизнь бесконечна.
Жена и сын - рядом. Виновато улыбаясь, еe спутник прошел мимо.
Она всe смотрела и смотрела. Оркестр взревел фанфарами. На финальном аккорде она зачем-то коснулась губами его лба и умчалась за этим еe англичанином. Воздушная, стремительная и прекрасная.
- Кто это? - Холодно спросила жена.
- Эт-чe за гeл, пап? Совсем они тут обалдели, - возмутился сын.
- Это Екатерина... Внебрачная дочь английской королевы... И моя, - поправляя воротник одеяния лжи, громким командным голосом отрапортовал Петр Константинович. - Осталось спереть миллион.
Они продолжали стоять под снежком. Пауза затягивалась. Супруга отреагировала первой.
- Господи, почему я терплю эти муки? Ребенка бы постеснялся. Васенька, иди ко мне, маленький. Да ну его.
Маленький, ростом 198 см, не двинулся с места, пожирая отца восхищенным взглядом. Петр Константинович обернулся. Там - лишь холодно и темно. Еще немного поискал глазами, но увы.
А "военнослужащий" Макеев уже приступил к постановке боевой задачи: "Всe-таки, жить - это здорово", - и стал вспоминать где - в подвале подмосковной дачи - лежали штанга, гантели, гири, груши и макивары. Ржавый металл турника он отполирует ладонями, как обычно...