ЛИХОРАДКА
ЛИХОМАНКА (укр.)
«I believe I can fly» - звучало уже не только в голове у Мэйи, a в душе и вслух! Тем не менее, наперебой с этими словами стекала с самого темечка река мурашек. От них Мэйку лихорадило и трясло. Все ведь! Все! Долгожданный отпуск, и такая дилемма: хочу – не хочу! Хорошо – плохо! Мечта – катастрофа!
«Знаю, знаю, Чеширский мой, как будет грустно. Я умею обращаться с котами, знаю, как их надо ласкать и сколько внимания уделить. И также знаю, как независимый зверь скучает, когда хозяйки нет рядом. Но я верю, ты дождешься. И будешь тереться теплой мордочкой о мою щеку, когда вернусь. Верю. И тебя просила – верь» - теперь Мэйку колотило еще и от холода: в курилке оказался мороз. Апрель шутил не по-детски. Будь проклят тысячу раз ненавистный Мэйей Пушкин, но сегодня именно «мороз и солнце, день чудесный». A календарь исправно твердил – 17 апреля. Смешно сказать, где-то там, за дождями и туманами цветут абрикосы и алыча, a Москва рядится в ушанки.
«Пiсля дощу висохла нiч, вiтер погас… Ми не такi, ми не живi, виключiть нас…» - вот вам грусти карамельные нити, вот вам сладостные муки терпковатой радости.
«Так, a не зациклилась ли я? Вспомни, детка, где тормоза. Иначе будет очень больно. Сама же знаешь, что содранная кожа с души опаснее, чем перелом. Потому что с переломом можно найти удобное положение и хоть временно забыть о боли. A рваная рана будет ныть, зудеть и саднить круглые сутки, не давая ни вздохнуть, ни крикнуть. Так что, вспоминаем о необходимой педали и нажимаем!» - Мэйя все равно сияла. Это не запрещалось ни педалью тормоза, ни ее отсутствием.
FEVER – черт бы ее драл, взрослая девка, a колотит, как малолетку. Определенно, Мэйке пора было брать себя в руки. Но разве ж можно забыть еще один утренний поцелуй?! «Служебный роман…» - многозначительно протянул бы несравненный Басилашвили, увидев, услышав, унюхав хоть малейшую флюиду этой подперченной радости, исходящей от Мэйи.
A волшебные глаза так и сияли, светили и грели… И жгли… Жгли последними минутками искристости. Мэйка и в своих глазах добилась лазоревой голубизны и зажигательной румбы солнечных зайчиков и серебристых бликов. Они неистово метались, бились друг о друга и выбрасывали плеяды горящих искр.
Рабочий день подходил к концу, a лихорадка – нет. A сознание уже рисует через время встречу на перроне. «Я тебе верю, ты ж не шутишь, ты придешь… Верю, Чеширский. Слышишь? Верю – тебе» - отдавала Мэйя импульсы, которые просто обязаны были пройти через две офисные стены, разделявшие их в данный момент. Тренировалась перед отъездом. Через тысячу с лишним километров не так-то легко передать импульс, не то, что сквозь две стены.
«Руки подводят. Голос не дрожит, a руки подводят. Вот и нате! Дожили!» - Мэйка печатала необходимые письма, сообщающие о ее предстоящем отсутствии – опечатка на опечатке.
«Скучать будешь, Чеширский?»
«Буду, солнышко…» - Солнышко? Высушенная банальность? – Нет! Слишком нежно для банальности.
«Кто же будет тебе светить?»
«Оно же… с неба…» - Верный ответ. Правильно, так и надо!
…Лихорадит…
17.04.2009