Я лежу на спине и смотрю в небо, просто лежу и смотрю в бездонную глубину бирюзовой бездны.
Работа приучила меня оглядываться по сторонам и смотреть под ноги, но совершенно отучила меня смотреть в небо, а красота-то именно там, в небе.
Хотя чего я такое плету, как показали недавние события, я ведь и по сторонам толком глядеть не научился.
А по небу плывут облака. Пушистые и не очень, одни похожи на корабли, другие на фантастических животных, а вон то похоже на одну мою подругу, с которой я познакомился при очень странных обстоятельствах, впрочем, я со всеми своими подругами знакомился при странных обстоятельствах, наверное, потому что образ жизни я веду тоже странный. Но эта моя подруга была особенной хотя бы, потому что на спине у неё была отлично выполненная татуировка фигуры «писающего мальчика». «Почему именно он»? – поглаживая татуировку, спрашиваю я. «А что»?- в свою очередь переспрашивает она. «Ну, не знаю», - пожимаю я плечами: «Крылья или на худой конец дракон». «Ага! Можно ещё церковь с куполами и надпись – «Не забуду мать родную». Банально, но если тебе нравиться я их накалю, у меня на спине места ещё много …»
- Дядя Володя. – Отвлекая меня от воспоминаний, окликает меня Лиза, приёмная дочь отца Никадима. – Посмотрите, что у меня получилось.
Я поднимаюсь с земли и подхожу к мольберту, ожидая увидеть что-нибудь необычное в виде летящего в облаках корабля или чего-нибудь подобного. Однако на акварели, всего-навсего, изображено большое пушистое облако, на первый взгляд самое обычное, но если на него посмотреть под разными углами оно похоже то на медведя, то на танцующую девушку, а то на что-то непонятное, но очень приятное.
- Нравиться? – Спрашивает Лиза.
- Надеюсь, твой учитель рисования не устаёт тебе повторять, что ты гений. – Приобнимая девочку за плечи, говорю я.
Но прежде чем я попал к отцу Никодиму, который меня выходил, было ещё кое-что, о чём стоит рассказать. После того как сестра покойного Гены прицельно метнула мне в голову утюг, я оказался в одном из двух мест, где я мог оказаться. С трудом, разлепив глаза, я понял самое главное – я не в морге, и это меня порадовало. Пошевелив языком во рту я не нашел обычную в таких случаях трубку аппарата искусственного дыхания и это тоже хорошо, значит у меня не всё так уж и плохо. Это не значит, что после удара утюгом по башке, я не буду ходить под себя, но по крайней мере пока, я хотя бы дышу сам и это откровенно радует. Однако я весь с ног до головы опутан проводами, это говорит о том, что медицина не очень-то надеться на Бога, и совершенно не доверяет моему «богатырскому» здоровью. В это время возле моей кровати появилась медсестра и привычным движением выдернула у меня градусник из задницы. Смотри-ка! Не смотря на то, что медицина за последние годы совершила огромный рывок вперёд, самый надежней метод измерить температуру больного остаётся – ректальный способ. По этому я спрашиваю у медсестры:
- Как вы думаете для точности измерений, когда градусник затолкан в прямую кишку, может быть, есть смысл высовывать попу из-под одеяла?
Медсестра почему-то взвизгнула и убежала, наверное, ей такая мысль никогда в голову не приходила и она побежала поделиться ею с дежурным врачом.
Но пришел не дежурный врач, пришел заведующий отделением, с которым мы знакомы много лет. Он некоторое время на меня смотрит, как будто увидел меня в первый раз.
- Савранский, ты меня узнаёшь?
- У тебя нет белой окладистой бороды, значит ты не апостол Павел и не дед Мороз. Но ты и не патологоанатом. Патологоанатомы не носят белые шапочки на башке, они вечно таскают на себе заляпанные кровью фартуки. Значит ты заведующий реанимационным отделением третьей городской больницы Максим Соколов.
- Савранский, у кота девять жизней, а сколько у тебя?
- Девять и есть, я рождён в год кота.
- Скажи мне только честно,ты который раз в нашем заведении? Третий?
- В четвёртый.
- Значит, я о тебе не всё знаю.
- Я от тебя ничего не скрываю, просто одно моё посещение вашего заведения ты пропустил, потому что был в отпуске.
- Понятно. И сколько ещё раз ты будешь отнимать у меня время на спасение твоей бесполезной жизни?
- По твоей арифметике, получается, ещё пять раз.
- Три.
- Почему?
- Четыре раза ты уже здесь был, значит минус четыре. Одну жизнь ты бестолково проживаешь, значит, в суме получается минус пять, и одну жизнь откинь на кастрацию, которую одна из твоих разъяренных дам, тебе обязательно устроит, получается….
- После кастрации жизнь автоматически заканчивается, потому что она теряет всякий смысл. – Перебиваю я врача.
- Ты хоть рад, что остался жив?
- Трудный вопрос. Я ведь ещё знаю, может быть после удара по башке, у меня отнялись ноги, а может быть, ходить я буду, но в результате нарушения функции гипоталамуса, только под себя. Так что я ещё не всё знаю, и решил, радоваться мне или нет.
- Ладно. Тебе нужны силы, постарайся уснуть.
Разговор и впрямь отнял у меня много сил, по этому я уснул без труда, перед этим успев порадоваться, что после удара утюгом по башке мозги у меня всё-таки варят.
Другой раз я очнулся уже в общей палате неврологического отделения, куда попадают все, кто по каким-то причинам получил по башке. В палате воняла мечей от больных, которые в силу нарушения в мозговой деятельности процесс мочеиспускания больше не контролировали, стоит страшный храп, и вообще здесь весело. Поутру половина палаты на батарее сушила свои обоссаные трусы, от чего атмосфера в палате перенасыщается нашатырём, и нестерпимо начинает щипать глаза. К сожалению, свести близкое знакомство со своими новыми соседями по палате я не успел, потому меня пришёл навестить Толян. Он вошел в палату, повёл носом, сказал: «Та-а-а-ак»! – и ушел. Через полчаса меня перевели в отдельную палату без соседей, с белым постельным бельём и с телевизором, тем самым мой друг в очередной раз, наглядно продемонстрировав мне преимущество капитализма перед социализмом.
На второй день меня пришли навестить друзья - Толян, сосед, Егор, Петька, Веня, Лёха, Макс, и ещё много кого кто в палату не поместились и ожидали своей очереди в коридоре. Я чувствовал себя Лениным в мавзолее, но живым. Новое для меня чувство, приятное, но утомительное. Поняв это, заведующие отделением объявил моим визитёром, что теперь я точно выживу если конечно они все вместе не поставили целью убить мой травмированный мозг переутомлением и всех моих посетителей выгнал к чёртовой матери. Остались только успевшие прорваться в палату Толян, сосед, Егор и Петька, но им доктор дал всего десять минут.
- Ну что у нас плохого. – Начал я традиционный опрос своих друзей.
- Кошка ещё не окотилась. - Пожал плечами сосед.
- Чего ждёт?
- Видимо хочет приурочить это знаменательное событие с твоим очередным выходом из больницы.
- Что ещё?
- Ты будешь смеяться, но тебе таки, присвоили звание подполковника.- Сказал Толян.
- Ага! – Тут же вмешался в разговор Петька. – Замполит так и сказал: «Если Савранский выйдет из комы вот радость, то у него будет». Но, на случай если ты из неё всё-таки не выйдешь, у него в резерве оказался запасный вариант, почесал репу, замполит добавил: «Если конечно выйдет, а если не выйдет это ведь не помешает нам порадоваться за него. Правильно я говорю, товарищи»?
- И что решили товарищи? – интересуюсь я.
- Решили что правильно. – Кивнул Егор.
- Что ещё?
- Ну, есть ещё кое-что. – Как-то нерешительно начал Егор. – Но думаю, это может подождать до твоего выхода из больницы.
- Да говори уже. – Машу я рукой. – Как показала жизнь, я стойко переношу не только удары судьбы, но и удары утюгом по башке.
- Ну, не знаю.
- Да говори, уже. – Разрешает Толян.
- Михалыч, у тебя ведь философский склад ума? – Берёт инициативу в свои руки Петька.
- Ну, типа того, по крайней мере, некоторые люди об этом сплетничают. – Осторожно говорю я, чувствуя подвох в Петькиных словах.
- Вот и хорошо.- Удовлетворённо кивает он. – Представь что ты Илья Муромец.
- Зачем?
- Ну, представь, тебе жалко, что ли. – Канючит Петька.
- Ладно, представил, но только карликовый. – Говорю я.
- Без разницы. – Машет рукой Петька. - Ну, вот значит ты Илья Муромец, очень долго скакал и прискакал к камню на распутье. А на нем написано: "Налево пойдешь - коня потеряешь, направо пойдешь – утюгом по башке получишь, прямо пойдешь – перо в бок воткнут". Понятно?
- Нет. - Честно признаюсь я.
- Ну, ты коменты, на булыжнике внимательно читай! На право ты уже ходил – утюгом по башке тебе дали. Прямо ты тоже свой нос совал, за что и получил перо в бок и что остаётся?
- Что случилось с моей машиной? Её угнали.
- Да что ты! С этим всё в порядке. Кому она «на хер» нужна. Она сгорела. – Вздыхает Егор.
- Как сгорела?
- Дотла. – Опять Подоёт голос Петька. – Мы ещё стоим с Егором у окна, она так весело полыхает, а Егор говорит: «Что в ней может гореть? Пола нет, сидения изношены до дыр, одна крыша»!
Егор незаметно толкает Петьку в бок:
- Я этого не говорил.
- Говорил - говорил!
- Значит, сожгли как ненужную рухлядь оставшуюся после меня. – Вздыхаю я.
- Нет. – Мотает головой Егор. – Пожарные сказали, что замыкание электропроводки.
- Да какая электропроводка! Её там отродясь не было! – Говорю я.
- Пожарные так и сказали: «В результате замыкания электропроводки, а вернее отсутствия таковой». – Разводит руками Егор.
- Смотри на это философски. – Встревает в разговор Петька. – Типа твоя машина сгорела на работе.
- А что Карелин говорит? – С надеждой в голосе спрашиваю я, надеясь на своего автомеханика, как на бога.
- Ничего не говорит. – Опять вздыхает Егор. – Они вместе со своим напарником Лехой приехали, погрузили останки твоей машины себе в «Газель» и увезли на помойку.
- А сами, между прочем, обещали её похоронить. – Подает голос Петька.
Жалко. С этой машиной связана почти вся моя жизнь, эпоха я бы сказал. С её «смертью» из моей жизни что-то уходит, что-то незримо важное. Это была не просто старая ржавая железяка, это был друг.
Все присутствующие не могут не заметить перемену в моём настроении. Толян лезет в карман своего пиджака и, достав оттуда, кладёт мне на кровать толстую книжечку
- Что это? – Спрашиваю я.
- Инструкция к твой новой машине. Ты её обязательно прочитай, чтобы у тебя не сложилось впечатление, что она умнее тебя.
Я беру в руки книжечку. На обложки нарисован какой-то пузатый «уродец» стилизованный под машины сороковых годов что-то отдалённо напоминающее машину Максима Максимовича Штирлица. «Chrysler PT Cruiser», читаю я.
- Бордовая, я бы даже сказал темно-красная, короче как ты любишь. – Улыбаясь, говорит Толян.
- Небось, с распродажи, по дешевки взяли. – Фальшиво вздыхаю я.
- Ну, ты и гад Савранский! – Всплёскивая руками, очень искренне говорит Толян.
- Не-не! Всё нормально Михалыч, - мотает головой Егор.- Новый и даже не ворованный. Я проверял.
- И внешне такой «дурак», ну прям как ты! – Говорит Толян.
- Уверен, вы друг другу, понравитесь. – Добавляет сосед.
Я смотрю на картинку пузатый нахал ощерился в улыбке блестящей сеткой радиатора и, уставившись на меня, прищурил свои миндалевидные фары. У меня не создаётся впечатления, что он пытается мне понравиться, больше похоже на то, что он меня изучает. Машина мне нравиться, подмигнув ей, я растягиваю рот в улыбки, и все в палате улыбаются мне в ответ.
Так в результате безвременной кончины моей «ласточки», я стал счастливым обладателем бордового, а вернее тёмно-красного «бегемота».
- Зато теперь больше ни кто не скажет - дьявол ездит в «Ладе»! – Говорит Петька.
- Все будут говорить дьявол ездить в «П-и Т-и Круизёре» - Ржут мои друзья.
А на третий день навестить меня приехал кандидат медицинских наук отец Никодим. Он внимательно изучил мою историю болезни, обозвал местных светил медицины невеждами и внебрачными внуками доктора Менгеле, пообещал всех их придать анафеме и увез выхаживать меня к себе в деревню. Что, собственно говоря, ему успешно удалось. Только вот сдаётся мне что, окружив меня заботой и любовью царящей в его семьи, параллельно с лечением моей башки он подлечил и мой хронический алкоголизм. Влив, вместе с многочисленными отварами из трав одну из своих микстур принесших ему неувядающую славу сопоставимую разве что со славой доктора Довженко . Потому что выпить-то мне не хочется и не тянет! Вместо этого с его дочерью, проявившей необыкновенные способности к рисованию, я хожу на этюды, веду сибаритствующий и трезвый образ жизни и самое главное - мне это нравиться!
Вернувшись с этюдов, я отправляю Лизу отмывать руки от краски, а сам иду искать отца Никодима, нахожу я его на хоздворе храма, где он первый священник среди миллионеров и первый миллионер среди священников, собственноручно, соломой набивает тюфяк, на котором спит.
- А Михалыч! Вы уже вернулись, а тебя председатель колхоза искал, или по-новому глава администрации поселкового совета. – Поднимая в небо указательный перст, говорит отец Никодим.
- Зачем?
- Да чер….Прости господи! Да кто ж его знает, сказал только дело архиважное и очень просил тебя зайти к нему, когда вы с Лизой вернётесь.
- А где его искать?
- Где-где?! В пиз…. Да что это сегодня со мной такое твориться! – бросая оземь почти набитый тюфяк, говорит отец Никодим. – В правлении он, где же ему ещё быть. Кстати, Володя будешь в центре, не сочти за труд, зайди на почту, я для Малыша заказывал книги Даррелла , узнай, пришли или нет.
- Хорошо. – Киваю я.
- Только ты голодный не ходи.- По отечески наставляет меня отец Никодим. – Пойди, в трапезную поешь чего-нибудь.
Не смотря на рекомендацию отца Никодима, обедать я не стал, а вышел на улицу и отправился к правлению бывшего колхоза «Светлый путь», а ныне администрации села Никольского.
Ни смотря на удалённую с улиц грязь (ни в последнюю очередь стараниями отца Никодима) и положенный на её место асфальт, улицы всё равно, не потеряли своей сельского самобытности. В окружении суетливо бегающих по дороге куры степенно вышагивает петуху, по его виду любому даже непосвящённому ясно кто тут главный. Важно, переваливаясь с боку на бок, прохаживаются утки и гуси, полная собственного достоинства коза с двумя козлятами на обочине не торопливо щиплет травку. Поросёнок, как заправская собака, развалившись у ног сидящего на завалинке хозяина, провожает меня взглядом своих маленьких глазок. Короче, идиллия.
Прежде чем идти искать председателя, я захожу на почту, во-первых, потому что она по дороги, а во-вторых, потому что уклад здешней жизни диктует своё правило жизни – не суетиться.
На почте небольшая очередь, мальчик, выбирает поздравительную открытку на день рождения своему другу, да два пенсионера. Пенсионеры беседуют между собой, и я невольно прислушиваюсь к их разговору:
- Ходили мы вчера, б***ь, с внуком на речку рыбалить. Час сидим – не х*я не клюёт. Два сидим, хоть бы х*й! Ни одной поклёвки. Говорю внуку: «да ну в пи**у такую рыбалку! Пошли на х*й, домой. Пора уже чего-нибудь похлебать». А он мне говорит: «Кого еб**ь»?
И обращаясь к своему собеседнику, на полном серьёзе и очень озабочено старикан спрашивает:
- Вот ты мне Митрич скажи, откуда он этой х*ни набрался? А?!
- Общее падение уровня культуры, это всё влияние школы. – Авторитетно заявляет Митрич.
- Вот, б***ь, и я говорю во всём школа виновата, а сноха талдычит – пошел на х*й, ты ничего в воспитании детей не понимаешь, это во всём улица виноват! А причём тут улица?
Дождавшись своей очереди, я узнаю, что книги заказанные отцом Никадимом для своего сына, ещё не пришли, и я отправляюсь искать председателя. Нахожу я его быстро, с лицом человека страдающего запорами, который не первый час в ожидании чуда, бесполезно проводит время на унитазе, он сидит на крыльце своей конторы.
- Ты такой серьёзный, как будто из заключения вернулся. – Приветствуя председателя, говорю я.
- Станешь тут серьезным, когда такое твориться! – Отвечая на приветствие, говорит председатель.
- А что твориться-то?
- Сам посмотри. – Кивает головой в сторону своей конторы председатель. – Только ты осторожней входи. Там вход заминирован.
- Как заминирован? – недоумеваю я.
- Да так. Заминирован и всё. – Пожимает плечами председатель. – По-хорошему, конечно следует сообщить в ФСБ и прокуратуру, как ни как, преступление совершено в отношении государственного служащего, а значит налицо ни только факт диверсии, но и вандализма! Да пусть это остаётся на их совести.
- Чьей? ФЭСбышников или прокурора?
- Нет, преступников. Пусть им будет стыдно.
- Понятно. – Киваю я. – Ну что? Сапёров-то будем вызывать?
- Зачем?
- Сам же сказал что там всё заминировано!
- Ну не всё, а только вход в мой кабинет, да и мина там для жизни и здоровья не опасная она больше рассчитана на эффект неожиданности.
- Ну, тогда пойдем, поглядим, что у тебя произошло. Выясним, что за ужасающий акт диверсии, граничащий с вандализмом, обрушился на твою государственную голову.
Мы подходим к входной двери в контору. На лицо видны, первые признаки вандализма, и таких признаков, пока мы доберёмся до кабинета главы администрации, будет ещё дофига, а в самом кабинете…. Но обо всём по порядку, замок из двери выворочен настолько варварски и грубо, что о каком либо профессионализме преступников и речи быть не может. Но это только начало. Внутри помещения семь дверей ведущих в кабинеты главных специалистов бывшего колхоза «Светлый путь» и специалистов рангом помельче: главного бухгалтера, главного инженера, главного механика, главного агронома, бухгалтерию, кассу, отдел сбыта, ну и конечно приёмная главы администрации. Все двери, за исключением двери приёмной главы, не тронуты, а его дверь взломана тем же варварским способом, что и общая входная дверь в контору.
В приёмной главы нас ждёт «приятный сюрприз», весь стол секретарши усыпан полевыми цветами, это было бы романтично, если бы они не были выдраны из земли вместе с корнями. Но самое интересное нас, конечно, ждёт в кабинете главы администрации. Неизвестные вандалы проникли в кабинет и учинили следующие бесчинства и безобразия. На тёмном фоне жидко кристаллического монитора жидкостью «Штрих», для замазывания опечаток в тексте вандалы вывели незаурядный текст – «КАЗЁЛ». Да-да, именно «казёл» через букву «А». Преступники были настолько дерзки и организованы, что не побоялись отметить удачный «налёт» достав из холодильника и тут же порезав на документах кусок колбасы, и распили бутылку не дорогого коньку, видимо, найденную ими в том же холодильнике. Судя по количеству оставленных на столах пустых пластиковых стаканчиков, преступников было трое. «Наглые вандалы» были настолько дерзкие, что в завершении творимых ими бесчинств, кто-то из них оставил на месте преступления фирменный знак банды, тупо насрав на коврике перед входной дверью в кабинет.
- Это и есть мина. – Спрашиваю я
- Она, родимая. – Кивнул головой глава администрации.
Что и говорить, не заурядное по своей дерзости преступление. Я переступаю через «вонючую мину» и прохожу в кабинет, продолжая осмотр. Возле стола главы администрации стоит сейф, но преступники его даже не тронули, что говорит о том, что ни деньги и иные материальные ценности, были их истинной целью, а что-то совсем другое. На мой взгляд, скорее всего, здесь что-то личное. Косвенно это подтверждается и тем, что преступники не сломали не одну другу дверь и даже не пытались проникнуть в кассу. Да и глава администрации или о чём-то догадывается, или что-то не договаривает. Ведь не стал же он ни куда звонить, бить во все колокола, требуя, чтобы новость о совершенном преступлении немедленно донесли до самого президента или на худой конец до главы администрации района. Нет, он предпочёл дождаться меня находящегося на излечении, а, следовательно, не имеющего статуса официального должностного лица полу инвалида на всю башку.
Тихо улыбаясь в кулак, я продолжил осмотр. С доски объявлений сорваны все бумаги, а на их место кнопками прикреплены вынутые из упаковки разноцветные презервативы. Причём каждый прикреплен отдельно и в самый центр свёрнутого латексного колечка воткнута кнопка. Все вместе теперь уже ни на что ни годные презервативы создают композицию в виде миниатюрных олимпийских колец. Упаковка от «использованного» «спортинвентаря» валяется здесь же у доски объявлений.
- Твои?- Кивая на презервативы, спрашиваю я, у главы.
- Да ты что!
- А честно? – прищуриваю я на него глаза.
- Мои. – Кивает он.
Кто бы мог подумать, какое незаурядное и я бы даже сказал, беспрецедентное преступление, предстояло мне расследовать в тихой и патриархальной деревеньке Никольское.
- Наши этого сделать не могли, - без особой уверенности в голосе говорит глава администрации.
- А кто? – Спрашиваю я, у него.
- Городские. Те, что работают у отца Никодима на второй очереди разлива «Святой воды».
- Ты в этом уверен?
- Мне так кажется.
- Креститься надо когда, кажется. Ты разве не знаешь, что строители уехали две недели назад, и на объекте у отца Никодима работает только бригада наладчиков из Германии. Другими словами, ты полагаешь, что интеллигентные немцы, мстя лично тебе за свой проигрыш во второй мировой войне, ночью взломали дверь в твой кабинет, чтобы написать тебе на мониторе «КАЗЁЛ» и насрать на коврик в твоём кабинете?
Глава администрации мнется, понимая, что версия его, мягко говоря, не жизнеспособна. Однако мне становиться, понятна причина раздражения отца Никодима, когда он сказал, что меня ищет глава администрации меня по архиважному делу. Видимо своими умозаключениями глава уже успел поделиться с моим другом.
- Ладно, ты пока посиди здесь, только постарайся ничего не трогать и не кого сюда не пускать, а я пойду, пройдусь по деревни, кое-что надо проверить.
- А ты что улики собирать не будешь? – Искренне удивляется глава администрации.
- Говно что ли? Нет, думаю я без этого как-нибудь обойдусь, но ты всё равно, руками пока ничего не трогай.
Выйдя на улицу и закуривая я прикидываю с чего начать, и быстро прихожу к выводу что нечего попусту ломать копья, а надо идти в то место, куда стекается вся свежая информация и пережевываются все новости – в магазин.
Хозяйка магазина, она же и продавщица настоящая русская красавица. Высокая, статная, светловолосая с косой в руку толщенной до пояса, с огромными голубыми глазами и ресницами – «крыльями».
При моём появлении она выказывает мне те неуловимые знаки симпатии, которые я безошибочно понимаю. Очень быстро она поправляет рукой свою идеальную причёску, смущенно отводит в сторону глаза и незаметно одёргивает безукоризненно сидящую на ней кофточку.
Я вздыхаю, не в силах скрыть, что она мне тоже по душе. Но разница в 20 лет….! К тому же в отличие от меня, у неё безупречная репутация – вдова одна воспитывающая дочь, мужа убили в пьяной драке через две или три неделе после свадьбы. Она всегда доброжелательна, но в тоже время ведёт себя с редким достоинством, на какое способны лишь умные женщины. Редкий холостяк в деревне к ней не сватался, но она мягко и совсем не обидно отклоняла все предложения, так что не у одного отвергнутого соискателя на руку и сердце, язык не повернулся сказать о ней – «Сука»!
В помещении судачат женщины, они не столько приходят в магазин сделать покупки, сколько обменяться свежими новостями и поделиться накопленным жизненным опытом: «С меня хватит. И если кто-нибудь, где-нибудь, когда-нибудь вздумает признаться мне в любви – сразу получит по роже»! Или вот: «Свекровь меня вечно в чем-то подозревает, а ведь я иногда бываю и не при чем…» Я, конечно, шучу, но сейчас мне действительно нужна её помощь. Поняв меня без слов, хозяйка магазина говорит:
- Девчата, извините, не могли бы вы зайти чуть позже, мне товар привезли.
Девчата переглядываются и бросают в мою сторону косые взгляды, я быстро спохватываюсь и прошу продать мне пачку сигарет. Затем мы вместе выходим из магазина, и я помогаю ей закрыть дверь.
- Нарушил я вам всю торговлю?
- Да все, что им надо было купить, они уже купили, а почесать языками они могут и на свежем воздухе, а вы, наверное, хотели меня спросить о происшествии в конторе?
- Вы уже знаете?
- Да вся деревня только об этом и судачит. – Улыбается она.
- И что вы об этом думаете?
- А вы?
- Я думаю здесь что-то личное.
- Верно. – Кивает хозяйка магазина. – Председатель взял к себе на работу Таню Иванову, хорошая девушка, осенью у неё должна была быть свадьба с сыном главного агронома, но всё расстроилось.
- Почему?
- Поговаривают, что глава администрации начал за ней начал ухаживать и якобы она ответила ему взаимностью.
- Так он вроде женат.
- Хотел развестись. – Пожимает она плечами.
- Спасибо. – Киваю я, собираясь уходить.
- Владимир Михайлович. – Окликает она меня.
- Да?
- А вы только за этим приходили?
- Ну, в общем…. – Почему-то краснея, растеряно лепечу я.
Сына главного агронома я нахожу сладко спящим в гамаке во дворе отцовского дома. От него за версту несёт перегаром, видимо весело провёл ночь. Хотя почему видимо? Ведь я уверен, что ночь он провёл весело, я бы даже сказал, очень весело. Я трясу парня за плечё но он только мычит даже не думая просыпаться. Оглядевшись по сторонам я замечаю стоящее возле гамака ведро с водой, по-видимому, из него отпрыск Мичуринский периодически отхлёбывает воду, туша пожар в пересохшем горле. Взяв ведро в руки, я выливаю воду на голову парню.
- А -а-а-а! – спросонья орёт парень, пытаясь соскочить с гамака. Получается у него это плохо, он путается в верёвках и с размаху шлёпается физиономией в образовавшуюся от вылитой воды лужу.
- Ну, просыпайся, просыпайся. Поговорить надо.
- Ты кто? – протирая глаза, спрашивает парень.
- Савранский Владимир Михайлович.
- А ты заешь кто я? – С вызовом говорит парень.
Видимо положение сына главного агронома, даёт ему в деревне некоторое преимущество перед другими, но не передо мной.
- Ну, ты-то наверняка считаешь себя крутым перцем! А на самом-то деле ты Чиполлино. И не потому что ты злой и даже не потому что ты сын агронома, а потому что ты горе луковое и сукин сын.
- За базар отвечаешь?- С угрозой спрашивает парень.
- Да, как «не хер» делать! – Киваю я. – По отпечаткам пальцев, по следам обуви, по подчерку, по грамматическим ошибкам, да в конце концов, по глистам в говне, я однозначно докажу твоё участие в ночном происшествии, а это уже статья, но хуже всего, что сделал ты это не один, а со своими приятелями. А вот это уже - совершение преступления в группе лиц, следовательно, отягчающее вину обстоятельство. Хорошо, что вы ничего с собой не прихватили, но всё равно в совокупности ваши шалости потянут года на три лишения свободы. Ты готов отправляться в тюрьму? Наверняка твой отец рисовал себе другое будущее для своего сына.
Парень сник и замолчал, от былой бравады не осталось и следа и сейчас он больше похож на мокрого цыпленка.
- Ты думаешь, что своим дурацким поступком ты вступился за честь своей подруги, показал ей свою удаль и доказал ей свою любовь? Так ведь это же не «Дом-2», здесь всё по-настоящему, а хуже всего, что ты ославил её на всю деревню. Ты подумал, как ей после этого в деревни жить? А всё почему? Потому что когда ты срал на коврик, ты ведь не о ней думал, ты сам себе нравился и казался крутым перцем. Если бы ты хоть на секунду задумался о ней и о последствиях своего поступка, я уверен, ты бы вообще ничего подобного не сделал.
Парень совсем сник, кажется, что вот-вот он заплачет.
- И что теперь делать?
- Для начала иди, переоденься в сухое. Возьми ведро, тряпку веник и приходи в правление. За собой надо прибрать. С председателем я поговорю, думаю, если ты извинишься и уберёшь за собой, он дело раздувать не будет, да и поговорить вам надо.
Парень уходит переодеваться, а я возвращаюсь к правлению. Председатель, чётко выполняя требования ничего не трогать руками, сидит на крыльце своего офиса.
Я вкратце пересказываю ему все, что мне стало известно.
- Да я его…!
- Прежде чем ты его… Ты для начала брось дурную привычку своих городских коллег спать со своими секретаршами. – Перебиваю я, раздухорившегося главу администрации.
- Так я…
- Ты, как и он. Вы оба ни на шаг не заглядываете вперёд.
- И что теперь?
- Ничего, - Пожимаю я плечами. – Ты же умный мужик, сделай вид, что ничего не произошло, а после того как Чиполлино приберёт за собой, сядьте, поговорить по-мужски и решить, кто из вас женится на ней, а кто стойко и мужественно это примет и отойдёт в сторону.
- А с ним можно говорить по-мужски?
- Думаю, да. – Киваю я. – Как мне кажется, сегодня он сильно повзрослел.
- Хорошо. – Кивает глава.
- Ну, а раз хорошо, я пойду. Оба вы теперь взрослые люди, думаю дальше, и без меня разберётесь. – Вставая с крыльца, говорю я.
- Спасибо тебе Владимир Михалыч.
- Не за что.
Не спеша, я бреду по деревни в сторону дома отца Никодима. Поравнявшись с магазином, я останавливаюсь. Я чешу лоб, перебирая варианты, подыскивая повод зайти внутрь. Может быть, купить сигарет? Хотя нет, сигареты я сегодня уже покупал, тогда водки. Да какая водка! Что она об о мне подумает! Тогда… Стоп! А почему меня беспокоит, что она об о мне подумает?
Так ничего и не придумав, я прохожу мимо.
Ужинаю я без аппетита, а после ужина мы с отцом Никодимом выходим во двор, усаживаемся на лавочку, и я закуриваю. Сидим молча, в конце концов, я говорю:
- Я, наверное, сегодня уеду.
- Что за спешка?
- Да пора мне, загостился я у тебя.
- Я почему-то так и подумал, что после нашего местечкового происшествия ты засобираешься домой. – Вздыхает отец Никодим.
- Пора. Сколько можно дурака валять у ребят там, наверное, работы невпроворот.
- Конечно-конечно. – Кивает мой друг.
- Но ты ведь знаешь….
- Твой дом, мой дом. – И немного подумав, со вздохом добавляю.- Твоя семья, моя семья.
- Вот-вот. – Опять кивает отец Никодим.
Уложив расстроившихся по поводу моего отъезда детей спать, мы с отцом Никодимом выходим во двор. Он обнимает и благословляет меня на прощание.
- Береги себя.
- Как получиться.
- Да у тебя всегда через жопу всё получается! Прости Господи!- Креститься отец Никодим.
- Значит снова, скоро свидимся. – Улыбаюсь я.
- Езжай уже. – Машет рукой отец Никодим, видимо опасаясь того же, чего опасаюсь и я – разреветься. Ведь «мужчины не плачут, мужчины - огорчаются»! – не помню, чья мысль, но очень разумная и своевременная.
Я сажусь в своего «красного бегемота» и запускаю двигатель, машина утробно и очень довольно заурчала, и правильно, машина рождена, чтобы ездить, а не простаивать без дела во дворе сельского священника. Помахав на прощание рукой отцу Никодиму, я включаю фары и выезжаю со двора. Проезжая мимо магазина и заметив свет в окне, я останавливаю автомобиль. Подойдя к окну, я заглядываю внутрь. Хозяйка магазина, что-то пишет, склонившись над тетрадкой, иногда она что-то быстро складывает на калькуляторе, и результат записывает в тетрадь. Рядом с ней сидит точная её копия лет пяти и, стараясь не мешать матери, что-то старательно карандашами рисует в альбоме. Идиллия. Видимо что-то почувствовав, хозяйка магазина поворачивается к окну, а я трусливо приседаю, стараясь остаться незамеченным. Скрипнула дверь и на крыльце, кутаясь в шаль, выходит хозяйка. Сначала она увидела машину, а затем, обернувшись к лавочке вкопанной под окном, заметила меня.
- Уезжаете, Владимир Михайлович?
- Да. – Киваю я. – Вот хотел сигарет на дорогу купить, да, наверное, поздно, вы уже закрылись?
- Вам как обычно?
- Да. – Киваю я.
Хозяйка уходит и через минуту возвращается с пачкой сигарет в руках. Я беру у неё из рук сигареты и лезу в карман за деньгами.
- Не надо. – Машет она рукой.
- Спасибо.
Некоторое время мы стоим молча.
- Цыганка нагадала, что выпадет счастье, но пока его дождешься, видимо выпадут зубы. – Улыбаясь, говорит хозяйка магазина. – Вы ещё приедете?
- Я вернусь. – Киваю я.
- Так вернётесь или приедете?
- А что, есть разница?
- Есть. В слове вернусь, есть надежда.
- Вернусь. – Твёрдо обещаю я.
Она мне не говорит, что она меня будет ждать, да и почему, собственно говоря, она должна меня ждать? Но почему-то мне кажется….
Всю дорогу домой я курю и ругаю себя последними словами, из которых дурак, пожалуй, самое мягкое. Ближе к полуночи из темноты на встречу мне, играя огнями, вынырнул город. По мере приближения к нему, воздух становиться тяжёлым и вязким. Приехал, значит.
По дороге к дому я делаю круг проезжая мимо РУВД. Окна нашего отделения горят, и я сворачиваю во двор.
В кабинете за столом сидят все: Егор, Макс, Петька, Веня, Лёха. Петька разливает по стаканам недорогой коньяк.
- Пьете?! – Входя в кабинет, спрашиваю я.
- Да что ты! – Выставляя на стол шестой стакан, серьёзно говорит Петька. - Делаем выгодное вложение. В каком ещё банке за 100 рублей тебе предложат 40%.
Ребята рады моему появлению, они кидаются ко мне, и всё же, где-то глубоко внутри мне жаль, что завтра я проснусь не от пения Никольских петухов.
1 Ректальный (от лат . rectum - прямая кишка), в анатомии - относящийся к прямой кишке, например ректальное исследование.
2 Александр Романович Довженко (1918- 1995), нарколог, психотерапевт, народный врач СССР, создавший уникальную методику лечения алкоголизма.
3 Даррелл (Durrell) Джералд Малколм (1925-1995), английский зоолог и писатель.