Театр

Валерия Версаль
Гаснет свет. Зал окутывается таинством предстоящего представления. Зрители замирают в ожидании. В воздухе повисла волнительная тишина… Слышно лишь дыхание соседних мест. Что это? Живые кресла или же люди, чьи силуэты не разобрать в темноте? Эти сомненья длятся секунды, и холодное ощущенье, что так будет вечно, дают возможность пробежать по твоей напряженной спине приятным, еле ощутимым мурашкам. И вот открывается занавес…
То, что ты ждал, целую неделю после купленного билета в театральной кассе, о чем думал, к чему готовился, подбирая подходящую одежду, то о чем рассказывал друзьям, предстанет через мгновение твоему страстному вниманию во всем великолепии искусства. Остается только жадно ждать момента, когда на сцене появятся артисты. Раздались первые звуки спектакля…. На сцене труппа одного из известнейших в России и мире театров – театра Романа Виктюка.
Мир, созданный Романом Григорьевичем Виктюком, на сегодняшний день не возможно сравнивать ни с каким другим театральным миром. В его постановках все совершенно по-другому. Если на спектаклях поставленных остальными режиссерами тебе все понятно - там игра актеров и режиссерская задумка чаще всего мало отличается от жизни, то здесь ты смотришь весь спектакль на одном дыхании, делая выводы, оставшись наедине с самим собой и предложенными Виктюком обстоятельствами.
Его спектакли очень вкусны. Посмею даже сравнить их с кулинарными блюдами. Когда тебе подают рисовую кашу, то становится ясно – это рисовая каша, которую, мы едим с детства, и ничего удивительного и нового в ней нет. Когда же приносят вкуснейшее заморское блюдо, приготовленное великим мастером, с тончайшими ароматами специй, изысканным вкусом, сладким не привычным, но безумно вкусным соусом, то, отведав его, невольно хочется воскликнуть «Браво!». Так же и с театром Виктюка. Странное сравнение, но на этом примере проще понять, в чем разница.
В финале поставленных Виктюком спектаклей, каждый уносит с собой самые разные мысли и впечатления. Однако чувство у всех возникнет только одно – это чувство восторженности.
Виктюк - удивляет, поражает, шокирует, а завистников просто раздражает, но ни кто, ни на секунду не сможет усомниться в его таланте. Интервью, данные Романом Григорьевичем, вызывают широкий интерес у публики. Еще бы, он великолепно излагает свои мысли и с удивительной легкостью запутывает журналистов. Недавно нам удалось побеседовать с театральным маэстро, и мы с радостью делимся с Вами получившимся интервью.
 
Роман Григорьевич, я знаю, что когда Вы приехали в Москву, то собирались стать не режиссером, а музыкантом?
«Оно так и не так. В тринадцать лет мне нагадала цыганка, вернее предсказала, что я стану дирижером. Моя мама тогда сказала: «Это не возможно, у него нет слуха». Цыганка еще раз внимательно посмотрела на руку и со слезами на глазах повторила: «Нет, он будет ди-ри-жером». Видимо она не знала, что дирижер и режиссер – это родственные профессии.
Естественно, когда я приехал в ГИТИС, то меня интересовала только музыка. Я приходил к аудитории номер один и слушал под дверью, как там играют и поют. Смотрел, как открывалась дверь, и туда заходили и выходили молодые музыканты. Педагог, которая сидела за инструментом, не выдержала и сказала: «Мальчик с горящими глазами, что ты стоишь? Проходи». Я зашел. Она спросила:
«Что ты хочешь?». «Хочу стать дирижером» - ответил я. На что она сказала: «Ты не туда пришел. Консерватория рядом, тебе туда».
Я продолжал стоять. Тогда она снова не выдержала и говорит: «Мальчик с горящими глазами, заходи. Садись за инструмент и сыграй на рояле произведение, которое ты любишь». Я впервые в жизни сел за рояль, поднял руки, образовалась большая пауза, и я не издал не одной ноты. Она говорит:
-Играй.
- я не знаю ни одной ноты.
- Вот теперь мы начнем заниматься музыкой… - ответила она. Это была Ирина Петровна Рождественская – великий педагог и святая женщина. Она меня научила всему. Я считаю, что именно она сыграл самую главную роль в моей жизни в ГИТИСе».
 
Слышала, что был момент, когда Вас хотели исключить из ГИТИСа …
«Нет, меня никто не хотел исключать. Просто я был настолько увлечен спектаклями, музыкальными концертами, большим театром, всеми приезжими театрами, что естественно пропускал много занятий. При этом я ко всему прочему был старостой курса.
Недовольство, конечно, было, потому что меня пригласили играть в массовых сценах в театр им.Маяковского. В спектакле «Таня» я играл с великой Марией Ивановной Бабановой. Все это категорически не разрешалось. Педагоги по мастерству актера настороженно воспринимали мое влечение на стороне. Школа Станиславского требовала повиновение системе переживания. Украинский же театр противоположен этой системе. Он основан на системе представления, которая требует развитие голоса, умение владеть телом, вокальные данные. Это романтический, возвышенный театр, театр полета, вдохновения и окрыленности.
В ГИТИСе нас учили материальным, приземленным, естественно психологическим упражнениям. Меня переучить не удалось, и я на протяжении всей жизни веровал в то, что воображение – самое главное в этой профессии, и что жизнь и театр – это две совершенно разные структуры. Театр – это сон. Театр – это фантазия. Театр – это полет, это поэзия. А жизнь – это сама земля и главное для меня, какие на ней цветы, какой у них запах, и насколько они солнцелюбивы.
 
Получается, что Вы постоянно боролись с системой, которую Вам преподавали в ГИТИСе и преподают в России?
«Боже упаси, я не боролся. Зачем?! Если бы я боролся, я бы все потерял.
Когда я был приглашен в МХАТ – колыбель психологического театра и веры в психологию как основу всей жизни и тайны человека, то, как дерзкий мальчишка сделал в первом же своем спектакле все наоборот. Это была постановка «Муж и жена» по пьесе Рощина. В ней играли удивительные и тогда еще молодые артисты - Саша Колягин, Катя Васильева и многие другие.
Я помню, как в первый раз подходил к служебному входу театра МХАТ. Там стояли великие артисты. Великие! Это были Ливанов и Якушев. Когда я проходил мимо них, они между собой говорили:
- Какой-то новый режиссер. Как, как там его Виртюк?
- Нееет, Минтюк.
А я повернулся и с улыбкой сказал: «ВИКТЮК РОМАН». Они опешили от такого, что я посмел им сделать такое дерзкое замечание.
Теперь я выхожу на балкон своего дома, который находится на улице Тверской, и в проеме двора вижу тот самый служебный вход театра МХАТ».
 
Роман Григорьевич, Вы считаете, что человек – создание бисексуальное…
«Нет, изначально это не мои слова. И философия, и этика, и эстетика говорят о двойной природе человека, о том, что в нем есть и мужское и женское. Это заложено в людях.
В артисте это обязательно нужно культивировать. Давать ему возможность как бы нырнуть во внутреннюю структуру женской природы, куда женщина сама не допускает. У женщин есть ТАКИЕ заводи, ТАКИЕ глубины, о которых она не то что допустить кого-то, а даже подумать боится о них. В мировой, в европейской и в восточной культуре доказано, что только артист может нырнуть в женскую структуру, ощутить себя в ее «глубинах» и «заводях» и потом вынырнуть и выдать все на сцене».
 
Тем не менее, в России актеров учат женщин играть женщин, а мужчин играть мужчин…
«Это великая ошибка и не знание мировой культуры. Если бы эти люди почитали книжки, и подумали, почему в Китае, в Англии и во времена Шекспира женщины вообще не играли в театре. Вообще! Только молодые мальчишеские организмы могли играть Джульетту! Иначе этого просто не могло быть…».
 
Получается, что Вам необходимо постоянно переучивать актеров, которые приходят в театр Р. Виктюка.
«Зачем?! Нет, я их, конечно, переучиваю, но изначально от природы в артисте присутствуют и женские и мужские качества. И здесь надо не переучивать, а просто вернуть человека к тому, что дано ему свыше от Бога».
 
Роман Григорьевич, в одном из Ваших интервью, написано, что Вы считаете Оскара Уайльда своим учителем…
«Боже упаси! Я не могу так сказать, потому что таких учителей у меня большой список. Он же - величайший поэт театра. Я его очень люблю. Он имеет отношение не к правдоподобию описания жизни, а к вымыслу. Оскар Уайльд считал, что вымысел – это то, что поднимает человека к небу.
Как сказал Кант: «Благодаря вымыслу человек не ползет на коленях под ритм барабана, а поднимает глаза к небу». На этой философской обоснованности и строиться вся поэзия и театр Оскара Уайльда. Природа человека тяготеет к полету и фантазии. Именно поэтому его театр на протяжении всего XX и XI века так востребован».
 
Оскар Уайльд, один из моих любимых писателей тоже. У него есть одна фраза, которую сложно понять: «Всякое искусство совершенно бесполезно».
«Оно бесполезно, потому что оно не материально, и оно не может изменить человека. Это говорили, в том числе и марксисты. Они считали, что искусство ни кого не перевоспитывает. Оно может вдохновлять, оно может эмоционально заводить и духовно взращивать человека.
Театр, о котором говорю я – это театр магии, ритуала, молитвы, куда люди приходят вечером. Это сейчас единственное место, где люди могут общаться с артистами не виртуально, а в действительности. Во время же самого спектакля организмы зрительного зала начинают вибрировать и светиться. Между сценой и залом образуется купол, под которым артисты и зрители находятся в вибрирующем пространстве. И в финале зрители аплодируют не артисту, а прежде всего себе. В них, в этот момент начинает ощущаться не только потребность, но и способность любить.
Вчера спектаклю «Служанки» исполнилось 20 лет. 45 минут! Я ставлю восклицательный знак. 45 минут длились аплодисменты! Мы играли в театре Моссовета, в котором 1200 мест. Цветов было столько, что вся сцена была уложена розами, а зрители со второго яруса принесли с собой надувные шары и в финале бросали их в пространство театра.
С нынешним составом спектакля мы объездили 36 стран, но это не имеет никакого значения – это совершенно другой состав спектакля. Это молодые артисты, которые не знают что такое построение коммунизма, не знают кто такой Брежнев. В отличие от тех, которые играли в составе с Константином Райкиным. Сейчас это совершенно другой спектакль – это торжество свободного духа человека вольного, а не раба. Это другой период жизни этой страны».
 
Я Вас искренне поздравляю с 20-тилетием «Служанок». Если бы я была вчера в Москве, то обязательно поздравила Вас лично и с удовольствием посмотрела бы юбилейный спектакль…
«Это вряд ли. Вы бы не попали. Надо было бы просить Вас провести, потому что за два-три месяца уже не было ни одного билета».
 
Я бы Дмитрию Бозину позвонила, я его знаю хорошо…
«Это - пожалуйста! Бозин бы Вас провел, но с трудом. Потому что к нему, бедному, в первую очередь и обращаются, а он идет ко мне».
 
Что касается Дмитрия Бозина. Как Вы его изначально нашли и позвали в свой театр?
«Ни кого я никогда, ни куда не звал. Те, кто переманивает, уговаривает, вылавливает людей и занимается подобным, делают величайшую ошибку. Боже упаси, меня от такого! Эти души сами прилетают на свет режиссера и растворяются в его свете.
А Бозина я первый раз увидел, когда он был на втором курсе ГИТИСа. Тогда он участвовал в пародии на мои же «Служанки». Я пришёл на спектакль с великой первой балериной мира - Натальей Макаровой. И когда из-за кулис появилась обнаженная нога Дмитрия Бозина, Наташа закричала: «Если у человека такая нога – это талант!». Когда он делал пародию, она мне сказала: «Дай мне слово, что он будет в твоем театре всю жизнь». Мы к нему подошли после приветствий, и я сказал ему: «Завтра в 11 утра в театре Моссовета у тебя репетиция в таком-то таком репетиционном зале». Если бы он спросил главная это роль или же второстепенная, сколько денег я получу – встречи бы не произошло. Он только ответил: «Да, я буду». Всё! Он пришел и начал репетировать с уникальным артистом Сергеем Маковецким пьесу Николая Коляды «Рогатка». Вот так Дмитрий Бозин вошел в створки души режиссера Романа Виктюка».
 
Но, тем не менее, был момент, когда он уходил из театра…
«Он никогда не уходил. Он только решил попробовать сыграть Ромео в театре у Кости Райкина. Через неделю он вернулся».
 
Вы не обижались на него за это?
«Как я могу! Костя видел его в спектакле и сказал, что он идеальный Ромео».
 
Как Вы относитесь к тому, что происходит сейчас в нашей стране и в мире?
«Я не политик. Я никогда политикой не интересовался. Я всегда шефствовал и никогда не был в той победной шеренге, которая марширует. Всегда ходил не с той ноги и сердце мое находится на другой стороне. Считаю что, человек-творец должен быть в стороне от всего происходящего вокруг. Это не значит, что он не ощущает боль и не принимает всеобщую радость, но он должен со стороны смотреть на все. Это великий завет великих философов. Они всю жизнь существовали только так.
 
Роман Григорьевич, почему в последние годы Вы лично перестали приезжать в Сочи?
«Я приезжал раньше…»
 
Раньше - да, а сейчас почему не приезжаете?
«Я обожаю приезжать в Сочи, но я же безумно занят. У меня же в ГИТИСе был курс выпускников, да еще и заочники, в Киеве я занят в массе передач. Ой (вздыхая), и в прямом эфире по четыре часа, по четыре (!) часа общаюсь с людьми. Политики говорят, что общение людей со мной дает гораздо больше, нежели их политические директивы».
 
А в этом году Вас можно ожидать в нашем городе?
«Ну, я обязательно постараюсь …
У меня совершенно безумный график. Каждую субботу я в Киеве, а в воскресенье прилетаю обратно в Москву. Сейчас мы были в Европе почти двадцать дней. Где только мы не были и в Берлине, и в Амстердаме - потрясающая поездка! Но и здесь я не мог быть на протяжении всего гастрольного пути.
В начале следующего месяца едем в Ленинград. Я не собирался туда, но мне позвонила Алиса Бруновна Фрейндлих и сказала: «Мы должны встретиться и опять любить друг друга». Конечно же, я поеду. Но опять же и здесь передо мной встал мой чудовищный график. Первого ноября я в Киеве, второго прилетаю в Москву, второго вечером сажусь в поезд и третьего я уже в Петербурге. В 12 часов я встречаюсь с Алисой Бруновной Фрейндлих. Днем у меня прямой эфир в Петербурге, а на следующий день и четвертого ноября опять спектакль. Уже вечером мы садимся в поезд, а пятого в Москве репетируем «Ромео и Джульетту» и «Гамлета». Гамлета репетирует Бозин».
 
Насколько я знаю, что люди с таким безумным графиком работы постоянно испытывают чувство одиночества. Вы одинокий человек?
«Оскар Уайльд сказал: «Самые счастливые люди – одинокие, потому что их роман с самим собой никогда не прекращается». Это самое питательное средство в этом мире. Великие считали одиночество не бедой и несчастьем, а величайшим спасением. Одиночество – это не отсутствие близких людей, семьи и так далее, наоборот - это питательное, невероятное, Богом данное тебе пространство в котором все и происходит».
 
Это, правда, что у Вас никогда не было романов с актерами из Вашей труппы. Неужели даже не было исключений?
«Боже упаси! Зачем!?»
 
Бывает же так, что вспыхивает чувство, с которым ничего нельзя сделать…
«Зачем! Чувство, которое связанно с бедой, с ревностью, негодованием, не имеет ни какого отношения к существованию в труппе. Труппа – это семья, это мои дети. Ты для нее и папа, и дедушка ты и их брат и т.д. Только тогда ты имеешь право разговаривать с ними на равных, а они не обижаются, когда их наказывают».
 
Неужели у Вас никогда не возникало чувства влюбленности в актера?
«Как это!? С ума сошла! Конечно же, я их всех люблю».
 
Нет, настоящей влюбленности?
«Какой? Зачем?!»
 
Иногда появляется чувство, которое не зависит от нас совершенно. Оно просто есть…
«Нет, зависит от той позиции, которую ты избираешь в жизни. Для остальных чувств есть масса совершенно других возможностей».
 
Роман Григорьевич, про Вас очень много пишут и…
«Какое счастье, что я не читаю. Ни кому не советую читать те глупости, которые пишут. Человек должен быть свободен и ни чему не подвержен со стороны. Неважно, что люди о тебе говорят, главное, что ты говоришь о себе сам».
 
Часто пресса очень сильно обижает талантливых и великих людей.
«Если они обижаются, то это их величайшая глупость – гордыня. Человек должен быть не зависим, как говорил Жан Жане: «Святой должен быть человек». Святость нужна. А то, что о тебе говорят не главное. Главное - о чем и как говоришь ты сам».
 
Вы всегда очень стильно одеты. Кто-то подбирает для Вас одежду или Вы сами делаете покупки?
«Я не выбираю. Одежда меня ждет в каждой стране. Когда я прихожу в знакомые мне бутики, то уже заведомо знаю, что в том углу, в том направлении есть энергия от вещи, которая кричит: «Я тебя жду!». Все гораздо проще и в тоже время сложней. Это так же как с артистами. Их не выбираешь, они сами светятся, направляют на тебя свет и вибрируют. Ты должен только этот свет ощущать, аккумулировать и впускать в себя. Только тогда возможен факт искусства. Ничего другого в этом мире нет!»      
 
А как Вы относитесь к деньгам?
«Замечательно и спокойно. Их надо только тратить, а не копить, собирать, вкладывать куда-то. Кто вкладывает, тот моментально проигрывает и душевно, и духовно.
Деньги - это не тот фатум, который должен тебя поглощать. Не ради них мы на этой земле. Когда же мы начинаем относиться к ним по-другому, то процесс происходит обратный. Возникает фантом денег. Тогда ради того, чтобы эти бумажки шелестели днем и ночью люди идут на все. Это не правильно.
...Отстань! У тебя интервью уже на три, больших материала (смеется).
 
Последний вопрос. Что вы пожелаете сочинцам?         
«Желаю, чтобы они постоянно ощущали, что данное Богом им место на земле – святое. В нем удивительно сочетается вода, небо, воздух и дух. Желаю, чтобы они, просыпаясь утром, подходили к окну и говорили: «Боже, какие мы все-таки счастливые люди, живущие в этой точке земного шара».