Пионеры в леса уходили,
Оставляя могилы предков,
С их унылым собачьим воем,
С их искусственными зубами.
Завещали любить потомкам,
Долго-долго во след смотрели
Тем диковинным птицам черным,
Что летели в беззвучном небе
С.Селюнин (Силя), гр. «Выход»
За трамвайной линией начиналась тайга. Насквозь изученная с юных лет, исхоженная вдоль и поперек, прошитая тонкими ниточками тропинок, загаженная отдыхающими горожанами и даже кое-где перемежающаяся постройками нежилого плана. И тем не менее, это была уже тайга. Углубись чуть дальше - заблудишься. И хоть не встретишь уже в разумной близости ни медведя, ни волка, ни какого иного опасного хищника, однако изредка на окраине города в лютую зиму по сугробам ложатся легкие лисьи следы.
Егор подошел к крыльцу подъезда и сел на ступеньку. На горячем бетоне сидеть было приятно, хоть и немного жестковато, солнце сегодня буквально жарило планету и горячий воздух дрожал над раскаленным асфальтом. Егор закурил, дым теплой едкой струйкой потек по горлу, оставляя горькое послевкусие. Напротив бетонного крыльца, где сидел Егор, среди построек детской площадки, резвилась ребятня, в расплавленном воздухе то и дело крутились протуберанцами детские визги и смех. Приближался ещё один оранжевый вечер жаркого короткого лета. А над широким полуколодцем дворика, высоко в небе, летали неизвестные птицы.
- Давно сидишь? – спросил Дес.
- Только пришел. А ты чего один?
- Да вот, - Дес развел руками, - но сейчас ещё Лобзик с Маней придут. Ты к Катьке не заходил ещё?
- Нет, - ответил Егор, - она знает, что я тут. Сейчас выйдет.
За спиной Егора скрипнула пружинами дверь подъезда. Вышла Катька.
- Всем привет. А где Манюня?
- За ней Лобзик пошел, скоро придут, - сказал Дес, - отлично выглядишь сегодня.
Катька села на ступеньку рядом с Егором и провела легкой рукой по его волосам.
- А ты чего такой сердитый? - спросила она - Опять с черепами поцапался?
- Угу, - буркнул Егор, - запарили. Весь день кровь пили, еле вырвался. Уйду я от них, житья не дают…
Катька откинула с лица длинную прядь и наклонила голову к Егору на плечо. Дес деликатно стоял в стороне и смотрел на птиц.
- А вот и Лобзик!
В проеме арки показались две фигуры. Манюня и Лобзик. В легких цветных рубашках.
- Пойдемте, пожалуй, погуляем по трамвайным рельсам, - Егор поднялся.
- Посидим на трубах у начала кольцевой дороги, - подхватил Дес и двинулся навстречу новоприбывшим.
- Катя! – Вдруг раздалось откуда-то сверху, - Ты далеко пошла?
- Мам, мы гулять.
- Надолго?
- Навечно, - бросила Катя, скрываясь за поворотом.
Их ожидала встреча со Скалой.
Лобзик, шел слева, Дес чуть сзади. Гулять по трамвайным рельсам надо уметь. Тут и шаг другой и ритм и чувство определенности движения. Шпалы не пускают просто так - они подчиняют. Девушки отстали, и их никто не ждал. И так было понятно, что в случае необходимости их не оставят без внимания. Там где сходятся рельсы, им сворачивать влево. В глубине леса, из склона, подобно носу огромного корабля, на Север смотрела Скала.
Егор поправил лямку джинсового рюкзака и полез в карман за сигаретами.
- Вчера Ромку Фаста гопники избили, - сказал Лобзик.
- А где? – вяло поинтересовался Егор.
- Где-то около девятого микрорайона, он к Максу ходил, его там поймали и избили.
- Сильно? – равнодушно спросил Дес.
- Не знаю. Мне на тусовке рассказали сегодня.
Егор промолчал. Жалко Ромку, хороший парнишка, правда шумный не к месту. Вечно как появится на тусовке, так галдит без умолку. Слова сказать не даст.
- Макс, говорят, установку себе приобрел, - продолжал Лобзик, - и вроде даже сейшен по такому случаю устраивать будут.
Дес, чиркнул спичкой, прикурил, и спросил:
- А где?
- Не знаю, мне на тусовке сегодня сказали.
Егору стало смешно.
- Слушай, Лобзик, а ты кроме как на тусовке, ещё откуда-нибудь информацию черпаешь?
- Ну… Из книг…
Лобзик был странный человек. В его кудрявой патлатой голове умещалось такое множество чужих изречений, шуток и цитат, что на собственное мыслеформирование, судя по всему, там просто не оставалось места. В целом он был беззлобный и вполне приятный человек, хоть и чрезвычайно системный. Складывалось такое впечатление, что внешнее проявление его принадлежности к системе, играло для него первостепенное значение. А внутреннее содержание, по мнению Егора, он заполнял всем что попадется под руку. Так о нем и говорили. Лобзик – это человек не всесторонне развитый, а человек разнообразно набитый. С этим, кажется, не стал бы спорить никто. Даже сам Лобзик.
***
Казалось, им предстоит долгий подъем к вершине сопки, однако на полпути нужно круто повернуть вправо и вот она – Скала. В сгущающихся сумерках они шли в сторону теплого надежного маяка, пляшущего сквозь подлесок – большой костер на палубе сухопутного судна. Там уже были люди, меж сосен слышались их голоса, звон гитары и стоны губной гармошки.
- Хай пипл! – крикнул Лобзик и ринулся напролом через заросли.
Егор обернулся, дождался остальных спутников и пошел по тропинке.
- Гости к нашему приюту! – крикнул кто-то. Егор и Дес пошли через группу сидящих вокруг костра людей, пожимая руки и даже обнимаясь с некоторыми из присутствующих. Людей было много. Ярко блеснула вспышка - кто-то фотографировал тусовку.
- А где Макс? – спросил Егор у длинноволосого блондина по имени Слава, присаживаясь рядом.
- Да кто его знает, - ответил тот, - где-то был. Посмотри, может ближе к краю пошел.
- Ура! Ура! Я увидел НЛО! – пели несколько голосов, гремели струны гитар.
Егор обернулся. На самом краю Скалы, свесив ноги вниз, сидел Макс. Сутулый, длинный, четко выделяющийся на фоне вечернего неба. Потом подойду, подумал Егор и повернулся к Кате:
- Тебе не холодно? А то можешь сесть сюда, поближе к костру.
- Нет, - произнесла она, отрешенно глядя на кого-то в толпе.
Слова Егора были полнейшей глупостью. Действительно, как можно было замерзнуть вечером в самый разгар лета? Егор это прекрасно понимал, и тем не менее хотел, чтобы она обратила на него внимание. Однажды он уже пожалел, что привет эту девушку в систему. Большинство этих людей были для неё как сказочные персонажи, о которых среди орды пионеров ходило множество легенд и баек. И вот наконец-то она обрела счастье собственными глазами видеть их, общаться с ними. Это было примерно год назад. Это была встреча с кумирами. И с тех пор у них в отношениях что-то не заладилось. Не в силах преодолеть это и даже не зная как это сделать, Егор просто решил оставить все как есть. По крайней мере, когда они остаются одни, она такая же как и прежде. Нежная, весёлая, любящая и ласковая.
- Укроп, - обратился к Егору откуда-то выглянувший Лобзик, - спой «Уходили из дома».
- Да ну… - Егор сморщился. Он давно уже привык к своему прозвищу, но почему-то сейчас его несколько покоробило такое обращение. – Тоску нагонять… Подай мне лучше мой рюкзак.
Лобзик скрылся на секунду из поля зрения, а потом вынырнул вновь.
- Держи. Ты чего там носишь такое тяжелое?
Егор поочередно вынул из рюкзака шесть бутылок портвейна. Рядом с ними Дес выложил свой багаж – четыре бутылки водки и банку тушенки. Экипаж знал, как скрасить свой досуг, вокруг костра стали собираться присутствующие, многие тоже открывали свои рюкзаки и сумки.
- Откуда такое богатство, брат? – спросил кто-то.
Егор поднялся и пошел на край, где сидел Макс.
- Стритовал два дня без перекуров, вот и разносолы, - сказал он, удаляясь.
Егор протянул бутылку и Макс присосался к горлышку. Они были знакомы чуть ли не с самой границы воспоминаний Егора, правда Макс был почти на десять лет старше. В детстве они играли вместе в детские игры, а потом разница в возрасте развела их пути. Со временем Макс вообще исчез из жизни Егора и много лет о нем ничего не было известно. За это время Егор обзавелся множеством друзей, лучшим и самым близким из которых стал Дес. Потом Макс вновь появился на горизонте. За прошедшие годы у него успела проявиться склонность к криминалу, кажется даже он схлопотал судимость и условный срок. Неизвестно, чем бы закончилась биография этого поистине непостижимого человека, однако судьба привела его в систему, что спасло его от вероятного плачевного финала. Видимо причиной этому стал его бунтарский характер и постоянная жажда какого-либо действия. И кроме того, Макс обладал тем загадочным талантом, который в науке принято именовать харизмой. В общем, странный человек с совершенно неизученным видом таракана в голове.
- Чего скучаешь? Пошли в народ.
- Сейчас пойдем. Вот это вот допьем и пойдем.
- А где твоя установка? Вроде бы как её обмывать собирались.
- Ну ты даешь, - усмехнулся Макс, - как же я её сюда один приволоку? Сейчас ещё соберутся люди и пойдем.
- Куда?!
- Ко мне. Установка дома стоит. Сходим, возьмем её и толпой сюда притараним.
- Сходим, отчего бы не сходить, - проговорил Егор и приложился к бутылке.
От горизонта потянуло прохладой, из неведомых далей принесло легкий таежный бриз.
- Я вот думаю, уеду я наверное, - сказал Макс, - тоска тут.
- Может быть и тоска, но мне нравится.
- Слышал, Ромку избили? Он ко мне приходил, взял пару кассет и пошел домой. Так эти уроды его прямо около подъезда встретили. Избили в кровь, волосы обрезали. До сих пор у крыльца бисер от фенек валяется. И что он им сделал…?
Егор промолчал.
- А ведь у них тоже свои ценности, - продолжал между тем Макс, - своя культура какая-то. Тюремная романтика, ворами все хотят быть, с братвой тусуются.
- Да какие у них ценности, Макс? – возразил Егор, - денег им побольше, да семечек на скамейке погрызть. Понты друг перед другом кидать… Ну там, в хобот кому-нибудь заехать.
- А чем мы лучше? Вот скажи мне, что у нас есть такого, чего нет у них? Книжек они не читают, так и не нужны им эти книги, если нет нужды беседы беседовать. Да и у нас, чего греха таить, вот тот же Булкин, кажется, вообще даже букваря в руках не держал. А пионеры нынешние? Они говорить-то толком не умеют: «хай пипл», «баттл вайна», «хаер до пупа». А насчет денег, тоже не соглашусь. Вот тебе бы сейчас лишние были бы они? Мне, к примеру, совсем нет. Просто у нас их не водится никогда, вот мы и придумали себе, что деньги – это зло, что они развращают. А сами при этом пьем как последние алкаши, траву курим, трахаемся как кролики. Скажешь, нет? Нет у нас ценностей, Егор. А те что есть, ничем не отличаются от бычьего кайфа.
- Макс, у нас музыка, творчество…
- Ой, не надо только вот этих возвышенностей! Музыка, творчество! Ты знаешь как гопники свой блатняк уважают? И ведь кто-то же пишет эти песни. Так что у них тоже своего творчества немало. А то что они Ромку избили, это да. Тут они уроды, нечего сказать. Хотя может это мы перед ними уроды. Кстати, из твоего круга Ромка-то?
- Да, с моей тусовки.
- Лобзик твой народ подбивает идти за Ромку отомстить. Ты ему скажи, чтоб не делал глупостей. Толку ведь никакого, а то что озлобит он их ещё сильнее – это как пить дать.
- Боишься, что к тебе потом придут?
- И этого тоже боюсь. Но знаешь чего боюсь больше? То, что все мы однажды увидим, что стали такими же как они. Все до одного. И, глядя на пионера, ты будешь думать, вот ведь образина какая, господи помилуй! И ценностью для тебя будут деньги. Ты полюбишь свою работу, свой душный дом и овощное рагу. А это время будешь вспоминать с тоской и тихой грустью. По вечерам с Десом будешь пить пиво и дрочить на свое неформальное прошлое. Вот она где настоящая тоска. И ты будешь ненавидеть длинные волосы на своей голове, порванные джинсы, а фенечки твои просто растворятся где-то в повседневности твоей. И останется от системы в тебе только пристрастие к определенному жанру в музыке, любовь к литературе и умение посредственно бренчать на гитаре…
***
- Длинный, а ты стучать-то умеешь? Ты ведь никогда не станешь папой, Макс, у тебя ведь нету чувства ритма! – на подобные шутки Макс, которого иногда ещё называли Длинный, не обижался. Тем более сейчас, когда понимал, что празднование в его честь. И в честь его новой ударной установки. Хотя чувства ритма у него действительно не было. Как не было у него голоса и слуха. И при этой совершенно безнадежной неспособности к музицированию, Макс музыку очень любил. Он купил себе двенадцатиструнную гитару, он покупал новейшую по тем временам технику, вот и до барабанной установки дело дошло.
И на всем этом арсенале он ещё, плюс ко всему, старательно учился играть. Его никто не учил, он делал это самостоятельно - выискивал где-то различные печатные самоучители и как прилежный ученик упорно трудился. А потом демонстрировал свои успехи окружающим. Зрелище было жалкое, вызывающее разве что желание сказать ему всю правду в глаза, чтобы не мучился, но его слушали. Потому что не имеет значения – есть ли у тебя соответствующий талант. Ведь главное – любовь к тому что ты делаешь. Движущая сила настоящей любви слепа и равнодушна. Она просто есть, как пятая стихия, как второе солнце, она указывает путь и расчищает дорогу от накипи. Это Вавилонский снег, это арктическая пальмовая ветвь. Это то, что никогда не встретишь сам, а встретив - не поверишь, а поверив – не познаешь. Кто из нас может гордиться такой любовью? Поэтому его слушали. Хоть и шутили, но слушали.
В этот раз шутки шутил Мишка Безрукий – у него на обеих руках было всего четыре пальца.
- А ты, Михаил, скажи – на какой войне ты руки потерял, тогда я тебе отвечу, - сказал Макс.
- На какой нахрен войне! Как-то зимой упился до обморока и уснул на улице.
- Ну вот! А ты мне о чувстве ритма. Какая разница есть оно или нет, когда все дело в мозгах!
Инцидент был исчерпан.
***
На океан опустилась ночь. Судно, погасив бортовые огни, бесшумно скрылось в темноте и только просыпанные на черном бархате звезды освещали путь. Система покидала палубу, оставляя у погасших костров самых стойких и неугомонных. Егор решил заночевать здесь же, под мачтой. Вытянув ноги к умирающим но горячим углям костра и сунув под голову рюкзак он закрыл глаза. Строчки поплыли перед внутренним взором: «И полночи миг недалек, я сидел, я курил, я не спал. Мерцал в темноте огонек, освещая мой скучный привал. В странном танце сплетался узор пламенеющих углей костра. Я завел сам с собой разговор, сам с собой говорил до утра…»
Катя ушла с другим. Ему ещё станет плохо и чудовищно больно, но это будет потом, а сейчас его корабль уходит в ночь. Утих звон гитар и дикие ритмы установки, над мачтами повисла мертвая тишина.
- Егор, ты уже спишь? – раздался в темноте голос Деса.
- Почти, - пробормотал Егор.
- Я тут подумал, что когда рок’н’ролл сдохнет окончательно, некому, кроме нас, будет нести о нем светлую память. Ты как считаешь?
- Что ты сделал для хип-хопа своего?! Йоу! – выстрелил откуда-то Лобзик.
Егор не обратил на него внимание.
- Я книгу напишу, Дес. О том как ты едешь на поезде, а потом вываливаешься из него и оказываешься в глухой тайге. Встречаешь там какого-то колдуна-шамана и он кормит тебя муравьиным маслом до тех пор, пока ты не растворяешься в воздухе. Вот и весь рок’н’ролл. Как тебе?
- Ты лучше вон, Лобзика раствори в воздухе. Все хоть чище в мире станет, - хохотнул Дес, - ладно, товарищи, давайте уже спать, - он зевнул и повернулся на другой бок.
- Завтра ж на охоту! Всем спать! – брякнул Лобзик.
- Ты заткнешься когда-нибудь? – проворчал кто-то из темноты и Лобзик замолчал.
Экипаж спал. И если бы кто-нибудь сейчас смотрел в небо, то он не смог бы не увидеть как там поочередно гаснут и вновь загораются звезды - это парит неизвестная птица, заслоняя крылом их свет.
***
Пионеры коней седлали
Собирали скарб свой нехитрый
Сигареты и чай полночный
Из любимых из песен детских.
Уходили в седые горы
Поднимали знамена пророков
И курились дымы седые
Над патлатыми головами
С.Селюнин (Силя), гр. «Выход»
Солнце, скрипя шестеренками, сползало за бугор, длинные розовые лучи били в веранду и пекли затылок. Егор кусал губу, скрючившись в кресле и, приблизив нос к листу бумаги, старательно выводил тонкую синюю линию. Егор рисовал.
На рисунке постепенно проявлялся синий кот, который исполняет желания.
Спустя час, Егор отложил незаконченный рисунок в сторону, потянулся, хрустнув позвонками, размял затекшую шею. На улице запищала петлями калитка и по дощатому настилу, идущему вдоль дачного домика, застучали ботинки. Это шел Дес.
- Хай, пипл! Чем занимаешься?
- Да вот, рисую по-малеху.
- Закежь, - Дес наклонился над рисунком, - блин, Укроп, откуда ты все это берешь? Сенсимилья?
- Я, брат, не практикую подобного рода стимуляцию сознания. Мне своей дури хватает и допинги ни к чему.
- Понятно. Однако от белого столового не откажешься? – Дес ехидно улыбнулся.
- Это которое пить только охлажденным?
- До ломоты в нечищеных зубах! Ну так как?
- Блин, Дес, закусить реально нечем. Могу луку с грядок надрать, укропчику… Может, парочку огурчиков в теплице отыщу, а так, экскюзи муа, с темой похавать – голяк!
- А типа тебя это когда-то останавливало! – воскликнул Дес и жестом фокусника вынул из рюкзака литровую бутылку без этикетки – Вуаля!
- Что это, водка?
- Это, милый друг, чистый спирт! Не спрашивай – где взял, скажу – пить не станешь!
- Знаю, где ты его берешь, у тебя тетка в морге работает, - Егор поднялся с кресла, сунул ноги в сандалии и пошлепал на огород.
- Рюмок нет, не ищи, а кружки стоят там где обычно, - бросил он Десу, спускаясь с крыльца.
Некоторое время спустя, когда на стол были брошены с десяток маленьких колючих огурчиков, пучок укропа и несколько стрел зеленого молодого лука, они сидели за столом и с остервенением трясли пластиковую бутылку, в которой в пропорциях один к одному разбавили спирт водой. Трясли по очереди, чтобы жидкости смешались как следует. Никто не хотел потом мучиться отравлением. Наконец процедура была закончена и Дес, отвинтив крышку, налил жидкость в железные эмалированные кружки.
- Ну, индеец, за единение! – провозгласил он свой традиционный тост.
Они звякнули посудой и залпом осушили «бокалы».Жизнь налаживалась.
- Я вот что придумал, - начал Дес, - фильм снять. Любительский, куда нам до голубожопого Голливуда. Ведь сам посуди, знакомых у нас пруд пруди, наверняка и камеру и актеров найдем.
- Мысль интересная, стоит её провентилировать, - подхватили Егор, хрустя огурцом, - но у нас нет сценария. А без него мы с тобой нихрена не сотворим.
- Справедливое замечание. – Дес взглядом указал на бутылку, Егор кивнул, выражая согласие. Дес между тем продолжал:
- Сюжет приблизительно следующий, в город У приходят два молодых человека. Знакомятся с местными, ассимилируются так сказать, но вот беда! Они влюбляются в одну и ту же девушку. Сам понимаешь, без розовых соплей не обойтись, ну и как водится, на этой почве у них разыгрывается драма…
- Так не доставайся же ты никому! – перебил Егор
- Можно и так, - согласился Дес и продолжил мысль, - в общем, там слезы, выяснение отношений и в конце один из главных героев погибает! Как тебе?
- Да, без гибели главного героя никуда! А как он погибает?
Они снова чокнулись кружками и выпили.
- Ну как… Вены себе перережет, или с крыши сбросится. Главное чтобы это был акт доброй воли человека, принявшего решение уйти с дороги своего товарища и не мешать его счастью. Понимаешь, максимализм! Раз нет тебя в моей жизни, так и меня в твоей не будет! И жизни, собственно, как таковой тоже!
Помолчали, обдумывая свежую идею.
- Это ты здорово придумал, - резюмировал Егор, - а камеру где возьмем?
- Надо у пиплов пошукать, реквизит по флэтам насобираем, может клюшки чего притаранят. Сделаем?
Егор кивнул и потыкал пальцем на кружку, мол, наливай.
Вскорости за столом появилась гитара. Песни орали так, что в окнах звенели стекла, прерываясь лишь на то, чтобы влить в себя еще разбавленного спирта. После завершения «Школы жизни» из репертуара группы «Ноль», Егор поднялся и на подгибающихся ногах поплелся к выходу. На улице, он повернулся лицом к забору, который отделял его дачный участок от соседей и пустил струю. Стояла чудная безветренная ночь, усыпанная звездами Млечного пути. Где-то вдалеке громыхал вагонами товарный состав, в траве стрекотал проснувшийся кузнечик, а за забором материлась соседка. Егор прислушался и понял, соседка выражает глубочайшее неудовольствие по поводу их с Десом шумного поведения. Дескать они, олухи безмозглые, мешают ей, честной труженице, заслуженно почивать после невыносимо тяжелой дневной борьбы за будущий урожай. И если они, олухи, сейчас же не прекратят орать свои жуткие частушки, то она, честная труженица, немедленно отправится в правление и вызовет оттуда милицию, которая непременно приедет и заберет их, олухов, в кутузку. Егор виновато опустил буйную голову.
- Простите великодушно, - сказал ей Егор, - мы больше не будем! Мы уже сами устали и хотим спать. Не ругайте нас, пожалуйста.
Соседка проворчала что-то и заскрипела ступеньками. Когда за ней хлопнула дверь и вновь воцарилась тишина, Егор протянул руку и поднял валяющийся неподалеку поливочный шланг. Укрепив шланг между штакетником забора так, чтобы отверстие смотрело в небо под углом в сторону соседского участка, Егор подошел к вентилю и дал напор.
На крыльце появился Дес.
- Укроп, что она там бухтит? Давай ей стекла в теплице побьем?
- Изверг ты, Дес. Люди старались, строили, а ты все порушить хочешь! Труда чужого не уважаешь, изувер! Ничего человеческого в тебе нет, уйди с глаз моих!
Струя между тем била в небо и по высокой дуге опускалась на клумбу, густо заросшую какими-то диковинными цветами. Соседка была известной всей округе скандалисткой, всюду пытавшаяся проявить свой скверный характер. И кроме того она была не менее известный в определенных кругах цветовод.
Они покурили на крылечке, выкинули окурки в сторону соседского огорода и пошли спать. Солнце, еле слышно скрипя механизмом, шевелилось за горизонтом. Первые пальцы авроры шевельнули космы далекого леса на сопке, с пруда потянулся белый туман, а где-то на водозаборе, заглох двигатель электронасоса. Напор ослаб и, спустя мгновение, струя прекратила течение свое, а под окном соседского дома, там где накануне располагалась клумба, зеркалом отражая стальное утреннее небо, раскинулась огромная лужа, из которой торчали голые стебли поникших диковинных цветов.
***
- Звон! – сказал Дес.
- Как? Звон? Что это значит? – Егор сидел на рельсе и вытряхивал песок из кедов.
- Звон, то есть Заглядывающий В ОкНа! ЗВОН!
- Интересно… - заметил Егор, борясь с потрепанными шнурками, которые никак не хотели просовываться в отверстия, - То есть получается, что нашего главного героя будут именовать Звон. Хорошо. И при этом – он является двойником из выдуманного мира, который посетил сон своего прототипа, увидел там свою любовь, и пришел в наш мир, чтобы найти её по-настоящему.
- Егор, ты когда так препарируешь идею, она перестает мне нравиться. Понимаешь, мы ведь не должны объяснять – откуда он, кто он. Он просто есть и он заглядывает в окна, ищет её. Вот в чем изюм!
- Да, изюм тут есть, а вот в чем ещё будет и урюк. Прототип является художником, и он нарисовал картину, которую он увидел во сне. На этой картине изображена девушка. Вот в эту-то девушку и влюбляется Звон.
- Эвон куда тебя занесло… Сенсимилья не иначе… Ну что, приступим?
Егор вынул из рюкзака карандаш и блокнот.
***
Мать открыла дверь и вошла в темную комнату. На улице царила ночь, на стене тускло мерцал квадрат заглянувшей в окно луны. Егор сидел на разложенном диване.
- Сынок, что с тобой?
- Ничего, мам, все нормально – сдавленно ответил Егор.
- Ты плачешь? Что случилось?
- Мама… от меня Катя ушла….
***
Дес взлетел на третий этаж и нажал кнопку звонка.
- Есть! – гаркнул он, когда Егор открыл ему дверь.
- Что есть? – не понял Егор
- Камеру нашли! Осталось только роли распределить и можно приступить к съемке!
- Отлично! – Егор, кинулся в комнату, натянул джинсы и рубашку. Скинул в рюкзак какие-то вещи и ринулся в прихожую.
- А у кого камера?
- Помнишь Светку? У её подружки родители при деньгах, и видеокамера имеется. Светка уже договорилась, сейчас она нас познакомит, только давай быстрей, она не станет ждать долго.
- Очень интересно… Что там за подружка такая? – задумчиво бормотал Егор завязывая шнурки на кедах.
- Светка говорит симпатичная девочка.
- Посмотрим.
Некоторое время спустя Егор и Дес вошли в подъезд дома, где жила Светлана. В комнате у Светланы было густонаселенно. Тут уже присутствовали Лобзик, Ромка Фаст, четверо совершенно незнакомых Егору молодых пионеров, Манюня, Вика, собственно сама Светлана и две цивильно одетые девушки.
- О! Вот и Дес с Укропом, - громко сказал Рома Фаст.
- Привет, чуваки! Попутчики, хай! – поздоровался Егор и прошел к свободному углу дивана.
- Знакомьтесь, это Татьяна. – Егор кивнул красивой черноволосой девушке, сидящей на стуле у письменного стола, - а это Елена, её подружка. Таня принесла камеру, однако дать нам её она, сами понимаете, не может, вещь дорогая...
- Да, - сказала Таня, - я сама буду снимать и камера все время будет у меня, вы мне только говорите что и как делать.
Дес не отрываясь смотрел на Татьяну и при этом бешено толкал локтем в бок Егора.
- Ты посмотри, какая клюшка! – зашептал он Егору в ухо.
- Да вижу я, - зашипел в ответ Егор.
Лобзик нацепил одну из шестнадцати своих обаятельных улыбок и подал голос:
- Татьяна, а может у нас получится договориться? Например, мы сами пользуемся техникой, в течение дня, а вам её приносим вечером, чтобы ваши родители не беспокоились. Так же по малейшему вашему требованию мы её возвращаем. Понимаете, присутствие незнакомых людей может несколько смутить и стеснить участников проекта, а ведь нам хочется все таки сделать нечто доброкачественное…
- Нет, - Таня улыбнулась ему в ответ, и Егор сразу же заревновал, - камера только в комплекте со мной.
- Я покупаю этот комплект! – воскликнул Рома Фаст.
Она картавит, почти так же как Катя, подумал Егор.
Впрочем, фильм так и не сняли. Егор до сей поры вспоминает те сцены, которые успели отснять, сколько было потрачено творческих сил, сколько было споров, ругани, беспочвенных обид. Сколько было забавных и просто смешных эпизодов. А фрегат продолжал идти своим курсом. Клонилось к дождливому августу лето. Татьяна потерялась где-то в декорациях бесшабашной хипповой жизни, изредка всплывая на горизонте, и сразу же исчезая, уводимая в сторону различными обстоятельствами. Катя вновь появилась в жизни Егора, но только для того, чтобы ещё раз причинить ту же боль и исчезнуть насовсем.
***
- А у Тани на флэту был старинный патефон, железная кровать и телефон, - напел Егор, проходя по коридору, ведущему на кухню.
-Чай будешь? – спросила Таня, расставляя на столе чашки.
- Ну раз ты уже все приготовила, то буду. А черепа твои куда скипнули?
- Мама с папой на дачу уехали, мне квартиру оставили.
- Повезло. Мои на дачу раз в неделю, на выходные, мотаются. Не развернешься.
Таня взяла чайник и разлила кипяток по чашкам.
- Егор, протяни руку, подай заварник.
Егор передал ей заварник и спросил:
- Таня, ты когда научишься нормально чай заваривать? Где это видано, чтобы так чай готовили?
- Ты чего сегодня ко мне цепляешься? Возьми и научи.
- Я тебя лучше с Леной познакомлю, она в этих вещах рубит.
Лена, старая приятельница Егора, была всем известным знатоком чайных церемоний и вообще всего, что касалось чая. Поскольку жила она недалеко от Егора, то они, не смотря на совершенно разные интересы, продолжали поддерживать постоянную связь и Егор нередко заходил к ней в гости попить её знаменитых чаев.
Он отхлебнул кипяток из чашки. На кухне было все в светлых тонах. Белая тюль, светло-кремовые обои, бежевая скатерть на столе. И черноволосая Таня напоминала пятно чернил на чистом листе бумаги. Егор улыбнулся:
- Ты на кляксу похожа
- В смысле? – Таня вскинула голову – Как это на кляксу?
- У тебя на кухне даже воздух белый, а ты словно клякса тут в самом центре странички из эпопеи быта!
-Да ну тебя с твоими хипповскими аллегориями!
- Слушай, а давай сейшен устроим? Прямо сегодня. У тебя на флэту.
- Ты можешь нормально выражаться?
- Я абсолютно нормально говорю. Не уходи от темы, устроим сейшен?
- Да ну тебя. Ты сегодня странный какой-то. Нервный, дерганный… Что у тебя произошло?
- У меня все хорошо…
- Нет, не хорошо. Когда ты заходил ко мне в последний раз, у тебя был творческий кризис и ты тогда порезал все свои картины. Что у тебя в этот раз стряслось? Рассказывай, я же вижу, что у тебя неспокойно на душе.
- Мой друг, Макс, я тебе про него рассказывал, помнишь? Он работал в аэропорту грузчиком, и они там с Пухом устроили одну вещь. Подогнали к разбитому фюзеляжу от самолета старый авиационный трап, на котором сделали надпись: «Смерть пассажирам Аэрофлота»… Ну и сфотографировались на его фоне. С топорами в руках. Макс одну фотографию отправил Рустаму в Иркутск. А Рустам студент – комнату там снимает у старушки какой-то. Так вот, эта старушка постоянно его письма вынимает из почтового ящика и читает. Ну вот… Сама понимаешь, фотографию увидела, Рустама потом распекала, дескать, что это за террористы…. А через неделю в двух кварталах от их дома упал самолет «Руслан»… Новости же смотрела, по телеку показывали.
- Кошмар какой, – пробормотала Таня, - и это пророчество тебя так расстроило?
- Нет… Макс уехал позавчера в Питер. И даже не зашел попрощаться. Просто позвонил, сказал, что все вокруг чепуха, что дочитанные страницы нужно перелистывать и читать новые…
Таня задумалась, глядя сквозь белоснежную паутину тюли в окно. Егор уткнулся в свою чашку с чаем и тоже молчал.
- Давай устроим этот твой, как его… сейшен, - произнесла, наконец, Таня и встала из-за стола
- Если тебе неудобно, то я пойду, чего тебя напрягать, в самом деле… - начал было он, поднимаясь, но Таня его перебила.
- Не выдумывай. Я сказала, что с радостью приму у себя гостей. Вы водку пьете?
***
- Я так решил ещё с утра, сегодня точно напьюсь. Сегодня кончатся все деньги, сёдня пиво и блюз! – пел Лобзик. Булкин бил по струнам. Дес по традиции сидел на разливе, пиво брызгало на редкий ковролин. Таня с испугом смотрела на это безобразие и видимо прикидывала в уме – как потом все это быстро убрать, чтобы на палубе не осталось никаких следов. Однажды даже обронила фразу, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Широка страна моя родная - пойди, пропылесось все это дело…
Однако её быстро взяли в оборот. Манюня подарила Тане свою самую красивую фенечку, Разукрашка стала рассказывать о том, как ездила автостопом на фестиваль «Катунь» и даже намерилась было делиться адресами вписок и флэтов на пути следования, но Таня вежливо дала понять, что ей это ни к чему. Было шумно, гамно, но водка уже закончилась, а трехлитровые емкости с пивом стали при наклоне показывать дно.
Егору дали гитару, он исполнил «Тропы в Китай» и «Железнодорожную воду», потом инструмент ушел дальше в народ. Таня, протиснувшись между сидевших на полу и рассматривающих какие-то фотографии людей, присела рядом с Егором.
- Это и есть ваш сейшен? – спросила она.
- Нет, это не сейшен, это так… Посиделки обычные. Сейшен не получается, квартирничек потом замутим, пригласим парочку пиплов из Иркутска, Дес обещал из Новосибирска кого-то позвать. Просто так, выступить на кухне, водочки попить, да пообщаться. Вот тогда и получится нормальный сейшен. Ты разочарована?
- Нет, я просто думала, что ваши сборища это нечто особенное, а тут… - она кивнула на Деса, который в очередной раз пролил пиво на ковер.
Вот именно, подумал Егор, ожидание чего-то необычайного всегда ведут к разочарованию. Дети цветов, романтики, поэты! А на самом деле такое же быдло, как и на лавочках у подъездов. Да вот только те не стесняются своей примитивности и приземленности, мы же все стремимся накинуть на наши «Афинские ночи» покров тайны и загадочности. Никаких отличий, кроме внешнего вида. Упаковочка, знаете ли, у нас другая, поэтому и продаемся подороже…
Вопрос из толпы больно рванул едва затянувшуюся рану:
- Егор, а где твоя Катя?
- Не знаю…
Возникла неловкая пауза. И где-то, на грани слышимости, Егор различил скрип мачтовых сосен. Печальный голос одинокой чайки. Он ощутил, как морская соль легла белым инеем на полярную звезду, вспомнил, что на палубе того корабля осталась брошенная надежда, глядя синими глазами в сумеречную даль. Егор унес оттуда только запах дыма и опустевшее как рюкзак сердце.
- А пойдемте на Берег? – бодро сказал Дес. Он встал, хлопнул Егора по плечу и взял гитару.
- Сибирские индейцы не могут долго жить в бетонных лабиринтах, нам нужна воля, так говорил Сиавойе! Пойдемте!
Тусовка предложение одобрила. Системный пипл засобирался в путь. Егор отрешенно смотрел на пеструю толпу, медленно вытекающую в распахнутую дверь, и думал, что настало время для следующего шага. А старое надо выкинуть в пустоту, как ненужный окурок. Пора уже начинать читать следующую главу.
- И кому нужна сигарета, ставшая сырой от наших слез по прошлому…. - пробормотал он.
Таня, черной тенью скользнула мимо него, видимо что-то оставила в комнате. Егор постоял немного и тоже направился в комнату.
- Что потеряла? – он привалился плечом к дверному косяку. Таня повернулась.
- Я хотела денег взять, мало ли что понадобится…
- Да, деньги нам будут нужны. Вернемся нескоро, индейцы будут жить на Берегу дня два или три, а одной рыбалкой не накормишь всех… Они же как дети… Дети цветов.
- Как так два или три дня?!!! Я думала мы сегодня ночь там проведем, а завтра уже назад…
- Можно и так, но индейцы так не живут, - улыбнулся Егор. Таня подошла к нему и он услышал как она взводит курок. Сейчас последует выстрел.
- Егор, не слишком ли много памятников прошедшей любви у тебя за спиной?
- Их легион, и с каждым днем в строй становятся новые, - он отстранился от Тани и направился к выходу.
- Егор, подожди меня, я ведь не знаю дороги… Сколько денег брать?
- Возьми все, какие есть. И наверное пойдем ещё на стрит, денег нужно как можно больше. Поторопись, а то мы сильно отстанем от остальных.
***
Они вышли из подъезда. Таня взяла Егора за руку. Он не возражал, он смотрел вдаль, где границу города пересекала небольшая группа пестро одетых людей. Надо поспешить, иначе нам не догнать их, подумал Егор и прибавил шаг. От уходящих людей отделилась фигурка и пошла им навстречу, это был Дес. Когда они подошли, Дес озадаченно сказал, обращаясь к Егору:
- Слушай, чего-то мне неспокойно. Люди готовы провести на берегу долгое время, а что они жрать-то будут?
Егор скрипнул зубами и со злостью сплюнул на асфальт. Таня удивленно посмотрела на него. Все, подумал Егор. На этом пора остановиться. Олдовый пипл покидает корабль, его ждет другой маршрут. Решение принимается в долю секунды, и последствия совершенно не страшат его, ведь Егор готовился к этому давно, а сейчас самое время сказать.
- Дес, скажи мне, а сколько мы ещё будем с ними возиться? Мы с тобой собрали вокруг себя ораву дармоедов, которые не в состоянии о себе даже рожу протереть, если ты им на это не укажешь! Мне это надоело. В прошлый раз на стриту мне чуть голову гопники не проломили. А все потому что нужны были деньги на сейшен. Эти же нахлебники даже пальцем не пошевелят, чтобы организовать себе что-то самостоятельно! Дес, ты может быть обидишься, но я все бросаю. И мне плевать, что будет с ними. Скорее всего они станут наконец людьми.
Егор развернулся и пошел прочь. Курс был ясен. Его фрегат шел прямо и попутный ветер раздувал паруса. Параллельным курсом шла маленькая бумажная шхуна, похожая на черную кляксу посреди белого моря. Что это с ним, почему он так разозлился? Наверное потому, что он уже сделал тот шаг, который Десу ещё только предстоит сделать. И еще потому что не хочет больше повторять однажды совершенные ошибки. Он не поведет Таню в систему.
Однажды он уже испытал невыносимую боль потери.
Попутный ветер ворвался в затхлые трюмы, смел пыль и паутину из темных уголков его души. Якорь остался где-то на дне, и ничто не держало Егора от движения вперед. Лови ветер, а путь укажет неведомая птица, затмевающая крылом звезды.
- Егор, ты куда? – спросила Таня, догоняя его – Можно я пойду с тобой?
- Можно. Теперь все можно. Мой рок-н-ролл уже сдох к чертовой матери, и я хочу найти ему замену.
Егор повернул голову и увидел Деса. Тот бодро шагал рядом, улыбаясь и даже что-то напевая. Система найдет себе других лидеров, если они вообще ей нужны! Эта гвардия музыкантов, художников, поэтов и просто мечтателей не нуждается в них. Они найдут свой путь и понесут светлую память своего рок-н-ролла в завтрашний день. Память обрамленную байками, сказками, стихами и прекрасными картинами.
На следующий день Егор узнал, что Лобзика, Булкина и ещё троих парней из их тусовки жестоко избили на берегу. Остальные дети цветов разбежались по домам. А вечером Егор, Дес и Таня сели в поезд. На письменном столе в комнате, которую он покидал, Егор оставил все свои фенечки.
***
Пионеры крепили мачты,
Паруса наполнялись ветром,
Корабли уходили в море,
Море щедро дарило бури
Пионеры встречали смехом
Эту ярость стихии глупой,
И смеялся Веселый Роджер
Потому что он был романтиком.
С.Селюнин (Силя), гр. «Выход»
Егор курил в форточку и терзал себя мыслью о том, что она сейчас придет, а ему даже нечем её угостить. Не лапшой же, честное слово, потчевать девушку! Однако изменить ничего было нельзя, даже за саму квартиру заплатить было нечем. В окна бил веселый лучик заблудившегося между стен соседних домов солнца. Он как медленный прожектор полз по комнате, указывая на отчаянную бедность жилища Егора. Она сейчас придет, а у меня не то что сахара к чаю нет, у меня даже самого чая уже две недели как нет!
Егор выстрелил окурком в форточку и решительно двинулся к входной двери.
- Татьяна Семеновна, - сказал он, когда его соседка открыла дверь на стук, - будьте добры, разрешите позвонить.
- Конечно, проходи.
Егор вошел в пахнущую свежей выпечкой прихожую и прикрыл за собой дверь. Он уже знал, где находится телефон, так как неоднократно пользовался добротой соседки.
- Алло.
- Дес, привет дружище, слушай, выручи. Деньги нужны… Правда отдам не знаю когда – вообще голяк. Наверное завтра на стрит схожу, насшибаю и тебе верну. Поможешь?
- Брат, ты не представляешь. Сам на бобах уже почти месяц сижу. Прости, может в другой раз…
- Да ладно, не напрягайся тогда, разрулю как-нибудь….
Положив трубку, Егор печально посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене около телефона. Какой позор. Хорош кавалер, нечего сказать!
Они были не так уж и давно знакомы, всего пару месяцев, однако роман развивался стремительно и совершенно стихийно. Так сложились обстоятельства, сказал бы Ричард Бах.
Татьяна была с ним недолго. Они прожили вместе всего полгода, а потом она уехала обратно к родителям, увезя с собой часть его души. И с тех пор Егору было нечем заполнить эту пустоту. Гораздо позже он узнал, что отец отправил Татьяну учиться во Францию, где она и вышла замуж. Шрамы рубцевались К старым добавлялись новые, образуя затейливый узор летописи, состоящей из бесчисленных потерь и поражений в битвах за долгожданное счастье.
Сейчас же, когда появилась Маша, Егор почувствовал, что это его последняя надежда. Последний маяк, указывающий путь через беснующееся море в тихую бухту желанного покоя. В прошлый раз преградой стала бедность Егора. В этот раз она снова грозила ему поражением.
Не зная как поступить, Егор ворвался в комнату, скинул домашнюю одежду, впрыгнул в джинсы и влез в старый оранжевый свитер. Запер дверь и стремглав помчался вниз по лестнице, чтобы успеть перехватить Машу у подъезда.
- Привет, а ты чего тут?
- Представляешь, - заговорил Егор, - забыл ключи у Деса в гостях. А он возьми да и уйди куда-то… Вот и не знаю, как сейчас даже быть.
- Жалко, - огорчилась Маша, - я пирожные купила, чаю попить.
Идиот, подумал про себя Егор, надо было просто заварки у соседки попросить. Но Рубикон уже пройден.
- Ну что ж, значит, чай в другой раз попьем, - он указал Маше на выход со двора, - пошли тогда просто погуляем.
- А куда пойдем?
- Предлагаю пойти в парк. Там маленькая речка бежит и мостики над ней.
***
Они шли по берегу ручья и не держались за руки.
- Я подарю тебе своего синего кота, - сказал Егор.
- Зачем мне синий кот?
- Синий кот исполняет все желания. Любые, какие захочешь?
- Ты думаешь, у меня такие желания, что без твоего кота я не смогу обойтись?
- Наверное сможешь. Ну тогда я подарю тебе синего кота, чтобы у тебя была возможность осуществить твою самую заветную мечту.
- Мои мечты там, – она махнула рукой в небо, - среди тех птиц.
- Значит ты станешь летчиком и будешь летать.
- Тогда подари мне самолет. Синий кот не научит меня летать.
На следующий день, утром, Егор вторгся в кладовку. Скопившееся в ней барахло давно пора было выкинуть, но среди этих плевел встречались и зерна, а отделить их друг от друга у Егора никогда не хватало времени. Так и скапливалось все нужное и ненужное в этой кладовке.
С полчаса мучений и на свет появился заветная папка. Лет десять я тебя в руках не держал, подумал Егор, открывая её. В папке лежали рисунки. Разные. Многие из них вовсе не должны были увидеть этот мир. Им надлежало бы засохнуть непроросшими семенами в душе. Однако некоторые даже не стыдно было показывать. В разные времена Егор с боем оберегал их от посягательства всяческих подружек, которые постоянно норовили уволочь их домой на память, дескать, ах какая красота! И нескольким из них это удалось, но самые лучшие, по мнению Егора, все же остались с ним. И были сохранены в этой самой папке, которую Егор сейчас держал в руках. А вот и синий кот. Странно сейчас было смотреть на него. Он казался совсем чужим и при этом каждая черточка была Егору знакома. Вот здесь акварель наложена в три слоя, густо, как масляная краска. А вот здесь ему пришлось использовать тушь. А в этом углу помнится поползло мокрое пятно и Егор сушил рисунок на печке-буржуйке, отчего бумага пошла волнами и стала похожа на стиральную доску.
Самый любимый рисунок для самой любимой женщины.
С тех пор синий кот живет в её квартире. Как и маленький бумажный самолет, сделанный Егором из газеты. Наверное на нем она летает во сне вместе с неизвестными птицами и своими мечтами. Егор уходил. А в голове вертелись слова: «Отплывает картонный кораблик мой – газетные паруса…». Или это она уходила, а Егор оставался на берегу. Что ж, если кто-то уходит, то кто-то должен оставаться. Егор уходил, потому что очень любил возвращаться, а она уходила, потому что фарватер её жизни проходил мимо его маяков.
Странная любовь, полная сладкой боли, смутных переживаний, бьющих через край недосказанностей и скоротечных свиданий. Они оба хотели друг от друга одного и того же, но так ни разу друг другу не сказали об этом. И если бы у неё было больше смелости, или окажись он более догадлив, то финал этой странной любви, рвущей паруса их душ, видимо был бы не таким печальным. Если бы только хватило дыхания сказать друг другу то, о чем они думали, если бы им хватило голоса докричаться друг до друга сквозь бушующий шторм повседневных проблем… Не осталось бы на языке печального апреля горького послевкусия потерянного счастья.
И глубокой ночью, слушая шелест ветра за стеклом, его память не спотыкалась бы о камни упущенного времени. Все закончилось, так и не начавшись. Это была гибель эмбриона любви, едва зародившаяся жизнь оборвалась, не увидев свет, не вдохнув волшебного воздуха, не заявив о себе победным криком новорожденного. Тем не менее, сердце грела мысль, что может быть это всего лишь обычное затишье перед ещё более разрушительной бурей, что скоро чувства вспыхнут заново и обстоятельства опять предоставят им возможность встретиться.
И ранним утром, наливая в чашку кофе и закуривая первую сигарету, его разум строил из табачного дыма новые замки, так похожие на призрачный хрусталь. Но картина тут же тускнела от каменной безысходности, сводя на нет, удушая слабенький голосок надежды. Сколько умерло любви!
В тот осенний вечер, ещё не стемнело, Егор вернулся в свою съемную квартирку, приготовил себе пельмени, поужинал и лег спать. Ему снилось бушующее море и высокие волны обрушивались на палубу, фрегат раскачивался все сильнее и вот-вот мог опрокинуться. Егор одной рукой держал шляпу, чтобы её не сорвал ветер, а другой крепко ухватился за канат. Взгляд Егора был устремлен вверх, где на немыслимой высоте, на тоненьком шпиле мачты маячил Веселый Роджер, а сквозь рев ураганного ветра Егор слышал песню. Но проснувшись, он не мог вспомнить ни мотива этой прекрасной песни, ни слов. В последние годы самые лучшие свои песни он слышал только во сне. Наутро же все исчезало и, как он не старался, память не давала ему ни малейшего шанса. В то утро Егор понял, что это уже навсегда. И больше он не сможет написать ни одной строчки, не сможет сложить даже пары нот. И никогда больше не возьмет в руки кисть.
И именно тогда уехал из города его лучший друг Дес. И именно тогда Егор понял, что страница перевернута. Настало время для других достижений.
***
Пионеры так много хотели,
Но всегда не хватало денег,
А потом подвалили деньги,
Но уже ничего не надо.
Пионеры ещё вернутся
Умирать на Васильевский остров
Где нелепые лес и горы
Меж бессмысленных вод океана
С.Селюнин (Силя), гр. «Выход»
Егор открыл дверь и вошел в квартиру. Его встретила тишина. В темной комнате он не стал включать свет, вошел в обуви, не снимая плащ, сел на диван. Достал сигарету. С улицы доносился шум проезжающих по мокрому асфальту автомобилей, который, сливаясь, был очень похож на прибой. Егор закрыл глаза и увидел скрывающийся в туманное утро фрегат. Слабо трепетали на обессилевшем ветерке легкие флаги, и марсовый матрос клевал носом, зябко передергивая плечами. Зыбкий огонек свечи в каюте капитана…
А в городе пролился первый весенний дождь. Тяжелое небо, долго копившее свою грусть, напоролось таки на телевизионные антенны. Тяжелые капли барабанили по подоконнику, обрушивались в нерастаявший грязный снег, превращая его в отвратительную чавкающую кашу.
В замке щелкнул ключ.
- Ты что, совсем охренел?! – закричала Алена, войдя в комнату и увидев уснувшего Егора – Квартиру спалишь!
Егор открыл глаза. Истлевшая сигарета просыпала пепел на пол, уголек жег пальцы.
- Я уснул… Извини…
- Уснул он! - гремела Алена - И вообще ты чего это в квартире куришь? Мы же с тобой договаривались, что ты дома не будешь курить! И мало того, что куришь, так ещё и уснул с сигаретой! Ты пьяный что ли?!
- Солнце, я просто очень устал…
Но она заводилась все сильней. Её слова били в самое сердце, в упор. Стальными баграми раздирали нутро и выплескивали наружу переполнившее его битое стекло черной тоски и мутный гной безразличия. А между тем звучали претензии о том, что ей нечего одеть в клуб, что Егор перестал дарить ей золото, что отказался покупать ей новый Audi. Стены в комнате стали чернеть, неведомо откуда налетевший горячий ветер поднял тяжелые шторы, хлестнул по векам. И сквозь багровую пелену, натужно, словно преодолевая невидимую преграду, до Егора донеслась песня неизвестной птицы. От взмаха её крыльев с полок полетели редкие сувениры из забытых стран Африки. На пороге весна, на исходе любовь, на балконе чернеет снег… Призрачное и, в принципе-то, совершенно невозможное счастье, выдуманное Егором, выплаканное в мокрую наволочку, выстуженное холодом и выдавленное как паста из тюбика. Счастье, которого ему так не хватает, но которое где-то совершенно рядам, вот оно – полная тарелка – оно летело к чертям на пол, смешиваясь с осколками фоторамок и китайского фарфора. Рушилось и тут же становилось чужим. Отвратительно мерзким. С него сползала липкая слизь и Егор топтал его ногами. Это не его счастье. И не в этом его счастье.
Спустя какое-то время Егор осознал, что в комнате царит мертвая тишина, а Алена испуганными глазами смотрит на него, забившись в углу дивана, поджав ноги и закрывая рот ладонями. Егор посмотрел по сторонам. Кто устроил весь этот разгром в комнате? Господи, как уже все это надоело. Егор сунул руку в карман, достал портмоне, вынул из него паспорт и кинул портмоне на диван к ногам Алены. Паспорт он спрятал обратно в карман и подошел к столу. Взяв ключи от машины, он швырнул их вслед за портмоне. Туда же отправился и сотовый телефон. Потом он сел за стол, порылся в ящике, извлек оттуда чистый лист бумаги, на котором внизу стояла печать и подпись нотариуса. Егор, сунул руку во внутренний карман, вынул серебряную ручку и написал в верхней центральной части листа: «Дарственная».
Когда документ был заполнен и подписан, Егор поднялся, подошел к дивану и положил его рядом с портмоне. Затем закрутил дорогую перьевую ручку и небрежно бросил её на документ.
- Тебе остается все. Этого, - он обвел взглядом комнату, - тебе хватит на половину жизни. Остальную половину тебе обеспечит другой. Думаю, одна ты не останешься.
- Ты что, уходишь?
- Я не просто ухожу, я исчезаю. Где мой фрегат? Я забыл паруса его...
13.03.2009 – 20.04.2009