Зима молчаливо распростёрла над землёй свои крылья, сотканные из лёгкого пуха. Постукивал звенящий мороз. Вдоль белых улиц замерли белые дома.
А за окном одного из белых домов сидела маленькая девочка в белом платье. Её звали Аня. У неё были пушистые русые волосы и нежные, тонкие веки, из-под которых смотрели на свет грустные серо-голубые глаза. Она была больна, горло её было замотано пушистым, но не колючим шарфом. Ей было жарко-жарко, было больно поднимать голову к потолку. Но она сидела в своём кресле у окна, смотрела на улицу. Ей хотелось ходить в школу, как ходят все ребята, а не сидеть за домашним обучением. Её дом, с мягкой, серой мебелью и плюшевыми молчаливыми игрушками, казался ей маленькой тюрьмой. А она сидела в нём, как пойманная птичка, и не могла петь, - у неё болело горло.
В соседней комнате тихими шагами ходила нянечка, - боялась потревожить девочку, думала, что она вот-вот уснёт в своём кресле. Но Аня не могла спать, да и не хотела. Она смотрела в окно. Белый, слепящий глаза снег лежал за окном призрачно и равнодушно, как мягкое одеяло, как сон. Вся её жизнь – кратковременные болезни, спокойные игры, книги в мягких обложках – была похожа на сон, утомляющий и длительный. Даже за окном она не видела ничего особенного. Мама с нею специально выехала жить в тихий район города, где не гудели каждые пять минут сирены, не кричали мальчишки, где редко что-то происходило. Она считала, что девочке нужен покой. Дом её выходил подслеповатыми, сонными белыми окнами на двор с двумя цветниками и скамейкой, которые сейчас были завалены пушистым снегом. Анина мама, красивая и золотоволосая, но печальная женщина в сером, считала это наилучшим местом. Здесь было спокойно… как в могиле.
Аня тряхнула волосами, голова закружилась, и она бессильно откинулась на мягкую, податливую спинку кресла. Мама сделала всё, чтобы окружить дочь этим томительным покоем. Она принимает лишь сладкие лекарства, без резкого запаха, пьёт в меру тёплый чай, не прыгает, не бегает, - всё словно в замедленном кино. А ведь она помнит, как когда-то просыпалась по ночам от яркого света, от голосов, - на столе, ещё не взятая папой, лежала кобура с пистолетом и форменное удостоверение… Мама нервничала, ругалась, плакала… Папа успокаивал её… «Со мной ничего не случится», - уверенно говорил он, обнимая её; мама вырывалась, сердилась… Он всегда был готов лезть в перестрелку с бандитами, упрямый, высокий, русоволосый оперативник, на которого она, Аня, так похожа… Маме это страшно не нравилось. Она обижалась, говорила сама не знала что, что он не любит их, думает о семье меньше всего… Обычная история, Аня не удивлялась. Иногда из-за этих ночных вызовов она просыпала школу, приходила поздно… Зато рядом был папа, высокий, уверенный папа. Его фото всегда стояло на мамином рабочем столе. Оно и сейчас там стоит. Только теперь оно перевязано чёрной ленточкой.
… Папа погиб. Какой-то бандит, опасный и жестокий, застрелил его во время погони.
Ночью маме позвонил папин товарищ по работе. Аня проснулась тогда, босиком пошла к маме, а мама сидела на полу и плакала. «Папа больше не приедет», - сказала она Ане. Аня не поняла, она удивилась, а потом закричала… У неё всё поплыло в глазах…
Впервые мама плакала тогда.
Аня помнит, как сырым дождливым утром они поехали далеко за город. Мама повязала голову чёрным кружевным шарфом. Ей, Ане, дали держать два странных, красных цветка, она сразу поняла, что они были ненастоящие, то ли из фетра, то ли ещё из чего. Ей было противно их держать. Они не пахли, их головки странно пружинили на проволочных стебельках. И ещё: папа ведь никогда не дарил маме по два цветка, только по три или пять. Аня сжимала цветки потной рукой и думала о папе. Никогда больше он не придёт к ней поздней ночью, с холодной улицы, с какого-нибудь задания, не погладит по голове, не поцелует на ночь. Его больше нет, вот и всё. И это было так просто, что стало очень страшно…
Они резко остановились и вышли из машины. С ними было несколько папиных товарищей, которые несли венки с чёрными лентами, и мамина подруга… Больше никого. Они пошли вдоль чёрных заборчиков, за которыми были кресты: светлые и тёмные, ржавые и новые, резные и простые железные кресты. Потом Аня увидела гранитный постамент… На кресте была табличка с именем папы, датой рождения и другой датой… Мама плакала, у неё дрожали руки. Подруга помогла ей зажечь свечи. Они долго стояли. Красная от напряжения, от обиды, от боли, Аня втыкала в мёрзлую землю свои цветки, а они пружинили на проволочных стебельках и отскакивали… Потом разлепляла замёрзшие пальцы, дула на них, а папины товарищи ставили венки. Пахло свечным воском, сыростью, мама стояла, отвернувшись и преклонив лицо на плечо подруги. Ане было страшно в этом месте. Мёртвый холод исходил от постамента, от земли, истоптанной и перемешанной сырыми комками… Её красные цветки горели на могиле, как два мёртвых огня, и их искусственные лепестки трепал влажный ветер. Ане стало жутко, она отвернулась. А потом мама вдруг засмеялась. Это был страшный, истерический смех; она сказала: «Он говорил, что вернётся. Это глупая шутка. Он вернётся. Где он? Где он?» Потом зарыдала и упала на руки своей подруге. Аню унёс один из папиных товарищей, девочка дрожала, она боялась, - её укрыли курткой… Потом они уехали. Аня не в силах забыть тот день… Серые деревья зловеще улыбались немыми лицами, под ногами мешалась вязкая, холодная земля… Её сердце билось, ей казалось, что весь мир – это слёзы и холод… и что нет спасения… и что не папа умер, а все они… Машина жужжала, мчась по дорогам, как в бегстве, маме налили чего-то горячего, она тряслась рядом… такая жалкая… Папа действительно умер. А она ничего не понимала и ждала его, … глупая…
В ту ночь, когда впервые не было папы, Ане приснился ангел. Белый-белый, с нежными крыльями. Аня не знала, кто он, как его зовут, и не спрашивала его. Она смутно видела его лицо, но ей казалось, что он похож на всех, кого она любит: немножко на маму, немножко на папу, ещё на кого-то. На бабушку, которая умерла два года назад. На неё саму. Поэтому она не боялась его. Хотя она и не знала, зачем он пришёл. Иногда ей было грустно оттого, что она понимала: ангел пришёл утешать её, значит, у неё действительно горе. Но он был спасением. Когда они с мамой переехали в этот дом, она думала, что сойдёт с ума. Мама забрала её документы из школы, перевела на домашнее обучение… она рассталась со всеми друзьями, мама боялась, что воспоминания принесут ей боль. Ради дочери она сама прекратила отношения с большинством своих друзей и подруг, даже с родственниками они общались редко. Она стала замкнутой, никогда не плакала, но Аня чувствовала, что она готова плакать навзрыд. Она постоянно говорила о папе так, будто он жив. Иногда садилась у окна и будто ждала его. Ане было страшно, она старалась избегать мамы, запиралась. В этом одиночестве к ней и стал приходить ангел. Он убаюкивал её, рассказывал что-нибудь, смотрел на неё. Аня не смогла бы описать ни его лицо, ни голос, потому что всё это было на уровне подсознания, ангел говорил с её душой, а не напрямую. Но она чувствовала тепло, дыхание, иногда нежные ресницы касались её щеки. А ещё ангел научил её молиться. Он сказал, что Бог существует, что он слышит и видит её, видит её печаль, что он любит её…
- Папа говорил – Бога нет, - говорила Аня ангелу. – Он верил только в реальные поступки, в смелость.
- Твой папа был неправ, - говорил ангел. – Бог есть. И теперь твой папа у Бога, он видит его и разговаривает с ним. Ведь твой папа и сам слышал голос любви, он любил тебя, твою маму, - он и сейчас вас любит. В нём голос любви был сильнее голоса страха. Он знал, что вы ждёте его, он летел вперёд, он не боялся погибнуть…
По щеке Ани скатывалась слезинка.
- Верни мне папу, - просила она.
- Не могу, - вздыхал ангел, и его вздох отзывался в сердце девочки. – Это не в моих силах.
- Значит, ты вовсе не всемогущий! – кричала Аня, и ангел исчезал, а мама прибегала к дочери, потому что она кричала во сне.
Ане было и радостно, и вместе с тем грустно от появления ангела. Она жила, окружённая приторной заботой, отгороженная от тягот внешнего мира, запертая в своём белом мире изнутри. Это мама старалась обезопасить её, спасти её детское сердце от горя. Но она сделала только хуже. Когда появился ангел и стал говорить ей правду, она оказалась не готова к этой правде. Ей было ужасно принимать эту правду. Она боялась её принимать. Ей казалось, что весь мир рушится, если в него заглянуть, что лучше оставаться в неведении… Но она не могла. Ангел приходил к ней всё время, она даже не видела его, но уже понимала, что он здесь. Он говорил с ней неслышным языком, неразличимым для уха; поэтому мама не могла подслушать их разговоры. Она была занята, суетилась, стараясь за делами забыть о своей боли, а её дочь тем временем училась мириться с этой болью…
- Слушай голос любви, - сказал ангел, - любимые тебя спасут. Любя, ты открываешь своё сердце для доброты. Твой папа погиб, но он жив в твоём сердце; значит, он не погиб. Несмотря на то, что он часто нёсся неведомо куда, казался вам слишком смелым, слишком неразумным… Но он всё равно был прав, потому что его любили. А ещё он боролся за правду. Когда ты вырастешь, ты поймёшь это лучше. Люби мир, Аня, не бойся его. Ведь в нём не только зло. В нём есть Бог. Ведь люди верят в Него, значит, Он есть, я Его посланник. Не враждуй с миром, не прячься от него, а иди к нему. Если твой папа погиб, значит, так было нужно. Не надо горевать. Всё в этом мире для чего-то да нужно. Ведь есть Бог, Аня, Он всё понимает.
- Если Бог всемогущий, - твёрдо говорила Аня, - пусть вернёт мне папочку!
Ангел вздыхал:
- Какая же ты ещё маленькая…
- Без папы в мире так грустно…
Приближалась весна.
По ночам Аня стала вставать, открывать окно и дышать одним воздухом со звёздами небесными… Она садилась на подоконник, слушала запахи весны, волнующие, тонкие, проникавшие в душу также нежно и подсознательно, как и речь ангела. Горечь внутри неё наполнилась смыслом: она стала грустью, милой тоской по невысказанной любви к миру, безответной любви. В её сердце мягко ложилась печаль; она думала о том, что это первая весна без папы, что он, наверное, теперь далеко, дальше звёзд на небе, но и ближе его никого нет… Ведь раньше, когда его посылали на задание, он мог подолгу не возвращаться, а теперь он может не разрываться на части, всё время быть с ней и с мамой… Жаль только, что она ещё не научилась с ним говорить на его языке; он не тот, что у нас, в него надо вслушиваться всем существом, потому что он сразу может поведать обо всём: о любви, о том, что под землёй ручьи уже готовятся выйти на свет Божий, о том, какая Аня красивая выросла – вся в своего папу, обо всём сразу. Аня думала об этом, а в комнату заходила мама, взволнованная, сверкающая глазами, умоляла её слезть с подоконника, боялась, что она простудится…
Тихий район наполнялся дуновением весны. Однажды под порогом зашумел ручей, зазвенел, через порог пророс белый-белый цветок… Он рос вверх, не боясь ветра и дождя, потому что он любил Солнце и ради него готов был погибнуть, такой же неразумный, но и прекрасный, как всё живое… Аня хотела защитить его, хотела надеть на него колпак – от ветра, боялась, что он умрёт, что его сорвут, затопчут… Но лишить цветок воли она не могла. Цветок хотел расти вверх, и он пророс, стал высоким, красивым, словно кричал миру: «Смотрите все! я живу и люблю!» Аня полюбила смелый, чудесный цветок, она назвала его «Крылья ангела».
Мама боялась, что Аня станет несчастной благодаря весне. Ведь она росла, она могла влюбиться, мама боялась, что это будет слишком рано и трагично. Но ничего не изменить. Однажды Аня увидела в окно русоволосого высокого мальчика, в белом шарфе, спокойного и задумчивого, и поняла, что на него тоже похож её добрый ангел… Или он похож на ангела…
С тех пор ангел стал реже являться к Ане. Она росла, она начала приноравливаться к летучему, счастливому языку влюблённых… И спокойный район стал неспокойным, и мама снова не спала ночей, и тонкий, серебристый смех двух влюблённых стал оглашать тихие улицы… И папа был рад, глядя на дочь с небес.
Аня вся цвела счастьем и любовью, она вырвалась из клетки страхов, она подумала: «Папочка, смерть – это не страшно, цветок «крылья ангела» тоже увянет, но ведь он кричит и увядая: «Смотрите все, я живу и люблю!»
Аня выздоровела, ей не нужны были лекарства. Этим лекарством была любовь. У неё больше не болела голова, не ныло сердце. Ведь она была так молода, полна таким золотым солнечным светом, такой нежностью… Она думала: «Мне больше не нужно утешение, я – спокойна, в моём сердце живут мои любимые». А русоволосый мальчик рядом с ней молчал и улыбался светлой, грустной улыбкой. Он был не очень богат, но был поэтом и писал стихи. Для неё. Он отдавал ей всё своё сердце, и у него ещё хватало любви для мира.
А потом, когда им было лет по шестнадцать, в их город пришла война.
Тихий район города больше других подвергся бомбёжкам. Дом, с серой мягкой мебелью и плюшевыми молчаливыми игрушками был разрушен, мама уезжала в другой город, чтобы жить там. Она со слезами умоляла Аню ехать с ней. Но Аня, высокая, русоволосая и упрямая, как никогда похожая на отца, всегда рисковавшего собою, твёрдо сказала:
- Нет. Я останусь.
Они стояли перед воротами огромного, всё время достраиваемого кладбища, мама – с чемоданом, Аня – с фотографией. На ней был он, высокий, русоволосый мальчик, который спасал друга, но сам погиб под завалами. Его дом разбили две бомбы. Две бомбы разбили её жизнь.
- Теперь я должна посвятить себя другим людям.
- Анечка, деточка, ты будешь жить, ты полюбишь ещё, - в слезах говорила мама. – Я знала, любовь – это несчастье… Я любила папу, ты любила его… и что же?.. Все мы разлучены навек. Аня, нельзя замыкаться на одном… ты погубишь себя… Я знала, нужно больше оберегать тебя, отделять от этого… - Мама закрыла лицо руками. – Мы жили спокойно в этом доме, и вдруг…
- Всё случилось правильно, мама, - сказала Аня. – Я любила его и была счастлива. Ты была бы неправа, если б лишила меня такого счастья. До него я жила как во сне, только потому, что жила. С ним я приобрела веру, перестала бояться воспоминаний… Ты помнишь? Я же была маленькая девочка…
- Забудь, глупенькая, всё позади. Он был хорошим… но ему не суждено было спастись. Поверь, он и мне нравился, но теперь не время думать об этом. Сохрани о нём добрую память, но живи настоящим… Анюта, подумай…
- Я люблю его, мама. Не забуду, как не забыла папу. Помнишь, ты тоже сходила с ума от отчаяния, ты не верила, что его больше нет. Я не верю, я знаю, что он есть. Это было слишком прочувствовано мной, слишком ясно, чтоб не быть правдой. И я буду верить, как прежде, и любить его. Я стану его добрым ангелом на земле.
Мама заплакала, ей помогли подняться в грузовик, она протягивала руки к дочери… А Аня осталась там, с ещё немногими, с растрёпанными ветром пушистыми волосами, с прижатым к груди увядшим цветком «крылья ангела», который кричал даже в своей агонии, когда ветер вырывал из земли его нежный корень, бурил землю вокруг него: «Я живу! Я люблю!..»
Его запах истлел, лепестки пожухли, но он лежал на девичьей груди и смотрел вверх, на скрытое тучами Солнце, которое он всегда любил и стремился к нему, как души людей, сами того не зная и греша, всё же тянутся к Богу.
И когда Аня сидела на сырой земле у ворот кладбища, и думала о папе, и о своём любимом, и об увядшем цветке, ангел снова пришёл к ней. Казалось, он прислонился лбом к чугунным решёткам и тяжело дышит, и шепчет ей в ухо что-то, как раньше… Аня протянула к нему руки, но нащупала только тяжёлый, бьющийся у виска тревожный осенний воздух… Ей было страшно, как в детстве, когда пахло свечным воском, и мама плакала на могиле у отца, и его товарищи стояли с каменными лицами, и деревья немо глядели им вслед… Где же любовь? Где радость? Где?..
Вокруг шумели люди, бегали, кричали, свистели пули, разбивая вдребезги посуду, стены и сердца… А девушка Аня сидела на сырой земле, совершенно ничего не замечая, и думала: «Если Бог всемогущий, почему он не поможет людям?»
И ангел велел ей повернуть голову, и посмотреть возле себя: «Слёзы застилают тебе глаза. Слушай голос сердца». Она увидела грязную, смятую, некогда розовую детскую рубашонку, совсем маленькую, почти игрушечную, но сшитую для живого ребёнка… Странная нежность наполнила её душу: она взяла в свои руки эту рубашонку и рассматривала её. Шестое чувство подсказало ей, где искать, что делать; она встала, и осторожно, от дерева к дереву, крадучись пошла к одному из старых домов, домов-мертвецов; серый весь, каменный, со свёрнутой набок крышей, он казался призраком прошлого… Но в этом доме была крутая лестница, ведущая в подвал с истрескавшимися стенами, сырой, тёмный, с обвалившимися сводами. Она пошла туда. Она слышала, как снаружи свистят бомбы, плачут женщины, кричат дети, и оттого ещё смелее и легче сошла в ужасный подвал. Там, за ящиком для фруктов, из-под которого вытекала мутная, гнилая вода, раздавался детский плач. Она полетела на этот плач, достала ребёнка, русоволосого, нежного мальчика, ему было лет пять или шесть. Он спросил: «Мама?», доверчиво, бессильно прижался к ней, как к родной… она вынесла его на свет, и мир торжествующе зарокотал. По небу плясали синие тучи. Какие-то люди подбежали к ним, укрыли плащами девушку и сироту… принесли хлеба и воды… Где-то далеко разносились отзвуки обстрелов, зияли двери разрушенных домов, валялись осколки стёкол, а они, укрывшись сырыми плащами и прижавшись друг к другу, ели и пили, и это был настоящий пир души, пир сердца.
Засыпая у неё на коленях, мальчик сказал:
- Я видел крылья ангела.
«Я тоже», - думала Аня, глядя в небо.
18.04.09г.