Иногда возвращение к прошлому вызывает восторг, или, даже набор приятных удивлений, а бывает, что полностью перебивает желание ещё раз вернуться туда, от чего ушёл. И вовсе не важно к чему возвращаешься: к роду деятельности, занятиям, местам пребывания и т.д. вплоть до определенного развития событий. Вчера я впервые за пару лет проехался в автобусе. Дело в том, что я уже давно не пользуюсь наземным транспортом (исключение составляет лишь такси), а предпочитаю метро или свой размеренный шаг. Но вчера мне ничего не оставалось, как ехать в автобусе. Сначала с трудом у своих друзей я выяснил какой маршрут мне более всего подходит и на какой остановке выходить, и только потом я оказался в толпе людей, которые как и я ждали «полтинник». Простояв около получаса и начав немного зябнуть, я наконец-то дождался тот скотовоз, на котором свершилась моя незабываемая поездка по своему городу.
С некоторым трудом мне удалось подняться по ступенькам в салон — жаждущие поездки пассажиры то и делали, что толкали меня: кто локтем попадал в печень, кто — плечом в лицо, а одна полупожилая женщина так сильно рвалась в автобус, расталкивая людей свои задом (видимо боялась, что свободных мест не останется, и ей придётся ехать стоя), что чуть не въехала своим огромным седалищем мне в паховую область. Благо, что я успел повернуться боком, и весь удар принял на себя мой грозный кейс.
Оказавшись на задней площадке автобуса, я встал ближе к окну, почти забился в угол, как запуганный щенок. Это было сделано лишь затем, что мои туфли были затоптаны ещё во время посадки. И чтобы их сохранить хотя бы в том истоптанном виде, в каком они оказались, я постарался осторожно пробраться в самый конец салона. Автобус тронулся. По заснеженной дороге колеса необузданного перевозчика несчастных душ катились медленно, то и дело скользили на образовавшейся за ночь гололедице, посыпанной толстым слоем утром выпавшего снега. Скрип разных частей старого автобуса на поворотах становился невыносимым. Озноб пробивал тело до самых костей. А на улице вечерело, однако сумерки никак не наступали: переход на летнее время дал о себе знать. Но пассажиров давно взял в свои объятия всемогущий закат: у кого лицо, у кого — сердце, у — кого душу.
Через некоторое время, освоившись на новом, временном месте пребывания, мне стало немного уютнее. Люди, которые прежде истоптали мои туфли стали несколько роднее и ближе; может быть потому, что все мы, незнакомцы-одиночки оказались в одном месте, в одно и то же время, и, если нам суждено, мы погибнем так же все вместе. Но стоит ли об этом? Думаю, нет, потому что я еду на День рождения к своей давней подруге.
Спокойствие, которое охватило меня на несколько минут, вскоре исчезло. Причиной стало негодование кондуктора-контролёра, которая с трудом пробивалась в конец салона и громко кричала: «Задняя площадка! Кто не оплатил проезд?» Мне стало понятно её негодование: большинство пассажиров, которые вошли совсем недавно, уткнулись своими носами в стёкла автобуса, будто родились здесь, и совершенно не собирались оплачивать свой проезд. Экономия? Не знаю. Жадность? Возможно. Но кондуктор, устав за день так же, как и большинство пассажиров, продолжала своё негодование, рождённое какой-то обидой на то, что ей приходится практически вымаливать людей оплатить проезд, выполнить их обязанности. Но пассажиры, убеждённые, что можно проехать бесплатно, и самое главное, что это будет правильным, продолжали игнорировать кондуктора. Она это понимала, а потому начинала возмущаться. Негромко, бубня себе под нос, будто она просит милостыню, а не выполняет возложенные на неё обязанности. Почему же, она должна выполнять свои обязанности — обслуживать пассажиров, а они — оплатить свой проезд — нет? Наконец, она подошла ко мне, и я честно протянул ей деньги. В метре от меня стояла пара влюблённых. Кондуктор спросила у них, оплачивали ли они свой проезд. Я их заметил давненько, когда они вошли на следующей остановке после меня. Их проезд был не оплачен. Девушка уткнувшись своим кривым носом в прыщавую шею парня вовсе проигнорировала кондуктора, а парень — видимо решил показать свою маскулинность перед своей девчиной, считая что она в том и проявляется, что громко, с пренебрежением, с полным отсутствием уважения к женщине, которая ему в матери годится, ответил, что уже давно оплатили и что у неё плохо с памятью. Кондуктор не стала связываться с невоспитанностью, но грустинка залегла в её сердце. Она промолчала, но на морщинистом лице показалась обида. Неторопливо она отвернулась от них и пробралась в другой угол этой площадки. Там — женщина, примерно её же возраста, протянула ей деньги и спросила, можно ли приобрести проездной на вторую половину месяца. Кондуктор ответила, что у неё в наличие только проездные на месяц. Спросившая, видимо специально не поняла, чтобы нахамить в услышанный отрицательный ответ — тот, который нарушил её планы. Разгорелся спор:
— Как это у вас нет проездных на вторую половину месяца? — воскликнула пассажир!
— Закончились, — относительно спокойно, но с некоторым раздражением от всего происходящего, ответила кондуктор.
— Не может быть, чтобы у вас не было проездных на вторую половину месяца! Как я теперь буду ездить на работу?
— Остались только на следующий месяц! — нервничая ответила кондуктор.
— Дайте мне проездной на вторую половину! — потребовала женщина.
— Я же вам сказала, что у меня месячные! — сорвалась кондуктор.
Время застыло. Все разговоры прервались. Минута молчания. Все пассажиры уставились на покрасневшую от стыда кондуктора. Парень, который прежде грубо с ней обошёлся, решил сострить:
— Надо говорить, менструация.
Салон автобуса взорвался со смеха. Кондуктор опустила голову, шмыгнула носом, молча повернулась и пошла к своему сидению. И хотя мне надо было ехать ещё пять-шесть остановок, я не выдержал, и на ближайшей остановке вышел вон из автобуса, проклиная всех смеющихся пассажиров и взрываясь от понимания того, что культура обошла мою страну стороной.