Ночи дивное творенье, главы 3 и 4

Людмила Волкова
 
                3
 
                Я люблю свой дом, хотя он не из тех – с евроремонтом, дизайнерскими находками… Дай мою квартирку в руки крутой бизнесменки, она бы нашла, где разгуляться…
Чего стоит один балкон, выходящий прямо в сквер, да высоченные потолки! Словом – «сталинка», по которой плачет ремонт. Ну нет у меня стимула возиться с капитальным ремонтом, сил хватает только на косметику. Вовремя белю потолки да меняю обои раз в пять лет. Чисто, но не нарядно. Мебель еще родительская, только диван приобрела с креслом да телевизор с большим экраном, фирмы « самсунг».
                Не знаю, с чего это меня потянуло на ревизию своего образа жизни… Пришла с работы, поела и уселась в кресло размышлять. Обычно в это время я смотрю телевизор, завалившись на диван. Перед сном читаю – опять же на диване. Но чтобы так вот – усесться для раздумий…Ничего ведь не стряслось…
                Ну, мелькнула мысль некстати – про пустую в общем-то жизнь, и понеслось! Вспомнились родители, слишком рано ушедшие на тот свет, чтобы успеть мне надоесть со своими претензиями: почему торгую на рынке, а не сижу за кульманом? Почему не родила ребенка? Почему не выхожу замуж? Папа с мамой – люди простые, то бишь, без особых запросов, как все «совки», не успевшие вкусить буржуазных радостей.
                Мать была медсестрой, отец прорабом на стройке. Их представление о личном счастье вполне соответствовало устроенному ими быту. В детстве я их стеснялась, вот дуреха! То есть, стеснялась, когда они выходили за пределы нашей квартиры – в доме они были на месте. Мои подружки им нравились, они – подружкам, потому что главным достоинством считалось гостеприимство, и мама всех встречала пирогами. Но когда «предки» приходили в школу на родительские собрания (ни одного не пропустили!), выяснялось, что в сравнении с другими папами-мамами они имеют слишком затрапезный вид.
                Меня угораздило учиться в школе с особым «контингентом». Она находилась в элитном районе, где обитали научные работники со своими отпрысками и обкомовцы со чадами. В нашем классе почти все родители были кандидатами наук либо чиновниками-партийцами, и это сильно сказывалось на их манере поведения и внешнем прикиде деток. Учителя (не все) перед ними стелились, так что на родительских собраниях разносы и разборки не поощрялись. Они переносились на телефонные выяснения либо за пределы школы.
                Я не особо страдала от социальной спеси одноклассников – большинство вело себя вполне прилично, а отдельные особи меня не трогали. Но вот скромные без меры родители в обществе родительской элиты чувствовали себя скованно и вели себя соответственно. Помалкивали рядышком (они на собрания ходили вместе, как и повсюду вообще), с почтением и удивлением слушая нападки на учителей и суровую критику школы вообще.
                Слава Богу, за меня им не приходилось краснеть – училась прилично. Но эта парочка – мама в цветастом платье и папа в костюме с галстуком (единственном на все времена) возле окошка под классом, в сторонке от источающих заморский аромат дам в неброских, но дорогущих одежках, так и торчит у меня перед глазами.
                – И чего вы ходите парочкой? – шипела я вечером.– И зачем ты, мама, нацепила это яркое платье? Оно из моды вышло сто лет назад!
                Мама с папой еще оправдывались перед своей дурой-дочкой: им интересно обоим! Они хотели прилично выглядеть!
                А мне казалось – выглядят робкими простофилями, которые всем довольны и все принимают за эталон: и дуру-классную, и чванство титулованных папаш, выдавливающих пятерки из несчастных училок.
                Хорошо, что я к старшим классам уже избавилась от этого страха быть смешной. Все-таки книги сделали свое дело – семья была читающей. То есть, мама была читающей книги, а папа – газеты. Покупать книги они начали с молодости, так что мне было где разгуляться…
                Мама умерла, когда мне стукнуло тридцать, а папа не вынес этого – заболел сердечной астмой и прожил меньше года, терзая себя воспоминаниями о мучительной смерти жены. Я была свидетелем многолетней любви, преданности, привязанности, чего не видела больше ни в одной из знакомых семей.
                Вот откуда у меня развилась высокая требовательность к будущим мужьям. Я не хотела другого примера. И первый муж, оказавшийся скрытым алкоголиком, и второй – корыстным лентяем, долго не задержались на моей территории. Первый был безвольным умницей, второй – обманчиво-сексапильным, так что мои оплошности я себе прощаю. Первого было жаль, пока я не сообразила – это надолго, вторым увлеклась по-женски, но быстро раскусила. Были связи – я не святая. Но ни за кого больше замуж не хотелось…
Сейчас я оглядела критическим оком привычное свое гнездо и поняла, что в нем ни грамма эстетики. Только цветы – моя слабость, да еще красавица Мэри ласкают глаз. Рыжая кошка обильной пушистости на фоне зеленой скатерти (любит мерзавка валяться на столе!) смотрится здорово… Надо что-то менять, но что? И зачем?
                Я не успела додумать до конца эту странную мысль – позвонила Аська и сходу стала упрекать, почему я третий день где-то пропадаю. Звонок в дверь заставил меня бросить трубку. Соседка сначала вошла в дом, а потом затараторила:
                –Через порог нельзя! К вам тут девочка приходила, в девять утра. Сначала ко мне позвонила, потом сказала, что я – не вы, и…
                – Ничего не понимаю. Какая девочка? Она назвалась?
                Соседка свела широкие брови к переносице:
                – Странная девочка. Увидела меня – и тут же к вам позвонила. Я говорю: ты, детка, к тете Юле? Так она на работу ушла! А девочка мне: ты – не она! Ну как это понять? И вниз побежала.
                – Почему вы решили, что она ко мне? Мало ли кто мог квартиру перепутать. Девочек у меня вроде бы знакомых и нету. Девушки – есть. Сколько ей на вид лет? Как одета?
                Как странно, но я уже точно знала, кто приходил…
                – В шикарном пальто…такого жемчужного цвета, типа дубленки.– Соседка мечтательно вздохнула.– И зачем таких пигалиц так одевать? Денег девать некуда? Ей от силы лет семь!
                – Но откуда вы взяли, что она искала именно меня?
                Сердце у меня колотилось – тоже сюрприз…
                – Не знаю, – растерялась соседка.– А что – не к вам?
                За моей спиной разрывался телефон. Наверное, это возмущенная Аська требовала меня на ковер. Я извинилась перед соседкой и пошла к телефону.
                – Мама, – услышала я детский слабый голосок.
                – Деточка, ты не туда попала, здесь нет твоей мамы, – ответила я и плюхнулась на диван – переваривать услышанное от соседки. Как Элина могла вычислить, где я живу? Неужели и вправду она за мною…следила? Боже мой, это какой-то кошмар!
                Очередной звонок поднял меня с места.
                – Аська, извини, но я не могу сейчас разговаривать! Я перезвоню!
                Аська молчала. И вдруг плачущий голос ребенка:
                – Мама, это я, Эля.
                – Эля! – заорала я, как припадочная, – ты где?!
                Нет ответа. Даже гудков, означающих отбой, нету! Я дула в трубку, кричала сто раз «алле!» – пусто.
                Вот когда я перепугалась за собственные мозги, потому что трезвого ответа на свои вопросы не находила. И вот почему я в некоторой панике позвонила Аське, хотя делать этого не собиралась. Но до этого еще успела …сбегать на остановку (!) и... никого там не найти. Мало того – я прочесала все шесть этажей нашего дома.
                Аська выслушала меня необычно – не перебивала, не охала и ахала, не отпускала дурацких шуточек, и это тоже подтверждало мои опасения, что подружка раздумывает сейчас над моим диагнозом…
                Когда я выдохлась, Асенька вдруг выдала задумчивую фразу:
                – Ночи дивное творенье…
                – При чем тут ночь?! Какое еще творенье?
                – Ты не обижайся, но…
                – Но я сошла с ума, сбрендила, у меня крыша поехала, у меня мозги набекрень, так?! Больше ничем не можешь утешить?
                – Твои мозги, моя лапочка, всегда будут аккуратненькие, с правильными извилинками, чистенькие, без туману. Просто тебе надо…отдохнуть.
                – Ясно. Сама себе противоречишь.
                – Больше идей нет?
                – Есть, но такие завиральные – с твоей точки зрения, что скорее ты мне вынесешь приговор в виде психиатрического диагноза. Давай подождем.
                – Чего? Пока дитя не появится вновь? А потом я схвачу его за ручку покрепче и…
                – Мне не нравится твое настроение. Ты в панике.
« А ты отстраняешься от моей проблемы»,– подумала я горько, впервые желая услышать нормальный совет и поддержку. По-моему, Аська просто растерялась. Она ведь верит в разную чертовщину…Ночи дивное творенье! Значит, она считает, что девочка – некая химера, неуловимый фантом из моего сна.
                И тут я сама поняла, что готова поверить в эту версию. А если так – мне пора в больницу.
 
                4
 
                Сначала я провела большую работу: обзвонила всех приятельниц и выяснила их связи в медицинском мире, а потом уже договаривалась о приватной консультации для своей «племянницы».
                Меня приняли на дому – в шикарной квартире профессорши. Она представилась Норой Арнольдовной и повела в свой кабинет. Я чувствовала себя не в своей тарелке до той минуты, пока докторша вдруг не улыбнулась. Вот какой должна быть улыбка у психиатра – так и хочется на шею кинуться и заплакать.
                – Пусть вас не смущает весь этот антураж, – сказала Нора Арнольдовна, обводя рукой пространство, заполненное совершенно киношным дизайном, – так обставляют кабинеты европейских ученых прошлого века. – Все это досталось в наследство супругу. Дед у него был известным нейрохирургом. А я – девочка из провинции – попала сюда в качестве жены его внука. Тоже комплексовала…Но мне повезло: я стала последней его ученицей. Правда, несколько уклонилась в дальнейшем от избранного им пути. Но он так и не узнал о моей измене, не успел. Садитесь в кресло. Рассказывайте.
                В кресло я села, но рассказывать, даже под таким доброжелательным взглядом, не могла.
                – Скажите, Нора Арнольдовна, может человек ни с того, ни с сего …сойти с ума? Сразу, в один день.
                – Если считать, что психическое заболевание вызвано сбоем химических процессов в мозгу, то нет, идет в нем какая-то подготовка. Да вы не стесняйтесь, просто рассказывайте, что вас тревожит. Я понимаю так: вы сами себе поставили диагноз.
                Наверное, мой рассказ был сумбурным (я боялась ее утомить, а потому торопилась). Я пыталась анализировать факты, словно приглашая поучаствовать в диспуте. Симпатичная старуха в кресле напротив слушала с терпеливостью священника, но помалкивала.
                Когда я выложилась до конца, то есть помимо фактов еще и добавила все возможные разгадки, Нора Арнольдовна спросила:
                – Вы до сих пор хотите ребенка? Вы вообще как-то решали для себя эту проблему?
                – Да, но…рожать-то поздно, да и нет кандидата подходящего на роль папаши…
                – А мысли о нем остались? Мечты? Пусть абстрактные…
                – Сейчас нет, я перестала думать. Я не люблю пустых мечтаний.
                – Вы совершенно здоровы. У вас трезвый ум, вы способны к анализу…Если у этого случая нет пока объяснений, они найдутся. Вы их, кстати, обрисовали вполне реалистически. А если все будет продолжаться в том же духе – сходите к психоаналитику. Я не поклонница Фрейда, но бывает – наши психоаналитики, с поправкой на современность, помогают найти причину таких…состояний. Пограничных.
                – Не пойду я к психоаналитикам. Спасибо, вы меня успокоили. Главное, что я не ваша пациентка.
                – Вы все-таки покопайтесь в памяти: сон вполне может реализовать ваши тайные мечты, вернее – подспудные, подсознательные – о таком ребенке. Именно таком, с таким обликом. Где-то вы видели подобные глаза, в другом месте – шубку, или что там – дубленку? Во сне вы нашли ребенка, испытали счастье…
                – А потом, – грустно добавила я, – пошли глюки.
                – Думаю – девочка вполне реальна. Просто шустрая, быстроисчезающая,– улыбнулась Нора Арнольдовна.– В общем, приходите, если вас будет что-то беспокоить.
                – А вы видели когда-нибудь своих пациентов совершенно излеченными? – спросила я уже с иронией и поднялась.
                – В состоянии длительной ремиссии – да! – бодро ответила докторша и тоже поднялась.
                – Спасибо за правду. Надеюсь, что больше мы не встретимся.
                Самое ужасное, что я вышла от нее в полной уверенности, что это не конец, и мое «ночи дивное творенье» появится на горизонте в том же образе химеры…
…Прошло почти полгода моей довольно однообразной жизни, из которой Элина исчезла так же неожиданно, как и появилась. Правда, я привела в порядок квартиру: обновила на кухне кафель, приобрела новые занавески на все окна – модные, необычной формы, и гостиная стала нарядной, точно подсвеченной изнутри моим личным солнцем.
                Даже в пасмурную погоду вытканный на шторах узор ласкал глаза причудливыми очертаниями и оттенками цветов, напоминая о весеннем луге. Я вообще не любительница ярких расцветок и предпочитаю луговые цветы роскошным привозным…В общем, теперь своим интерьером я любовалась, а раньше просто его не замечала. Аська сдержанно одобрила мой вкус, хотя и тут же пошла перечислять, что она бы лично сделала не так. Я пресекла ее критику – вопреки своей привычке молча внимать, но делать по-своему.
                – И что это тебя, золотце, подвигло на такие перемены? – спросила Ася, усаживаясь в кресло, тоже обтянутое велюром в тон дивану (тот еще мог потерпеть). – Денег некуда девать? – она вздохнула, ей всегда не хватало денег…
                – Угадала.
                – Да нет, ждешь чего-то или…кого-то.
                – Не угадала.
                – Ладно, замнем, если не хочешь раскрывать свои секреты. Что-то в тебе изменилось, Юлька.
                Я сама это заметила, вернее, чувствовала. Вроде бы и вправду чего-то ждала. Ну, появился на горизонте один дядечка, из покупателей, что вдруг переводят глаза от шмотки, которую жене подбирают, и начинают пялиться на тебя. В такой момент им можно втюхать любую залежавшуюся тряпку. Как это ни странно, такое стало случаться чаще, хотя я ничего особого не сделала для улучшения «фасада». Ну, подкрасила волосы в натуральный каштановый… Но кто сейчас клюет на такой цвет? Мои коллеги вокруг похожи на разноцветных попугаев – такое оперенье на головах! Вот на них, молодых, мужики глаз кладут ежедневно. А что я? Слегка подвела глаза (уж очень ресницы короткие!) да подправила брови ( неприятная процедура в салоне!).
                Дядечка тот, довольно симпатичный (но ведь чужой!) зачастил в мой закуток, но не приставал с дурацкими шутками. Молча пялился на развешенные блузки, халаты, топики, а потом уходил, кинув последний взгляд на меня. В очках, имеются залысины, то бишь – высоколобый, впалые щеки – короче, не мой идеал. Рост, правда, хороший, повыше меня, и одет чисто. Я терпеть не могу неухоженных мужиков в помятых футболках и брюках, что под пузом начинаются и мешком висят. На этом же – выглаженная рубаха и стрейчевые джинсы – все на месте. Я бы его из толпы уличной не выделила, но сейчас стала замечать поневоле – зачастил.
                Иногда крутится возле соседнего киоска, и Верка из себя выходит, пытаясь прибрать покупателя к рукам:
                – Что вам подсказать, мужчина?
                Мужчина отвечает ей улыбкой, но помалкивает, а в мою сторону косится. Это даже мешает работать. Появился он в конце мая, а в июне заговорил…
                – Помогите подобрать блузку, понарядней.
                – Вам на какой возраст? Сколько даме лет?
                – Скоро восемнадцать.
                – Тогда вам не ко мне. У меня одежда для дам после тридцати.
                – Ну – тогда блузку для после тридцати, – улыбнулся покупатель.
                – То есть, вы не знаете вкуса своей жены?
                – Дочке покупаю, у нее скоро день рождения.
                – Посоветуйтесь с женой, чтобы не попасть пальцем в небо. Не люблю, когда товар возвращают.
                Он согласно кивнул головой и ушел. А на следующий день снова приперся, и опять ко мне, хотя вокруг блузок – море, это тебе не советские времена.
                – Здравствуйте, – говорит. – Ей , оказывается, не блузка нужна, а…забыл, как это называется… Вот такой длины, чтобы живот наружу, с пупом. – Это уже он добавил с улыбкой.
                – Видите, как хорошо, что посоветовались. Сейчас подберем.
                Странный дядечка – ни роста дочки не знает точного, ни размера. Купил что-то усредненное и как-то грустно вздохнул на прощанье.
                – Юлька! – крикнула Вера из-за своего прилавка.– А чего это он крутится возле тебя? Втюрился? У меня вроде бы товара побольше, а он все к тебе пристраивается!
                – Не болтай чепухи. Просто он теряется на рынке – глаза разбегаются.
                – Ну, – смеется Вера, – не похоже! Его глаза сбегаются только на твоей точке.
                И верно, явился мой незнакомец через пару дней – и чешет мимо всех моих соперниц по бизнесу прямиком ко мне.
                – Ну что, – говорю я с улыбкой, – подошло?
                Дядечка кивает, а потом разглядывает мой товар с вниманием инспектора.
                « Все, – думаю,– буду молчать, пусть сам выкручивается».
                – Вы до какого времени работаете? – спрашивает он.
                – Если как положено, то до пяти. Когда не идет товар, – в три сворачиваемся, – отчитываюсь я почему-то.
                – Юля, а вам не хотелось бы…просто так по парку прогуляться?
                – Мы знакомы? – спрашиваю я насмешливо, но мне приятно.
                – Извините, я услышал ваше имя. Меня зовут Евгением…Отчество у меня длинноватое, люди не запоминают.– Так как вы, согласны?
                – А в честь чего прогулка?
                – В честь весны.
                Я посмотрела в его лицо прямо, хотелось рассмотреть «объект», стоит ли идти.
                Он снял очки, давая себя лицезреть, и ждал с терпеливой полуулыбкой. Карие глаза, нос с легкой горбинкой, что-то неславянское в крови. Мне, конечно, выражаясь языком Аськиных чад, – по барабану, какой он национальности. Лишь бы не противный, чтобы спокойно (или неспокойно) созерцать спутника по прогулке. Или по жизни? Мелькнула и такая мыслишка, не скрою.
                Этот оказался не противный, а даже очень ничего…И я согласилась.
Я не люблю возиться с женатыми. В моем возрасте неохота оглядываться по сторонам – а вдруг супруга законная увидит? Евгений (мы перешли на Женю – для краткости) оказался вдовцом, обремененным дочкой-студенткой «с очень сложным характером». Похоже, девочка забодала своего родителя огромными аппетитами на все радости жизни, включая одежду. Но мне понравилось, что такие сведения я вычислила сама – не из жалоб, а в процессе беседы и в виде реплик. Сдержанных, слава Богу. Очень экспрессивных людей я боюсь. С меня хватает Аськи. Но Женя обладал еще одним достоинством – чувством самоиронии и юмора. Выяснилось, что он меня заметил давно, еще зимой.
                – Вы, Юля, выпадаете из своего… кружения даже внешне.
                – То бишь – на торговку не похожа? Спасибо. Но я не страдаю социальной спесью.
                – Я тоже, – не обиделся он.
                Мне нравилось, как медленно двигается наше знакомство – по шажку – к узнаванию друг друга и принятию. Пока узнавать хотелось, ничто не отвращало. Я такая нетерпимая к дурным привычкам или неприятным штришкам в поведении, одежде, запахах, манере говорить, смеяться. Мне мало надо, чтобы скукожиться в одну секунду и – бежать, бежать.
                Пока все шло гладко. У Жени была привлекательная для меня профессия врача-хирурга в одной из городских клиник. Жена умерла три года назад от легочной эмболии. Перенес он эту смерть тяжело. Не стал мне говорить, что, якобы, ничего хорошего в их браке не было. Так обычно подъезжают мужчины в желании ускорить процесс сближения. Мол, бедный я, бедный, не повезло с женой! Этому повезло, вот только оказалось, что воспитывать молодую девушку – целое искусство.
                Аське я, конечно, все рассказала – все равно узнает. Теперь она ежевечерне требовала отчета о «проделанной работе по охмурению» и сильно сердилась на мое немногословие.
                – Ты не забыла, что моим девкам через неделю стукнет по двадцать?
                – Такое не забывается.
                – Вот и притащишь своего Женечку. Должна же я видеть…
                – Вряд ли, не обещаю. Рановато. Все еще может рухнуть.
                – Да, я тебя знаю, ты такая, тебе невозможно угодить! Тот не так пахнет, другой белую рубашку неделю носит, третий руки плохо моет и зубы чистит, четвертый…Мне так охота увидеть эталон мужика. В твоем понимании.
                – Успеется.
                На день рождения своих «крестных» (условно говоря, ведь детки – некрещеные) я пришла с новой прической и в новом костюме – планировалось свидание:
                Женя должен был позвонить и меня вытащить с этого мероприятия. Костюм из светлого шелка (цвета чайной розы) я приобрела у себя, у него не было клонов «по партии», и я на него давно облизывалась. Но мне казалось – без такой роскоши можно и обойтись. Костюмчик мне подкинула приятельница: привезла для себя из Лондона, а примерила через месяц после болезни, он так и провис на ней. Пришлось спасать растратчицу мужниных денег. Уж не знаю, почему, но я не выставила костюм на продажу. Тлела где-то надежда самой в него влезть…Просто отдала подруге студенческих лет довольно крупную сумму в долларах и сунула в пакет вещицу...
                Короткая стрижка, на которую я отважилась, вдруг отняла от моих сорока с хвостиком этот самый хвостик, да еще с размахом, так что я дала бы себе тридцать три, ну…пять, шесть…
                Обе юные «людоедки Эллочки» встретили меня воплями.
                – Ого, тетя Юля прикалывается! – заорала Лиза.– Супер!
                – Во-о-бще – понты! – подхватила Майка.
                – Понравилось, – перевела на русский язык мать людоедок. – А теперь – брысь отсюда на кухню! Мы не успеваем! Поздравляю с новым обличьем, тебе идет,– сдержанно оценила Аська мои потуги быть красивой.
                Девочки на кухню не торопились – кинулись обследовать мою сумку. Сама виновата: приучила с детства. Я для них – как Дед Мороз, без подарков не прихожу. Нравилось смотреть на их любопытные мордашки: что там обнаружится на сей раз? И вырастила нахалок…
                – Вы что, де-евки?! – возмутилась их мамаша, но те уже выудили два отдельных пакета с «прикольными» топиками, обнажающими пупок и талию. И завопили радостно, словно им стукнуло по двенадцать лет, а не по двадцать.
                Праздники местного значения проходили в этом семействе традиционно: крутое застолье, в жертву которому отдавался месячный совокупный бюджет, потом танцы в «детской» под дикие вопли модных групп заморского происхождения, уединение «стариков» в Аськиной спальне – чтоб не оглохнуть и потрепаться…ни о чем. Ну о чем можно говорить с людьми разного полета? Аська обожала таскать на дни рождения бывших подружек с мужьями. Так что болтовня велась вразнобой, пока мы с ее мужем, Мишкой, обменивались политическими шпильками, состоя в разных лагерях. Он голосовал за Януковича, а мы с Аськой признавали только Юлю Тимошенко.
                Мне всегда хотелось домой – раньше всех, потому что вполне хватало застольной болтовни с ее дежурными шутками и воспоминаниями про славное детство Майки с Лизкой. Когда годами дружишь – можно нарисовать сценарий очередной встречи в мелочах. Так что когда моя мобилка условно пропипикала: выходи, жду, – я радостно засобиралась на свидание.
                – Счастливая, – протяжно вздохнула все понимающая Аська.– Отпускаю. Хотя без тебя скучно.
                – Не выдумывай, – отмахнулась я, – в юмористах не числилась никогда.
 
Продолжение следует http://proza.ru/2009/04/19/63