*
На боковых стёклах маршрутки дрожат разноцветные в сиянии уличных огней капли. Оттепель. Мы едем домой.
Мелкая задумчиво наблюдает медленное, несмелое движение дождинок. Я же не менее задумчиво посматриваю на её задумчивое лицо. Что-то взгрустнулось моей сестричке, не иначе. Может у них с Тёмкой разладилось? Я на группе в их сторону почти не смотрю, и потому не в курсе её печалей.
Ничего. Молчание для неё, как вы понимаете, несвойственно, и через десять минут мы всё узнаем...
Уличные блики отсвечивают на наших усталых лицах, город гудит сутолокой моторов, а в душе у меня – несколько встревоженная тишина. Как будто в ночной пруд бросили маленький камешек.
Знаете, а ведь мы с Афоньской, бывает, ссоримся. Правда, редко, она ж у меня очень хорошая. Начинается всегда с ерунды: или мне некогда помочь ей с алгеброй, или она смотрит по телеку всякую муть, и я раздражаюсь. Ну и всякие подобные ситуации. Причём, что характерно, в нормальном расположении духа к любой мути, которую она смотрит, я отношусь благодушно и снисходительно. Но иногда вползает незаметный чёрный комочек – прямо в сердце, и ты перестаёшь быть похожим на самого себя, вообще почти перестаёшь быть. Потому что вот это состояние раздражения, агрессивности по отношению к близкому человеку нельзя назвать бытиём, это не состояние жизни, это шаг в сторону духовной смерти... А потом сам удивляешься: что это со мной творилось?
Подозреваю, что у неё также. А вы не замечали такого эффекта?
...Неоновые отсветы впыхивают и гаснут в её зрачках, наполненных печалью. Естественно ,что мне тоже грустно.
Мелкая поворачивается, и мы встречаемся взглядами.
– Скажи, Витя, – бесцветно говорит она. – А жалко, что сейчас не лето, правда?
– Почему? – я пожимаю плечами.
– Летом веселее. Особенно в лагере, – высказавшись по этому безусловно важному для себя вопросу, она ложится на моё плечо и снова принимается уныло наблюдать за каплями на стекле.
Да уж, похождения Чуни и Афони в оздоровительных лагерях – это отдельная песня, тема для диссертации какого-нибудь педагогического светила. Например, она может выглядеть так: «Влияние оздоровительных лагерей на развитие девиаций в поведении девочек подросткового возраста».
Дикие, но симпатичные.
Мелочь в курсе, что ночью все нормальные человеческие существа любят поспать.
Витя Ануфриев остаётся нормальным даже в летнем лагере. Там он даже днём непрочь поспать. В отличие от многих и многих ненормальных, в число коих неприятным образом попала его младшая сестра, и даже, как я подозреваю, немалое число уважаемых читателей.
Сейчас вы всё поймёте.
Если кто ни разу не был в летнем оздоровительном лагере, то мне остаётся лишь посочувствовать этому человеку, он многое потерял. Впрочем, есть дети, которые в столь специфичной среде обитания как-то не приживаются. Не их это, что тут поделаешь.
А мне вот всегда нравилось; такая, понимаете, разрядка после сезона и учебного года в атмосфере лёгкого помешательства... Ещё хорошо съездить куда-нибудь с родителями, но тут одно другому не мешает, и одну смену мы стабильно околачиваемся на огороженной территории, доверху набитой несовершеннолетними и, как правило, не вполне адекватными личностями обоего полу.
Общение, творчество, позитив!
Но вот ведь незадача... Ночью хочется поспать...
В первый день спать никто не хочет, кроме меня, потому как все привыкают к новой обстановке, а мне она, извините, по барабану. А старшие отряды спят вообще редко, даже когда все попривыкнут. В старших отрядах вообще ложаться под утро, когда уже нет сил или нет фантазии придумывать новые каверзы, либо кончаются все темы для разговоров. А потом, перед завтраком, все кое как выползают на линейку, словно потрёпанный в бою батальон зомби.
Особенно комично всё это выглядело, когда отряд назывался «Адреналин». Представьте картинку: сорок парней и девушек, с кругами под глазами, невидяще смотрят на командира сквозь палящее солнце, кривовато ухмыляются и нестройно, совершенно убитыми голосами выводят девиз «Наш отряд «Адреналин», мы скучать вам не дадим». Сам девиз и манера его исполнения настолько резко контрастировали друг с другом, что старшая вожатая однажды, по секрету, нашептала нам о том, что в руководстве лагеря наш отряд обзывают не иначе как «Феназепам».
Малыши откровенно ржали всю смену.
Им, видимо, казалось, что вот сейчас эти большие свой девиз наконец произнесут и с чувством выполненного государственного долга повалятся ровным штабелем прямо на асфальт. Храпеть.
И я тоже рухну, а как же?
Мне же всё время приходится участвовать во всех дискуссиях и каверзах, потому что я не умею заснуть, когда над ухом хотя бы шепчутся. Каждую смену меня пытались намазать пастой, пришить к матрасу и так далее, но вот ведь в чём штука – в самый волнующий момент я просыпаюсь, и злоумышленникам остаётся лишь разочарованно вздохнуть.
К счастью, вскоре наступает благословенное время, когда по ночам все хотят спать.
Никаких карточных баталий далеко за полночь при свете фонарика, никаких передвижений по-пластунски до домика старшей вожатой за кофе, никаких креативных дизайнерских решений вроде гирлянд из обуви, художественно развешенных вдоль коридоров. Ничего подобного. Ни-ни.
Только здоровый детский сон и безмятежная тишина.
Сказка.
И вот однажды оно настало, это милое время удивительного покоя, но именно тогда же – какое совпадение! – начался пик активности у нашей любимой мелочи. Так что «присказка покуда, сказка будет впереди».
По сию пору остаётся величайшей загадкой истории, как же меня кондратий не хватил от всех треволнений того незабываемого периода. Судите сами.
Абсолютно бесшумно, не скрипнув и не крякнув, мелочь проникла в помещение первого отряда, когда на часах было около трёх ночи. Змейками прошмыгнули мимо вожатских аппартаментов, зашли в нашу палату и склонились надо мной с тюбиками наготове. Так они впервые решили проверить слухи о моей легендарной чуткости. Я открыл глаза и узрел их любопытные мордахи на расстоянии мизинца.
– Только вас мне не хватало, – ясно вымолвил я и посмотрел на часы. – В три часа ночи. Девочки, милые мои, весь лагерь третий год знает, что со мной такие трюки не проходят. Идите спать, я вас прошу, не тратьте время и нервы.
Девочки переглянулись, синхронно завинтили тюбики и молча ушлёпали (они были босиком).
Изумляюсь моей наивности. Как будто не знал, какие они упрямые.
Через час они повторили попытку с точностью до результата предыдущей. На этот раз их мордахи выглядели более разочарованными.
– Послушайте, тут и так не спишь полсмены, вы ещё теперь... повадились, – произнёс я.
– Мне его жалко, – заявила Чуне моя Афонька.
– А других – страшно, – возразила Малюк.
– Идите к себе и мажьте всех подряд, – предложил я альтернативу. – И себя не забудьте, а то догадаются. Утром всё свалите на меня.
– У себя мы всех намазали, – радостно сообщила Афоньская.
– Ну и хватит, пора баиньки...
Мелочь ушлёпала повторно.
Светало.
Через час в коридоре дико завизжали. Я понял, что сегодня выспаться не удалось, обречённо отворил дверь и посмотрел, что там такое происходит.
Мелочь со всех ног драпала к своему корпусу, а им вослед неслась наша Марго из первой палаты с тапочкой в руке. Она бы так и зарубила их тапочкой на полном скаку, но тут, конечно, выскочил я, честно попытался всё цивилизованно разрулить, и поэтому зарубили меня. Забыл сказать, что симпатяга Марго была обильно покрашена гуашью.
И что вы думаете, мелочь одумалась? Как бы не так. На следующую ночь стало ещё хуже.
Коля Малюк, который был моим соседом, разбудил меня и обрадовал:
– Смотри, в отряде твоей сестры крыша поехала.
Действительно, прямо на крыше их корпуса паслись два привидения, закутанных в простыни. Душераздирающе завывая на всю округу, они спускали на верёвке фонарик и стучали им в окна.
У меня сердце подскочило к горлу. Коля зрил в корень, только известная всем сладкая парочка могла веселиться вторую ночь подряд.
Кому смех, а кому слёзы. Если Афоньская свалится с крыши, мне хана. Если девчонок засекут, завтра мы дружно поедем домой первой попавшейся лошадью. И мне снова хана. Куда не кинь, всюду клин.
Вышли мы с Малюком, подошли к их корпусу потихонечку. Я вежливо поинтересовался:
– Вы совсем, что ли? Слезайте, пока вас начальство не заметило. Танька, если завтра нас вызовут на педсовет, угадай, что нам будет потом от родителей?
Привидения заглохли. Коля аккуратно поймал верёвочку и отвязал фонарик. Одно из привидений сварливо буркнуло:
– Сами полсмены шухарили, а нам не дают.
– Наташ, так мы шухарили тихо, нас ведь ни одно вышестоящее руководство не засекло, – популярно объяснил Коля своей сестрёнке. – Есть разница?
– Пойдём их снимем, – сказал я ему.
Через минуту привидения приземлились в наши руки, спрыгнув с козырька перед входом.
Лицо у моей мелкой было густо изляпано побелкой.
– Всё, Таня, молитесь, чтоб нас никто не увидел.
Зря сказал. Утром, перед подъёмом, она заявилась в мою палату и стащила мои джинсы. Минут через десять я решил узнать: а зачем, собственно? Пришёл к ним без штанов, а они повесили мои джинсы на гардину, стоят перед ними на коленках и изображают усердный молитвенный труд.
– Люди, а ведь так нехорошо, – напомнил я.
– Доброе утро, Витя! – заорали они почти хором и расхохотались.
Вот есть ум у людей?
Я их, естественно, обеих в охапку, наружу, и – брык на мокрую травку, чтоб неповадно было.
Зато визгу сколько!