Пынч родился во мху в тёплом и светлом лесу с огромными грибами, под шляпками которых он мог легко укрыться от дождика и совсем уж гигантскими деревьями, стволы которых уходили далеко-далеко в синее солнечное небо. Маму и папу он не знал, зато сразу умел ходить, прыгать, бегать, думать, замечать и размышлять.
Пынч легко отыскал себе норку. Натаскал туда сухого мягкого мха и уютно расположился на ночлег. Утром Пынч вылез из своей норки и залез на пенёк, чтобы посмотреть окружающее. Окружающее так потрясло его, что он слетел с пенька, шмыгнул обратно к себе и замер там в самом дальнем углу. В норке было тепло, немножко душно и совсем темно. В его доме не было окружающего. Пынч решил больше никогда не залезать на пенёк, чтобы не видеть окружающее.
День проходил за днём. Пынч знакомился с окрестностями и соседями. Как-то он задумался, почему, когда он был маленьким, всё вокруг было хорошо и замечательно, а вот, когда он вырос, то захотелось многое изменить вокруг себя. Видимо, когда растёшь, окружающее портится, как и продукты с ограниченным сроком годности, - заключил Пынч.
Однажды Пынч решил подумать. Он думал, думал, но так ничего и не придумал. Зато понял, что думать скучно.
Как-то раз Пынч решил познать себя. Он посмотрел в зеркало, увидел себя и узнал какой он.
Пынч решил пообщаться с соседями. Для каждого ему пришлось учить особый язык, и он стал полиглотом. Впрочем, многих он так и не понял.
Пынч решил стать писателем. Прочёл нетленки русских классиков и вывел, что для мастерства надо непременно иметь крепостных, а литературой заниматься со скуки. Пынч загрустил, потому что у него не было крепостных.
Чем сильнее кризис в экономике, тем больше писателей, особенно поэтов появляется. Пынч почесал волосья на пузе и сделал вывод, что в душе все поэты, а самореализации мешает работа. То есть, работать вредно, а в деньгах зло.
Ещё поразмыслив о писательском зуде населения, Пынч сделал вывод, что если и дальше так пойдёт, то через десяток лет читателей станет также мало, как было писателей лет тридцать назад. Многочисленные писатели станут маниакально искать читателя и не находить.
Все примутся писать, а читать друг у друга будут редко. В результате миллиарды писателей сделаются агрессивными, начнут ссориться и драться, сойдут с ума и вымрут. Человечество самоочистится. И станет хорошо.
Как-то Пынч поделился своими мыслями со своим приятелем и маститым писателем Нункой. Нунка не разделил тревог Пынча.
– Чьими трудами больше всего школьников мучают? – спросил Нунка и ответил сам себе, – Классиками девятнадцатого века.
– А для кого писали эти классики? Так, сами для себя писали и для таких же писак. Не для кого больше. Писали и почитывали свои произведеница в салонах знакомым барыням и барышням, ну, иногда журнальчики издавали для себя. А будет ли народец их нетленки читать, их не парило. Они даже особо не интересовались способен ли народ в принципе читать или нет. Лениво догадывались, что не умеет, как и то, что людишки на двор по нужде ходят. Помимо творчества их заботил второй насущный вопрос: а обеспечат ли их не бедное существование мужички и бабы к ним приписанные. Но писали, канальи, хорошо. Так что, если написано хорошо, то и читатель найдётся.
Пынч молча выслушал монолог своего друга. Покорябал в носу и сказал:
– Ну конечно, я тоже считаю, что сочинительство – это пустое. С жиру оно. Не кормит сочинительство, себе в убыток это дело. Так зачем сочинять-то?
Однажды в норку к Пынчу забралось что-то большое толстое и вонючее. Это мой домик закричал Пынч и даже попытался пнуть что-то, но оно совершенно не обратило внимания на писк Пынча, разлеглось в норке и пукнуло. Пынчу пришлось искать новую норку, только, вот, и на неё у него нет прав.
Пынч гулял вместе с Нункой. На тропинке они нашли резиновую маску. Вначале подумали, что от противогаза, но когда подняли и осмотрели, оказалось, что маска актёрская. Стёрли с неё грязь и начали спорить, кто первый эту маску примерет. Чуть не подрались, но в последний момент Пынч отступил. Нунка взял маску и одел на своё лицо. Маска была как у Фантомаса. Пынч испугался страшной маски на Нунке и стал ждать, когда же Нунка её снимет. А Нунка не снял, так и остался жить в этой маске. Фантомасом. Лучше, чем прежде, потому что в маске он был страшный и все его боялись.
Как-то Пынч повстречал бегущего ёжика.
– Привет, – сказал Пынч
– Здорово, – пробегая ответил ёж.
– Ты куда? – крикнул вслед ежу Пынч.
Ёж уже не ответил. Убежал. Тут Пынч вспомнил, что все ежи, которых он встречал в своей жизни, куда-то торопились. Получается, что самые занятые создания на земле это ежи, - подумал Пынч, но, немного поразмыслив, сообразил, что ежи бегают не от занятости, а оттого, что всё их тело чешется. Представляете, тело чешется, а почесаться они не могут, иголки мешают. Вот ежи и бегают, чтоб хоть как-то одолеть зуд. От зуда они сходят с ума ещё совсем юными. Страшно родиться ежом, - понял Пынч.
Он придумал ужасное проклятие : «Чтоб тебе родиться ёжиком!»
Как-то решил Пынч жениться. Заприметил он себе маленькую кругленькую весёлую пушистую подружку. Гулял он с ней и всё размышлял, как это будет – привести чужое существо к себе в норку и начать вместе жить. Чётко осознал для себя, что при посторонней в норке и не пукнешь и не рыгнёшь, да и не всегда почешешься там, где засвербело. Подумал-подумал, да и отказался от затеи жениться.
Недавно Пынч сидел на лавочке около своего домика и грыз семечки. Мимо куда-то торопливо прошагал всегда голодный очкарик Бзиня. В одной руке он держал потрёпанный портфель, а в другой – газету. Бзиня, как обычно, был одет в старый костюм и при галстуке. Они кивнули друг другу, и шагающий Бзиня сглотнул слюну, заметив, как со смаком Пынч неторопливо лузгает семечки. Бзиня пошёл дальше, а Пынч задумался о том, с чего бы это Бзиню называют интеллигентом. Ведь и не богатый он, и не умный, а только всё книжонки почитывает. Какой же он интеллигент? Ведь интеллигент – это умный, а умный никогда не бывает голодным.
Однажды Пынч решил поужинать в ресторане со стриптизом. Решил узнать хорошо ли готовят, уютно ли там. Официантка довольно быстро принесла еду и только он начал кушать, как к нему подсела девица и настойчиво стала требовать выпивку и жратву. Пынч не собирался кормить непонятную девку-халявщицу. Свои тарелку и рюмку он подвинул поближе к себе, а девице прошипел, чтобы та убиралась, и ногами стал опрокидывать стул под ней. Не успел Пынч прогнать назойливую попрошайку, как к нему, извиваясь, подошла распаренная после танца стриптизёрша в одних трусах и снова стала мешать спокойно есть. Чтобы избавится от потной девушки, Пынчу пришлось засунуть купюру ей под трусы, прямо на бритый лобок. Она сразу перестала мешать, но аппетит у Пынча, после острого запаха пота танцовщицы, исчез напрочь. Впредь он зарёкся кушать в таких заведениях. Для другого они предназначены.
Друг Пынча кролик Миша решил выучить английский язык и отправиться в эмиграцию. Через некоторое время кролик вернулся, но стал говорить всем, что он не Миша, а Майкл, и, вообще, он уже не кролик, а плейбой.
На соседней улице Мифаня, авторитетный поселенец, решил стать совсем крутым и объявил для жителей народный фронт. Типа, кто за него и его любимых друзей, на одну сторону, а кто нет – по другую сторону. Пынч, узнав о таких действиях, вусмерть испугался, несмотря на смешки Бзини и щедрость Мифаниных друзей для тех, кто за них. Бормотания Бзини о том, что история повторяется и заканчивается фарсом, Пынч так и не понял, но ему стало очевидно: раз создан фронт, то значит – война. Видать Мифаня где-то набедокурил и чтоб замести следы, решил стать главным-преглавным навсегда. Захватить всё и всеми командовать. А зачем стелиться перед вечным начальником? – задумался Пынч и тоскливо стал размышлять, что надо удирать вслед за кроликом Мишей, ведь не будет счастья в поселении.
В лесу всё замерло. Не стало ни зимы, ни лета. Осень и пасмурная погода накрыли лес. Несмотря на осень, ни грибов, ни ягод хороших не было. Всё, что попадалось, всё с червоточинами. Из соседних лесов пробовали, было, присылать не червивые плоды и грибы, но злые лесники с помощниками из зверей покруче давили помощь, называя всё это стабильностью. «Чем глубже стабильность, тем больше временщиков и проходимцев,» – думал голодный Пынч, греясь в своей норке после безуспешных поисков пропитания.