Донорский роман

Донорский роман
(в письмах)


 Письмо первое.
Здравствуйте, Лена! Вы, конечно, удивлены. Вернее, не совсем Вам понятно, что это такое. Но сказать, что мы совсем уж с вами незнакомы, нельзя. Вспомните, 12-го апреля Вы с подружками сдавали кровь, чтобы на майские праздники съездить к родителям. За Вами заняли очередь три типа. Один из них, который в очках, это – я.  Задаете ли Вы вопрос: «Ну и что?». Что может быть между нами общего, и что вообще мне потребовалось? Отвечаю: ничего. Ничего между нами нет пока общего, кроме одной – самой лучшей, с точки зрения эгоиста – группы крови, четвертой. И ничего я от Вас не хочу. Ничего не хочу, кроме одного: поговорить с Вами на различные темы, касающиеся, в основном, Вашей специальности филолога. Для Вас это – призвание жизни, а я люблю книги, чтение и так далее, то есть, небезразличен к русскому слову. Раз уж Вы – будущий филолог, то для Вас не составит труда настрочить ответ. Так я полагаю.
Но не только из-за общей группы крови мне хочется с Вами пообщаться. То, что я скажу, я скажу один раз и больше этой темы касаться не буду. Мне понравились Ваши глаза, а также, Ваш взгляд, умный, спокойный, доброжелательный. Я почувствовал к Вам доверие. Это звучит несколько фантастически и наверняка наивно. Однако, это так. Доверие – для меня это означает возможность делиться мыслями. Согласитесь, Лена, редко кому мы можем доверить свои мысли, разве что случайному попутчику в поезде, с которым никогда больше не встретишься, или самому близкому человеку. Но самый близкий – это редкость. Пусть я буду случайным попутчиком. Вы так же, без сожаления, расстанетесь со мной, когда за окном покажется Ваша станция. И поможет нам в этом расстояние, разделяющее нас.
Итак, как Вы меня поняли, меня интересует духовная сторона Вашей медали. Каждый человек состоит из, вернее, в каждом человеке живут два человека: практический и духовный. Практический или физический – это его поступки, все физическое, а также работа, обычные разговоры – общение с окружающими его людьми, et cetera.  Духовный – это мысли, желания, etc. Не всегда это совпадает. У меня, например, в этом отношении полнейший разлад. Но если обратиться к классике, есть хороший пример. Афанасий Фет – как поэт и как практический, житейский человек. Говорить об этом, все равно, что сравнивать белое с черным. Но приводить Вам примеры из классики было бы опрометчиво. Вы в теоретических познаниях такого рода – специалист, а я знаю понаслышке. Аз есмь homo legens, только и всего. На этом мои знания тех языков кончаются.
Облегченный на триста граммов, после сдачи крови, я пошатался по книжным магазинам, накупил кучу книг для успокоения. По пути на автовокзал встретился со знакомым парнем, земляком. Первый разряд по шахматам, кстати. Вы не играете в шахматы? Кроме шахмат, у него оказалось еще одно увлечение: астрономия. Счастливый, он показал мне трубу с двадцатикратным увеличением, свою мечту, приобретенную только что в магазине. Правда, при этом я чуть не подавился пирожком, так как дело происходило на середине улицы. Вы спросите: при чем здесь пирожок, когда разговор должен идти о филологии? Впрочем, признаюсь сразу. Наверное, я – эмоциональный человек. Хотя все это - чистая правда: и знакомый, и пирожок, и середина улицы – но чуть не поперхнулся я от другого. В какой-то момент мне вспомнились Ваши глаза, и надо было случиться совпадению: середина улицы, - были ли там машины, не знаю, - но кто-то, совершенно неожиданно, берет меня за руку – на середине улицы! – и весело спрашивает: «Куда идешь?». Хорошо, что все обошлось: я благополучно дожевал свой пирожок. Исторический факт, не правда ли, о пирожке обязательно нужно было Вам сообщить. Кстати, с мясом был. Мясо не вредно?
В итоге мы с Алексеем разговорились об астрономии: луна, звезды, «черные дыры», etc. Пока автобус мчался до нашего города, мы так и не спустились на грешную Землю. Конечно, от всех этих житейских проблем иногда голова кругом идет. Ну, у Алексея, скажем, вся проблема – учеба. Он – студент политехнического института. Плюс увлечения: шахматы и астрономия. С Алексеем я знаком «постольку-поскольку». Когда-то я был секретарем комсомольской организации цеха, а он работал у нас. Потом он перешел в институт очно, а я уволился. Потом мы встречались лишь на улице да на шахматных турнирах. То есть, я хочу сказать, что мы, в общем, посторонние люди, но вот «поднялись» к звездам, повитали там и «приземлились» лишь у себя в городе. Вот я и предлагаю Вам «повитать в звездах». А где мы приземлимся и каким образом, это уж зависит от нас. Расстояние, конечно, не помеха. Мы, в принципе, можем встретиться даже случайно: я иногда заезжаю в Иркутск. Но тут уж воля случая. Ведь мы увиделись случайно. Этого не должно было быть. Я решил больше не сдавать кровь. Но все-таки мы оказались в одно время в одном и том же месте.
Надеюсь на Ваш ответ.
10 апреля. Анатолий.


Здравствуйте, Анатолий Петрович!
Сразу хочу поправить Вас – отчество у меня – Вадимовна, хотя я больше привыкла – просто Лена. По отчеству меня называли только дети в школе и в пионерском лагере.
Письмо меня не просто удивило – поразило; тем более что я Вас абсолютно не помню. В социологических исследованиях ни разу не встречала, чтоб люди знакомились (хотя бы заочно) в больнице.
А моя профессия интересует меня больше с непрофессиональной точки зрения – я люблю читать просто, а не потому, что потом нужно сдавать экзамен. Кроме литературы времени у меня ни на что не хватает, но я очень люблю шить, мечтаю научиться вышивать и с большим удовольствием занимаюсь так называемой «домашней» работой. Может, поэтому и взгляд у меня спокойный – любимое дело всегда приводит человека в уравновешенное состояние. А, значит, у большинства такие глаза, и не надо ставить мне это в заслугу. А еще у меня были такие глаза, потому что я выполнила свой долг – у одной из подружек маме сделали операцию, и нужна была кровь – а сдавать кровь, чтоб поехать домой – это, я считаю, низко; сделка с совестью. И дом у меня очень далеко.
Начать разговор о своей будущей профессии, о филологии вообще первой я не могу – не знаю, что Вас интересует; и чтобы начался диалог, кто-то должен сделать это первым. Спрашивайте.
Я Вам завидую – Вы испытываете доверие, пусть даже к чужому человеку. А я как раз на днях поняла, что совсем одна. Как сказал Б. Шоу: «Одиночество – великая вещь, если ты не одинок». И довериться некому.
Я еще никогда не предавала людей, которые мне доверяли; но не обещаю, что смогу доверять Вам, сейчас я еще не знаю, время покажет.
Но ваше предложение так общаться, и сам предмет общения мне непонятны. Так или иначе, придется начинать Вам.
А у меня все.
В шахматы я не играю совсем, знаю только, как называются фигуры; а научиться играть все как-то времени не было, да и желания. Я считаю, чтоб играть в шахматы, нужно иметь очень много свободного времени. Вот и нашлось разное в нас.
Писать я Вам буду, и не потому, что пригодится – просто интересно, о чем могут писать незнакомые люди.
Кончаю. 16 апреля. Лена.   

Это был 1984-й год. Я тогда работал опрессовщиком на кабельном заводе, который постоянно лихорадило из-за отсутствия какого-либо сырья и материалов. Наш шланговый пресс пропускал через себя кабель в алюминиевой оболочке, а выпускал уже в пластмассе. Пластмассой этот материал никто на заводе не называл, так как привыкли называть техническим названием - пластикат. Бригада на прессе состояла из трех человек. Для производства кабеля требовалось, кроме пластиката, алюминиевая катанка, такой толстый профильный провод, намотанный в бухты по полторы тонны. Требовалась пряжа, специальная бумага, требовалось масло, которым это все пропитывалось, требовались деревянные барабаны, на которые наматывался готовый кабель, требовались технологические барабаны, около трех метров в диаметре, используемые от участка к участку. Требовался алюминий в чушках. Все это поставлялось со всего Советского Союза, даже алюминий откуда-нибудь из Карелии или Волгограда, хотя алюминиевый завод находился под боком. Я не собираюсь рассказывать всю технологическую цепочку производства кабеля, умному достаточно. Но не было месяца, чтобы наш пресс не простаивал. В такие дни мастера заставляли нас мести цех или отправляли на работу в другие цеха. Не всегда было желание заниматься такой работой, и мы отправлялись всей бригадой на донорский пункт городской больницы, который обычно набивался битком кабельщиками. Донорский день в нашем городе был установлен раз и навсегда: вторник.  Еще раньше, будучи студентом, мне приходилось сдавать кровь. Для студентов сдача крови была чем-то вроде развлечения: двести миллилитров крови не жалко, но давали шоколадку и талон на питание. Перед сдачей можно было напиться вдоволь горячего сладкого чая.
Иногда, если вторник уже прошел или требовалось нарушить минимальный перерыв  между сдачами крови – два месяца – мы отправлялись в областной центр, где был второй донорский день – четверг. Вот так однажды я оказался на донорском пункте областной больницы. Перед нами в очереди находился водитель грузовика, работающий в небольшой организации. Мы сидели за столом и пили сладкий чай. За водителем в очереди была группа девиц, из чьих разговоров я понял, что это – студентки-медики. Я с попутчиками ожидал своей экзекуции за девицами. Водитель оказался словоохотливым парнем. Хотя прошло двадцать лет, мне он отлично запомнился. Оказывается, если что-то поразит в жизни, то даже двадцать лет не срок, чтобы стереть из памяти этот эпизод. Это был молодой человек выше среднего роста, светловолосый, лицо округлое и поразительно бледное. Мне сразу подумалось, что или давление у него пониженное или какой-то непорядок со здоровьем. Парень восторгался такой замечательной, по его мнению, возможностью зарабатывать, сдавая кровь. Он сдавал кровь платно, и тогда за кровь неплохо платили. Водитель  сдавал в прошлый четверг, потом во вторник и сейчас опять сдает. На мой осторожный вопрос, не подействует ли это на здоровье, он отвечал, что после сдачи берет бутылку водки, выпивает и на следующий день чувствует себя, как огурчик. Я и сам порой нарушал сроки для сдачи крови. Тогда был установлен перерыв между сдачами крови, достаточный для восстановления здоровья, равный месяцу. Я-то сдавал бесплатно, и нормой было взятие двухсот миллилитров крови. Еще двадцать пять миллилитров брали на анализ. У «платников» норма была триста пятьдесят кубиков, еще пятьдесят - на анализы. Для меня потерять столько крови было многовато: начинала кружиться голова, темнело в глазах, если наклонишься. Но зачастую я бывал на донорских пунктах два раза в месяц, таким образом практически получалась норма «платника». У меня уже был пример одного кабельщика, сдавшего подряд кровь три или четыре раза. У него выпали передние зубы. А я его предупреждал, чтобы не злоупотреблял этим делом. Он отмахивался: ничего страшного. Потом пропал недели на две и явился на работу с золотыми зубами. Мол, из-за пародонтоза зубы стали шататься и выпали. Назвать можно, как угодно. Давление крови упало, качество крови изменилось, кислорода не стало хватать тканям – развиваются воспалительные заболевания. Логика проста. Иногда, чтобы ее постичь, надо потерять здоровье. Должен сказать, что и с памятью у этого опрессовщика стало совсем плохо. Через несколько лет он стал работать на другом заводе. Ему пришлось обратиться ко мне. Его-то я прекрасно знал по имени: Серега Синявский.  Меня он не узнал и величал на «вы», хотя мы проработали с ним в одной бригаде два года и, естественно, обращались друг к другу по-свойски -  на «ты». Отсюда вывод: шутить со своим здоровьем нельзя.
Водитель весело поговорил со мной и скрылся за занавеской. Для взятия крови обычно установлено два ложа, на которых полулежат доноры. У одного ложа кровь берется из правой руки, с другого ложа – из левой. Сделано специально для доноров-профессионалов, которые, регулярно сдавая кровь, могли менять руку. Да это удобно и для обслуживающего персонала: пока один донор, закончивший процедуру, перетягивается тугой повязкой, чтобы из вены не сочилась кровь, второй – на подходе. Обеспечивается производительность труда. Неудобно для донора. Видя, что персонал занят другими делами, он начинает беспокоиться: не выливается ли лишняя кровь? Не знаю, как другие, но я постоянно беспокоился: сливают куда-то вниз, может, там ведро стоит? На этот раз мой собеседник долго не выходил, а стали заходить студентки. Со мной рядом ожидала вызова сероглазая студентка, которую подружки называли Леной. Мы поглядывали друг на друга, так, как смотрят случайные попутчики где-нибудь в транспорте – полубезразлично, но с интересом познания. До этого мы перекинулись со студентками несколькими фразами. С Леной у нас была общая группа крови. Я любил внутренне играть в такую игру. Рассматривал встречных девушек в разных городах Союза, выбирая лица покрасивее, и старался их запомнить. Бывал я во многих городах от Прибалтики до Дальнего Востока. Находясь в командировках, знаешь, что с попутчиками или случайными знакомыми ничего надолго связать не может. Красивых женских лиц по России множество, и это, как цветы, привлекает. Но тут родилась внезапно идея: завязать переписку, не зная друг друга. Обдумывать было некогда, поэтому я сразу предложил сероглазке такую идею: «Если Вы дадите мне адрес, я напишу, как, согласны?». Она назвала адрес своего общежития и скрылась за занавеской. Когда позвали меня, она уже выходила, и больше мы не виделись. Водитель еще находился там, вышел уже при мне. У него смогли выжать только 80 миллилитров крови – как он ни старался, сжимая и разжимая  кулак, больше не пошло. Врачи разговаривали об оплате. Решили оплатить ему пропорционально полученному количеству крови. Что ж, на бутылку водки ему должно было хватить.
«Идет эксперимент.
Нормирование фондов заработной платы – один из ресурсов повышения производительности труда. К примеру, упорядочили расценки на изготовление кабеля в шланговой оболочке, итог: трое квалифицированных рабочих подали заявления на увольнение. Оказалось, что в результате изменения расценок, проводившегося в соответствии с отраслевыми нормами, теряется больше четверти заработка опрессовщиков. Положения отраслевых норм трактовались механически, без учета физического износа прессов, без учета высокой квалификации опрессовщиков. Принцип материального стимулирования является основным рычагом в деятельности социалистического предприятия. Дергать же этот рычаг походя, без учета сопутствующих факторов, значит -  приводить лишь к повышенной текучести кадров, к нездоровому климату в коллективе, к «рвачеству». В результате страдают и качество продукции и производительность труда. Любое изменение норм и расценок можно обосновать на бумаге, но делать это надо, думая о будущем завода. Текучесть кадров, соответственно, невысокая их квалификация – бич нашего завода. Одной из главных  причин являются частые колебания расценок. Что же можно – в этих условиях – сказать о производительности труда?
Экономические показатели предприятия и нравственный климат в коллективе – вещи взаимно обусловленные. На первый взгляд, эффективность производства не зависит, например, от мер по охране труда. И все же недостаточное освещение третьего цеха, в конечном итоге, приводит к браку продукции, не говоря уж о здоровье рабочих. В зимнее время в помещении завода холодно, сквозняки – какая может быть производительность труда?
Бесперебойная работа завода во многом зависит от своевременного снабжения сырьем и материалами – велико количество простоев по этим причинам. В связи с новой системой заказов количество простоев в третьем цехе увеличилось именно из-за отсутствия тех или иных материалов. Однако план января цех мог выполнить, если бы существовало полное взаимопонимание между администрацией цеха и рабочими. Так, скрутчиков первого участка попросили отработать несколько суббот, с предоставлением выходных в последующие дни. Рабочие отказались. Причина: введение новых расценок. Возможно, расценки изменены правильно – с экономической точки зрения, но необходимо учитывать, что простои, невыдача важной продукции для народного хозяйства, невыполнение плана обходятся государству значительно дороже, чем даже завышенные расценки. Механический подход в решении подобных задач приводит лишь к ухудшению качества продукции, снижению заинтересованности рабочих в производительном труде. Подобные «ляпсусы» уже случались на заводе. В первом цехе однажды изменили расценки так, что квалифицированные рабочие, не долго думая, разбежались, а вот собрать их оказалось гораздо труднее, даже вновь повысив расценки. Теперь этот цех страдает хронической нехваткой рабочих рук.
А вот свежий факт. С января этого года рабочих второй смены развозит по домам заводской автобус. Факт малозначительный сам по себе и, возможно, попросту совпал с началом эксперимента. Однако рабочие теперь не уйдут со смены раньше срока, так как уверены, что попадут вовремя домой. Дисциплина труда улучшилась и, несомненно, увеличилась производительность труда. Пример, говорящий о связи любых проявлений заботы о рабочем человеке с увеличением производительности труда. Эксперимент – само слово предполагает поиск оптимальных путей, пусть методом проб и ошибок. Ошибки будут. Не ошибается тот, кто не действует. Но главное – делать верные выводы из этих ошибок. Тогда экономический эксперимент, развернувшийся по всей стране, будет иметь желаемый эффект на каждом предприятии.
Анатолий Поляков.»

Письмо второе.
Здравствуйте, Елена Вадимовна! Учитываю Ваши поправки. Я перечитал Ваше письмо еще раз. Оно оказалось очень насыщенным при кажущейся прозрачности – это «сыграл», видимо, Ваш округлый почерк. Я уже сейчас чувствую, что этого листа мне не хватит – придется запасаться бумагой.       
«О чем могут писать незнакомые люди». Если поглядеть в будущее, предположив, что переписка наша продлится несколько месяцев, то нельзя сказать с уверенностью, что мы будем так же незнакомы с Вами, как и сегодня. Потому что, о чем бы ни писалось в наших письмах, так или иначе мы будем выкладывать свое отношение к различным вещам, а, значит, и узнавать друг друга в чем-то или – попросту – знакомиться.  Я не хочу ничего загадывать. Мы можем, конечно, выйти из положения. Вы меня абсолютно не помните, по Вашим словам (то есть, у Вас – абсолютная память). Итак, мы с Вами не встречаемся, фото свое я Вам не шлю и т.д. – ergo, внешне Вы меня знать не будете. Только это будет нечестно. Я-то Вас помню. Кажется, понятие: «знакомы-незнакомы» - условность. Люди могут вместе годы. Жизнь прожить, а знать, как следует, друг друга не будут. Жаль, конечно, что Вы меня не помните – мы разговариваем не на равных основаниях. Если хотите, я могу прислать какое-нибудь фото, но лучше, думаю, обойтись. Пусть будет так, как будет.
Вы говорите, не встречалось Вам в социологических исследованиях. Однажды я признался в любви. Девушка иронически усмехнулась: «Я уже это где-то читала». Это было давно, поэтому я говорю с легким сердцем. Она имела в виду те слова, которыми я объяснился. Каждый человек ощущает индивидуально, выражает – как множество людей. Разумеется, схожи и внутренние проявления чувств. В общем, sapienty sat. Умному в этом случае было достаточно и намека. Умному сердцу.  Нет, девушка была умна. Она размыслила рационально, посоветовавшись с мамой, что надо вначале закончить университет. Она его закончила, сейчас – хорошая журналистка.  Однако любовь завершилась гораздо раньше, так как вместе со словами «где-то это слышала» мне стало ясно, что здравый смысл и любовь – вещи несовместимые.  Это вроде похоже на какую-то исповедь. Ни в коем случае. Пример я привел для того, чтобы показать, как я сегодня отношусь ко всем исследованиям, основанным на статистике. Реальность они отражают слишком объективно. Миллионы людей говорят «люблю», любят – десятки. Разумеется, больница – не лучшее место для знакомств. Если у кого-то и бьется сердце невпопад, то уж, наверняка, по весомой причине, когда недолго и до инфаркта. Так или иначе, статистики я сегодня не признаю.
Насчет сдачи крови я с Вами, Лена, не согласен. Некоторые понимают это, как свой долг – регулярно сдают кровь. Или, как в Вашем случае – это долг, который Вам необходимо было выполнить. Но если я заинтересован в какой-то материальной выгоде: мне, например, дают два дня отдыха, может быть, срочно необходимых. Однако я знаю, что заработал отдых честно: кровь моя пригодится людям. Не вижу ничего зазорного, тем более, низкого или какой-то сделки с совестью. К тому же это полезно организму – обновление крови, к тому же я – мужчина, я должен быть приучен к запаху и виду крови, к потерям крови – никто не знает, что случится завтра. Это тоже долг мужчины – быть готовым ко всему. Разве мужчина тот, кто теряет сознание от одного вида крови? Мужские дела должны делать мужчины. И Вы меня здесь не разубедите.
Другое дело, когда сдают кровь за деньги, чтобы, получив их, тут же пропить. Это низко. Человеку свойственно меняться со временем. Сегодня мы одни, а через год будем иными. Будем видеть вещи с другой стороны. В отношении сдачи крови я два года назад думал почти так же, Лена, как и Вы. И я думаю, Лена, что Вы со временем измените категорическую оценку, потому что есть жизнь практическая, от нее никуда не денешься. Пусть сдают кровь ради материальной выгоды – была бы польза людям.
К моим словам о филологии Вы отнеслись серьезнее, чем я предполагал.   Но вопрос у меня есть. У нас в книжном магазине продаются «Парижские письма» П. Анненкова.  Я сразу взять не смог, не хватило денег. Как Вы считаете, стоит взять?
Лена, Вы обнаружили в нас разное: Вы не играете в шахматы. Да, это у Вас страшный недостаток. Теперь придется или Вам учиться или мне разучиваться. Но зато я обнаружил одну общую черту: у нас обоих хронически не хватает свободного времени. Я два с половиной года жил в Комсомольске на Амуре – в общежитии. Каждый вечер ко мне заглядывал в тоске один рабочий парень: «Ску-учно! Чем заняться?». Искал у меня развлечений. Я мог ему предложить только книжку. Такое развлечение его не устраивало. Как жаль его! И как я рад за Вас, а заодно и за себя. Откровенностью – за откровенность. Близкие люди у меня есть, есть друзья, но поговорить по душам – не с кем. Тоже нечто общее. Попробуем в письмах доказать, что «одиночество – великая вещь».
О чем могут писать незнакомые люди? Как и знакомые, они могут говорить о всяких глупостях. Когда я послал Вам, Лена, письмо, то решил, что если от Вас не придет ответ в среду, то я … тут я заранее внутренне возмущался, слов не было, но решено было точно: отвечать тогда не буду. Почему именно в среду? Воистину нет предела человеческой глупости. А если почта задержит до четверга? Вся логика восставала. Глупо, но решение было: или в среду или никогда. Вот и ответ на Ваш вопрос, Лена. Незнакомые люди могут писать о чем угодно. Даже всякие глупости. Между прочим, ответ Ваш пришел в среду.
Всего хорошего. 18 апреля. Анатолий.
(Ответ пришел двадцать седьмого апреля.)

В журнал «Человек и закон».
Уважаемая редакция!
В 1983 году мы, рабочие завода «Иркутсккабель» уже писали вам (№ 100727 от 27.05.83) по поводу неправильного распределения квартир. Отделом писем письмо было переправлено в наш горисполком (№ К-1780 от 10.06.83). Нам ответил зам председателя горисполкома Карась А.П. (№ 519 от 10.07.83). Ответ гласил, что факты не подтвердились.
Возможно, в некоторых случаях мы были не правы. Однако мы не имели возможности узнать подоплеку некоторых незаконных с нашей точки зрения квартирных перемещений. Так как, обратившись в завком или к дирекции завода, мы попадали в замкнутый круг: и те и другие ссылались друг на друга. Разумеется, причины есть у всех, и можно документально подтвердить это. Остро нуждающиеся или имеющие особые причины стоят в льготной очереди. Тем не менее, некоторые получают вне всякой очереди. Например: Ксенофонтова М.И. В льготной очереди, как ветеран труда, не состояла. В общезаводской очереди ее № 285, а очередь сына №411. Получили однокомнатную квартиру (а жили в двухкомнатной с семьей сына). Мотивировка: улучшение жилищных условий ветерана труда Ксенофонтовой М.И. Так, подобные мотивы найдутся у многих других нуждающихся, стоящих впереди по очереди.
Брагина В.Г. получила квартиру вне очереди. Вначале квартира предназначалась для ее мужа, которого, якобы, приглашали, как специалиста, на завод. Теперь, когда муж остался на прежнем месте работы, мотивировка иная: улучшение жилищных условий Брагиной В.Г. Еще пример: Чернов В.Н. В списках очередности не состоял, ведущим специалистом не является (рабочий, опрессовщик алюминиевого пресса). Получил квартиру. То, что он – сын первого секретаря горкома КПСС, видимо, совпадение.
Можно привести и другие примеры.
Многие из нас живут в малосемейных общежитиях №34, 41. Немало комнат занято людьми, н имеющими отношения к заводу. Эту жилплощадь могли бы получать молодые специалисты, получающие отдельные квартиры по особой очереди.
Трудно понять взаимоотношения завода по квартирным вопросам с другими предприятиями города. У нашего завода был долг известковому заводу – две квартиры. При прошлом распределении (в доме № 33) известковому выделили две квартиры. Сегодня, как оказалось, завод должен известковому еще две квартиры.
Мы знаем не один пример, когда некоторые работники завода получают всяческими путями квартиру, имея в наличии жилплощадь, удовлетворяющую всем требованиям, как получилось у ветерана войны Савчука И.И.
Большинство из нас живет в «малосемейке» помногу лет, некоторые больше десяти лет, в стесненных условиях, в комнатах по 9 кв.м. по четыре, а то и по семь человек, поэтому наши чувства нетрудно понять.
Сейчас начато строительство двух вставок по 30 квартир. Нам нужно только одно: твердая гарантия, что при будущем распределении будет соблюдаться очередь (и льготная и общая)на эти квартиры. В противном случае может произойти так же, как и в прошлый раз: в дом № 33 на общую очередь осталась 31 квартира, а очередь продвинулась лишь на 21 человек.
Уважаемая редакция, нас интересуют вопросы:
Каким образом должна обеспечиваться гласность и ясность в распределении квартир, должна ли она обеспечиваться и кто является ответственным за это?
Что предусматривает закон в случае неправильного распределения квартир, несоблюдения очередности?
Какова мера ответственности профсоюзного комитета и администрации завода?
С уважением, рабочие завода «Иркутсккабель».
17 апреля 1984года.

Люди, зная меня, как нештатного корреспондента местной газеты, обратились ко мне с просьбой: помочь написать письмо, потому что от прежних их писем толку не было. Разумеется, я согласился. В свободное время я только тем и занимался, что добивался справедливости для кого-нибудь. Через тринадцать лет коллектив завода выберет меня председателем профсоюзного комитета, и в мои руки попадут списки очередников на квартиры. Стоит ли рассуждать о том, как профком распределял квартиры? Ведь совершенно не случайно, бывшая председатель профкома Моженкова Валентина, несменяемая много лет,  вышла впоследствии замуж за японца и покинула нашу страну. Что может быть лучше, чтобы уйти от ответственности, пусть даже моральной? Можно обойти закон, но совесть обойти труднее, если она, конечно, есть. Сегодня нефтяные олигархи и прочие воры пользуются таким же способом, уезжая с награбленными деньгами за границу. А там уже можно забыть, что есть такое слово – совесть. Видимо, оно – чисто русское, и бывает только у русских людей. У японцев этого понятия нет, потому что нет понятия «бессовестность», они все делают – любят и ненавидят, и работают, и соблюдают закон  – честно и искренне. Что ж, может быть, Япония очистит ее, как церковь очищает прихожан? Не думаю, что и от моего письма тогда было много толку, но нарушали очередь при последних распределениях уже не так нагло.

В записной книжке были заложены за обложку две свернутых бумаги и визитка:

Справка.
«Дана в том, что по адресу г. Ш. Улица Ангарская, 8 диагноз гепатит за последних 6-ь м-цев не регистрируется. 25 марта 1984года. Штамп: ЦГБ, санэпидстанция. Подпись». Так и было написано от руки: цифра 6 и через тире мягкий знак.

Начальнику цеха № 3 завода «Иркутсккабель т. Дедловскому С.М. от опрессовщика Полякова А.П., заявление. Прошу уволить меня с 21 апреля 1984г. по собственному желанию. Мотивировка: меня не устраивают новые (с 18.02.84) расценки на изготовление кабеля в шланговой оболочке, а также нормы обслуживания на прессе. 20.02.84. Подпись.»
Ниже надпись: О.К. Прошу уволить с 21 апреля 1984г. Дедловский. 21.02.84.
Еще ниже отметка отдела кадров: ОК/ уволить с 21.04.84. дата: 24.04.84.
Еще ниже: 20 апреля 1984. Отдел кадров. Подпись.

Визитка. «Восточно-Сибирская Правда». Берковиц Александр Борисович, зав. Отделом промышленности и транспорта, адрес и телефоны.
На обороте написано от руки: Калиниченко Игорь Васильевич, телефон.

Заметки из записной книжки.
Социалистические обязательства коллектива цеха №3.
В день коммунистического субботника выйти в составе – 252 человек, в том числе:
На рабочие места – 164ч.,
На уборку территории – 86ч.
Выпустить продукции
На сумму – 75 тыс. руб.
В натуральном выражении – 25 км кабеля
ТНП – 7 тыс. руб.
Отчислить в общественный фонд 11-й пятилетки зарплату в размере – 500 руб.

Социалистические обязательства коллектива цеха №1.
В день коммунистического субботника выйти в составе – 240 человек, в том числе:
На рабочие места – 120ч.,
Выпустить продукции
На сумму – 132 тыс. руб.
В натуральном выражении – 245 т провода
ТНП – 5 тыс. руб.
Отчислить в общественный фонд 11-й пятилетки зарплату в размере – 740 руб.

Инструментальный участок.
Палагин Александр сдал на третий разряд после школы, токарь, последний день – уходит в армию. Старые работники перевыполняют нормы на 140 процентов ежедневно.
Лоскутников Виктор работал до армии. Отслужив, вернулся.
Бригада слесарей-инструментальщиков. По месячнику – за неделю взяли первое место.
Поздняков Ю.В. Наставник. Обучил около десяти человек профессии токаря.
В фонд пятилетки будет перечислено 72 руб.
Комсомольско-молодежная бригада  Котова С.В.: средняя производительность труда на 0,5% выше, чем по участку.
Цех №3, изолировка, Шахова Л.М. Говорит со мной, а руки привычно делают дело – поправляют ленту в изолировочной машине. Порванная лента в считанные секунды заклеена. Плавно опускается крышка лентообмотчика.
Алюминиевый пресс. Вл. Панкратов сидит за пультом.
- Как дела?
- Как дела. Только приступаем к работе. Был занят кран.
Школьники убирают территорию. Черноглазая староста 9-го «б» класса четвертой школы Полстян Галина. Идет мокрый снег. Грязь. Молодые лица. Веселые восклицания.
На территории завода уборкой занимаются ИТР, работники столовой.
Столовая. В буфете – небольшая очередь. Продают «пасхи». Горячая вкусная пища, обслуживают быстро.
Борщ с курицей, 250 – 0,21
Свекла с изюмом – 0,14
Винегрет – 0,06
Запеканка – 0,24
Компот – 0.14
Молоко – 0.05
Хлеб – 0.01
Итого: обед – 0,64 руб.
Бригада слесарей-сантехников. Бригадир Жербаков М.А. Отопительный агрегат снимается для ремонта. Взяли обязательство отремонтировать за смену.
Молния.
Суббота, 26 апреля 1984г.
За 3 часа сделали норму на 50% изолировщицы Шахова, Романенко.
Норма выработки на участке бронирования достигла:
Савельев, Шкварок – 210%,
Степанов, Горшков – 192%,
Степанов А. – 166%.
Молния.
К 12-ти часам бригада опрессовщиков в составе Иванова, Десятниченко, Сулавко достигла производительности труда 161%. Отлично поработала на уборке территории бригада СПО. Спасибо за труд!
Цех №2.
Наивысшая выработка: А. Прищепа – 116,7%.
Цех №3.
Дали 36,6 км кабеля, 82,6 тыс. руб, 546 руб. отчислили.
Товары народного потребления: 3,6 тыс. руб.
Всего по заводу:
План – 300 тыс. руб.
Дали – 307,6 тыс. руб.
Перечислено: 3,5 тыс. руб. в фонд 11-й пятилетки.
Бронекабель в пластмассе – 40. в бумаге – 30,6, неиз. – 250, контр. – 14.6 т. р.
Цех №1.
Скрутчица Петрова Г.Д. Инициатор соревнования «114-й годовщине В.И.Ленина – наивысшую производительность труда». В течение двух последних недель – «лучшая по профессии». Сегодня сделала 46.8 вместо 35 км, взятых по обязательству, что составило 228% нормы.
Цех №2.
Бригада Плотникова А., звено Денисова В. – 170%, звено Ю.Е. Глумова – 5 км.
Изолировщицы Романенко З.И. – 4 км – 120%, Шахова Л.М. – 3,7 при норме 3,2.
Цех №9.
Сколоватова Н.Н., инженер-технолог, работала на рабочем месте токаря, выдала 115% продукции.  Слесарь Колесов Н.Л., ветеран войны, выдал 142%.

Письмо третье отправлено сразу, без черновика. Без записи в тетрадь. Надо было срочно отправить – письма должны были идти периодически, без долгих перерывов. Непонятно сегодня одно. Если игра была задумана серьезно, о чем говорилось в первом послании – обмениваться мыслями, не встречаясь лично – то записывать письма было необходимо для будущего. И вот настало это «светлое» будущее: у меня появилась возможность проанализировать эту тетрадь с вложенными письмами студентки. И что же? Сразу заметны ошибки. Свою же игру я воспринял настолько близко к сердцу, что жил ею. Такое бывало у меня часто, вернее сказать, всю жизнь. Жить мне было интересно, настолько интересно, что записывать происходящее – а записывать хотя бы факты, события необходимо – было попросту некогда, даже в холостяцкое время.  Эта игра стала частью моей жизни. Сегодня, через двадцать лет, все воспринимается иначе. Изменилось многое, не только фамилия Елены Вадимовны  – Громакова, хотя по улице 25-го Октября, 25 наверняка стоит общежитие №2, и есть в нем комната 208, в которой мне писались  письма.

Здравствуйте, Анатолий Петрович!
Оправдываться не люблю и не буду – у меня очень трудная неделя и совсем нет времени писать письма. Да и письмо я прочла только в понедельник;  в выходные в Усолье отмечали день рождения.
Завтра у меня серьезный доклад и письмо будет коротким.
Между прочим, и я к социологическим исследованиям отношусь отрицательно; мне всегда хочется думать, что как раз я – исключение;  а, значит, можно надеяться на счастливую случайность.
А материальную заинтересованность мы просто по-разному понимаем: я имела в виду деньги, а не свободные дни. Пока мы учимся, у нас в принципе все дни свободные; и я предпочитаю честно пропускать или честно конспектировать лекцию. Другое дело – работу прогуливать без последствий нельзя.
Мне кажется, что вы в лучшем положении – вы знаете, где я учусь; а я о вас ничего не знаю. А то, что я вас не помню, это не страшно.
Знаете, я даже не слышала о «Парижских письмах» Анненкова – мы таких авторов, грубо говоря – проходим мимо, то есть, знакомимся с творчеством в общих чертах.
Думаю, нам не придется в письмах писать о погоде; как известно, о ней пишут, если больше нечего сказать. Но сейчас мне интересно – что вы можете сказать о нынешней весне?
Если вы считаете, что люди могут писать даже глупости; я откровенно напишу, что тон этого письма мне не понравился. Не думаю, что мне показалось, что в нем было что-то поучающее. Может быть, это получилось подспудно, но тем не менее… это единственное, чего я не терплю ни в ком. Кончаю.
Не пойму своего состояния: или погода действует, или устала учиться – ничего не хочется делать, а тем более – думать.
Но все равно давайте своими письмами мне почву для размышлений.
26 апреля. Лена.

Письмо четвертое.
Добрый день, Лена! Только что получил Ваше письмо. У меня есть немного времени. Вы можете больше так не писать: «А я о Вас ничего не знаю». Одну сторону своего характера я Вам невольно открыл: эмоциональность. Вряд ли об этом знает еще кто-то, кроме Вас, потому что я, как я думаю, умел скрывать свои чувства, хотя у меня на лице обычно все нарисовано. Я не выдержал Вашего молчания. Еще в четверг, написав Вам, дождался почты – нет, а на следующий день отправил письмо.
О себе – я имею ввиду свою работу – писать не буду. Работа не по мне, неинтересна и так далее, но по ряду причин я держусь за нее. Дело в том, что мои жизненные цели (и на ближайшее будущее) не имеют ничего общего с работой, которой мне приходится заниматься. Интересна она мне только в познавательном смысле. Обо всем остальном Вы узнаете, Лена, но со временем. Если же Вы хотите узнать меня, то мы можем поступить так: я Вам рассказываю о своем друге, а уж Вы будете размышлять в соответствии с пословицей.
То, что Вы утверждаете, что я Вас хоть немного знаю и тем самым – в лучшем положении, вряд ли это справедливо. То, что Вы учитесь на филологическом факультете, ничего не значит. Кстати, когда я обратил на Вас внимание, то посчитал, что вы – студентки-медики. Говоря словами одной женщины (персонаж):  «Ну, и что, что высшее образование, был бы человек хороший». Я веду к тому разговор, что мы знаем друг друга одинаково мало.
О погоде писать принципиально не стану. А о весне – лишь то, что она – капризница, как ей положено. Так молоденькая девушка, еще почти ребенок, то засмеется, то загрустит, то найдет на нее непонятное волнение, и сама она не знает, что вытворит в следующую секунду; то покажется, что она – умница, рассудительная, серьезная, что думаешь: «Да она совсем взрослая!» - то вдруг явится взлохмаченный озорной бесенок, тут уж с ним бесполезны все уговоры – вот так и весна.
Общего между нами пока лишь то, что оба не слышали об анненковских письмах. Но ведь это-то и хорошо. А насчет «глупостей». Глупость говорить о глупостях. Глупость – понятие условное. Смотря с какой стороны смотреть. Только истина всегда одна.
Насчет Вашего состояния, Лена. Если Вы здоровы, то оно пройдет через три-четыре дня (здесь могут быть несколько точек зрения). У меня есть, о чем Вам написать. Но, во-первых, я должен бежать на работу. Во-вторых, больше одного листа я писать не буду, чтобы было тесно мыслям.
28 апреля. Анатолий.

Здравствуйте, Анатолий Петрович! Я тоже хотела написать без отчества, а потом стало неудобно – я даже не знаю, сколько Вам лет? Думаю, это не секрет; да это ничего и не изменит. Я никогда не получала таких писем, как это – Ваше. Мне стало стыдно. И вообще я очень часто делаю людям больно, не замечая этого. Ну, теперь, я думаю, будет все нормально. У меня может быть задержка с ответом, тем более, что на носу сессия.       
Новостей у меня нет. С докладом все в порядке. Если интересно, его тема: «Александр Блок, Леся Украинка и историческое время». А погода все еще оставляет желать лучшего. А о том, что я счастливая и красивая – писать не стоит, все намного сложнее, и счастья в жизни очень мало. И оно не растет, как цветы; а делать и бороться за него - у меня нет сил. Так и плыву по течению, а это плохо.
Ну, все.
Жду письма. Лена.
Это, как Вы говорите, «послание» - ничего не меняет, потому что виновата я.
Пишите. 30 апреля.

Здравствуйте, Елена Вадимовна!      
Получил Ваше лаконичное письмо. Стереотип письма современного обязывает меня добавить после первого предложения: «чему я был очень рад». Но мне больше по душе письма древних: Плиний Тациту привет! А дальше все по существу. Поэтому, если Вы так желаете, Лена, обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Или я становлюсь придирой на старости лет или действительно в Ваших словах имеется скрытый смысл? «Думаю, что это не секрет; да это ничего и не изменит». А я думаю, изменит. Я скрывать, разумеется, ничего не собираюсь. То, что я послал именно студенческое фото, лишь случайность. На работе – обмен профсоюзных билетов, потребовалось фото, я достал только это, но нужно два, а у меня все по одному. Сможете ли Вы представить, что где-то сидит за столом согбенный старец, белый, как лунь, сверкая черепом и т. д., и строчит письма девушке? Тем не менее, когда-то, в школьные годы, я думал, что застрелюсь именно в этом возрасте, чтобы умереть молодым. Со временем человек меняется. Сейчас я собираюсь прожить до 96 лет, полным сил и энергии. Кстати, вступайте в клуб, председателем которого я являюсь: Клуб Будущих Долгожителей. Правда, никто почему-то не вступает, и я – единственный на сегодня член клуба. Шутки шутками, а сейчас я чувствую себя гораздо моложе, чем во времена окончания института или первых лет после окончания его. Тогда я курил, выпивал со сослуживцами (поэтому, правда, и сбежал с той работы – работал в Иркутске), мало двигался. Сейчас – ни одной вредной привычки, да еще бегаю почти каждый день по 10-13 километров. То есть, я не представляю из себя идеал мужчины. Неотправленное. 4 мая.

Есть у меня еще одна рукопись, датированная этим же днем, 4 мая. Я ее приведу здесь для того, чтобы понять, чем я занимался в то время. Об основной своей работе я уже упомянул. На ней у меня разгорелся спор с руководством предприятия. Кроме этого, я был нештатным корреспондентом местной газеты c соответствующим для того времени названием: «Рассвет коммунизма». У меня было подготовлено выступление на собрании актива газеты ко Дню печати. Вот оно.
«Я хочу поговорить сегодня о критике, и, если б это была статья, назвал бы так: «Критика: какая она нам нужна».
Сам-то я не сразу пришел к мнению, что не всякий недостаток можно подвергнуть гласной критике. Недостатков у нас хватает. Но в том и дело, что, видя их (а порой ища их), нетрудно проглядеть самое главное: жизнь, полнокровную, напряженную жизнь. То есть превратиться в желчного типа, который во всем углядит какой-нибудь недостаток. Вот, например, с полгода назад я написал статью по поводу одного случая с врачом, который поступил с больным не в соответствии с врачебной этикой. Статья не была напечатана, потому что в редакции хорошо знали этого врача, но с положительной стороны. Добраться до подоплеки происшедшего было нелегко. Со стороны больного казалось, что виновен полностью врач. Стоило с больным заговорить, он начинал приводить доводы, что происшедшее не было случайностью. Можно было бы провести расследование, доказать, в конце концов, что виновен врач. К чему бы это привело? Только к тому, что врач свое настроение невольно перенес бы на других больных, сорвал бы его на сослуживцах, то есть от статьи было бы мало пользы, но больше вреда. Это тактично мне сумели объяснить в редакции, и, как я ни был настроен категорически, меня переубедили. Критика должна быть не только правильной, но необходимой, такой. Чтобы она не только развенчивала какие-то недостойные дела, но чтобы – учила, воспитывала. Часто, с мрачным каким-то настроением заходил в редакцию, в отдел писем, а уходил в возвышенном, приподнятом, мне хотелось и жить, и работать, и писать какие-нибудь хорошие статьи. Это Дина Федоровна поговорила со мной по душам, выяснила направленность моих мыслей и тут же наставила, как говорится, на путь истинный. Это атмосфера, которая царит в редакции, доброжелательная, умная, светлая, в общем. Я могу сказать наверняка каждому из вас: зайдите в редакцию, если вы не так часто там бываете, и вы найдете там не просто единомышленников, но близких по духу людей. Если я в чем-то сомневаюсь, захожу в редакцию, и меня там, можно сказать, понимают с полуслова и … деликатно переворачивают мои мысли на правильный лад. Так случилось и со статьей о враче. Недавно я узнал случай, когда наши врачи спасли от неминуемой гибели ребенка. Профессор – медицинское светило из Иркутска – дал заключение, что ребенка ничто спасти не может. Через два с половиной месяца профессор вновь оказался в детском отделении городской больницы. Поверить случившемуся он не мог. Лишь когда показали ему живого и веселого ребенка, он смог только сказать: «Чудо!». Но не чудо спасло ребенка. Два с половиной месяца врачи детского отделения больницы и отделения реанимации бились за ее жизнь и – победили. Случай, возможно, уникальный, редкий, но он отражает отношение этих людей к понятию «врачебный долг», и нельзя промолчать об этом. Вот сейчас я думаю над статьей об этом случае. Такие примеры воспитывают. А критика на медицинскую тему (и на некоторые другие) должна быть обоснована со всех сторон, то есть, профессиональна, иначе это будет холостым выстрелом.
Кроме воспитательного воздействия, газета – это боевой партийный орган. И я думаю: иногда стоит называть вещи своими именами. Потому что некоторые недостатки, с которыми мы встречаемся, зависят от нашей же лености, бесхарактерности, попустительства, а то и просто от недальновидного взгляда на действительность. Только один пример, касающийся нашего города. Зимой общественной приемной редакции был проведен рейд по магазинам. В результате выявилась любопытная картина. Продовольственные магазины план выполняют по двум показателям: продукты питания и винно-водочные изделия. План на винно-водочные изделия обычно выше, чем на продукты питания. Но это еще бы ничего. Продавцы винно-водочных отделов независимо от выполнения плана получают премию 20%. А продавцы ручного отдела получают премию лишь при выполнении магазином общего плана. А с планом чаще всего случается так: по продуктам план выполнен, а по винно-водочным  - недовыполнен. В итоге: продавцы ручного отдела премию не получают (хотя свой план по продуктам фактически выполнили), а продавцы винно-водочного отдела – получили независимо от всех перипетий. Второе. На винно-водочные изделия даются необоснованно высокие планы. К тому же трудно понять, чем могут быть обоснованы эти планы. Магазины всеми правдами и неправдами борются за выполнение планов по винно-водочным показателям. Городской торг разрешил – видимо, в порядке исключения – продавать вино с восьми утра. Одна заведующая магазином сетовала мне: «Уж на что я только ни шла. И вино с восьми продаем, и ассортимент богаче некуда: вина, коньяки, водка – пятнадцать наименований, не берут! Не знаю, что еще придумать?». Напрашивается древний  вопрос: кому это выгодно? Итог такой политики хорошо виден: у винно-водочных киосков с самого утра оживление. Простор городским пьяницам. Потом, встречая в парке в середине дня пьяниц, пристающих к девушкам, мы думаем: «Куда смотрит милиция?» - не подозревая, что сие зависело от нас.
Выход очень прост: отделить винно-водочные отделы от продовольственных, создать из них отдельный «куст», чтобы планы для него корректировались, надеюсь, в сторону понижения (в отличие от продуктов питания). Иначе получается борьба противоположностей: общество наше борется с пьянством, а винно-водочные отделы борются за выполнение плана (а, значит, берут еще наверняка повышенные социалистические обязательства). Так заканчивалась моя заметка, залежавшаяся в редакции. Надеюсь, что когда-нибудь она будет опубликована.
Я считаю, что критика должна быть нелицеприятной, вскрывать пороки, и надеюсь, что наша газета будет впредь расправляться с недостатками по-боевому, по-партийному».
Выступить пришлось очень коротко. В праздник никому нет дела до серьезных оценок или выводов, независимо от общественного строя. В праздник люди празднуют, тем более, при всеобщем воодушевлении, ведь партия вела нас к светлому будущему. Сложно биться об стену в одиночестве и пытаться что-то изменить. Я мечтал о светлом будущем и пытался изменить жизнь к лучшему уже сегодня – в отдельно взятом городе. Я глубоко верил, что через газету смогу реально улучшить жизнь. Слово «карьеризм» было так же чуждо мне, как и «капитализм». Несмотря на то, что в партию я не вступил, хотя меня тянули туда несколько лет назад «за уши», я говорил о печати, как о партийном органе. При социализме другой печати быть не могло – после ленинского утверждения «о партийности печати». И все же не наивность и не святая вера двигали мной.

 

Письмо пятое.      
Здравствуйте, Елена Вадимовна!       Я написал Вам полписьма четвертого числа (получив Ваше лаконичное), но завершить его не сумел. А теперь я уже другой (мысли меняются с каждым днем – видимо, признак непостоянства) и хочется писать о другом. Собственно ничего в нем нет особенного – много слов. Я коснусь Вашего письма. Сколько мне лет? Представьте себе избушку на курьих ножках; открыв скрипящую на ветру дверь, Вы увидите дубовый стол с лучиной; в редких вспышках огня блеснет лысина сидящего за столом старца с пером в руке; изможденное лицо покрыто сетью морщин; куда-то под стол спускается седая шелковистая борода; там же, под столом, валяются скомканные листы бумаги. С творчеством у деда, видимо, не все ладится; дед, от нечего делать, так как, возможно, находится на пенсии, строчит письма девушкам. Ну, а если конкретнее, то в моем нынешнем возрасте я некогда (в школьные годы) мечтал застрелиться.   Возраст – понятие относительное.
Тема Вашего доклада, Лена, мне понравилась. Лесей Украинкой я увлекался в студенческие годы – прочел все, что мог, даже то, чего понять или приблизиться, как к вершине, было сложно. Собственно, меня привлекала сама личность Украинки, ее жизнь. К Блоку я шел дольше – уже здесь, в Иркутске, в областной библиотеке я взял его том из «Всемирки». С Блоком я «дружу» и сегодня. Я учился в Саратове, в политехническом, поэтому и говорю «здесь».
Хотите, Лена, расскажу, как я читаю Ваше письмо. «Новостей у меня нет», - пишете Вы. Ага, думаю, попалась голубушка. Такой жизни, без новостей, не может быть. Для этого нужно целыми днями валяться в постели, да и то будут какие-то изменения: новые мысли, представления, но, так как Вы – человек действия (о чем говорит Ваше недовольство собой, что Вы изволите «плыть по течению»), то новости есть наверняка. Делаю вывод, что Вы – человек осторожный, скрытный, а. Значит, в жизни – уравновешенный; для посторонних Вы – не эмоциональны. Если сравнивать человека с морем, то Вы – море в штиль, за спокойной поверхностью скрываются глубинные течения и, возможно, какие-то катаклизмы, не доходящие до поверхности, так как это море глубоко и велико. Есть и другие моря: все, что в них происходит, все на виду; стоит задуть небольшому ветерку, как на море – шторм. А дело-то все в том, что море мелковато.   
Так вот, осторожный человек, Вы неправильно понимаете понятие «счастье». Счастье – это не призрачная вершина, к которой нужно подниматься. Счастье – это возможность движения, это само движение. Только в движении можно остаться человеком (или стать им). Много ли в жизни счастья? То, что мы живем, это уже – счастье.  Но этого, конечно, недостаточно. А что для этого нужно, мы можем поговорить в следующем письме.
7 мая. Утро. Погода замечательная. Анатолий. 

Здравствуйте, Анатолий Петрович!
Я опять задержалась с ответом – сегодня был зачет по хирургии, и мы одновременно учились и готовились к нему. Вчера весь день убила – учили, а нам «автомат» поставили.
На празднике были в Усолье. У нас традиция – 1 Мая отмечать там – в зависимости от погоды – дома или на даче.
Ну, вот и все новости.
Да, мне очень понравилось ваше рассуждение о весне – оно просто профессиональное. Вы хорошо пишете.
Как я отношусь к поэзии вообще, я просто не могу сказать. Лирика каждого поэта настолько своеобразна, что один может нравиться, а другого просто не понять. А часто мне нравятся только отдельные стихи – если в них есть что-то близкое настроению. Может, вам интересно, как я отношусь к лирике конкретного поэта?
На сегодня у меня все.
Почему нет ответа на мое последнее письмо?


Письмо шестое.
Елена Вадимовна, мы с Вами, видимо, так и будем разговаривать в прошедшем времени. Странный у нас с Вами диалог: от Вас приходит письмо, в нем Вы отвечаете на вопросы моего позапрошлого письма; а в последнем письме я рассуждал уже о другом – оно должно придти к Вам сегодня-завтра. То есть я уже другой человек. Но, впрочем, я сам перепутал, послал лишнее письмо, да так и интересней.
Вопрос. Что это за предмет такой у Вас – хирургия, для чего он Вам и на кого Вы учитесь, если это не очень большой секрет.
С Усольем ясно – Вы оттуда родом. Был я там, понравилось. Быть может, «золотая осень» подействовала?
С поэзией тоже разобрались. Вы не чужды ее, знакомы с поэзией многих, но относитесь к этому понятию спокойно. Обычно и мне – особенно в лирике современных поэтов – нравится одно-два стихотворения.
И последнее. Меня трогает лаконичность Вашего письма. Коротко и ясно. У меня так не получается. Кажется, я понимаю, почему. В стране дефицит бумаги, и мне просто жаль видеть, как зазря пропадает целых пол-листа чистой, может быть, даже атласной бумаги, etc. А то, что Вы прислали мне целый лист чистой бумаги, объясняется просто: Вы посчитали, что задержка с ответом на Ваше последнее письмо произошла из-за нехватки бумаги, ну, так вот – please. Надеюсь, Вы уже получили этот самый ответ.
А теперь я могу перейти ко второй части моего послания – я назвал бы ее «философско-сентиментальной». Прежде всего, я хочу с Вами поздороваться, но не знаю, как это сделать. Ведь если – по обычаю – говорят «здравствуйте», то, по тому же обычаю, говорят и «до свидания». Но ведь мы не можем сказать «до свидания» - до какого, извините, свидания? Увы! Ведь и письма Ваши – без адреса. Трудно, наверно, представить, что я такое. Я не хотел бы, чтобы Ваше представление обо мне как-нибудь идеализировалось, ведь я – реальный человек и, возможно, не такой, как Вы думаете (и скорее всего). Если Вы хотите иметь какого-то идеализированного корреспондента, то я готов. Но вряд ли у Вас хватит душевных сил надолго для такого общения. Если этот вариант Вас не устраивает, второй – таков. 20-го мая (воскресенье) – у меня выходной. У меня скользящий график работы – выходные редко совпадают. У Вас еще сессия не начнется, хотя хлопот и сейчас уже хватает. Но, думаю, время будет. Около двенадцати часов дня. Я могу и готов с Вами встретиться. Мы будем иметь возможность помолчать вместе, чтобы потом поговорить в письмах (выходные еще 16, 24. 28 мая). Один раз встретиться, чтобы потом на эту тему не думать. Устраивает ли Вас такое предложение? Место встречи назначьте сами – и время. Впрочем, сделайте так, чтобы меня можно было узнать (я должен к чему-либо подойти, что-то держать и т.д.), а там уже Ваше дело – подходить или нет. Я мог бы поступить иначе: познакомиться с Вами, но продолжать переписку, чтобы Вы и не подозревали и т.д. – такая неумная фантазия пришла в голову, пожалуй, здесь был бы сюжет для какого-нибудь мелкого писателя, если б эта шутка не выглядела слишком бестактной. Погода восхитительная. Обратите внимание, Лена, как я использовал этот лист бумаги («и был великий эконом…»).
9 мая. Анатолий.

Пути  эксперимента
1. С точки зрения рабочего
Завод «Иркутсккабель» известен в области хроническим недовыполнением государственных планов. Одна из причин: нерегулярность поставок сырья и материалов. Причина вполне объективная для завода.  В прошедшем году в третьем цехе случилась, например, такая оказия. Остановились все три алюминиевых пресса; технологическая цепочка изготовления кабеля оказалась, таким образом, прерванной. В итоге цех простоял три месяца. Налицо причины внутренние: непредусмотрительность ответственных лиц, несоблюдение графика профилактических ремонтов, отсутствие прогнозирования. Несомненно и другое: причина объективная порождает внутренние причины. Простой техники из-за отсутствия материалов приводит к более частым поломкам – известно, что механизмы, как и люди, сохраняют работоспособность в движении. Увеличивается количество нарушений производственной дисциплины. Сама возможность простоя угнетает рабочего – отсюда и невысокая дисциплина труда. Кроме того, на заводе практикуется, например, следующее: акты о простое не оформляются, а рабочий в случае простоя должен находиться всю смену на рабочем месте. Какой после этого может быть разговор о моральном климате, о дисциплине? Рабочему приходится в другие смены «нагонять» упущенное – отсюда нарушения технологического режима, брак в работе.
Сама техника, как известно, работать не будет. Рядом с ней должны находиться опытные специалисты, мастера своего дела. Чем выше мастерство, понимание сложной техники, тем надежней она будет работать. Надежнее – значит высока будет производительность труда, будет гарантировано высокое качество продукции, и так далее.
Опыт, мастерство, знания – непременные качества рабочего. Парадоксальный пример привел мне в разговоре мастер третьего цеха С.Г. Косенков. Опытным бронировщикам был дан спецзаказ: выпустить кабель только в лавсановой оболочке. Оплата не зависела от количества километров. Главным было качество намотки лавсановой пленки – дальше кабель шел на шланговый пресс. Бронировщики получали средний заработок. В итоге было выдано много километров, но значительная часть кабеля оказалась бракованной. Сказалась привычка: дать как можно больше. «Не приоткрываются ли здесь слова «мастерство, навык» с другой стороны, - спрашивал меня мастер. – как мастерство «заматывать» собственные огрехи?». Вывод один. Еще одно обязательное качество рабочего: сознательность. Рабочий должен сознательно относиться к делу, иметь определенные моральные качества. Отсюда – деловой настрой в коллективе, отсюда – согласованность, взаимовыручка рабочих, да и просто хорошее настроение. Отсюда – прямой путь к повышению производительности труда и качества продукции.
Прекрасно известны эти прописные истины. Приходится повторяться. В третьем цехе завода за два весенних месяца произошли удивительные изменения на шланговых прессах. Только весна здесь ни при чем. Из двенадцати опрессовщиков к концу мая осталось четверо, причем, один из них вскоре уволится. Трое уже уволилось, трое в отпуске. Задумались о дальнейшей судьбе и остальные. Кто остался, держится своей работы по важным причинам: близка очередь на квартиру;  не решил, куда податься, да и специальность другую приобрести непросто; третий привык к этой работе, можно сказать, полюбил. Кому-то годы уже не позволяют бегать с места на место. Настроение изменилось. Изменилось и отношение к работе.
В ходе экономического эксперимента, который проводится на заводе с начала года, администрация цеха начала искать резервы экономии и повышения производительности труда. Рабочие серьезно отнеслись к такому мероприятию. Да и до начала эксперимента существовало взаимопонимание между администрацией цеха и рабочими. Итогом напряженной работы в ноябре и декабре прошлого года явилось выполнение цехом плана.
Звено, обслуживающее шланговый пресс, состоит из трех человек. Работа нелегкая, поэтому главное для слаженной работы – взаимопомощь. В феврале этого года были упорядочены расценки на изготовление кабеля в шланговой оболочке. Одновременно были изменены разряды работ. Разница в оплате первого и третьего номера составила около ста рублей. Звено, как единое целое, распалось. Смысл звена потерялся. Не могло быть и речи о взаимопомощи. Месячный заработок рабочих снизился до 28%.  Заработок, даже при небольшом количестве простоев, резко упал. Пришли опрессовщики получать зарплату за апрель, а получать нечего. Обида заговорила в рабочих, обида за трудовые мозоли, за честный труд. Пошли опрессовщики гурьбой на донорский пункт – кровь сдавать, обида их туда вела. Не могли они работать. Вскоре на заводском партийном собрании выступил опрессовщик В.Десятниченко с рассказом о положении на участке. Директор завода Глумов Ю.Е. ответил: «Извините, но вы просто не хотите работать». Директор имел в виду  случай, когда опрессовщики вместо работы ушли на донорский пункт. Да, в этот день можно было работать, все было для работы: и барабаны, и заготовка, и пластикат, и работоспособные пресса. Не было одного: настроения работать. Так материальный фактор перешел в моральный. Не могло быть делового настроения в этот день. К труду рабочего отнеслись наплевательски. Только это видит рабочий. Как аукнется, так и откликнется. Рабочий не хочет знать теоретических выкладок начальника цеха. Рабочий знает свой труд и знает ему цену. Эта цена выражается не в деньгах. Хотя и в рублях тоже. Пострадала рабочая гордость. Чтобы понять труд рабочего, надо стать им.
Еще зимой, когда изменили расценки, рабочие предупредили начальника цеха, что к хорошему это не приведет. Вроде все было сделано правильно. В соответствии с отраслевыми нормативами обслуживание пресса перевели с четверых человек, как было раньше, на троих. Нормы и расценки автоматически изменились на 20%. Возможность работать втроем получилась с повышением опыта, квалификации. Труд стал более интенсивен: увеличились затраты мышечной и нервной энергии. Кроме этого, ухудшилось состояние техники: только «разгонять» пресс иной раз приходится до полутора часов. Необходимо делать скидку на сопутствующие факторы. От этих доводов рабочих начальник цеха Дедловский С.М. отмахивался, как от назойливых мух, приводя в ответ следующий довод: пресса увеличат производительность труда и зарплата рабочих сохранится. Приученные доверять, рабочие решили проверить, как это случится на практике. После первой получки за март кое-кто остался в долгу, некоторые подали заявление об уходе. Остались самые крепкие. После второй получки нервы не выдержали, звено полностью отправилось на донорский пункт, что, кстати, вполне законно. Только один рабочий, опрессовщик 5-го разряда, ветеран завода попал после «получки» с сердечным приступом в больницу.
Где вы, драматурги?  Вот сюжет для производственной драмы. На этот раз новое внедрялось сверху, а не как в известных пьесах. В одной из них рабочие отказались от премии, считая, что не заработали ее. В нашей пьесе люди работают, а им платить не хотят.
2. Экономика и экономия
Итак, все было правильно. Расценки упорядочены в соответствии с отраслевыми нормативами. Приказ об этом, по слухам, лежал у кого-то под сукном. Так утверждают. Три года назад был такой приказ: о переводе обслуживания шланговых прессов на три человека. Полтора года назад нормы и расценки на изготовление кабеля в шланговой оболочке были упорядочены и стали технически обоснованными. Вы, наверное, подумали, в соответствии с приказом? Да нет же. О приказе забыли. Расценки упорядочили «по инициативе рабочих», слышали, наверное, как это делается. Один из опрессовщиков мне сказал: «Да если б я знал, что так получится!» Ясно, что никакой инициативы рабочих не было бы, если б «знать, как упасть». Фактически ее и не было. Не хочется говорить, что рабочих просто обвели вокруг пальца. Ошиблись, всякое ведь случается в жизни. Кажется, проще простого ввести приказ в действие и расценки тогда действительно стали бы технически обоснованы – в соответствии с отраслевыми нормативами. Теперь висит бумага в раскомандировочной, на бумаге этой много подписей, утверждена она директором завода, и вновь новые нормы и расценки называются «т.о.н.» - технически обоснованными. А как же прежние? И что характерно: технически обоснованы. Техника, что ли, стала новей? Вроде та же, только ломаться стала чаще. Ну, хорошо, пусть я не прав, не правы рабочие. Давайте рассудим: быть может, действительно, выгодно так экономить?
Экономика должна быть экономной. Мудрость не стареет, на то она и мудрость. Экономический эксперимент предполагает получить двойную выгоду: увеличить производство продукции при максимальном экономическом эффекте. Необходимо разобрать создавшуюся ситуацию в третьем цехе с точки зрения экономического эксперимента.
Увеличилось ли производство продукции на шланговом прессе после введения жестких мер? В апреле цех лишился трех опытных опрессовщиков, ушедших по собственному желанию. При оптимальных условиях одно звено может выдать за месяц 150 километров кабеля. В апреле третий цех недосчитался до плана 178 километров кабеля в шланговой оболочке. Чувствуете, почему? В противовес прогнозам начальника третьего цеха количество продукции не увеличилось. Прогнозы экспериментаторов основаны были только на благих намерениях. Видимо, слово «расчет» им пока неизвестно. Второе. Основной упор был сделан на экономический эффект. Конечно, теперь около 30% заработка звена теперь остается в фонде предприятия. В действующих сейчас двух звеньях (не так давно их было четыре) третьим номером работают бронировщики (из-за отсутствия опрессовщиков). Они получают доплату 30% за совмещение профессий. С мая звено будет получать сразу 40% премиальных при выполнении норм выработки (независимо от деятельности цеха). С начала года часть этой премии выдавалась лишь при выполнении плана участком и цехом. Это был стимул для заинтересованности рабочих в общем результате. Недолго о нем помнили. Кроме этого, ввели дополнительную премию за ПХВ – пленку, с которой неудобно работать. Иначе говоря, заинтересовали рабочих (фактически вернули прежний заработок) другими доступными методами. Все возвращается на «круги своя», только в ином качестве. Где же экономия?
Результат «новой экономической политики», проводящейся в третьем цехе, один: много важной народнохозяйственной продукции не выдано сегодня, сотни километров несостоявшегося кабеля впереди.

3. Эксперимент продолжается
На тему «нэпа» у меня была беседа с секретарем парткома завода В.В. Коцюрубским. По его мнению, опрометчиво поступили в третьем цехе с расценками. Что это означает?
Попытаюсь ответить. Политика повышения эффективности производства шла в цеха «сверху», из отделов заводоуправления. Это закономерно, как проявление экономического  эксперимента. Администрация цеха должна была, по-хорошему, взвесить все доводы, посоветоваться с рабочими и, аргументированно обосновав все сопутствующие факторы, упорядочить нормы и расценки в соответствии с отраслевыми нормативами. Никто, я уверен, в отделе труда и заработной платы слова бы против не сказал. Но было некогда или, есть такое слово, лень сделать так. Да и с какой стати советоваться с рабочими? Рабочих собрали, чтобы сказать: «С такого-то числа будете работать по новым расценкам. Все. Идите». Экономика, как известно, штука тонкая. Рубить сплеча пробовали многие. Дорого обходились такие «революции».
Быть может, вопрос не в знании экономических законов? Ведь руководителю, кроме знания экономики, производственных вопросов, необходимо знать потребности работников, надо учитывать психологию рабочего человека, подчиненного.  Быть может, ответ в отстраненности руководителей цеха и третьего участка от рабочих? Не от того ли велики в цехе случаи нарушений трудовой дисциплины, что уважение рабочих к собственному начальству не на высоком уровне? За цифрами руководители не увидели людей, цифры закрыли глаза администрации цеха. Особенно странно видеть подобные эксперименты и их последствия, вспоминая недавно высказанные слова К.У.Черненко о «привлечении людей от канцелярского стола к станку». Основной стимул для привлечения людей на производство – материальный. Руководителям необходимо запоминать такие вещи.
- Эксперимент заложен на два года, - сказал секретарь парткома В.В. Коцюрубский. – Ошибки возможны. Возможен и механический подход к требованиям эксперимента. Главное, извлекать правильные выводы из ошибок. Задача эксперимента – вывести предприятие из отстающих. Результаты эксперимента будут учитываться во всем народном хозяйстве.
За первый квартал этого года кабельный завод выполнил план по реализации продукции. В министерстве завод на хорошем счету. Эксперимент продолжается. В ближайшее время предстоит упорядочить нормы и расценки на изготовление бронекабеля. Повторится история или руководители сделают правильный вывод?
А.П.
P.S.  А, что сами рабочие? Почему они не сумели встать на правильную позицию, отстоять свою точку зрения, добиться своего? Думаю, дело здесь не в недостатке упорства и желания борьбы. Бороться рабочим приходилось за собственную зарплату. Неудобно. Кроме того, начальство-то останется прежнее, от которого снова можно ожидать сюрпризов. Не лучше ли найти другую работу, где без всяких сомнительных экспериментов платят соответственно труду. Благо, мы имеем такую роскошь: возможность свободно перейти на другую работу.
Дополнение от автора.
Статья уже была написана, а новые происшествия заставили меня взяться за перо. Как катастрофически меняются события!  Сегодня уже главный инженер завода спрашивает у рабочих совета! Как сделать, чтобы рабочие вернулись на пресс? Как привлечь людей? Но ведь буквально три месяца назад рабочие настаивали выслушать их, и начальник третьего цеха терпеливо выслушивал, вернее, делал вид, что слушает, но оставался при своем мнении. Главное, что такая история уже была. Повторенье, говорят, мать ученья. Рабочие хорошо помнят подобную метаморфозу, происшедшую в первом цехе, когда манипуляциями с расценками разогнали скрутчиков. Сейчас в третий цех приглашены работать две бригады опрессовщиков второго цеха – с сохранением среднего заработка. Вот вам и «экономия»!
Напрашивается вопрос: почему от экономических авантюр, происходящих на кабельном заводе, должно страдать производство? Когда, наконец, эксперименты будут иметь под собой реальную почву, будут проявлением разумности и действительной заботы о будущем предприятия, а не показательными скачками, от которых ходит ходуном весь завод?




Здравствуйте, Анатолий Петрович!
Получила уже два письма от вас, но писать совсем некогда. Уже началась предсессионная лихорадка: через неделю нужно курсовую сдавать, а писать еще не начинала. 23 мая – первый экзамен – государственный – по медицине.
20 мая встретиться мы не сможем, меня в Иркутске не будет: перед сессией жертвуем выходным – отдохнем, как следует; а потом – за дело. И потом до конца сессии у меня времени совсем не будет, потому что нужно все подгонять – в течение года учимся ведь кое-как. А после сессии видно будет.
А на мой вопрос – сколько вам лет – вы так и не ответили. Не понимаю, почему. А описали вы свой возраст просто здорово – вы случайно не пишите? У вас бы получилось. А пишу я, что нет новостей, потому что не всякой новостью можно и интересно делиться.
Не думаю, что я скрытный человек, а, тем более – не осторожный. Но считаю себя уравновешенной, хотя, как и все люди, иногда срываюсь; а еще я очень люблю ворчать – этого у меня не отнять.
А счастье – это, конечно, очень-очень широкое понятие, и я уже не считаю, что нет счастья – тогда, наверно, было плохое настроение.
А в Усолье я езжу только в гости, может быть, слишком часто; но что-то туда меня тянет.
Пока все. 15 мая. Лена.

Елена Вадимовна!    
Несколько минут назад получил Ваше послание. О том, что мы не встретимся, я ЗНАЛ еще позавчера, так что – в принципе – можно было не писать об этом. Я вообще – в последние полгода – предсказываю, предчувствую часто будущее, пока свое, но вскоре начну – и окружающих. Видимо, с психикой у меня нелады. Я чувствую, что «психика» - это понятие ближе к вашей специальности, хотя Вы так и не открылись мне. Но что Вы – не будущий филолог, я это понял. Вы сделали грамматическую ошибку, которую филолог не допустил бы. «Вы случайно не пишите?» - так Вы задали вопрос. Если б Вы мне сказали: «Пожалуйста, пишите мне письма» - это было бы верно; но верно и другое: «Почему, А.П., вы мне не пишете писем?» - найдется ли у Вас повод так спросить, не знаю, но спросив, Вы наверняка поставите «е» после «ш».
Ах, какой он придира!
Я утверждаю: Вы – человек скрытный. Но скрытность это не повод не доверять. Вы задали мне загадку: «Что-то туда (в Усолье) меня тянет». Может быть, местоимение должно выглядеть иначе? Например: «Кто-то». Я, разумеется, не собираюсь лезть со своими глупыми мыслями в Ваши тайны, но я хочу договориться, Лена, об одном. Пусть что-то или кто-то Вас куда-то тянет, пусть Ваша жизнь протекает так, как Вы ее запланировали или «запланировал» некто свыше, но Вы не теряйте связи со мной, хорошо? Пишите сами свою историю (я имею ввиду: без моего вмешательства), живите так, как считаете нужным, но знайте, что у Вас есть некто, кто может Вас выслушать, просто выслушать, молча. А это уже много, когда тебя есть кому слушать. И не бойтесь мне что-нибудь доверить, ей-богу. Честное слово, я не какой-нибудь свинтус. Может быть, Вы уже об этом догадались? Все в нашем мире случайно, как и наша встреча (ведь я сдавал кровь в последний раз, а Вы - единственный ). Не случайны лишь два понятия, два полюса в человеческом мире: добропорядочность, человечность и свинство. Каждый человек идет в своей жизни к своему полюсу. К какому я иду полюсу, узнаю в 96 лет – мой жизненный предел. Но я догадываюсь, куда иду.
Завтра я буду недалеко от Вас – в Иркутске, в редакции «ВСП». Желаю удач в сессии и новых открытий. 17 мая. Анатолий.

«Уважаемый товарищ редактор!
Читая доклад тов. К.У.Черненко на последнем Пленуме, в частности, слова о необходимости привлечения людей «от канцелярского стола к станку», меня поразило несоответствие политики партии и правительства в экономике и реализации этой политики на местах – в практической деятельности предприятий. Я имею ввиду завод «Иркутсккабель», на котором «имею честь» работать. Завод наш известен в области хроническим недовыполнением государственного плана. Этому способствует не одна какая-то причина. Одна из причин – нерегулярность поставок сырья и материалов. Для завода эта причина – объективная, поэтому и очень «удобная» - все промахи можно свалить на нее. Действительно, другие причины – и внутренние, и внешние – обычно менее существенны.
В прошлом году в третьем цехе случилась, например, такая оказия. Оказались сломаны все три алюминиевых пресса, и технологическая цепочка изготовления кабеля оказалась таким образом прерванной. В итоге цех простоял порядка месяца. Тут уж налицо внутренняя причина: непредусмотрительность, отсутствие прогнозирования и несоблюдение графика ППР – планово-предупредительных ремонтов и т.д. Но выводы были сделаны. Техника в цехе сегодня находится, в основном, в рабочем состоянии.
Но, как известно, сама техника работать не будет и не произведет материальные ценности. Рядом с ней должны находиться опытные, квалифицированные специалисты, мастера своего дела. Я вынужден произнести банальную истину: чем опытнее рабочий, чем выше его знания, мастерство, понимание сложной, а порой, и капризной, техники, тем надежнее, устойчивей будет работать эта техника. Надежнее – значит высока будет производительность труда, значит, будет гарантировано высокое качество продукции, уменьшится, количество поломок и т. д.
Итак, опыт, мастерство, знания. Это – непременные качества рабочего человека. Опыт сам не приходит. Для этого нужно время – квалификация растет с годами. Кроме указанных качеств, рабочий должен сознательно относиться к делу, иметь определенные моральные качества. Отношение к работе зависит и от нравственного климата в коллективе. Отсюда происходит согласованность, понимание рабочими друг друга. Да и просто хорошее настроение. Эти условия имеют прямое влияние на производительность труда и качество продукции.
Ах, как нам прекрасно известны эти прописные истины! Если я начну говорить об этом в своем цехе – любому руководителю или ИТР – то обо мне явно подумают, что свалился с луны. Да, да, все всё знают. И, тем не менее, мне приходится повторяться.
Начну, как говорится, с конца. На третьем участке третьего цеха несколько опрессовщиков подали заявления об увольнении. Те, кто не подал, настроены тоже далеко не оптимистично. Держатся они за свое место по различным причинам – кому-то нужна квартира, близко очередь, кто-то не решил, куда податься, другой привык к своей работе, не хочет терять квалификацию, чувствует себя уверено именно здесь, другим словом, любит свою работу; кому-то годы не позволяют бегать с места на место. Так или иначе настроение изменилось. Соответственно изменилось и отношение к работе. Раньше все кипело в руках, а теперь говорят: «Гори оно все синим пламенем!».
Исполняется русская пословица: «Как аукнется – так и откликнется». В ходе экономического эксперимента администрация цеха начала изыскивать резервы экономии. Рабочие серьезно, с пониманием отнеслись к важному мероприятию. Да и до начала эксперимента на протяжении двух последних месяцев уходящего года существовало взаимопонимание между руководством цеха и рабочими. Итогом напряженной, слаженной работы явилось выполнение цехом плана ноября и декабря.
Что же случилось в этом году? Наше начальство решило сэкономить на заработке рабочих. Расценки на производство кабеля в шланговой оболочке урезаны так, что у трех номеров бригады, обслуживающей пресс, заработок снизился не менее чем на 12, 21 и 28% соответственно у каждого номера. Причина вполне обоснованна: по отраслевым нормативам пресс должны обслуживать три человека, а расценки заложены на четверых. Начальник третьего цеха утверждает, что отраслевые нормативы изменились буквально на днях (это было сказано конкретно мне: как, мол, пришли нормативы, так и стали менять расценки). А ведь существующий приказ о переводе обслуживания пресса на три человека датируется 1981-м годом. Почему же приказ не был введен тогда? Причина проста: нужно было удержать рабочих. А сегодня, видимо, этого не нужно. За эти три года нормы и расценки дважды корректировались, в последний раз по просьбе рабочих – стали технически обоснованными. Это случилось полтора года назад, когда приказ уже лежал под сукном. Технически обоснованными! Следовательно, обоснованно все: и состояние техники, и опыт, и квалификация рабочих, и, естественно, все существующие нормативы. И тут нате вам: взяли и резанули еще на 19-22%. Оказалось, видимо, что не до конца «обосновали». Ходят по цеху слухи, что старший нормировщик, недавний выпускник института, утверждает, что не успокоится, пока рабочие не станут получать столько же, сколько и он. Не знаю, насколько это оправданно. Но если бы этого молодого специалиста поставить на денек поработать на прессе, то он изменил бы отношение к физическому труду современного рабочего; оценил бы и тяжесть, и вредность, и необходимость опыта, квалификации рабочего (были изменены и разряды работ). Средний заработок упал с 300-350 рублей до 200 рублей в месяц. Кто же будет «упираться» за такие деньги? – таково мнение рабочих.
Я, кстати, предупреждал еще в феврале начальника цеха, к чему приведет такая авантюра, сделал экономическое обоснование в письменном виде, сделал вывод, что экономии (главная целю эксперимента) не будет. Будут только потери. Слушать меня не стали. Местная газета печатать материал отказалась. Сегодня видно: мой прогноз, мое обоснование полностью оправдались. На пресс, в связи с отсутствием опрессовщиков, ставят работать бронировщиков – с нашего же участка. Они соглашаются работать только с оплатой по среднему заработку, это соответствует КЗОТу, а средний заработок у них больше, чем у опрессовщиков. Если же ставят третьим номером разнорабочего, не имеющего квалификации (у нас работают солдаты, по соглашению с воинской частью), то от этого – брак, уменьшение производительности труда, качества продукции. Такой рабочий не заинтересован в результатах своего труда. На участке – полный разлад. Зарплата за март была такова, что некоторые остались в долгу, хотя весь месяц работали. Велики простои в цехе. Ни один акт о простое не подписан – в этом, как и в предыдущем году. Что ж, это тоже – «экономия». Рабочие за простои, от них не зависящие, не получили ни копейки.
Зарплатой были недовольны и опрессовщики алюминиевых прессов (второй участок) – ходили разбираться к директору. Оказалось, что не выплатили премию. Многие рабочие говорят, что к рабочим плохо относится начальник цеха. Такова технология производства кабеля, что от работы одного участка зависит выпуск продукции цеха, а, следовательно, заработная плата каждого работника. Так или иначе, среднемесячная зарплата рабочих должна соответствовать тяжести и квалификации работ. Это не я придумал. Есть единый квалификационный справочник, есть нормы и расценки, которые определяют оплату труда. Расценки, видимо, должны корректироваться, но это должно производиться разумно, с учетом различных факторов, существующих на производстве. Одним из факторов может быть, к примеру, внедрение новой техники.
В нашем цехе итог будет один. Рабочие, имеющие опыт, разбегутся, и на этом экономический эксперимент закончится. Начнется исправление опрометчивого механического подхода в решении экономических задач.
Товарищ редактор! Мой вопрос: может ли Ваша газета помочь в исправлении недочетов, указанных мной, или для этого необходима помощь центральной прессы?»

Письмо восьмое.
Но что поделать, прошу, подскажите, Елена Вадимовна! Это, кстати, не гекзаметр? Выпил я чашку кофе, опустил голову на руки, нет, правильнее: уперся подбородком в кулачок и мысленно в голове слаживается Вам письмо. Это было буквально минуту назад. У меня есть пятнадцать минут , и я попытаюсь рассказать.
«Времени, - думал я, - нет ни минуты. Занят по горло делами (рассказываю – какими, они самые разные, и сейчас почему-то не решаюсь рассказать). И все-таки я пишу Вам. Вы уже получили мое глупейшее письмо, и ответа я не жду. Я долго колебался: посылать или нет, to be or not to be. Все-таки решился. Замысел был таков. Это был маленький эксперимент. Но это не означает, что я жду подтверждения своих знаний женской психологии. Скажем, встань перед женщиной на колени и можешь быть уверен,  что она будет к тебе равнодушна. Женщин я не знаю. Психология вообще человека такова, что его тянет к необычному, к таинственному. Я пишу : «делайте, что хотите, но не забывайте меня, пишите и т.д.» - Вам должно стать скучно. Ответ писать Вы не захотите. Вот в чем дело. Дальше. Следующее письмо будет иного содержания. Я сообщаю, что это письмо – последнее, привожу доводы, мол, будущего у нас нет, я Вам не подхожу, etc. У Вас разгорается любопытство: «нет, пишете Вы, не теряйтесь…». Таким образом я нахожу подтверждение своим мыслям о человеческой психологии. Но прошло несколько дней, как я понял, что не имею никаких прав с Вами экспериментировать. Ведь это я жажду с Вами общаться, а Вы снизошли до меня. Я не точно выражаюсь, потому что тороплюсь. Какого, спрашивается, черта я лезу к Вам со своими затеями – Вы вся сейчас в сессии. Сделайте самолетик из моего послания и отправьте в форточку». Таковы были мои мысли. Кстати, что Вы делаете с моими письмами?  Быть может, сжигаете на медленном огне – они этого достойны. Я думаю вот о чем: вдруг в одном из писем моих окажется умная мысль – она будет неплохо смотреться на фоне всех глупостей, которые я Вам сказал. Однако представьте: перед Вами считающий себя молодым человек, весь такой правильный, без единой задоринки, серьезный, деловой, в общем. Умный… Скучно! Ах, так хочется иногда послушать «милый вздор»! Но для этого нужно знать человека – тогда вздор и глупости, по-моему, будут милыми, если человек мил. Вот в чем дело. А что у нас с Вами?  Вы получаете письма неизвестно откуда, быть может, с далекой планеты, что мерцает в Вашем окне. В нашем городе – почтовый пункт этих инопланетян. Они говорят Вам умные вещи, которые у нас считаются глупостями. Ведь все в мире относительно. Только одно абсолютно верно: жизнь и смерть. А все остальное – глупости. Так считают философы, «самый веселый народ», по М. Монтеню. Я – не философ, но я согласен с ними. Всего Вам хорошего. Мой лимит исчерпан.
23 мая. Анатолий. Привет из созвездия Лиры.

Александр Борисович!
Кое-что я упустил из виду, когда был у Вас. Кроме того, появились дополнительные детали, произошли новые события, подтверждающие мои выводы. 23 мая в третьем цехе состоялось собрание опрессовщиков  шланговых прессов. Были: заместитель директора по производству Старцев, начальник цеха Дедловский, мастера. Вопрос был такой. Пригласили две бригады опрессовщиков из второго цеха. Пресса у них абсолютно те же (МЕ-160), но вот подобных авантюр, как в третьем, их администрация еще не проводила. Средний заработок у этих опрессовщиков высок: 350-400 рублей в месяц. Вот вам и экономия. Вопрос был в том, что никто из этих опрессовщиков не хотел быть старшим, боялись ответственности, хотели за чьей-то спиной получать «по-среднему».
Главный инженер приглашал 17-20-го мая опрессовщиков к себе … посоветоваться. Вопрос, который он задавал каждому: как сделать, чтобы вернуть людей назад? Чем привлечь? Быть может, создать бригаду?
Не странно ли? Думаю, что именно сейчас статья была бы кстати. И не стоит избегать резкостей в статье – администраторы кабельного завода их вполне заслужили. К директору завода я пытался пройти, но тот отослал меня к секретарю парткома. Если Вы сомневаетесь в достоверности фактов, можете положиться на мою честность, обо мне можете узнать в редакции городской газеты «Рассвет коммунизма».
Я писал об этом статью в «Рассвет коммунизма». Редактор, Э.К.Ластовский, сказал, что слишком много написано, нет экономического обоснования. Что значит «много написано»? Критика должна быть обоснована со всех сторон, доходчива, в двух словах получится лишь восклицание: «Ах, как это нехорошо!». Необходимо убедительно доказать, что черное является черным. Если объяснить недостаточно, то черным окажется все. Есть какие-то положительные стороны, мимо которых проходить нельзя. Видимо, размеры городской газеты не позволяют печатать такие материалы. «Экономическое обоснование» сегодня не требуется – жизнь ответила на все вопросы: из двенадцати опрессовщиков работают четверо, один из которых уволится пятого июня.
Донорство. Любят рассуждать на эту тему и начальник цеха и директор завода: вот, мол, в результате донорства работников потеряно столько-то человеко-дней. Но никогда никто из них не пытался вскрыть подоплеку такой необычной картины: самый активный по части донорства в городе, а, возможно, и в области, - кабельный завод. Недавно в городской газете была статья о донорах -  фамилии активистов – только с кабельного завода. Разумеется, есть на заводе, как и везде, сознательные доноры. Но, в целом, разгадка проста. Не простои случаются по вине донорства – а донорством вынуждены закрывать простои рабочие завода. Пришли на работу. Мастер разводит руками: работы нет. Это – обычная картина. Обязаны предоставить работу – ее нет. Можно просидеть смену – должны оплатить две трети тарифа, так как простой не по вине работников. Но это – большая редкость, простои у нас не закрывают. Кто-то не пожалеет своей кровушки – пойдет на донорский пункт, кровь пригодится кому-то, и зато оплатят «по-среднему».
Однако на каждом собрании слышится одно и то же из уст руководителей: «В результате донорства потеряно … человеко-дней». То, что люди теряют здоровье, вынужденные нарушать сроки между сдачами крови, это руководителей не волнует.
С И.В.Калиниченко мы остались при своих мнениях. Возможно, я был излишне эмоционален, поэтому внешне неубедителен в своих возражениях директору завода. У тов. Глумова Ю.Е. – дар убеждения, кого угодно убедит, что все хорошо, все поправимо, а в будущем будет распрекрасно. Когда слышат обе стороны, но прислушиваются к одной, то объективного мнения можно не ожидать. Мы с Калиниченко были у директора, и тот очень хорошо убеждал вашего корреспондента миллионами рублей прибыли социалистического предприятия. После таких рассказов проблема одного участка и нескольких человек кажутся незначительными.

Елена Вадимовна, не беспокойтесь, я не буду Вам надоедать. Думаю, это последнее письмо. Я знаю. Что Вы не собираетесь мне больше отвечать. Опять это: знаю! Чувствую – никуда от этого не денешься. Я был во Владивостоке, а девушка от меня получила телеграмму в Кургане, я ЗНАЛ, когда это произошло и как она плакала. Это была последняя весточка от меня. Есть нечто непостижимое для людей в их чувствах. Что поделать! Но не об этом хочу говорить. Мне уже за тридцать, и в детские игры я не играю. А если играю, то с самим собой, потому что человека, которому можно доверить тайны души, у меня нет. Мы с Вами не пара. Я это знал всегда. Вы – серьезная девушка, у Вас цели ясные (не из-за этого мы не пара, а из-за возраста). У Вас будет хорошее будущее. Не всем девушкам удается быть такими благоразумными. Однако Вы допустили ошибку. Мои «глупости» вызвали в Вас отвращение. Имейте ввиду - на будущее: говорить глупости, да еще в письменном виде, могут только неглупые люди. Они прикидываются. Я говорю это не в виде комплимента себе (Вы меня не знаете и не узнаете, ergo: делайте правильный вывод). А вот когда вам парни говорят умные вещи – задумайтесь, для чего. Впрочем, я заболтался. Я серьезный человек, Лена, и «глупить» не умею. А так хотелось пообщаться. Будем считать, что все приснилось.
29 мая. Анатолий.
Да, Вы не ошиблись, предполагая, чем я занимаюсь. Но я пока пытаюсь стать. Но когда талантов нет, сами понимаете, как это выглядит.

Здравствуйте, Анатолий Петрович!
Вы, наверное, думаете, что я совсем исчезла; нет, просто совсем не было времени – уезжала; а потом нужно было оформить курсовую за два вечера; эту всю неделю получали зачеты, остался один и самый страшный, даже не знаю – как с ним расправляться.
Писать в сессию мне. Конечно, будет труднее; я обычно пишу ответ на все накопившиеся письма в день после экзамена с чувством выполненного долга. То, что я филолог, а не кто-то другой, я с вами спорит не собираюсь – ведь не я вам сказала это, а вы собственными глазами видели. А ошибку может сделать каждый нормальный человек; хотя я тоже очень не люблю делать ошибок и тем более, когда их делают другие. И вообще, может быть, я двоечница и делаю миллион ошибок, вы это не учли.
А письмо было совсем не глупым, так получилось, что я приехала и несколько дней, у меня было плохое настроение – а в плохом настроении я не люблю писать письма. Так что – женская психология – понятие растяжимое, и мужчины чаще, чем женщины – опираются на нее, как ни странно. И даже если бы вы написали мне, что это письмо последнее – ничего бы не изменилось – мне и так приходится очень часто в жизни  просить у совести пойти на компромисс с сердцем; так что лучше бы наши отношения (письма) были без претензий и угроз.
Я пишу какой-то бред; нервы все-таки на пределе – зачет после трех пар – не шуточки. Но дольше не отвечать – хуже, чем бред. Больше писать ничего не буду, жду письма от Вас. Надеюсь, мое следующее письмо будет нормальное.
Лена. 31 мая.(Получено 2 июня).

Впервые – кроме первого письма – Лена назвала меня на Вы – с большой буквы. Правильно это или неправильно? Я привык писать-  с большой. С маленькой пишут, когда обращаются к нескольким людям. Но Елена Вадимовна сразу обращалась ко мне так, и это нисколько не важно для меня. В других странах обращаются только на «ты», потому что нет разделения между ты и вы. Это демократичней. У нас обращение на Вы означает или может означать сразу несколько оттенков: уважение по званию или должности, или по возрасту, но и наоборот – неуважение, если кто-то хорошо известный, с которым были на ты, вдруг предал или изменил – по-дружески к нему уже не обратишься. К неизвестному человеку естественно обращаться на Вы; обращение на «ты» означает панибратство или пренебрежение этим человеком. Надо сказать, что в русском народе, в широкой массе, в среде простых работяг, обращение на «ты» не воспримется ненормально, но часто можно встретить и обращение на Вы, и это будет тоже нормальным. Елена Вадимовна обратилась ко мне на Вы; если я говорю: Лена, то проще говорить «ты», если же по имени-отчеству, то лучше на Вы, однако в нашем разговорном языке все перепутано. Все же «Ты» означает близкие отношения, родственные, а мы с ней остались друг от друга далеки.

Уважаемый Александр Борисович!
Итак, я в Ваших глазах – обыкновенный склочник или невесть чем обиженный человек, который видит все в черном свете.
Но факты остаются фактами. Смотреть объективно на ситуацию значит – с государственной точки зрения.  В итоге экономической реформы в цехе планировали:
1. поднять производительность труда,
2. получить экономию.
На беседе с директором завода Глумовым Ю.Е присутствовали начальник ОТИЗа Криворучко Г.М. и главный технолог Сидоров В.Б.
В результате разговора были  сделаны два вывода:
1. заложенные технологические режимы позволяют поднять в некотором допуске производительность пресса, но это возможно лишь с повышением квалификации работ. На деле разряды работ понизили. Повысить производительность прессов стало возможным лишь при нарушении технологии, увеличении скрытого брака, а также работы в неурочное время. Почему рабочие идут на это? Вывод один: расценки снизили настолько, что рабочие вынуждены так поступать. А ведь на участке – по словам директора – остались самые сознательные, остальные – разбежались.
2. экономии на сегодня нет. Это, говоря об одном звене. В целом, нет прироста продукции, о котором мечтали администраторы, но есть большая недостача. Выигрывает ли от такой политики государство?
Слова директора: «Это – временные трудности. Убежали несознательные. Придут другие. Я сам буду заниматься прессом. Это все бузотеры – у самих дачи, машины, ковры, а теперь на БАМ собрались, видите ли. Везде им плохо». Это – прямая речь, которую я записал.
Насчет межотраслевых нормативов директор так и сказал: «Не меняли расценки, чтобы удержать рабочих». Получается, что сегодня квалифицированные рабочие стали не нужны?
Во втором, соседнем, цехе стоят такие же пресса, однако нормы и расценки остались прежними. Начальник второго цеха благоразумно не отдал своих рабочих в третий цех, думая о последствиях. Директор: «Будем менять расценки и во втором цехе». Вновь расплывчатое обещание. Допустим, разные цеха, имеющие идентичное оборудование: одинаковые немецкие пресса МЕ-160, но ведь завод один. Почему – разные нормативы?
Итог: кроме обещаний директора, на сегодня имеем ноль экономии, ноль прироста продукции, убыток, по моим расчетам, с начала года составил около миллиона рублей (примечание: рубль в то время имел ценность около 0,7-0,8 доллара). Кроме этого, имеем уменьшение почти вдвое зарплаты опрессовщиков шланговых прессов и плохой психологический климат в третьем цехе.
Оставшиеся рабочие уповали, что им поможет ваша газета. Для них нет правды восточно-сибирской или всеобщей. Для них она есть или ее нет. На сегодня для них правды нет. Факты говорят об этом. Ваш корреспондент И.Калиниченко занял высокопарную позицию, для которого мнение рабочих несравнимо с мнением директора завода.
Все высокие слова, которыми, по мнению Игоря Васильевича, я выражаюсь, перестанут быть высокими, когда будет доказано, что я прав. Вам я доказать не сумел.
Но доказывать надо. Иначе у людей погаснет вера в справедливость. На кабельном заводе очень мало такой веры у людей, поэтому и велика текучесть кадров. Вот такие высокие слова.
 Александр Борисович, я собираюсь писать в газету «Труд», сообщаю об этом, чтобы не было накладок.
А.П., 1.06.84.


 Неотправленное письмо.
Самое сильное оружие (или наказание), которое Вы можете применить против меня, Елена Вадимовна, это – молчание. Неопределенность страшнее всего. Нетерпение мое кончилось. Пришлось подвести черту – как я ни пытался остаться благоразумным. Чем хороши «последние» письма – тем, что искренность их, неподдельность чувств не может вызвать сомнения. Я был уверен, что Вы что-то не так восприняли. Это было не мудрено. Глупые письма сами по себе да еще эти философствования о глупостях. Нужно уметь читать сквозь слова, чтобы догадаться, что эта письменная глупость лишь прикрытие чего-то. Я не могу, разумеется, утверждать, что я не глуп. Но в данном случае глупости – это ключ к разговору. Во-первых, трудно разговаривать, не зная собеседника. Хотя, впрочем, зная – вполне возможно – еще труднее. Во-вторых, мне хотелось еще и Вас узнать. Ваше отношение к предложенной игре. Не смущайтесь этого слова. Искренни мы бываем так редко, даже к самым близким, что поведение наше в обществе можно назвать одним словом: игра.  Лично я в своей жизни смогу открыться полностью только одному человеку. Но такого человека еще нет.
Теперь Вы знаете мой возраст. Скрывать от Вас ничего не хочу. Число говорит о том, что общего между нами может быть в будущем – только письма. Это определенно. Теперь я буду спокоен. Вы не цепляетесь за слова, как я? Обратите внимание: нетерпение мое кончилось. Нетерпение, а не терпение. Когда кончается терпение, начинается нетерпение. Когда и это кончается, остается равнодушие. Что может быть страшнее этого? Из равнодушия трудно вывести. Оставалась одна ниточка к Вам – молчание могло быть вынужденно. Поэтому, Лена, у меня к Вам просьба: если Вы не собираетесь порвать эту ниточку, то, исчезая на некоторое время, дайте какой-то знак – достаточно двух слов. Потому что нельзя забывать: человек всегда в ответе за всех, кого приручил. Это сказал Экзюпери. Об этом думаю я. Вы отвечаете – значит, я жду Ваших писем. И Вы должны знать это.
У меня не может быть к Вам каких-то претензий. Их нет. Но мое мнение должно быть Вам известно.
4 июня.

Книголюбы (статья в газете «Рассвет коммунизма»).
Очередное собрание общества книголюбов кабельного завода. Краткий доклад председателя общества Андроновой Т.П. Общество оказывает помощь книжному магазину в организации комиссий по розыгрышу подписных изданий, совместно с магазином проводит сбор букинистической литературы, организует встречи с иркутскими писателями … Подводятся итоги работы за отчетный период.
Единственная в городе первичная организация Всесоюзного добровольного общества книголюбов живет полнокровной жизнью. Общество книголюбов кабельного завода насчитывает в своих рядах более пятидесяти человек. Для большого завода это немного. Но здесь собрались, в основном, люди не просто любящие на досуге почитать книжку. Разумеется, они предпочитают книгу телевизору. Телевизор дает нам готовую информацию, представляющую, кроме редких познавательных передач, «пережеванную» пищу для мозга. Книга же любая заставляет думать, представлять, анализировать. В этом ее ценность. К любимой книге всегда можно вернуться повторно. В каждом человеке заложено творческое начало. Чтение, сопереживание мыслям писателя – процесс сотворчества. Наше активное отношение к жизни – тоже творчество. Творчество – воспитание детей, рационализаторство, общественная жизнь. Книга помогает нам в этом, учит нас жить, делает умней и добрей. Все это понимает истинный книголюб. Именно поэтому одна из главных задач для него – сделать книгу более действенной, более доступной людям. Практически это осуществляется в деятельности общества книголюбов. Занятие с книгой становится не только душевной потребностью книголюба, но и общественной обязанностью.
- Возьмем хотя бы сбор букинистической литературы, - говорит Т.П. Андронова. -  в том, что книжный магазин перевыполнил план по этому пункту, большая заслуга членов нашего общества книголюбов.
Н.В. Шелгунов (1860-е годы): Когда на литературных чтениях являлся писатель, пользующийся симпатией публики, стон стоял от криков восторга, аплодисментов и стучания стульями и каблуками…
- Восемь встреч с писателями запланировано на этот год. – Перед книголюбами выступает секретарь парткома завода Коцюрубский В.В. – Что значит эта цифра? В прошедшем году состоялось три встречи. Одна из них была в красном уголке цеха с участием иркутского телевидения. Встреча прошла живо, интересно. Ну, а в других случаях? Приходится искать способы для привлечения в актовый зал слушателей. Большинство книголюбов – женщины, которые торопятся домой, в детсад и так далее. Понимаем. Но что такое встреча с писателем? Это означает выслушать интересный рассказ о создании книг, о замыслах, услышать стихи из уст поэта. Потом книги этих писателей для нас будут, как живой разговор. На заводе немало молодежи, тянущейся к книгам, к творчеству, возможно, некоторые пробуют свое перо, пишут первый рассказ или стихотворение. Где же, как не на встрече с писателями услышать ответ на волнующие вопросы. Наверняка среди нас, книголюбов, есть еще и коллекционеры. Для некоторых книга требуется не для прочтения, содержание их не очень-то волнует, для них книга стала символом престижа. Обыватель теперь не представляет свою квартиру, увешанную коврами и блестяшую от хрусталя, без книжного шкафа, уставленного добротными переплетами. Еще одна категория «любителей книг»: спекулянты от книг, перепродающие их по повышенным ценам. Книги у нас издаются миллионными тиражами, и все-таки их не хватает. В чем-то виноваты здесь и мы, книголюбы. Вспомните, иногда мы покупаем толстые книги, которые сами читать не будем, но объясняем: «Это - детям». А дети, возможно, еще из пеленок не вышли. Не надо забывать, что дети воспитываются родительским примером. Количество книг их не воспитает, воспитает наше отношение к книгам. Если книги в доме – бутафория, для видимости, то и дети будут обращать на них ровно ноль внимания. Однако с удовольствием они прочтут взятого в школьной библиотеке автора, который пылится дома на полке. Кстати говоря, а много ли среди вас постоянных читателей городской библиотеки? Вот, одна рука поднялась. Остальные скромничают? А ведь в городской библиотеке много интересных книг.
Да, прав секретарь парткома. Книголюб – это не обязательно приобретатель книг. Можно с успехом любить книгу в тишине читального зала. Однако некоторые книги необходимо иметь всегда под рукой. Другие книги нравятся нам, как образец полиграфического искусства, здесь мы уже – коллекционеры, библиофилы, и это отнюдь не отрицательная черта, это дело вкуса.
Членство в обществе книголюбов предполагает и материальную заинтересованность. Однако, хотя и редко, попадаются в обществе такие любители, которые от хороших книг не откажутся, да еще спросят с председателя общества, а вот выполнить поручение общества им все некогда. С такими книголюбами разговор должен быть короток. Дисциплина – основа общества. Член общества книголюбов – это активист, пропагандирующий книгу, постоянно занимающийся делами общества. В этом случае общество будет сплоченным, деловым, выполняющим свои целевые функции.
Именно такое общество книголюбов действует на кабельном заводе. Почему же в нашем городе общество книголюбов существует только на одном заводе? Разве на других заводах и организациях нет книголюбов или нет подходящих условий? Чтобы найти ответ, не нужно искать каких-то ответственных лиц. Создание добровольного общества – дело самих книголюбов. Это зависит от их желания, упорства, от их любви к книге. И все-таки жаль, что книголюбы города не объединены ничем, кроме субботних встреч у книжного магазина на розыгрыше подписных изданий. Сейчас можно только фантазировать, как в будущем будут собираться на городскую конференцию книголюбы со всех предприятий города, чтобы решать сообща общие проблемы.
Человеку обычно чего-то материального не хватает, но только книголюбу жить всегда хорошо. Он приобретает особые ценности. Этими ценностями, как и собственной радостью, он может делиться с каждым человеком. Настоящая жизнь человека – внутренняя, духовная. Мысли, желания, чувства – вот человеческая жизнь. Это жизнь подлинная, она не афишируется, о ней не рассказывают никому. И только с одним собеседником, надежным, верным в жизни товарищем, раскроется душа – с книгой.
А.П., нештатный корреспондент.

Здравствуйте, Анатолий Петрович!
Только вчера написала вам письмо, чувствовала, что дальше тянуть некуда. Наверное, тоже, как и вы, чувствую.
Я тоже не собираюсь играть с вами. Мы договорились, что будем в письмах говорить о всякой всячине. Конечно. Если такое общение вас не устраивает – я ничем помочь не могу, и не потому что мы не пара. Как можно об этом говорить, ни разу, по сути дела, не встретившись. А в письмах, мне кажется, человек раскрывается  далеко не весь. А возраст – совсем не главный критерий для выбора пары.
И еще мне интересно, почему вы меня считаете серьезной, благоразумной? Я очень обыкновенная, а к тому же я очень смутно представляю свое будущее, и, что оно – хорошее, не уверена.
А что вы понимаете под благоразумием?
Пока все. Пишите. Лена.
P.S.  У меня сегодня большая радость – я сдала последний, самый трудный зачет и – сравнительно легко..
Теперь есть время до экзаменов, буду начитывать литературу – сдаем довоенную советскую лит-ру.
Большое спасибо за совет; это очень правильно - о глупых и умных вещах. Я это всегда чувствовала, а объяснить себе не могла, а теперь буду знать.
1 июня. (Послано 4-го, пришло 5-го июня.)

Ошибка (почти фельетон).
Знакомая девушка отвернулась. Сослуживцы недоумевали. Друг доверительно сообщил, что со мной рабочие собираются поговорить по-мужски.
Мужественно переношу слухи. Участь нештатного корреспондента. Думаете, расправа за критику? Если бы! С критикой обстоит дело проще. Острые углы сегодня научились обходить. Если бы за критику! Кому не хочется пострадать за святое дело.
А дело все в нашей заводской столовой. Сколько хороших слов нашел я в ее адрес! А вот был я недавно в столовой соседнего завода, ведь все познается в сравнении. Никаких слов я не искал.  На столах – салфетки, как в праздники, обслуживание – что попросишь, то и подадут, без лишних слов, меню – разнообразное, всегда имеются молочные блюда, ну, просто – диетическая столовая. Главное – вежливость, внимание персонала. Может быть, поэтому и пища была аппетитной?
И вот я в нашей столовой.
- Вот же стоит тебе каша! – звучит фраза на раздаточной филиала столовой №1.
- Я хотел бы погорячее, а это блюдо на выставке, - робкий мужской голос в ответ.
- Горяч-чее!
Молодой мужчина в рабочей спецовке без лишних слов забирает с раздачи холодную кашу. Видимо, опыт подсказал ему, что лучше промолчать.
- Девушка, у вас в меню есть сметана, можно сметаны? – теперь я набрался смелости.
- Нет сметаны! Не видишь, что ли?
- Но в меню у вас написано…
- Значит, не завезли. Да это меню вчерашнее!
- Второе июня, обед. Сегодня какое?
- Второе. – подсказывают из очереди.
- Вот видите, - говорю я. – тут у вас еще есть меню с различными датами. В общем, ваше меню не годится, - ложу его на прилавок.
Да, опыта мне явно не хватало. На подмогу спешили еще двое в белых халатах, в том числе, и кассир. Вначале я подумал, что – наливать сметану. Однако… через минуту я был разгромлен и уничтожен. Что я положил на разнос, не помню. Ясно было одно: я не прав. Я был не прав, что заговорил о сметане. О сметане говорить нельзя.
Сел за стол. Похлебка, нечто жидкое, пресное и холодное, исчезло из тарелки незаметно. Кусок котлеты застрял в горле. Мимо, отвернувшись, словно не заметив, прошла девушка с разносом. А котлета не проходила. Люди отворачивались от меня, видимо, считая склочным типом. Они не знали, что я уже становлюсь другим. Ведь всему свое время. Время ошибаться и время исправлять ошибки. Я начинал осознавать ошибку. Я больше не буду, люди! Я больше не буду говорить и думать о сметане. Посмотрите на меня. Я уже другой. Все пройдет, как и любое мгновение в жизни.
Только бы прошла котлета в горле!
А.П., нештатный корреспондент.

Письмо десятое.
Я не понимаю, Елена Вадимовна, что случилось со мной. Я ведь заставляю себя ответить Вам. Вы, видимо, ждете ответа. Но не совесть мучает меня. Вернее, меня ничего не мучает. Пришло на ум. Слабый огонек свечи затухнет под легким порывом ветра. Не то. Совсем другое. Если и был огонек, то щепочки мы подкладывали вдвоем, хотя и раздул его я, этот огонек. А потом щепочки я подкладывал один. Питание огоньку не хватило. Он перегорел. Может, так? Будете дуть Вы? Может, действительно, там теплится еще – в золе – какая-нибудь слабенькая искорка. Может, она  разгорится под Вашим дыханием? Только не забывайте подкладывать щепочки-письма, иначе огонек опять погаснет. И тогда – даже если будем дуть вдвоем – нам зола попадет в глаза, мы будем их тереть, они покраснеют и, возможно, появятся слезы. А я так не люблю слез! Мне больше по душе девичья улыбка, за которой скрывается потаенная радость, и надежда, и мечта, и желания…  А огонек так и не появится, только зола будет летать вокруг нас. И мы уже не увидим друг друга в сером облаке золы, мы уже забудем, с чего все началось, мы будем только чихать и плакать, а кто  - более выдержанный, тот только молча отойдет от того места, где был костерок, несостоявшийся костер. И это будет конец печальной повести. А ведь пламя этого костра, разыгравшееся, разгоревшееся, поднявшись к небу, могло бы греть не только тех двоих, которые подкладывали в него щепочки, блестя в свете пламени веселыми глазами, но и могло греть других людей, маленьких и больших, которые, взявшись за руки, ходили бы вокруг, распевая и радостные и грустные песни. Но грусть не печалила бы их лица. Им было бы хорошо от тепла этого костра. А двое  бы подкладывали щепочки в незатухающее пламя, и в этом был бы смысл их жизни.
Ах, Елена Вадимовна, Елена Вадимовна, что-то случилось со мной. Попытался я Вам написать на днях письмо, но пришлось бросить на половине – не было ни сил, ни желания. Что-то случилось. Я не знаю, что. И не знаю, что мне делать.
Но все равно я Вам желаю удачи в сессии. Ни пуха Вам и не пера, а мне давно уж спать пора! 6 июня. Анатолий.

Понадобилось двадцать лет, чтобы я понял, что эта мимолетная письменная связь со студенткой-филологом была мне послана как спасительная соломинка. Ведь можно было изменить судьбу. Каждая встреча, как неосторожный поворот руля, это возможность, посланная свыше. Все в этом мире случайно. Жизнь состоит из таких случаев, кажущимися мимолетными, незначащими, может быть, пустяковыми, и … и пролетает незаметно. Все-таки наша переписка заглохла. Каждый ждал письма от другого. Сессия завершилась, летние каникулы прошли, наступила осень. Каждый был занят своим: одному – каникулы, другому – работа, общественные дела, увлечения. Как всегда свободного времени не было. В октябре пришло письмо в обычном стиле -  лаконичное, в котором было нескольких незначащих фраз. Но ведь,  sapienti sat – умному достаточно. Именно сейчас нужен был правильный поступок. Дело было не в словах. Пришло письмо – приглашение к разговору. Нужно было написать так же лаконично и договориться о встрече. Потом можно было переписываться всю жизнь. Но я ответил иначе.

Письмо последнее.
А Вы решительная, Елена Вадимовна!
Впрочем, нет. Здесь возможно профессиональное любопытство литератора и просто человеческая чуткость (ведь в письме могла оказаться и просьба). Только теперь, когда Вы все-таки не рвете это татарское послание, я мог бы предположить, какой у Вас характер. Но говорить я имею право только о себе. Я смутно вспоминаю то время. Когда переписка у нас оборвалась. У меня прошла тогда полоса неудач, настроение было ниже среднего, и быть самим собой в письме к вам я не смог. Если б Вы знали меня лично, то приняли бы мои слова лишь как набор слов, за которыми скрывается настроение. Но для Вас мои слова были прямой речью. Сейчас жизнь повернула те прошлые мои неудачи иной стороной – доказала мою правоту, это хоть морально меня утешило. Возможно – просто осень, а осенью как-то иначе думается и дышится.
Я теперь настолько отдалился от Вашего образа, хотя и помню Вас, прислонившуюся к стене между подружек, но вспоминаю туманно, и голос Ваш уже стерся в памяти, что вполне объективно и абстрактно могу рассуждать с Вами на различные темы. Помните, мы договаривались об условии, которое должно существовать между нами? Полное доверие, не обязывающее друг друга ничем, вполне разумное, значит (желательно), обходящееся без чувств, эмоций, исчерпывающее дефицит общения, который мы с Вами тогда испытывали. Этот дефицит я испытываю и сегодня. У меня есть сокровенные мысли, как и у каждого человека, которые я не доверяю даже единственному другу. Я не болтлив. Если это достоинство, то оно единственное, что есть во мне твердо. Все лишнее, что было сказано мной в прошлых письмах – не от желания поболтать, занять бумагу. Мне вдруг представилась в Вас, Елена Вадимовна, родственная душа. Воображение, раскаленное Вашим образом, завело меня в джунгли многословия – от того, что я Вас еще хорошо помнил. Но теперь я иной. Это трудно понять самому, но мне так кажется. Да и Вы, наверное, не та. Основное условие нашего договора: мы можем спокойно прекратить письма и так же спокойно их продолжить. Тема писем – жизнь, а лучше – литература. Если Вы это помните и согласны с этим, то, получается, я вообще зря взялся за предисловие, а нужно было сразу начать с главных мыслей.
Признаюсь честно, Вы мне понравились внешне. Но сейчас Ваше лицо настолько забылось, что Вы, наверное, пройдете мимо меня неузнанной. Это очень удачно. Теперь разговор наш будет идти оттуда, где таится в нас человек. Ведь скорлупа, оболочка, внешность, в которую мы заключены – это еще не человек. В этой оболочке с успехом может проживать чудовище.
Я – за продолжение диалога.
А как Вы?
Если – да, то история моей счастливой жизни, которую любой эгоист назовет неудавшейся – к Вашим услугам.
15 октября. Анатолий.

Вспоминая эту историю, понимаю, что ошибка моя была только в том, что письма не содержали тайны. Это говорит о том, что писал я искренне, но если это была игра, то о какой искренности могла быть речь? Это была литературная игра. Встретились случайно два человека, увлекающихся литературой, но до литературы дело не дошло. Вначале помешала сессия, а потом помешала моя занятость, и я не осознал, что, находясь в игре, причем, задуманной самим собой, надо выполнять условия игры. Но условие о добровольном прекращении игры с любой стороны это была та самая глупость, о которой я и рассуждал в одном из писем с философской умудренностью. В последнем письме есть несколько ошибок. Первая – упоминание о чудовище. Это так, но это явно не к месту. И вторая. Предложение о моей «счастливой жизни». Все, что сказано после фразы «нужно было начать с главных мыслей», все это – лишнее. В любом высказывании должна быть недосказанность – иногда это спасает жизнь, так, как спасла себе жизнь Шахерезада. Это правило. Этого правила я не выполнил.
Мне вспомнилась вся эта история на пункте переливания крови нашей больницы, пока я ожидал своей очереди, хотя трудно назвать очередью четырех людей. Ушли в прошлое те времена, когда  донорские пункты набивались битком. После теракта в Беслане по стране прошла акция по сдаче крови для пострадавших. Кровь я давно не сдавал, но помнил, что донорский день – вторник. Отпросился на работе. К моему удивлению, даже моя личная карточка сохранилась. Благородная акция обошла наш город, в Иркутск ехать было поздно, и я решил сдать кровь на общих основаниях. Теперь уже берут по триста пятьдесят миллилитров, но я, напившись сладкого чаю, спокойно перенес потерю крови. Иногда только слегка кружилась голова. Раньше в день сдачи крови, а этот день был нерабочий, я надевал спортивный костюм и пробегал десятку. Давление восстанавливалось. Был еще хороший способ, его я использовал в Иркутске. Заходил в кафе и выпивал полный стакан сухого виноградного вина. Получалось, что заменял двести грамм крови на вино.  Отец мне рассказывал, что в госпитале раненым, потерявшим много крови, давали виноградное вино, оно восстанавливало силы. Сам он тоже однажды потерял много крови, пролежав всю ночь после атаки на льду Ладожского озера. Утром собирали трупы и, подняв отца, поняли, что он еще живой. В госпитале хотели отнять правую руку, простреленную пулеметной очередью, но хирург вспомнил эту руку. Он уже восстанавливал на ней средний палец, который так и остался крючком. Как старому знакомому, он решил сохранить отцу руку. Благодаря этому человеку рука послужила отцу еще полвека, он с ее помощью построил два дома, работал на тяжелых работах в «Дорстрое». Сам он тоже восстанавливался в госпитале виноградным вином. Были у раненых бойцов способы покрепче для своего восстановления. Начальник  госпиталя замечал, что бойцы часто попадаются чересчур веселые. Все они были из отцовской палаты. Он устроил проверку тумбочек и личных вещей. «Ну, скажите же, паразиты, где держите спирт», - просил он, не найдя ничего. Бойцы не признавались. Спирт стоял на столе в графине с крышкой. Кто бы мог догадаться? Вода и вода. Похожая картина была у нас на Дальнем Востоке, когда сдаточная команда, придя с моря, отправлялась промывать организм в ресторан Большого Камня. Промывали они организмы не виноградным вином, конечно, а водкой. Дело в том, что американцы открыли, что красное сухое вино выводит тяжелые элементы из организма. Это был секрет, но открылся он достаточно просто.  Комитет госбезопасности заинтересовался, что американцы закупают большие партии молдавского вина. Решили проследить, для каких целей. Выявили интересную картину. Вино уходило на военно-морской флот, имеющий атомные источники энергии. Узнать для чего, было, что называется, делом техники. Атомные подводные лодки, которые выпускал наш судостроительный завод, при выпуске в производство месяцами находились в море. И команде и работникам завода, сдающим свою продукцию, полагалось ежедневно около ста грамм вина. Вино было необычное, в магазинах такого не было, но обязательно красное, сухое. Разумеется, терапевтический эффект мог быть только при регулярном приеме. Мы же делали проще: наша команда состояла из восьми человек. Поэтому бачковой – дежурный по кухне – получал бутылку вина за работу. Хочешь – выпивай сразу, хочешь – растягивай удовольствие. Бачковыми были все без исключения – по очереди.
Итак, придя домой, я посвятил донорский день поиску писем студентки. Залез на чердак, где находится архив. Нашел письма и некоторые документы того времени, когда из инженеров решил переквалифицироваться в рабочие. Может быть, и не зря я рассуждал о глупости в письмах. Я стал рабочим, но мыслил по-прежнему, как инженер. Однако мои инженерные расчеты, хотя и были верны, не воспринимались всерьез. Была причина стать рабочим. Хотелось познать жизнь изнутри. Мой товарищ Кобзев Серега, великий спорщик, на мои рассуждения о жизни, говорил: «Да ты жизни не знаешь и не узнаешь, потому что ты – не рабочий». Прошло три месяца, как я вернулся с Дальнего Востока по зову мамы, надо было куда-то устраиваться, в Иркутске ничего подходящего не нашлось, на прежнее место работы не хотелось, и я решил пойти в рабочие. Каждый сам выбирает свою судьбу. И она зависит от любого движения мысли, и вообще, от любого движения.
Как пишут в письмах, P.S. Постскриптум.
Любой роман должен чем-то завершиться. Однако главный герой нашего романа – Елена Вадимовна – видимо, преподает литературу, и совсем забыла, что писала когда-то такие письма, когда была юной и доверчивой. А ведь это прообраз нынешнего общения, когда мы запросто начинаем беседы в Интернете с незнакомыми людьми, узнаем их получше и начинаем дружить или … прерываем всякую связь. И всегда я вспоминаю слова Антуана де Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
А в ответе ли те, кто приручает нас?