Капитан третьего сорта
В день Военно-Морского Флота, дворник, военный пенсионер Олег Николаевич, стихийно, как смерч посередине моря, собрался с товарищами в тенистом, тихом месте: под кипарисами в кустах, возле своего объекта…
Сдвинули лавочки, в центре поставили самодельную урну для мусора с ног на голову. Сделали замес во фляжке, закамуфлированной под книжку «Чингисхан». Разлили в одноразовые, пластмассовые стаканчики чистый медицинский спирт, подаренный соседу и другу Сашке в честь праздника одной хорошей знакомой, работающей в местном морге. Посмеялись над своей пенсией, с ностальгией вспомнили службу и чистейшую кают- компанию, пошутили над спиртом и, не побрезговав, выпили, как воду, занюхав корочкой хлеба, и закусив гнилым помидором? за пять рублей килограмм. Разговорились…
Если бы сказали раньше сыну адмирала и капитану третьего ранга, что он офицер ВМФ будет работать на пенсии дворником, спасаясь от нищеты, он бы засмеялся этому человеку в лицо, не задумываясь. Кто знал, что придётся таким способом спасать семейную лодку, которая каждый день попадала в бытовой шторм, намериваясь разбиться о скалы безденежья и всё увеличивающихся вынужденных расходов.
А, сейчас убирая территорию вокруг двух жилых домов, он как салага в юности, когда учился в Нахимовском училище, ловко, как палубу корабля чистил, смоченный утренним, летним дождиком, шершавый, грязный асфальт. Работой он не брезговал, относился к ней с военной философией, служба есть служба. Олег Николаевич был готов за деньги, хоть навоз руками убирать, лишь бы хорошо платили, лишь бы поддержать семью на плаву. Но платили, как обычно плохо, гораздо меньше его смешной, военной пенсии. Все эти проблемы приводили к тому, что семейный корабль то и дело давал течь, готовый в любой момент затонуть или выкинуть его одного за борт, в открытый океан:
– Ты что Олег путной работы не можешь найти? – с усмешливой поддевкой спрашивали его доброжелатели. Ты же морской офицер, шёл бы в охрану сторожем или ещё куда-нибудь, а то опустился ниже канализации. Стал человеком низшего сорта… Капитан – это же идущий впереди.
– По вашим понятиям сторожевой пёс круче чистильщика. Да где я только не работал. Да я экватор два раза проходил. Куда я только не обращался. Везде нужны молодые да ранние, – с грустью отвечал дворник. – Тут после сорока уже никуда не берут, а мне за пятьдесят. В охране требуют лицензию на оружие. Какая может быть лицензия, если я всю жизнь на флоте в морской пехоте прослужил. Я же все виды оружия с закрытыми глазами разберу и соберу за шесть секунд, как пить дать. А они мне дай бумажку. Да времена пошли: без бумажки я букашка, а с бумажкой человек. Спрашивают: а лет вам сколько? О-о-о, столько не живут!.. Как это вы умудрились дожить до такого преклонного возраста? Так вы по нашим меркам долгожитель, древний, глубокий старик. Вы же знаете, что по статистике мужчины в нашей стране больше пятидесятитрёх лет не тянут. Всё видоизменилось, раньше говорили, пошёл ты, а сейчас вежливо придите завтра или мы вам перезвоним. Тут всё понятно, что у них на уме. Они думают, всё дед, тебя закапывать пора. Ваша молодая душа нас мало интересует.
Раньше Олег Николаевич жил с соседями относительно дружно. Ну как дружно? Ни с кем не ругался, с некоторыми мужиками выпить не отказывался, со стальными доброжелательно здоровался. Врагов к счастью не было, путных друзей, к сожалению тоже. Собака самый лучший друг, плохо, когда друг, как собака. Одно радовало, образовавшийся «пивной клуб», который собирался ежедневно в тени кипарисов.
Наткнувшись в очередной раз на вроде бы собачьи мины, которое с огромным трудом, хуже, чем при разминировании, убирались с асфальта, размазываясь, как клей и страшно воняя, Олег, злобно сплюнув накатившийся комок к горлу, уходил в какой-то транс, сожалея об упущенных по глупости возможностях. Такое чувство, что кто-то специально разводил всю эту грязь, вытаскивая её на свет Божий. Дворник часто вспоминал о чистоте, порядке и строгой дисциплине на флоте…
Служба шла, как по маслу. Вначале Нахимовское училище, потом Военно-Морское высшее, командное училище, ракетный крейсер, затем служба в штабе, при папочке адмирале. Карьера стремительно, как торпеда неслась вперёд, к указанной отцом цели.
Но тут, как гром средь бела дня, началась перестройка, для страны помойка. Поганой метлой вычищался весь не нужный мусор. От под кавёрной, мышиной возни, не выдержало сердце честного, старого адмирала, и он умер прямо за рабочим столом, читая очередную кляузу сослуживцев на себя, от желающих сделать себе карьеру в мутные времена.
Старые завистники в штабе с нетерпением ждали случая, чтобы подставить подножку и адмиральскому сыночку. И, в конце концов, такой момент настал. Приехал с проверкой контр-адмирал, страстный любитель рыбалки. Вот тут-то Олега и подставили, рекомендовав его, проверяющему начальнику, как крупного специалиста по рыбной ловле. Они прекрасно знали, что старый контр-адмирал очень любил тихо с удочкой посидеть на рассвете, любуясь восходом солнца, и наслаждаясь тишиной.
А Олег Николаевич, как минёр по специальности, признавал только один способ рыбной ловли: глушить рыбу взрывчаткой. Проблем с взрывчаткой не было. Взял на складе вооружений пару шашек по двести грамм тротила, как в магазине мыло в целлофановом пакетике. Вечером повёз на штабном "Уазике" высокого начальника на речку:
– А где ваши удочки? – удивлённо спросил контр- адмирал Рыбаков.– Вы что офицер снасти забыли? Хорошо, что я всегда с собой удочку вожу на проверки.
– У меня всё с собой, – хитро улыбнулся капитан третьего ранга, показав пакет с тротилом. – Полную лодку рыбы гарантирую. Сто пудов не меньше.
Молча сели в лодку, отплыли на середину. Рыбаков, не торопясь с умилением, плюнул на червяка, закинул наживку в мутную воду: « Давай Олежка, покроши приманки, прикорми, чтоб лучше клевала».
Олег, ехидно улыбнувшись, взял тротиловую шашку, разрезал её кортиком на три части, вставил запал, подсоединил провода к батарейке и взрывателю. Продолжая мило лыбиться проверяющему адмиралу, осторожно опустил тол в реку. Бомба медленно ушла на дно. К несчастью было не глубоко...
– Вы что это задумали, офицер? – испуганно улыбнулся, якобы ничего непонимающий адмирал. – Вы мне эти штучки-брючки бросьте.
– Всё нормалёк, товарищ контр-адмирал,– лыбился довольный жизнью Олег. – Сейчас вся рыба будет наша, отсчёт пошёл.
Не успел проверяющий сказать ещё даже полслова, как капитан третьего ранга соединил провода. Шандарахнуло так, что лодку подкинуло на несколько метров над водой, слегка оглушив и контузив рыбаков. К счастью пробоины не образовалось. Проверяющий начальник посерел, как небо во время грозы. Потеряв дар речи, что-то замычал, замахал как бешенный руками, чтобы гребли к берегу.
Испуганный адъютант, с перекошенным от страха лицом, заскочил в холодную воду и помог обезумевшему Рыбакову вылезти на берег: « Товарищ контр-адмирал, я тут поймал для вас три пескарика » – почему-то начал оправдываться адъютант.
Олег Николаевич, ещё толком не осознав весь ужас происшедшего, громко заорал, как на учениях: «Адъютант садитесь на вёсла, адмирал с берега рыбачить желает!»
Офицер молча, подчинился старшему по званию. Оставил онемевшего командира на берегу, забрался в лодку:
– Хорошо, что двести грамм не запалил, а то бы не только всю рыбу разорвало и нас на мелкий прикорм вместе с лодкой, – орал Олег.– Забыл груз к толу привязать, вот он и всплыл под самое днище.
Адъютант, побледнев и осунувшись, монотонно, как на соревнованиях по гребле, под счёт, грёб к заводи.
Олег Николаевич опять приготовил кусок взрывчатки на грамм семьдесят пять, привязал к ней груз, подсоединил провода и со значимостью проделанной военной операции, опустил «страшную силу» на самое дно. На этот раз рвануло удачно. Быстро подгребли вниз по течению. Схватив сачок, капитан, вспотев от напряжения, кидал и кидал в лодку рыбу, да всю крупную: судаков, сомов, огромных щук…
Рыбаки на берегу побросали свои уже никому уже не нужные удочки. Залезли по уши в весеннюю, недавно освободившуюся ото льда речку и хватали руками и зубами, как звери, неожиданную добычу.
Контр-адмирал, закрыв уши руками, быстро отполз за бугор и затаился, боясь новой бомбёжки. Тихо постанывая, слушал никак не проходящий, нудный свист в обоих ушах.
Когда лодка была до отказа набита рыбой, адъютант, придя в себя, медленно погрёб к берегу, с насмешкой и жалостью смотря на довольного собой и своим рыбацким подвигом, капитана, пока ещё третьего ранга.
С трудом, найдя начальника, офицеры отпоили его жирной ухой: « Вы что думаете, я голодный?! – вместо благодарности заявил проверяющий.– Куда столько рыбы? Я вас не понимаю! Мне на всю жизнь хватит. Так отдайте её лучше на какой-нибудь крейсер, на камбуз, а то сгниёт. Да и вообще это ни к чему. Флот пока, слава Богу, не голодает. Идите-ка милейший братец на базар к селёдочницам, я думаю там ваше место!..»
На следующий день был подписан приказ, о переводе Олега Николаевича на Дальний восток… Через некоторое время его попросили написать рапорт об уходе на пенсию. Вот так, из-за рыбалки, Олег не стал адмиралом…
Часто вспоминал свою роковую, судьбоносную ошибку дворник, отмывая самодельную метлу, от дерьма и грязи, смерившись со своей участью военного пенсионера.
Однажды по телевизору Олег Николаевич к своему очередному несчастью услышал о новом указе. Наконец-то пожалели дворников, подумал он: «Теперь все без исключения владельцы собак должны ходить с кулёчками и совочками, и собирать за своими любимцами все радости, которые они мне постоянно приносят из дома на улицу, – весело сообщил Николаевич жене.– Ну наконец-то додумались. Теперь закон на моей стороне. И ещё все их собачьи дети должны быть на длинном поводке и в наморднике. Так что шарится свободно запрещено, все враги народа подлежат уничтожению. Мы должны быть ответственны за тех, кого приучили. Хватит заразу разводить».
Каждое утро бешеный будильник отбивал склянки. Выйдя, как на вахту со своей боевой метлой, на улицу, Олег Николаевич с привычным флотским усердием брался за работу. Расценив, как провокацию на аврал новый собачий указ, решил объявить войну бродячим псам. По его, пока ещё мирному шуршанию метлы, можно было сверять часы Культурные, образованные люди нехотя просыпались, выходили на балконы, оттянуться, подышать свежим воздухом, покурить, попить свежо - сваренный кофе, харкнуть вниз на уже лысеющую голову, стареющего дворника. Каждый курильщик считал за первоочередную необходимость не только затянуться до отказа гадким дымам на голодный желудок, но и бросить как можно точнее не потушенный окурок вниз на прохожих. Один из «бычков», как - то раз попал за шиворот дворнику, прожёг любимую тельняшку и спину, приведя Олега в бешенство: «А вдруг ребёнок или внук, был бы на моём месте, что тогда?..» …Наглый сосед, подло улыбаясь, умело, отбрехался от своего преступления…
Жена дворника вынесла ему кепку, ворча про себя об опасности выходить на работу без головного убора: «Это твой корабль мечты! О таком корабле ты мечтал?– ругалась она.– В таком киркоматыжном флоте ты хотел всю жизнь служить? Так воткни свою метлу в кучу мусора, вместо мачты, и прыгай вокруг от радости!..»
– Да тут кепка не поможет, даже шлема мотоциклетного мало. Надо каску фашистскую и «фюрера» в придачу, Тогда уж точно поймут, как себя вести надо, улыбался Олег, наткнувшись на очередную в дребезги разбитую бутылку, выкинутую на улицу захмелевшими жильцами. Бывший моряк ходил как грибник или минёр с миноискателем по лесу, и с каким-то даже азартом и остервенением искал и собирал мусор и прочую грязь, на «асфальтной палубе» возле дома. «Вообще-то бывших моряков не бывает», – думал он… Жаль жена не может на работу устроиться, было б легче… Быстрей бы деток до ума довести, вздохнул бы свободно…
Кроме своих прямых обязанностей грести мусор и собачьи экскременты, Олег Николаевич, с любовью и рвением занимался благоустройством: В тенистом кустарнике соорудил с домкомом три лавочки: одна простая, как миллионы других, вторая в виде удобного диванчика, чтобы можно было развалиться как в кресле дома, а третья лавка в виде лежака, как в бане или больнице, с подставкой вместо подушки под голову, чтобы отдохнуть по настоящему после работы, если устал капитально… Газоны огородил маленькой аккуратной оградой. По углам поставил самодельные урны и дырявые вёдра, чтобы люди не гадили где попало, как псы. А то его просто выворачивало, особенно после вчерашнего, когда приходилось убирать использованные шприцы, презервативы и прокладки: « Пускай размножаются, – думал Олег – Только зачем гадить, как животные, где попало, да ещё мимо урны. От экстаза, что ли попасть не могут?»
В импровизируемые урны редко кто попадал, но и этому дворник был очень рад. Хоть весь мусор был рядом, а то бегай за их гадостью по всей территории. Со скрипом в спине нагибался за очередной пакостью, Олег в сотый раз вспоминал службу, как они ещё юными курсантами, хоронили всей ротой, брошенный мимо урны окурок. Как дружно бежали пять километров в одну сторону, неся маленький остаток человеческой невоспитанности. Потом со злостью копали двухметровую яму, укладывали, чью- то никчемную совесть на самое дно могилы. Быстро забрасывали липкой грязью окурок и, очищенные от скверны, неслись, обгоняя ветер в часть на завтрак...
Вот так бы всех жильцов прогнать бы по периметру, перестали бы творить подлые чудеса, с ностальгией мечтал капитан третьего ранга в отставке. Решил воздействовать на местное население с помощью наглядной агитации, как на флоте. Всю ночь писал «боевые листки», расклеивая их в самых загаженных местах: Уважаемые жильцы!!! Убедительная просьба, перестаньте кидать куда попало отходы своей бурной жизнедеятельности. Напоминаю вам, что вы люди, а не животные. В случае продолжения беспорядков буду заносить ваш мусор к вам обратно домой, и жаловаться, только не знаю кому? Без всякого уважения к животным и с огромным уважением к людям, пока ещё ваш менеджер мусорных работ.
На вышедший указ и «боевые листки», как обычно никто внимания не обратил. Любители собак продолжали выгуливать своих любимцев на детской площадке и асфальте, крича при этом на ребятишек, чтобы не бегали, где попало. Кому было не лень, подписывали призывы Олега матом или срывали его письменные крики души.
И вот однажды, когда его внук в очередной раз, убегая от собачьей стаи, по уши влез в псиную неожиданность, нервы дворника не выдержали. Он вызвал с городского хозяйства собачников, которые, как пигмеи в Африке, из стреляющих ядовитыми стрелами трубочек, усыпили и увезли всю собачью стаю, мешающую жить по- человечески, как нормальным людям… Дворник стоял рядом и внимательно следил, чтобы не пострадала чья-нибудь из домашних собачек:
– Мы что их фильтровать будем? – ругались, уставшие от бойни собачники. Хозяйские должны быть в ошейниках и не бегать где попало. Секса им захотелось, понимаешь ты. А нам кабелям, как быть?..
Одна сердобольная, боевая женщина, на много лет старше Бальзаковского возраста, знающая в совершенстве все законы, а точнее, умеющая запускать их в действие и останавливать, прижимала к себе, как грудного ребёнка, старого, блохастого двортерьера:
– Как хорошо, что я тебя гульванить на собачью свадьбу не отпустила. Ты же дурной так рвался, так рвался погулять. Моя профессиональная интуиция стократ сильней собачьего чутья. Ну, я вам устрою «Кузькину мать»! – бушевала женщина.
Бабушка действительно была боевая. Она, как и дворник наводила возле дома порядок. Писала жалобы по любому поводу, на всех кто по её мнению нарушал законодательство. Жалоб писалось несколько в разные инстанции, чтобы не произошло отфутболивание, как это обычно бывает по мелочам. Так что каждое заявление не оставалось без ответа…
Первыми пострадал ЖЭК со слесарями, потом владельцы машин, за экологию и шум. Потом ей не понравился так нужный всем магазин. Даже депутату досталось, который посмел на свои деньги построить детскую площадку, забыв о собаках. Его она обвинила в краже. Хотя украсть на детскую площадку не грех, рассуждали поверившие ей жильцы:
– Где же собаки гулять будут?– возмущалась правовед.– Никакого житья нет от этого подрастающего поколения. От этих деток столько шума и грязи. Где документы на железо, дерево и прочие материалы? В лесу деревья спилили и украли.
Перечень её претензий занял бы не одну толстую книгу. Ну и спасибо ей за это. Хоть одна живая душа набралась смелости бороться за свои собачьи права. Ну и что, что только в своих интересах, ну и что, что только о себе думает? За то какой яркий пример для подражания, трясущимся за свою шкуру людям, боящихся защитить себя и свою семью…
Олег Николаевич, глядя на смелую женщину, тоже решил покачать свои права. Подойдя к собачникам, он им огласил некоторые выдержки из нового закона, касающегося правил выгула собак. Что тут началось, описать конечно можно, но потом будет стыдно перед детьми. Но язык всё-таки чешется, рука так и дёргается к ручке, ладно кое- что напишу:
– Ну ладно академик Павлов Иван Петрович, твой однофамилец, ради науки собак губил, а ты ради чего?– шумели не на шутку взбесившееся собачники.– Фашист проклятый! Отстой нашей цивилизации. Капитан третьего сорта!!!
– Ради детей, ради внука своего, он же маленький совсем, что попало, хватает и в рот себе тащит. Палец постоянно сосёт. Не животных надо в первую очередь любить, а людей!– взбесился дворник и отпихнул своей колючей метлой, тявкавшую собачку.– Видать кому-то Бог не дал счастье быть настоящими людьми, способными любить только себе подобных. Да пошли вы все, на все четыре стороны, туда, где дед Вано коров не пас. Вы же в ответе за тех, кого приучили. И не надо на меня всех дохлых собак вешать.
– Сними штаны, покажи куда идти! – визжала, как резанный поросенок приблатнённая бабулька.– Да я, таких как ты, знаешь сколько пересадила? Больше десятка под вышку подвела… Всё моряк мажь лоб зелёнкой, твоя очередь пришла. Надо ещё разобраться какой ты национальности и выслать на этническую родину…
Через некоторое время Олега Николаевича вызвали в народный суд. Одевшись в белоснежную форму военного морского офицера, пристегнув кортик, капитан третьего ранга в отставке прибыл в строго назначенное время на заседание. Там он встретил помолодевшую от конфликта старушку, издевательски улыбающуюся ему. Судья прочитала заявление от бедной, оскорблённой женщины. Где она подробно со знанием закона изложила суть дела, тщательно перечислив всех сказочных героев, доказывая, что все доводы дворника, что она имеет какое-то отношение к «ведьмам, вампирам, ходячим чучелам и бабе Яге без грима» – лживы!
– Статья об оскорблении сильнее вашей собачьей статьи, – заявила судья.– Так что вам штраф и по-хорошему предлагаю немедленно извиниться перед хорошей женщиной и пойти на мировую. Легко быть орлом перед женщиной. «Настоящий герой нашего времени – это тот, кто находит в себе силы быть добрым!»
Униженный мужик; онемев – перед силой закона и попав в очередную засаду, схватившись за кортик, привознемогая себя, с неимоверным трудом, попросил у побледневшей, испугавшейся соседки прощение и заплатил штраф, равный по размеру своей зарплаты дворника. Железные цепи отчаянно сковали сердце и душу Вечером, придя домой, лёг в постель, посмотрел на жену и подумал: а звать то тебя как? Напрочь, забыл имя супруги. О ужас! Неужели заново придётся знакомиться, как тридцать лет назад, во время уборочной, на танцах? Она мне этого точно никогда не простит:
– Ну, как, чем кончилась?– с тревогой спросила жена.
– В "Жэке" спрашивают, подкашиваешь травку?..– ушёл от болезненного ответа Олег, боясь скандала из-за штрафа.– Хреном что ли? Вы косу дали? Пока настраиваю старую аппаратуру… Пишите, говорят анкету, сколько хотите зарплату, и о каком-то карьерном росте. Был дворник, стал старший дворник что ли? Обещали наградить, присвоить звание заслуженного работника метлы и лопаты. Я ж один на всю округу. Только старики и метут, а молодёжь работать не хочет или стесняется? Стыдно с голоду пухнуть, нищету плодить, да бичевать. Одно слово паразиты на теле пролетариата.
– Достал ты меня, герой коммунального хозяйства, со своими шуточками!– отвернулась к стенке жена. – Доиграешься с соседями, наградят тебя обязательно: орденом «Сутулова первой степени». Запомни хороший сосед лучше родственника.
Ища защиты и не находя, наконец - то надел крестик, который столько лет валялся в тумбочке: «От животных хоть польза в лесу, от людей только вред. Я понимаю, собака друг, если её хорошо воспитать!– заговорил Олег.– Ну не хотят люди жить по-человечески, не хотят. Нет среди них мира и любви. Нет человеческих нормальных отношений. Ни здрасти тебе, не до свидания, никакого уважения к людям, как собаки, одно лишь тявканье. Собаки хоть два раза в год любят, а дикие люди вообще без любви всю жизнь живут. Ты говорят, собак убил, и до нас скоро доберёшься. А я грудью встал на защиту детской площадки от собачьего и прочего навоза. Если б не Архангел Михаил, кому стоит памятник в центре города, чтобы было с этим городом, одному Богу известно. Если б не дожди, которые всё смывают, как в унитаз, была бы в нашем городе эпидемия».
Ночью снились Олегу Николаевичу собаки. Они приходили к нему с преисподней, будоражили и пугали не только его, лишая сна, но и сводили с ума оставшихся в живых собратьев, которые всю ночь выли и тявкали, не давая всей округе спать. Один бывший собачник, очень любивший животных, тоже страдающий от бессонницы, шёпотом, с балкона на балкон, читал Олегу стихи:
Под вой собак я засыпаю…
…Под лай собак встаю с утра.
Живу я, как в собачьей стае,
Забыл про добрые дела.
Собачьи свадьбы, дни рожденья,
Я пережить всуе смогу.
А их заразу и сраженья,
Я просто видеть не могу.
Хожу по улице надзорной,
Вожак их злобный смотрит вслед.
Боюсь бежать, боюсь перечить,
Боюсь попасть к ним на обед.
Их люди предали когда-то,
Оставив на краю судьбы…
…В помойку кинули солдата,
Попали в лапы, к силе тьмы.
Собачьи стаи воют с горя.
Они, как волки средь людей.
Их бросили когда-то в море,
Убили псов, как злых зверей.
–Что хочешь сказать, гонял я кошек и собак, настоящий был дурак! – ответил стихами на стихи Олег Николаевич.– Ну кому- то же нужно делать эту грязную работу? Получается какой-то дурдом: «Борьба пчёл с мёдом!»
– Нет дорогой, дело не в этом. Вычистить мусор, убрать грязь и дерьмо собачье и прочих животных ты сможешь, пока тебя ноженьки носят. Ну а кто всю эту мерзкую, чёртову грязь вычистит с душ человеческих, если они сами этого не хотят? Ума не приложу…
Дворник уволился, не выдержав человеческого вампиризма и не уважения к его труду.
Лавочки, в конце концов убрали, по заявлению собачников. Самодельные урны выкинули на помойку. Люди разбежались по своим «будкам», собаки остались хозяевами на улице. Только ветер метался, как шизофреник по двору, играя мусором, и кидая его в лицо прохожим, завывая в открытую форточку бывшему дворнику: « Павлов, Павлов, иди, работай Павлов! Ты, почему не работаешь, а Павлов?» – выводя Олега Николаевича из себя…
Африканск 2006 год. лето.