Валентин Пикуль 25 рублей. Часть четвертая
Давно это было… На почтовом трактире, что стелился от Саратова в степи заволжские, служил в ямщиках мужик – прозванием Ефим Вилкин: небогато жил, ибо крепко запивал по трактирам дорожным. Сберется в «гоньбу» - честь-честью, как положено, месяц или два его нет дома, а потом явился кормилец – все уже пропито и даже шапку с рукавицами посеял по дороге.
Завоет тут жена, заревут дети. Ефим тоже убивается:
-Пелагеюшка, не гневайся. Детки, не судите свово батюшку. Едешь-едешь, а тут-глядь-кабак. Как не зайти? Как не погреться? Опять же, щец похлебать охота. Ай-ай, во грех-то где! Попутал окаянный. Спаси и сохрани царица небесная…
Так и бедствовали. Но однажды отвозил Ефим Вилкин земскую почту на лошадях казенных. И столь упился на станции Снежино, что даже не заметил, как выпрягли коренника из оглобель, а люди вороватые на растопку печей и самоваров всю почту в клочки разнесли… Дело подсудное! Вилкина усадили в острог губернский, где он и казнился совестью. Уж как плакал там, как он клялся – нет, не отпустили его до дому.
- Сиди! – было сказано, и сидел, коли велят.
Семья его за это время совсем обнищала. Жена нанималась к мещанам потолки белить, старший сын Лаврушка мыл коляски для господ проезжих: дома еще два рта разевались – Марьюшка, падучей страдавшая, да Гришенька, который с печи не слезал. Через год явился Ефим Вилкин, все иконы в избе перецеловал?
- Заручаюсь пред богом – винца в рот боле не возьму!
И слово сдержал – пить бросил. Однако, хотя и был Вилкин отныне тих, аки ангел, на почтовую гоньбу его не брали. Попробовал было при купцах устроиться – делать, что ни прикажут, но купцы иметь Ефима в услужении не пожелали. « Ты ж в остроге сиживал», - говорили ему… Вилкины конец обхудились.
- Христа ради побираться надоть, - горевал Ефим.
Но тут повезло. По губернии Саратовской области объявили призыв к малоземельным мужикам, чтобы искали счастья на просторах сибирских, где жирная земля издревле лежит втуне, еще девственна, плугом не тронута… Вилкин сказал своей Пелагее:
- Ну, мать, выбирай: в Сибирь али башкой в прорубь…
Продали они домишко, перецеловались с родней, покидая ее на веки вечные, и покатили на восток, сидя на телеге поверх жалкого скарба. Переселенцев размещали в 80 верстах от Тюмени, на новых целинных землях, отчего сибиряки Ефима Вилкина, прозвали на свой лад – «Новым»: по местному обычаю, дети Ефима именовались уже Новых – так зародилась совсем другая фамилия, противу которой Вилкин не возражал: «За новой жизнью приехал – вот и поновились!» Скоро в тайге выросло молодое село, которое - по церкви – назвали Покровским, а покровские мужики выделяли Ефима Новых как умевшего подписываться, как много повидавшего.
- Башка! – говорили они. – Энтот всем носы утрет…
За трезвость похвальную выбрали Ефима сначала в церковные старосты. А Покровское с окрестными выселками преобразовали в волость, Ефима Новых провели в волостные старшины.
И дома у Новых – достаток, у каждого по тулупу и валенкам. Все трудились. Один лишь Гришка зимами на печи лежал, а по весне вытаскивал кислые овчины под плетень, дрыхнул на солнцепеке. Поначалу-то, дабы вразумить сыночка, Ефим немало вожжей об него измусолил. Но к труду приохотить не мог – и отступился:
- Пущай уж валяется… падаль. Слава-те, хосподи, нонеча мы не бедные. Одного-то лодыря как-нибудь прокормим.
Вдруг начала помирать Пелагея, и Ефим велел Лаврентию скакать верхом по округе, дабы найти добрую знахарку. Сын вернулся домой, когда мать уже на столе лежала, и сам свалился на лавку. Разгорячась, гнал он лошадь, на ветру ознобился – в сорок ден скрутила парня злая чахотка. Два могильных холма не успели еще травой порасти, как случилась новая беда. Пошла как-то Мария стирать на речку, нагнулась над водой, чтобы порты батькины прополоскать, тут девку схватило в корчах – и бультых в воду! Под праздник светлого воскресенья Ефим Новых разговелся в церкви и объявил односельчанам:
-Видать, не угодил я богу. Теперича рыскну…
И - запил! Начал разорять хозяйство с телеги, а кончил тем, что даже иконы пропил. Осталась голая изба, вся в паутине. Град выбил стекла в окошках, Гришка кое-как заткнул их старыми валенками. Ефима лишили звания церковного старосты, а губернатор не стал держать его в волостных старшинах. Земля опустела- отец пьяный да сын ленивый, разве они зерно бросят в землю? Чтобы не возиться с нею, разом пропил Ефим и землю – аж до самого плетня, что ограждал его дом от забытой пашни. Потом и плетень обменял за два штофа… сам пил, угощал и сынка родного:
- Пей, Гришуня, да поговори со мной. Скушно мне!
Гришка подрастал в звериной молчаливости. В ту пору, когда он водки попробовал, было ему годков пятнадцать, не больше. Вырос костлявым, мокрогубым, бессловесным, рано полезла из него мужская растительность. В один день, мучимый с похмелья, Ефим стащил с соседского забора цветной половик из тряпок, отнес его в кабак. В Необъятных анналах истории по этому поводу сказано: «Крестьяне порешили бывшего своего кумира собственным мужицким судом: ворвались в избу к нему, поочередно избивая Ефима, переломав ему все ребра сразу, так что он вздохнуть не мог и потерял сознание». Из уезда приехал фельдшер, велел доставить избитого в больницу – до города. Покровские мужики лошадь с телегой дали, но ехать до Тюмени не пожелали:
- Пущай Гришка и отвозит, он же сыном ему доводится, а мы Ефиму не родня. А коль помрет Ефим… ну-к, што с того? С кем того не бывает? И все помрем… Эка, невидаль!
Сын отвез полумертвого отца до Тюмени. Гришка в больнице так и остался. Жил под лестницей, кормился объедками от больных. А врачи подростка приметили:
- Эй, малый! Не крутись без толку. Ступай в палату и за сидельца будь. Да приучись руки-то с мылом мыть…
Среди тюменских врачей немало было тогда и сосланных студентов, вечно движимых лучшими побуждениями. От них Гришка кое-как постиг грамоту, научился читать вывески на трактирах. Любил он, когда стихнет в больнице, приткнуться в уголку и слушать умные речи. Мудростью не проникся, но кое-что из радикальных суждений все-таки запало в душу.
- Сиделец, - истошно звали его из палаты, - тащи судно скоряй! Или сам не вишь, что человек под себя нуждится!
Таскать горшки из-под хворых – работа, вестимо, не из самых веселых. Но зато (будем справедливы) в больнице тепло и сытно, никто Гришку не обижал, мог бы он годков пять и в санитары выбиться. Но тут лукавый попутал – стащил Гришка узелок с деньгами, что остался лежать под подушкой умершего…
Врачи вышибли его из больницы на улицу!
Долго скитался парень, бездомный, подворовывая, где мог, потом перебрался в губернский Тобольск. Муза истории, божественная Клио, временно потеряла его из виду, а через несколько лет она обнаружила Гришку половым в трактире по названию « Не рыдай». В трактире этом с утра до ночи только и слышалось:
-Гришка, самовар благородным клиентам оттащи.
-Чичас! Вот тока пьяного вышибу.
- Девицу Цветкову провесть до купца Ужаснова.
- Моментом! Эй, Дашка, пошли.
- Гришка, дюжину пива господам извозчикам.
- Сей секунд! Тока вот блевотину подотру…
«Не рыдай» был такой славы, что добрых людей туда на аркане не затащишь. Но в Тобольске считался самым веселым местом, где можно и себя показать, и на людей посмотреть. Опять же Гришке повезло: водки этой самой – хоть залейся! После гостей в рюмках столько недопито, что к вечеру сам едва на ногах стоишь. Пьяницы, они ведь болваны – вилкой закусочку сверху ковырнут, а далее больше разговаривают. И сыт и пьян Гришка!
Но однажды пришли в трактир двое. На диво трезвые. Одеты суконно. В сапогах со скрипом на высоком московском ранте. Присмотрелись они, что за люди вокруг, и один из них властно поманил Григория пальцем:
-Эй, носатый, подь сюды… Да не бойсь – спросить хотим. Не знаешь ли, кака кобыла дешевле – куплена али крадена?
- Гг-гы-гы! Всяк знает, что крадена дешевле.
- Уверен? – спросил его. – Тогда пошли с нами…
Гришку закружило в лихой и опасной жизни, в которой – ни кола, ни двора, сегодня не ведал он, будет ли завтра жив.
Вдруг в село покровское мужик Григорий, некому неведомый, деловито занял пустовавшую избу. Приехал не один: с ним была жена Прасковья, из тобольских мещан Серихиных. Кормиться трудом Гришка не пожелал. За мерзкие дела прозвали Гришку на селе РАСПУТИНЫМ, и это имя столь крепко прилепилось к нему, что уже не отдерешь. Исправник Казимиров, объезжая свои дремучие владения, не пожелал учитывать Гришку под фамилией «Новых».
- Тогда валяй по-старому – Вилкиным.
- Какой же ты Вилкин? – хохотал исправник. –
Вилкин – это от вилки, которой господа салаты кушают, а Распутин – от распутства. Я грамотней, фамильные тонкости понимаю.
Сибирь тогда кишмя кишела сектантами, и Распутин со своими наклонностями, конечно, не мог окунуться в холодный мистицизм официальной религии. Складу его натуры отвечали хлысты – с их буйными плясками, с их аморальным кодексом, где под покровом тайны творились самые мерзкие преступления противу нравственности. Теперь в избе Распутиных частенько останавливались какие-то странницы в полуманашеском одеянии, приходили на закате солнце, а убирались первой росой… Скоро села Покровского показалось Распутину мало – обесчестил и села окружные. Словно сатана какой, водил баб в лес тучами, там ставил кресты на елках, велел бабам молиться на него, а при этом плясал, дергаясь, обнимал всех и звал парней из соседней деревни – начинался свальный грех…
- Хлысты объявились, - заговорил народ, будто о чуме.
Распутин взял моду целоваться со всеми в уста.
- Греха в том нету, - говорил в оправдание. – Какой же грех, ежели все люди на земле родня друг другу? Коли я девку целую, так я закаляю ее противу беса… Спроси любую из них – противно Лией это? Ежели противно, тады ладно, не буду!
Вокруг него скоро образовался кружок из людей, темных и забитых. Сначала это были дальние родственники с выселков, одичавшие в одиночестве, и две девки – Катька и Дунька Печерины. Молельню вырыл Распутин под избой – словно могилу, и проникнуть туда никто из посторонних не мог. Из бани Распутин сам уже не шел – глупые девки тащили его на себе. В этот период жизни Гришка много болтал о любви к богу, молол что-то о создании на земле «мужицкого царства», и нашлись дуры, поверившие в его святость. Из дальних деревень шли женщины, дабы покаяться в грехах не священнику в церкви, а новому апостолу… Распутин говорил дурам: «перво-наперво, коли уже решила покаяться, ты меня не стыдись. – Но покаявшихся от себя уже не отпускал, внушая им: - Как мне поверить, что ты искренняя? Вот, коли в баньку со мной сходишь, ноги омоешь мне, яко спасителю, да водицы той испьешь толику, тады поверю: ты – во Христе!» Тунеядец, бежавший от труда, словно черт от ладана, Распутин нахально ощупывал котомки своих поклонниц и ничем не гнушался – ни соленым огурцом, ни куском ватрушки, ни луковицей. В этих обысках странниц активно участвовала и его жена Парашка ( с того, кажется, и кормились).
Из описания Илиодора: «Волосы на голове старца были причесаны в скобку. Борода мало походила на бороду, а казалась клочком свалявшейся овчины, приклеенным к его лицу, чтобы дополнить все его безобразие. Руки старца были корявы и нечисты. Под длинными изогнутыми внутрь ногтями полно грязи. От всей фигуры несло неопределенным, но очень нехорошим духом».
Так выглядел мессия, когда впервые появился в столице. После поцелуев Распутин повернулся к Феофану (ректору С.- Петербургской Духовной академии) и с улыбкой сказал:
- А ведь сразу видать, что братец круто молится…
Неясно, чего конкретно хотел Феофан от знакомства с Распутиным и чем бы вообще закончился его приезд в столицу. Но тут из поездки вернулся синодальный владыка Антоний и прогудел:
- Какой еще Распутин? Гришка-то?.. Так я его знаю. Кто его, беса, не знает. Гоните в три шеи! Не верьте ему – жулик! Какой же праведник, если он в Казани на бабах ездил…
- Как это на бабах ездил? – поразился Илиодор.
- Не твоего ума дело: ездил – значит ездил…
Распутин мгновенно скрылся, и о нем забыли: был – и нету его.
Конокрады, они с коновалами всегда в дружбе. Им это надо – когда жеребца охолостить, когда кобылу доправить, чтобы в цене подороже. Гришка Распутин, пока с лошадиного воровства жил, немало повидал коновалов. От них и познал врачевальные тайны, что тянулись в ХХ век из ветхозаветной Руси, от народного разума, от знахарских книг, писанных в лихие времена славянскою вязью, закапанных воском древности…
Многое запомнил. Сберег. Пригодится!
Покровские мужики, хотя и презирали Гришку, но иногда были вынуждены признать его превосходство над ними. Однажды мальчонку резанули косой по ноге, кровью исходил малый на сенокосе, а Гришка пошептал что-то, приложил травки – и кровь замерла… Чудеса творил Гришка и перед конскими ярмарками. В канун торжища приволок откуда-то полудохлую клячу, запер ее в амбаре. Неделю отпаивал ветхую кобылицу снятым молоком с отрубями. А когда наступала ночь, Гришка во мраке, тихо подкравшись, вдруг ожигал клячу кнутом, отчего она стала пугливой. Зубы у лошади давно стерлись, верхушки их стали плоскими (признак старости). Каленым железом Гришка по-цыгански выжег ей в зубах ямки, какие бывают только у молодых коней. Когда же повел клячу на ярмарку, все только ахали: выступал за ним резвый, подвижный коняга, дрожа гладкой шкурой, а по зубам дашь ему два года – не больше…
Наконец деньги на приезд Распутина были переведены. Восторгов, радуясь, тут же отбил телеграмму в Петербург на имя архимадрита Феофана: ВЕЗУ ИЗ СИБИРИ ЗЛАТОУСТА КРЕСТЬЯНСКОГО ГРИГОРИЯ РАСПУТИНА ЗПТ ПРОШУ БЛАГОСЛОВЕНИЯ ТЧК. Благословение без задержки было получено… Цепная реакция сработала!
Итак, духовенство, черная сотня, секретная полиция. Именно они расшевелили и вызвали к жизни того Распутина, которого позже европейская печать оценит как Der russishe Uber-mensh ( то есть «российский сверхчеловек»!).
В чем же дело? В чем его сила?
На этот вопрос ответ дал великий русский психиатр Бехтерев, который специально занимался Распутиным и разоблачил секрет его влияния на женщин.
«Все, что известно о Распутине в этом отношении, - писал Бехтерев, - говорит за то, что его сила заключалась… во властном характере его натуры и умении поставить себя сразу до фамильярности близко ко всякой обращающейся к нему особе женского пола… Каждую входящую даму «набожный» старец встречает в передней, прежде всего обводя своими «нежными» ручищами по всем линиям ее тела, как бы исследуя ее формы. Этим приемом старец Распутин сразу достигает близости к входящей даме, которая становится с этих пор кандидаткой на его обладание… кроме обыкновенного гипнотизма, - подчеркивал Бехтерев, - есть еще и половой гипнотизм, каким, очевидно, обладал в высшей степени старец Распутин… А великосветское дамское общество, его окружавшее, представляло ту извращенную дегенерацией среду, в которой распутинский половой гипнотизм пожал обильную жатву».
Мужицкая смекалка и опыт жизни, осложненной воровством и частыми побоями, помогали Распутину отыскивать правильный фарватер в этой удивительно запутанной дельте столичного света.Он по-своему был прав, делая ставку на грязь… Гришка своим длинным носом учуял, что здесь не все чисто, - здесь, напротив, чрезвычайно грязно, и кому, как не ему, подниматься все выше и выше… Из грязи да в князи!
Великий князь Николай, прямой внук Николая I, приходился Николая II двоюродным дядей. Отец его, тоже Николай Николаевич, был фельдмаршалом. Под старость, подобно библейскому Лоту, он начал приставать к дочерям, рожденным от балерины Кати Числовой. Во время пьяной вечеринки одна из них трахнула отца бутылкой по голове, отчего фельдмаршал спятил, вообразив себя лошадью. Соответственно пункту помешательства отмаршировал на конюшню, где и занял стойло. Поматывая «гривой» бороды, исправно жевал овес и лягал психиатров, демонстративно справляя нужду под «копыта». Очень просил конюхов, чтобы те подковали…
От него остались два сына – Петр и Николай, которым он предал признаки ненормальности. Петр, женатый на Милице Николаевне, был незаметен, зато брат его Николаша – гроза гвардии, непревзойденный мастер по части выпивки и закуски. Знаток парфорсной охоты, с арапником в руках он гонялся за волками и лисицами, совершая баснословные потравы мужицких посевов. Свой дворец в Петербурге сдавал под «веселый дом», за что имел по 46 000 рублей годового дохода. Не женат, но влюблен в слезливую купчиху, торговку мукой и бубликами. Бракосочетаться с нею ему запретили. «Я состою в родстве со многими дворами,- сострил Николай II, - но с Гостиным двором родниться не хочу». Напившись, великий князь обычно раздевался догола, брал гитару и залезал на крышу дома своей хлебобулочной пассии. В лунные ночи жители Царского Села не раз видели дядю Николашу, который, сидя под трубой, распевал злодейские романсы, жестоко изранивая сердце сдобной купчихи: «Скинь мантилью, ангел милый, и явись, как майский день…»Снимали его оттуда с помощью пожарной команды. Это закончилось, когда купчиха спятила. Николай Николаевич изобретал новые способы уничтожения щенков, который, появляясь на свет, почему-либо не угодили ему своей мастью. Осатанев от жестокости, он разработал способ, как убивать щенят ударом сапога по затылку. «Не всегда удается, - жаловался он царю. – Удачным я считаю такой удар, когда щенячьи глаза вылетают прочь из орбит и болтаются на тонких ниточках нервов, словно шарики…»
Сейчас великий князь уже не принадлежал сам себе, будучи оккупирован сестрами-черногорками. Когда ветеринар, не выдержав издевательств, повесился, черногорки сорочили:
- Только старец Григорий может спасти Ванду…
Распутин 30верст тащился от Тулы на лошадях по непролазной грязи проселочных дорог, пока не добрался до Першина – охотничьего имения великого князя. На крыльце он долго и смачно целовал обеих черногорок в губы и в смуглые щеки.
- Ну, где сука-то ваша? Ванда, што ль? Ведите…
И везуч же был, окаянный! По щучьему велению или как иначе, но любимая сука дяди Николаши выздоровела с его приездом сама по себе. В узкой венгерке с бранденбурами великий князь уселся напротив старца, энергично сошлепал ладонью пепел сигары с кавалерийских рейтуз, прошитых кожаными леями.
- А фамилия-то у тебя поганая. Впрочем, и с такою жить можно… Живет же у меня генерал от артиллерии Бордель фон Борделиус – куда гаже? А камергер Бардаков постеснялся своей фамилии и с высочайшегосоизволения стал, дурак, Бурдуковым…
Неожиданно сатрап осекся – прямо на него, не мигая и завораживая, в упор глядели блеклые зрачки мужика.
- Ну и глаза же у тебя! Смотреть тошно…
- А ты и не смотри, - дерзко отвечал Распутин. – Есть храбрецы, что со мною в гляделки хотят поиграть, да потом до утра заснуть не могут. Я человек махонький, как вошка, оттого и грехи мои крохотны. А ты вот большой, и грехов твоих паровоз не потащит… Дело ли – мужицкие посевы топтать? Это от беса у тебя! Ежели б вы, великие-развеликие, эдак-то не резвились на шее народа, так может, и революций не стало бы. А теперь хлебай ее, как кисель, полной ложкой.
Эти резкие слова, столь необычные, осадили Николая Николаевича назад, словно жеребца перед конкурсным барьером.
- А ты фрукт! – сказал он, пораженный…
Скоро они притерлись друг к другу, и каждое общение с Гришкой производило на великого князя сильное действие, заменяя ему укол морфием. Распутин не давал помыкать собою. В разговоре оставлял за собой последнее слово.
Вернувшись из Першина в столицу, дядя Николаша повидал племянника, в разговоре с ним долго рассказывал о Распутине. Хвалил мужика за твердость. За трезвую ясность ума.
Николай II долго молчал, похаживая с папиросой. Носком сапога он поправил загнувшийся край ковра и ответил:
- Ты, дядя, прав: опоры нет!
- Зато Распутин не станет притворяться, - заверил его дядя. – Верь мне, что он далек от нашего понимания жизни.
Николай II колебался, боясь допускать до своей особы простого мужика, и даже спрашивал у Феофана – правда ли все то дурное, что говорят о Распутине.
- Говорят, он и фамилию обрел от распутства?
- Истинно так! – не стал выкручиваться Феофан. – Григорий и не таил от меня грехов, кои бесчисленны и богомерзки. Но в нем царит такая могучая сила покаяния, что я почти ручаюсь за его вечное спасение. Христос давно глядит на него… Конечно, - заключил Феофан, - Григорий Ефимыч человек простой и, поев, тарелку от соуса облизывает, аки пес. Но вам, государь, и высоконареченной супруге вашей невредно его послушать…
1 ноября 1905 года Николай II отметил в дневнике, что познакомился «с человеком божиим Григорием из Тобольской губернии».
Развратная камарилья, которая в своем придворном инкубаторе вылупила Гришку из церковного яйца, кажется, и сама не ведала, что из него получится. А в притчах Соломоновых сказано:
«Видел ли ты человека, проворного в деле своем? Он будет стоять перед царями; он не будет стоять перед простыми». Распутин крепко разумел эту библейскую истину.
- А на ча мне перед народцем топтаться? Я и посижу… Лучше уж перед царями встану. От ихнего стола даже помойка жирной бывает. С единой крохи царевой век сыт будешь!
- Стой! – закричал он (Распутин) и вдруг начал удивительно ловко метаться по комнатам средь мебели. Царская чета онемела, наблюдая за ним. Гришка рывком подпрыгнул к ним, произнес страстным шепотом: - А ну, мама, покажь, где Маленький играет.
Его провели в «игральную» комнату Алексея – большой и светлый зал, в котором размещался богатый арсенал игрушек, а под потолком висела массивная хрустальная люстра.
- Скажи слугам, чтобы Маленького в эту комнату не пущали. Как бы греха не вышло. А ты, мама, мне верь. Я так вижу…
Зал опечатали. Через несколько дней Александрию потряс грохот – с потолка «игральной» сорвалась люстра. При ударе об пол ее разнесло вдребезги. Из города по телефону был срочно вызван Распутин, и царица опустилась пред ним на колени.
- Если бы не ты, Григорий … спаситель наш!
Гришка молодцевато похаживал средь обломков старинной бронзы, под ним отчаянно визжал раскрошенный хрусталь.
- Это ништо! Не бойсь. Голос мне был. Свыше…
А средь лакеев был дряхлый камердинер по фамилии Волков, человек крайне старомодных представлений, у которого из заднего кармана всегда свешивался хвостик цветного платка. Он ползал средь рогулек люстры, бормоча с недоверием:
- С каких пор висела… и вдруг сверзилась? Как же так? С чего ей падать? – Дотошный старец разглядел, что цепь, на которой висела люстра, была заранее кем-то подпилена. – Вот оно! – показывал он всем надрез. – Подпил-то еще свежий…
Распутина даже зашатало. Но он, оправясь, сам осмотрел подпиленное место на цепи, с ответом тоже не прогадал:
- Я так и думал! – заявил царице. – Конечно, подпилено. Злые люди, мама, враги твои не дремлют. Хорошо, что мне голос был свыше, а то бы так и пропала надежда земли русской…
Во сколько обошелся этот рискованный и точный надрез цепи люстры, об этом история умалчивает.
Мужу она (императрица) сказала твердо:
- Ники, надо что-то решать с нашим другом. До сих пор мы еще ничем не отблагодарили его за молитвы.
- Хорошо. Я дам ему денег.
- Это не выход. Может опять нарваться на Мишку (родной брат Николая II), который его и поколотит и еще деньги отнимет, - он такой…
-Ну, тогда я не дам ему денег, - сказал царь.
- Нет, ты деньги ему дай!
- Ладно. Я дам…
При очередной встрече с Распутиным император, стесняясь, извлек из бумажника 20 рублей. Самому стало неловко от своей скромности и, подумав, доложил еще две бумажки.
- Молитвами сыт не будешь… возьми, Григорий.
Распутин выбрал из вазы твердое английское печенье и сунул его в чай, размачивая. Перед ним лежало 40рублей – всего-то! При всем своем нахальстве он растерялся. Затаив глаза под бровями, соображал: «Брать или не брать?» Решительным жестом Распутин отодвинул от себя никудышную царскую подачку.
- Рублев не люблю, - заявил крепко. – От них одна блажь и тревога исходит.
Кажется, отказ Распутина от денег не был запланирован в семье Романовых: им думалось, что мужик так и кинется на рублишки, будто воробей на пшено…
Императрица потом говорила:
- Ника, сделай так, чтобы Григорий имел официальное право для посещения наших резиденций. Чтобы его не обыскивали при входе.
Перед сном Николай II истово молился в спальне. Отмолясь, Николай II воспрянул с пола:
- Аликс, я понял, как поступить с Григорием: мы дадим ему придворный титул возжигателя царских лампад!
Сразу стало все на свои места. Конечно, Романовым не всегда было удобно, что их навещает мужик без роду и племени, без определенных занятий. А теперь Распутин был закреплен при дворе на официальном положении как служащий в императорском штате.
После этого случая с 40 рублями Распутин закатился на два дня в ресторан, где просадил с проститутками сотню рублей.
Вернувшись в номера, еще пьяный, он ругался:
- Вот сквалыги, не могут человека по прилику уважить… Молись тут за них! Чтоб вас всех чирями закидало…
Распутин понял, что рассчитывать на божественный шелест тысячных бумажек здесь не приходится. Ему следует зарабатывать при дворе царя только влияние, а деньги предстоит изыскивать в других местах.
Распутин сразу и плотно вошел в семью Сазонова, на Кирочной ему нравилось. С утра до ночи разный народец крутится: одни приходят, вторых выносят, третьих приглашают. Кого тут не повидаешь – от маститого профессора до рассыльного из редакции. Распутин умел прозревать людей. Сазонов был мещанин с повадками хищника. Сейчас он свою квартиру сознательно обратил в нечто вроде кунсткамеры, где и содержал редкого зверя – Распутина; хочешь повидать зверя не миновать тебе и дрессировщика. Гришка это понимал, но охотно прощал хозяина, ибо в писательском доме было ему занятно жить. Собиралась профессура, журналисты, актеры, трепались тут, как хотели, когда пьяные, а когда трезвые, - на этих сборищах Распутин полной ложкой снимал с поверхности людского шума нужные для себя слова и знания.
Профессор Петражицкий однажды шепнул Распутину:
- Вам бы, милейший, гипнотизером быть. Большие деньги б заколачивали! Есть у вас в глазу какой-то бесенок… Простите, а вы сами никогда не задумывались над этим обстоятельством?
- Не! На што? Смотрят – и пущай…
Вскоре на квартиру Сазонова кто-то загадочный стал поставлять для Распутина его любимую мадеру… ящиками! Пришло и письмо, из коего стало ясно, что доброжелатель, давно наблюдающий издали за Распутиным, не может больше мириться с тем, чтобы такой замечательный человек испытывал недостаток в своем любимом напитке. С почтением к вашим несомненным достоинствам и прочее… Подписано – И.П. Манус!
-Это кто ж такой будет? – спросил Гришка.
Сазонов развел руки как можно шире:
-Ну, Ефимыч, не знать Мануса… это, брат, стыдно!
И рассказал, что Игнатий Порфирьевич Манус, хотя у него русские имя и отчество, на самом деле германский еврей, натурализировавшийся в России, да столь крепко, что от русских акций его теперь не оторвать. В правлении Путиловского завода это персона важная, он же директор товарищества Вагоностроительных заводов, член совета Сибирского банка, Манус имеет очень большие деньги от общества Юго-Восточных железных дорог…
- Миллионщик, што ли?
- Примерно так, - согласился Сазонов. – Но связи Мануса – вплоть до берлинских банков, до швейцарских.
Скоро встретились на деловой почве в присутствии Ипполита Гофштеттера, который влюблено глядя на Распутина, и устроил это свидание. Манус куда-то торопился и потому пить не стал.
- Я человек деловой, и у меня нет времени… Говорите прямо: сколько вам надо? Согласен сразу выдать аккордно сумму в десять – пятнадцать тысяч, а затем буду ежемесячно субсидировать вам еще по тысяче рублей… Человек я честный, верьте мне!
Распутин понял, что такие коврижки даром не сыплются.
- Даешь – беру! А что мне делать за это?
Манус заторопился еще больше:
- У меня нет времени, чтобы объясняться. Сейчас вам ничего и делать не надо. Просто живите, как жили раньше. Только не забывайте, что в этом печальном и скверном мире существует ваш искренний почитатель – бедный еврей Манус, к которому вы всегда можете обратиться в трудную минуту… Надеюсь, что в трудную для себя минуту и я обращусь к вам. Поможете?
- А как же
- Дела, дела… Всего доброго, господа.
Скоро нечто подобное проделал и банкир Дмитрий Львович Рубинштейн, которого в петербургском обществе называли Митькой.
Международный сионизм уже заметил в Распутине будущего диктатора, и потому биржевые тузы щедро авансировали его – в чаянии будущих для себя выгод в финансах и политике.
Вскоре поставил Распутин в селе Покровском новый дом для себя и своего семейства – двухэтажный, нарядный, крышу покрыл железом. Изнутри убрал комнаты коврами и зеркалами, по углам расставил пальмы и фикусы…
Московский приват-доцент Новоселов выпустил о Распутине брошюру, в которой разоблачил его как развратника-хлыста и обругал Синод за попустительство распутинским оргиям. Брошюра тут же была арестована полицией, но спекулянты продавали ее из-под полы за бешеные деньги. Газетная шумиха вокруг имени Распутина охватила всю империю – «от хладных финских скал до солнечной Тавриды». Антираспутинская кампания сделала имя Гришки широко известным: если кто раньше и не знал его, то теперь все ведали, что такой гад существует и неистребим.
1911 год – год укрепления Распутина при дворе; члены царской фамилии Романовых нижайше испрашивали у царской семьи разрешения прийти к чаю, а мужик просто приходил к царям, когда ему было удобно. От тех времен сохранилась протокольная запись его рассказа; ощущение такое, будто на старомодном граммофоне крутится заезженная пластинка с голосом самого Гришки Распутина:
- У царя свой человек… вхожу без доклада. Стукотну, и все! А ежели два дня меня нету, так и устреляют по телефончику. Вроде я у них как пример (т.е. премьер). Уважают. Царицка хороша, баба она ничего. И царенок ихний хорош. Ко мне льнут… Вот раз, значит, приехал я. Дверь раскрываю, вижу – Николай Николаевич там, князь великий. Невзлюбил он меня, зверем глядится. А я – ништо. Сидит он, а меня увидел, давай собираться. А я ему: «Посиди, - говорю, - чего уходить-то? Время раннее». А он-то, значит, царя соблазняет. Все на немцев его натравливает. Ну, а я и говорю: «Кораблики понастроим, тада и воевать можно. А нонеча, выходит, не надо!» Рассерчал Николай Николаевич-то. Кулаком по столу – и кричит. А я ему: «Кричать-то зачем?» Он - царю: «Ты бы, -говорит, - выгнал его». Это меня, значит. «Мне ли, мол, с ним разговоры о делах вести?» А я царю объясняю, что мне правда открыта, все наперед знаю и, ежели Николаю Николаевичу негоже со мной в комнате, так и пущай уходит. Христос с ним! Тут он вскочил, ногою топнул – и прочь. Дверью потряс шибко…
Появился новый фрукт – Петр Степанович Даманский, канцелярская крыса дел синодальных; понимая, что орлом ему не взлететь, он желал бы гадом вползти на недоступные вершины власти и благополучия. Чем хороши такие люди для Распутина, так это тем, что с ними все ясно и не надо притворяться.
- Наша комбинация проста, - рассуждал Даманский открыто, - на место Лукьянова прочат Роговича, но мы поставим Саблера, Роговича проведем в его товарищи, потом сковырнем и Роговича, а на его место заступлю я… Что требуется лично от вас, Григорий Ефимович? Сущая ерунда. Пусть на царя воздействует в выгодном для нас варианте сама императрица, хорошо знающая Саблера как непременного члена всяких там благотворительных учреждений.
- И ты, - сказал Распутин, - и Колька Соловьев, и вся ваша синодская шпана мослы с мозгами уже расхватали, а мне… Что мне-то? Или одни тощие ребра глотать осталось?
Даманский напропалую играл в рубаху-парня:
- Об этом вы сами с Саблером и договаривайтесь!
Распутин Саблера всегда называл Цаблером (не догадываясь, что это и есть его настоящая фамилия):
- Цаблер ходит ко мне, нудит. Я ему говорю: как же ты, нехристь, в Синоде-то сядешь? А он говорит – тока посади…
-Сажай его! – отвечал Даманский. – Знаешь, у Иоанна Кронштадтского секретарем еврей был. Сейчас живет – кум королю, большой мастер по устройству купеческих свадеб с генералами.
- Вот загвоздка! Посади я Цаблера, так меня газеты в лохмы истреплют. Скажут – ух нахал какой, нашел пса…
- Ефимыч, какого великого человека не ругали?
- Это верно. Меня тоже кроют.
- В историю входишь, - подольстил Даманский.
- а на кой мне хрен сдалась твоя история? Мне бы вот тут, на земле пожить, а что дальше… так это я…хотел!
В пасмурном настроении он покатил в Царское Село. История крутилась, как и колеса поезда. Александра Федоровна согласна была на замену Лукьянова Саблером, но Николай II уперся:
- Помилуйте, аттестация Победоносцева на Саблера выглядит чернее египетской ночи. Не могу я этого проходимца…
Кулак Распутина с треском опустился на стол.
Все вскочили – в невольном испуге.
Распутин вытянул палец- указал на царя:
- Ну что, папка? Где ёкнуло? Здесь али тута?
При этом указал на лоб и на сердце.
Рука царя легла поверх мундира, подбитого атласом.
- Здесь, Григорий… даже сердце забилось!
-То-то же! – засмеялся Распутин. – И смотри, чтобы всегда так: коли что надо, спрашивай не от ума, а от чистого сердца.
К нему подошла царица, поцеловала ему руку.
- Спасибо, учитель, спасибо… Теперь ясно, что от ума надобно бы ставить в обер-прокуроры Роговича, но сердце нам подсказывает верный ход – в Синоде отныне быть только Саблеру…
Графиня Матильда Витте уже названивала Саблеру:
- Владимир Карлович, ваш час пробил. Мы с мужем очень далеки от дел церковных, но… не забудьте отблагодарить старца!
Распутин еще спал, когда Сазонов разбудил его:
- К тебе старый баран пришел – стриги его…
Появился Саблер, добренький, ласковый, а крестился столь частенько, что сразу видно – без божьего имени и воздуха не испортит.
- Ну что ж, - сказал он, - теперь стригите меня…
Гришка скинул ноги с постели, потянулся, зевая.
- Вот еще! – отвечал. – Стану я с тобой, нехристью, возиться. Лучше сам остригись дочиста, а всю шерсть мне принеси…
Сколько дал ему Саблер – об этом стыдливая Клио умалчивает. Но дал, и еще не раз даст, да еще в ножки поклонится.
В этом году Распутин внял советам друзей и решил усилить свои гипнотические свойства. Тайком, скрываясь от филеров, он посещал кабинет Осипа Фельдмана, который давал ему уроки по влиянию на людей. Но обмануть департамент полиции не удалось, и Белецкий вскоре же установил, что Распутин оказался способным учеником Фельдмана, усилив свойственную ему силу внушения. Шила в мешке не утаишь; по столице стали блуждать слухи, что Распутин уже загипнотизировал царскую семью, теперь он вертит самодержцем как хочет.
Настало роковое лето 1914 года, душное и грозовое. Распутин, как солдат со службы, приехал на побывку в родное село, усердно высек сына Дмитрия, потаскал за волосы Парашку («чтоб себя не забывала»), потом остыл.
Еврейский народ дал миру немало людей различной ценности – от Христа до Азефа, от Савонаролы до Троцкого, от Спинозы до Бен-Гуриона, от Ламброзо до Эйнштейна… Да, были среди евреев великие философы-свободолюбцы, и были средь них великие палачи-инквизиторы. Русское еврейство могло гордиться революционерами, художниками, врачами, учеными и артистами, имена которых стали нашим общим достоянием. Но это лишь одна сторона дела; в пресловутом «еврейском вопросе», который давно набил оскомину, была еще изнанка – сионизм, уже набиравший силу. Сионисты добивались не равноправия евреев с русским народом, а исключительных прав для евреев, чтобы – на хлебах России! – они жили своими законами, своими настроениями. Не гимназия была им нужна, а хедер; не университет, а субботний шабаш.
Сионизм проповедовал, что евреям дарована «вечная жизнь», а другим народам – «вечный путь»; еврей всегда «у цели пути», а другие народы – лишь «в пути к цели». Раввины внушали в синагогах, что весь мир – это лестница, по которой евреи будут всходить к блаженству, а «гои» (неевреи) осуждены погибать в грязи и хламе под лестницей… Вот страшная философия! Сионизм, кстати, никогда не выступал против царизма, наоборот, старался оторвать евреев от участия в революции, и потому главные идеологи еврейства находили поддержку у царского правительства. Единственное, в чем царизм мешал еврейской буржуазии, так это воровать больше того, нежели они воровали. А воровать и спекулировать они были большие мастера, и тут можно признать за ними «исключительность»…
Царизм в эти годы был озабочен не столько тем, что евреи заполняют столичные города, сколько тем, что евреи активно и напористо захватывают банки, правления заводов, редакции газет и адвокатские конторы.
От взоров еврейской элиты, конечно же, не укрылось всерастущее влияние Распутина на царскую семью, и они поняли, что, управляя Распутиным, можно управлять мнением царя. Аарон Симанович, вполне годился для того, чтобы стать главным рычагом управления: он признал израильскую программу Базельского конгресса, исправно платил подпольный налог – шекель и был полностью согласен с тем, что «этническая гениальность» евреев дает им право порабощать другие народы.
Принято считать, будто царем и царицей управлял Распутин. Но это лишь половина правды. Правда состоит в том, что очень часто Николаем II… управлял Симанович, а Симановичем – крупнейшие еврейские дельцы Гинцбург, Варшавский, Слиозберг, Бродский, Шалит, Гуревич, Мендель, Поляков.
Это было еще перед войной – Симановича призвали в кагал финансовой олигархии. Присутствовали миллионер Митька Рубенштейн, Мозес Гинзбург, разжиревший в 1904 году на поставках угля нашей порт-артурской эскадре, были барон Альфред Гинцбург – золотопромышленник, видный юрист Слиозберг, сахарозаводчик Лев Бродский, строители железных дорог Поляковы, держатели акций и ценных бумаг, раввины, издатели, банкиры и прочие воротилы. Сначала они спросили Симановича – как и при каких обстоятельствах он познакомился с Распутиным?
- Давно, еще в доме Милицы Николаевны, когда принес ей показать камни на продажду, Распутин был там…
Потом встречался с ним в Киеве – как раз в дни убийства Столыпина.
- Как Распутин относится лично к тебе?
Симанович предъявил кагалу фотографию Распутина с его личной дарственной надписью»Лутшаму ис явреив».
- А как он относится к еврейскому вопросу?
- Он не понимает этого вопроса, но ему очень нравится, что мы всегда при деньгах. Он это уважает в людях!
Симановичу было сказано:
- Скоро будет война… Мы, иудеи, не имеем причин желать России победы в предстоящей войне с Германией, и чем позорнее будет поражение России, тем нам, иудеям, будет приятнее. Мы сейчас затеваем великое дело, на которое нами жертвуются неслыханные суммы денег… Согласись помочь нам, и ты станешь богат, тебя запишут в еврейские памятные книги «пинкес», и твое имя да будет памятно во веки веков средь детей Израиля! Но ты можешь и погибнуть, - предупреждали его. – Однако мы это предусмотрели. К тебе будет приставлена охрана из девяти вооруженных людей, которые станут сопровождать тебя всюду, где бы ты ни был, но они так ловки и опытны, что ты их даже никогда не заметишь…
Тут же было решено, что отныне Распутин тоже становится под особую еврейскую охрану и все покушения на него должны отводиться сразу же, в чем должен помочь Симанович, которому вменялось неустанно следить за Гришкой и его окружением.
Симанович задал кагалу насущный вопрос:
-Что конкретно я могу Распутину обещать?
- Что он хочет… наши средства колоссальны. Если понадобится, то откроются банки Чикаго и Лондона, Женевы и Вены. А помимо денег ты обещай Распутину землю в Палестине и райскую жизнь до глубокой старости на средства нашей еврейской общины…
В конце совещания сионисты решили завлечь Распутина в гости, дабы выведать наглядно, не является ли Гришка замаскированным антисемитом. Такая встреча состоялась в доме барона Гинцбурга, и если верить Симановичу, то при появлении Распутина все банкиры и адвокаты дружно плакали, жалуясь, что их, бедных (миллионеров!), притесняют. Ответные слова Гришки дошли до нас в такой форме:
- А вы куды смотрите? Ежели вас жмут, так подкупайте всех. Эвон, предки-то ваши: даже царей подкупали! Нешто мне вас уму-разуму учить? А я помогу… Ништо!
Парашка приезжала в Петербург не чаще чем один раз в году, да и то не задерживаясь. При жене Распутин себя ни в чем не стеснял, продолжая вести обычный образ жизни. Жена не обращала на это никакого внимания и даже говорила при гостях: « с него на всех хватит и мне кусочек останется». В последний свой приезд она оставила в Питере подросших дочерей – Матрену и Варвару; гостил и сын Дмитрий, о котором Распутин говорил: « от бога он дурачок: палец покажи – смеется!» На Гороховой быт Распутина окончательно оформился.
Распутина срочно вызвали на квартиру юриста Слиозберга, где собрался весь «цвет» денежной верхушки еврейского капитала и петербургские раввины – Эйзенштадт и Фридман. Распутина сионисты буквально оглушили стенаниями и звонкой бранью, сыпавшейся на головы русского верховного главнокомандования.
- Нас уже стали вешать! – кричали они.
- Что могу, то сделаю, - отвечал им Распутин…
Симанович писал: « Делегаты продолжали свои жалобы против Николая Николаевича и просили Распутина избавить еврейство от его преследования… Распутин встал и перекрестился. Это означало, что он дал клятву помочь им. В глубоком волнении объяснил он, что Николай Николаевич будет отстранен от должности вождя русской армии… «Тогда царь возьмет на себя командование армией, и мы сможем сделать что-либо для евреев», - сказал он. Все присутствующие были потрясены этим обещанием». Аарон Симанович тут же выступил перед собранием с дельным предложением:
- Евреи, кладите сто тысяч для нашего друга!
« На другой же день Мозес Гинзбург внес в один из банков на имена дочерей Распутина по 50 000 рублей».
Распутин знал, что с коровой, которая дает молоко, надо быть ласковым. При его содействии сионисты организовали в городе Луге (под Петербургом) особый центр по призыву евреев в армию. «Все члены комиссии, - писал Симанович, - были назначены по указанию Распутина и, если к ним попадался призываемый, на бумагах которого имелся мой условный знак, то такого обязательно освобождали». Но этого им показалось мало, - В Петербурге заработала подпольная фабрика по изготовлению фальшивых дипломов на звание зубных врачей; владелец такой бумаги, по тогдашним законам, не подлежал призыву! А в карман Распутину теки деньги…
Распутин очень любил черные сухари.
- Что русскому человеку надобно? – рассуждал он – Ежели у него сухарь есть, того и довольно. Я так полагаю, что кажинному солдату по два сухаря на день дать – он до Берлина добежит…
Программа заманчивая! Дело за исполнением ее.
Авторитет черных сухарей в глазах столичного света казался непогрешимым. В самом деле, сухарь не пирожное, его трудно критиковать, ибо он прост, как прост русский солдат. Двух поставщиков сухарей в Ставке уже повесили, но Распутин грыз сухари сам и жаловал ими знакомых расфуфыренных дам.
- От них моя сила, - убежденно заявлял он…
Кажется, только Аарон Симанович и знал, откуда в столице вдруг объявилась чета баронов Миклосов – он и она! Барон (если он барон) мало что выражал собою, служа лишь бесплатным приложением к своей супруге (если это его супруга). Зато баронесса Миклос – красавица, каких редко встретишь. Дело было поставлено на широкую ногу: отдельный особняк, швейцар и прислуга, открытый дом, полно гостей. Здесь же и Гришка Распутин, которому Миклос отдалась сразу же, о чем моментально известила Симановича, сказавшего: «Теперь наши сухари не подгорят…»
В роскошном особняке Миклосов возникла главная база по снабжению героической русской армии черными сухарями. Как это делалось? Настолько просто, что с трудом верится. По утрам в квартиру Распутина набивались посетители. Здесь же, руководя приемами, словно гофмаршал высочайшего двора, присутствовал и Симанович, носивший титул «секретаря старца». Распутин выписывал «пратеци». Писал на клочках бумаги, без указания имени просителя, часто даже без подписи. Симанович через своих агентов, карауливших в низу лестницы, перекупал эти «пратеци». А в них, как правило, стереотипная фраза: «Милай дарагой помоги дамочку бедная роспутин». С такой писулькой можешь идти хоть к премьеру. О чем его просить – твое дело…
Распутин чувствовал, что эта сладкая жизнь горько кончится, и всю войну «зажимал деньгу», рачительно складывая деньги в кучки и кучи, которые потом старательно прятал по углам и щелям… Интересно бы знать – из чего он сложил свои грязные миллионы? Симанович не открыл, а лишь приоткрыл занавес: « Я доставал Распутину деньги из особых источников, которые, чтобы не навредить моим единоверцам, я никогда не выдам!»
Если дрова не колоть, их можно ломать. Разъяряясь окончательно, Хвостов арестовал Симановича, которого доставил в охранное отделение, где его поджидал сам министр в замызганном пальтишке и демократической кепочке – набекрень. Ювелира запихнули в камеру, и в приятной беседе без свидетелей Хвостов бил его в морду. Шестнадцать суток аферист высидел в секретной камере МВД на воде и хлебе, но не скучал, ибо знал, что хвостовщина обречена на поражение, а Распутин вскоре станет велик и всемогущ, как никогда.
А.С. Симанович в эмиграции выпустил книгу «Распутин и евреи», в которой, не удержавшись, растрепал множество тайн сионисткой шайки. Боясь разоблачений, сионисты, где только видели эту книгу, сразу ее уничтожали, и потому она стала библиографической редкостью…
Я не сжигал сундук с материалами о Распутине, но отбор нужного был самым мучительным процессом. Объем книги заставил меня отказаться от множества интереснейших фактов и событий. В роман вошла лишь ничтожная доля того, что удалось узнать о распутинщине.
Чем хорош роман «Нечистая сила»? Он исторический. Чем хороша история? Она знакомит нас с самыми неприглядными технологиями, которые придуманы человечеством. Какими? Это воздействие на сознание человека и манипулирование властью. Мир давным-давно разделен на тех, кто этими технологиями владеет в совершенстве и тех, кому они неизвестны. Тот, кто ними владеет – правит. Тот, кто с ними незнаком, позволяет собой управлять. Скажите, что произойдет страшного, если не знать, для примера, устройства шариковой ручки. Да ничего страшного, пойдешь и купишь новую шариковую ручку. Хуже, когда ты не знаешь, как работают эти неприглядные технологии. Тогда ты становишься оружием в чужих руках. Оружием, с помощью которого кто-то решает совершенно чуждые тебе цели и задачи.
Например: когда крестьянину Якову начинают доказывать, что его сосед Антоний хочет забрать его надел. Яков чтобы опередить Антония, нападает первым. В результате склок, оба лишаются своего имущества и идут к крестьянину Платону, чтобы он им помог. Платон им помогает, но не просто так, а под урожай будущего года. Яков и Антоний уже работают не на себя, а на Платона. Это пример воздействия на сознание. Кому это было выгодно? Крестьянину Платону. Именно он предупредил Якова о планах Антония. Откуда такая уверенность? Об этом Платон перед смертью рассказал своему сыну. Это уже история. Теперь поговорим о манипулировании властью. Платону первый опыт понравился. На него работает две семьи – Якова и Антония. У Платона появилось свободное от труда время. Он решил увеличить свой достаток еще больше.
История повторилась, только теперь с крестьянами Петром и Павлом. Так повторялось многократно, дабы закрепить такое положение и передать его по наследству сыну, Платон покупает право на управление той землей, на которой на него работают. Приобретает власть, чтобы манипулировать ею в своих интересах.
Если внести поправку на время и заменить имена крестьян названиями государств, то мы получим день сегодняшний.
Насколько хороша ваша память, вы все помните о том, что написал Пикуль о Гришке Распутине? Если нет, то вы всегда можете к этому вернуться, потому что это очень важно. Почему? Об этом чуть позже. Теперь давайте посмотрим, что пишут в Интернете о действующем Премьер – министре Юлии Владимировне Тимошенко. Почему о ней? Сравнивая биографию Григория Распутина и Юлии Тимошенко, нахожу много общего, и это начинает пугать. Или, быть может, это всего лишь совпадения. Но не слишком ли их много?
Есть ли у Юлии Владимировны доверенное лицо, ее правая рука? Есть – Владимир Турчинов. Во времена первого ее премьерства Турчинов был начальником Службы Безопасности Украины. Во время нынешнего премьерства занимает должность первого вице-премьера. Турчинов абсолютно предан Юлии Владимировне. Юлия Владимировна начальник, Турчинов подчиненный – это закон или нам так кажется? А если к этому вопросу подойти, основываясь на историческом опыте. Тогда Турчинов тот человек, что контролирует работу Юлии Владимировны. Кто наделил Юлию Владимировну той силой, что она имеет. Кто ей предоставил эти возможности? Что это за неизвестная сила, что остается в тени, но контролирует свои решения через Владимира Турчинова и управляет Юлией Владимировной. Что им нужно, в конечном итоге от Украины?
Бред? Может быть. Но кто ответит на возникшие вопросы? С 1989 по 1991 год Юлия Тимошенко (по-матери Телегина, по-отцу Григян) работает коммерческим директором Днепропетровского молодежного центра «Терминал», среди инициаторов создания которого выступает Владимир Турчинов. В 1991 году Юлия Тимошенко – генеральный директор корпорации «Украинский бензин» (КУБ). Собственный капитал (пять тысяч рублей кредита, полученные в 1988 году на развитие сети салонов?) и банковские кредиты(свекор стал главой Кировского райисполкома Днепропетровска?) КУБ направила на закупку горюче-смазочных материалов.
Корпорация КУБ положила начало созданию новой бизнес - структуры « Единые энергетические системы Украины» с оборотом 11 млрд. долларов. У меня сразу же возник вопрос как, используя, пять тысяч кредита, в рублях, можно за шесть лет достичь столь блистательных успехов? У многих и суммы больше были и свекры с должностями повыше. На этот самый мутный вопрос из биографии Юлии Владимировны может дать ответ только один человек - Павел Лазаренко. Именно он считается крестным отцом компании «Единые энергетические системы Украины», именно он ввел Юлию Владимировну в большую политику.
После этого необходимость в Павле Лазаренко отпала. Он попал в опалу. Долг Лазаренко Юлия оплатила, экс-премьер покинул страну на самолете «Единых энергетических энергосистем». С чувством благодарности Юлия Владимировна отправила Лазаренко в ссылку. Так уж случилось, что Лазаренко стал пешкой в чужой игре. Как долго его будут держать под арестом в Штатах? Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно понять, почему экс-премьер годами сидит под арестом? Если есть желание, в Америке можно посадить любого, даже Аль Капоне это понял. Почему судебное разбирательство не закончено. Первое, таким способом обеспечивается безопасность Павла Лазаренко. Не дай бог, что-то с ним случиться, сразу найдут заинтересованную сторону. Второе, пока Лазаренко под следствием, он не даст показаний на Юлию Владимировну, просто физически не сможет подтвердить их официально. Но вернемся к первому вопросу, как долго Лазаренко будет сидеть. Ровно столько, сколько Юлия Владимировна будет при власти. И количество нанятых Лазаренко адвокатов никоим образом не могут повлиять на этот процесс. Да, с такой крышей, Юлии Владимировне никакие бури не страшны.
Дабы подчеркнуть свою «украинственность» Юлия Владимировна за год овладевает украинским языком, чуть позже по совету имейджмекеров меняет прическу. Эта прическа в народе получила высокую оценку и стала называться в двух вариантах, коротком – «каравай» и длинном - «каравай с ушами».
Юлию объявляют украинским секс - символом. А Распутина величали российским.
Зарубежная пресса в восторге от Юлии Владимировны. Впрочем, как в свое время, была в восторге от другого « русского сверхчеловека» Григория Распутина.
В Верховной Раде Юлия нашла массу мужчин, готовых делать ей комплименты, которые она очень любит. Григорий Распутин тоже знал массу женщин из высшего света, делавших ему «комплименты».
В верховной Раде Юлию защищал известный украинский диссидент Степан Хмара. Отсидевший около 20 лет в советских лагерях. Хмара, как проводник украинского национализма, привлек к Тимошенко своих сторонников, которых Юлия включила в свою партию. Распутин тоже, на первых порах не чурался черносотенцами.
Дела семейные. Замужем. С мужем не живет уже больше десяти лет. Имеет дочь Евгению. Муж проживал в Лондоне. По словам дочери Евгении, она с отцом занималась привлечением крупных инвестиций в Украину. По словам же Юлии Тимошенко, в последнее время он зарабатывает на производстве и продаже перепелиных яиц. Где же правда, наверное, где-то посередине. Что получается? Александр Тимошенко привлекает крупные иностранные инвестиции в производство перепелиных яиц на Украине?!
Немного истории. Пока Гришка Распутин каламбурил в столице, жена с детьми жила в Покровском, что в 80 километрах от Тюмени. Чем она занималась, говорили, что семечки щелкала. Но в деньгах никогда не нуждалась.
Материальная сторона вопроса. Понимая, что правление не будет вечным, Юлия Владимировна «не светит» свои доходы. В первое премьерство у нее не было вообще никакого имущества. Это как надо уважать свою страну, чтобы баллотироваться на высшие руководящие должности в статусе бомжа. Править страной и не отвечать своим имуществом! Когда ты идешь в банк и берешь кредит, там запрашивают залог. Да, страна это не банк, а средство для удовлетворения личных амбиций. Живет строго официально на зарплату премьер - министра пусть это 81 000 гривен, а стоимость гардероба Юлии Владимировны почему-то никак не вписывается в эту сумму, про прочие расходы умолчим. И это знакомо. Когда царь дал Гришке Распутину 40 рублей за труды, Гришка Распутин пошел в кабак, где с проститутками, с горя, за два дня спустил сотню. Тогда-то Гришка понял, что власть ему нужна, чтобы кормиться не властью, а с помощью власти.
Когда карьера Юлии Владимировны только начинала вырисовываться, она была плохим оратором, нервно теребила волосы и мучалась с «лишними руками». Теперь же Юлия научилась владеть вниманием толпы. Взрослые люди в исступлении, с пеной у рта начинают доказывать, что "Юля всем им покажет". На вопрос: «что именно и кому?» начинают путаться, сводя свои аргументы к одному - «зато она красивая». Типичный случай манипулирования человеческим сознанием. Гришка Распутин, чтобы увеличить свои гипнотические способности брал уроки гипноза, в чем, безусловно, преуспел. «Он святой» - говорили люди, подвергшиеся его влиянию.
В свое время, Юлия Владимировна нашла, как ответить на обвинения ее в коррупции. Он предложила возглавить лично борьбу с коррупцией в стране! Цитата Джорджа Сороса: «браконьер, которого назначили лесником». Григорий Распутин тоже мог изгонять бесов.
Последний вопрос. Что будет дальше? Юлия Владимировна не станет очередным Президентом Украины, не дадут. Период правления Юлии Тимошенко станет черной страницей в современной украинской истории, периодом правления нечистой силы. Павел Лазаренко, наконец-то опубликует уже написанные мемуары. Многое из них нам предстоит узнать.