Шаманка
Нет, нет, ее совсем нельзя было назвать красивой. Низенькая, широкобедрая, ноги, скрытые под длинной юбкой, наверняка слишком короткие и кривые. Скуластое лицо, восточные, бесстрастные глаза, тяжелые черные косы, аккуратно заткнутые за ремень на кофте. В ушах – деревянные серьги, на шее – деревянное ожерелье. Комната, где она жила, была маленькая, кругом цветы в горшках, а на столе лежали травы, видимо, для просушки. Только я приехал сюда совсем не для того, чтобы рассматривать ее внешность и убранство дома.
Я вошел в комнату и протянул ей фотографию. На фотографии – Светка, маленькая, бритая наголо, с большими печальными глазами. Моя семилетняя умирающая дочь. Была череда больниц и частных клиник, были многочисленные молебны в церкви, были экстрасенсы всех мастей. Быть может, вы, господа, меня осудите, дескать, профессор, преподаватель ВУЗа и вдруг отправился к шаманке, только не зря ведь говорят: не судите, да не судимы будете. … Кто знает, на что решились бы вы в моей ситуации. Про шаманку мне рассказал старичок-вахтер Леонтьич. Странноватый, язвительный дед, с незапамятных времен сидящий на вахте в нашем институте.
Целый день я гнал машину по сумрачному осеннему шоссе, в голове царила пустота, в груди было такое давление, что постоянно приходилось сосать валидол. Потом было еще множество каких-то дорог, и чем дальше от города, тем хуже становилось их качество. Сверился с картой, кажется, это где-то здесь…
Она долго-долго смотрела на фото и молчала. Потом ее восточные глаза изучали меня, и нельзя было понять, что таилось в мыслях у этой женщины. Наконец, она вымолвила, что я вовремя приехал, и чтоб я сейчас попил чаю, и ложился бы спать вот там. Палец повелительно указал на лавку в углу комнаты, а лечить мою дочь она будет на рассвете. Думал, что не усну на жесткой деревянной лавке, однако, неожиданно для себя, отключился очень быстро. Проснулся бодрый, сердце не болело. Она, все в той же юбке почти до полу, строгая, молчаливая, за плечами рюкзак, кивком головы приказала следовать за собой. Я быстро привел себя в порядок, и мы пошли. Она шла в сторону леса. Лес этот сосновый, редкий, под ногами – мох, сосновые иглы, над головой висело свинцовое октябрьское небо. Пришли на поляну. Кругом вересковые заросли, черничник. Я нашел боровик, видимо один из последних. При других обстоятельствах обрадовался бы, наверное. Она неспешно разожгла огонь, села на корточки, развязала мешок, начала доставать различные травы и кидать их в костер. Сладковатый запах разлился по всей поляне. Спросил ее, что делать мне, указала глазами на раскидистые корни сосны, растущей в отдалении. Мне было приказано сидеть и ждать. Костер уже догорал, когда она начала свое дело. То, что я увидел, господа, трудно описать словами, но я все-таки попробую. Как-то вдруг она оказалась совсем без одежды. У нее было крепкое смуглое тело, не прикрытое ничем, кроме распущенных кос. В правой руке – бубен. Медленно, медленно пошла она вокруг догорающего костра, ритмично ударяя в бубен. Потом быстрее. Она танцевала, господа. Танец живота – вот как это называется.
Говорят, этот танец сейчас в большой моде. Дамы толпой бегут в танцклубы, где старательно и неумело виляют бедрами. Я, господа, с уверенностью могу сказать, что видел, КАК это надо танцевать. В ней плясало все: стопы, икры, бедра, живот, каждый мускул, каждый нерв. Только раскосые глаза ее оставались бесстрастны. Внезапно она сделала резкий шаг к кострищу и заплясала на все еще вспыхивающих углях. Бубен звенел в ее руках, она что-то выкрикивала на непонятном мне языке.
Я сидел, оцепенев, и не мог оторвать взгляда от ее танцующего тела. Казалось, время сместилось или исчезло вовсе, я оказался где-то в средневековье, а, может быть, кто знает, в начале времен. Потом она вытянулась в струну, всем телом устремившись к небу, вновь издала хриплый, гортанный крик и остановилась, тяжело дыша. По ее лицу и телу обильно тек пот. Мне казалось, что я сплю с открытыми глазами, а, может, так оно и было. Она упала в мох и долго лежала без движения. Сколько времени прошло, мне трудно судить: может, минута, может, пара часов. Потом она поднялась, оделась, и мы молча двинулись к ее дому. Я не смел ни о чем спрашивать. Денег за лечение она не взяла.
С тех пор прошло больше пяти лет. Светка жива, состояние стабильное, ей даже разрешили посещать общеобразовательную школу. Трудно судить, кто же в результате помог моей дочке. Врачи? Господь Бог? Кто знает. Я просто радуюсь до одури, глядя на моего худенького, но вполне жизнеспособного и жизнерадостного ребенка. А еще иногда я просыпаюсь по ночам, словно от толчка. И сладковатый запах щекочет мне ноздри, и звучит в ушах дикая песня, а перед глазами как наяву возникает пляшущая фигура шаманки. Странные миражи, не правда ли?