Ничего вы не понимаете...

 

  Санаторий-больница "Красная майка" — это детское учреждение в пять отделений в один этаж, разбросанных на утопающей в зелени территории.
  Если встать лицом к нашему отделению и приподняться ненадолго на  цыпочки и внимательно посмотреть сверху,  то он имеет архитектуру двуглавого орла, а может,
 и креста.

  Расскажу об орлах только из своего отделения. Хорошо?
 Левое крыло — старшее отделение, и правый застенок - младшее.
 Слева - от нашего санатория, если оставаться в том же положении – на цыпочках и
 анфасно  лицом к предмету, то в километре от нашего стоял ещё один санаторий, по прозвищу Красный Октябрь - для неизвестных нам пока лиц, а если протянуть руку  подальше, вправо, то располагался ещё один курорт-больница — Ореховая Роща.
  Лечили  их там орехами и невесть чем.

  В том краю находилась часть военная - это в Ореховке, а если протянуть длань руки ещё дальше, то может ударить током, и сильно насмерть - находилась гидроэлектростанция
ТашГрэс, которая, внезапно-мощно гудела и ревела, а особенно, светилась по ночам красными лампочками.
  Гудела своими трубами так, что рёв  было слышно в  палате очень хорошо.
 А мы думали, что это землетрясение  подкрадывается к нам.
  А всего-то, оказалось,  там проверяли, есть ли у них ток.

 Возле каждого отделения лениво стояли летние павильоны.
 А возле нашего отделения, да напротив,  торчал  хауз, бассейн  с ханских времён, в три пруда-отсека.

  Один омут — большой, глубокий, и  два глубоких — поменьше.
 В большом бассейне мутная вода - и купайся с разрешения, вот только никто не разрешал, а в другом водоёме, который совсем по периметру маленький, но глубокий - тина и грязь для лягушек, жаб, и головастиков, которые, сидели там нахально и жили там пожизненно, да и устраивали для нас ночное, концертно-симфоническое кваканье.
 А в недрах, думаю, и змеи тихо лежали.

  Хоть сейчас аквариум отдам за эту музыку, и рогатку в придачу.
 Как они пели, как они квакали... ууух, эти зелёные...
 А какие оттуда голоса раздавались — директор Императорского хора не слышал таких
 связок в глотках своих певчих.

  Мы этот маленький хауз называли болотом. Это болото было самое любимое из всех прудов.
  Когда нам нечем было заняться, то шли к нему развлечься –  и шли в атаку свиньёй, на лягушек,  и на всю нечисть, что там в тине барахталась.
 
  Весь бассейн  по периметру был огорожен  оградкой - штакетничком, и было две дверцы для входа. Одна калитка в большой отсек, а вторая  калиточка - в поменьше, а в третий отсек – вообще никакой лазейки не было.
 Но мы и там взрывали и будоражили жизнь.

  Мы квакушкам днём не даём покоя, а они нам в отместку - ночью.

 Ночью же, и так не можем вовремя уснуть, а тут эти ещё до рассвета горлопанят.

  Вот не помню, чтобы раньше полуночи  кто-то из наших вовремя  засыпал, а если случай кто и засыпал, то его всей палатой будили и просили  скоренько сбегать до бассейна и бросить в путешественниц камень, чтобы те заткнулись.

 А если мальчик кричал на нас за беспокойство, то мы ему объясняли, что разбудили его не мы, а жабы.
– Слышишь, слышь как они орут?

                * * *

  В школе у нас было два  урока, и оба по труду, и самые любимые уроки.

  За учебный год, раз в год,  к нам привозили в мешках подходящий инструмент для урока труда  и учителя,  но инструмент, радовал скорее нас.
 И раз в год, для того же труда — цвела черёмуха,  и смородина не ленилась появляться в нашем саду,  и все желающие, ходили  на труд - по женскому труду.

 Я же всегда оказывался первым помощником по труду, и там и там.


 В мешке было много разного инструмента. Перечислять не буду, но особо отмечу
только для нас необходимые, это – любимые плоскогубцы, агапэ гвоздодёры  и лобзик.
 Тем более, его было много, как будто там знали, что плоскогубцы и железные лобзики часто и нещадно ломаются.

  Плоскогубцы, это чтобы сгибать проволоку для рогаток и пистолетов.
 А у меня, так вообще имел вид автомата и был дальнобойным, убойным, красивым,
что я его сам боялся, труса праздновал, когда он случайно в меня стрелял.

  Резинка - венгерка, добывалась нами у младших товарищей, предки которых,
привозили им конструкторы - катера и вертолеты, и там же и венгерочка аккуратно лежала.
 (и за один солёный помидор и ложку варенья менялись, а то, и на такую же резинку, да только от советских трусов).
  А за конфетку и  печеньку, так вообще весь конструктор отдавали.

  Проволоку алюминиевую для пулек-скобок, таскали из прачечной.
 Возле прачечной,  после стирки, на алюминиевой проволоке висело и сушилось наше больничное барахло. Каждую неделю мы меняли грязное на чистое.

  Однажды, обувшись в чистое, я ранним утром пошёл на разведку, и вместо проволоки  обнаружил верёвки и, сильно расстроился, а вернувшись в палату, расстроил всех пацанов-сослуживцев.

  Вот кто-то же не послушал моего дельного совета и откусил под корень всю проволоку, и стало очевидно-заметно, что не порвалась же она случайно, а её просто, мародёрно откусили.
 Просил же своих друзей-негодяев не жадничать, а кусать незаметно, по метрику от  жгутика и нам бы её хватило ох как надолго.

 Но, потом я рассудил и понял, как прочитал и переписал в тетрадку книжку  "Китовый ус", что никто не виноват, а были - все неаккуратны, когда наша нянечка, утром вымела веником из палаты два ведра скобок, после нашей ночной перестрелки.
 Да и "воевали" мы в полной темноте. Совсем ничего не было видно.

"Раненых" помню, было много, но глаз никто не потерял, так как, морды свои мы укутали в простыни и наволочки,  а некоторые, подозреваю, просто в окопе просидели.

 У нас и невоеннообязанные были... и безоружные созерцатели.

 Это они. Это гражданские пацаны весело кричали:
– Пацаны, в мою сторону не стреляйте... я же нейтральный... я же без оружия... я же вас завтра всех с потрохами сдам.
– А если кто стрельнет в меня и попадёт, то, конкретно заложу заведующей.

  И если вскрикивал тот, что кричал не стрелять в его сторону, то, уже все кричали на того, кто случайно попал в того, кто грозился всех предать.

 Днём и без предательства конфисковали оружие у многих.

 Но  нас было этим не разоружить. Хе-хе... отняли пистолеты и рогатки, а инструмент хранился  в надёжном месте.
  Инструмент — всему голова.
  Вот с этими рогатками и пистолетами мы и ходили на тот бассейн, чтобы метко пострелять лягушек и головастиков.

  Ходили мы в любое свободное время на то болото, а после уже, и в открытую хромали до бассейна, когда дали обещание, что друг в друга стрелять больше не будем.

 У наших нянечек и сестричек – дома тоже бойцы росли.

 Но мы организовывали побоища, только уже не в палате,  и не дай бог, кто случайно скобочку посеет  и нянечка потом найдёт, то все одновременно её уверяли, что нашла она
 этот предмет, ещё с той войны. Ещё до договора о ненападении.
 Она улыбалась нам, и "верила".

 И вот, стоим мы у того болота, а он глубок и недоступен.
 Огорожен  квадрат низенькой оградкой, деревянным штакетником. Дверцы, где мы стоим, нет.
 Больно жутковат этот куб, если в него попадёшь. Лесенки ведь тоже нет.
 Просто колодец квадратный - два на два.

  Встанем у борта, пузом в оградку упрёмся и насколько глаз жертву видит, стреляем по мишеням. И стреляем до тех пор, пока все лягушки не перепрыгнут к нашему борту и их уже и не видно.
  Нам как надоест ждать и, идём бить ос, шмелей, скорпионов, пауков и всё что под руку попадётся, а то, и в футбол поиграть, футбольно консервную банку погонять.

                * * *
    Банки пустые у нас были на вес той кильки, что в банке...

 А если кто заметит, что кому-то мама принесла баночку, и тот, шпроты жрёт  или кушает сардинки – мама попросила своего сыночка при ней скушать содержимое и посмотреть на  его зверский аппетит – то тот подавал сигнал, чтобы эту банку ни в коем случае не выбрасывать, а оставить для урока труда.

 Мама его как узнает,  что баночка необходима для урока труда для её сыночка,
так тут же гигиенично и помоет и отдаст нам.

 А банку сгущённого молока, предварительно вылизывали, прямо до дыр, что и дна второго не найдёте. Да и не годились они для долгой игры в хоккей, мялись в лепёшку, до маленького железного камешка, но - тоже в кучу.
  А другого спортивного инвентаря у нас и не было. Не положено было.

  Стекло у нас не приветствовалось, поэтому, все любили морепродукты и молочное
 изделие в виде сгущенного молока в железных банках.
 А кислое молоко мы выпивали по ведру в день. Да  пей сколько хочешь, и натощак,
и перед сном, да на ночь, что...  Кислое молоко же своё было.
 Коровы бегали по нашей усадьбе как у себя дома.

 Нам уже лет по 12 и скакуны уже те, что в нашем футболе не всякий мяч выдерживал
 ударов от наших костылей – просто лопался,  как наскочит на винтик. (см. устройство костыля)
 Кто-то нам мяч для регби подсунул, так мы и его  запинали  до дыр, что с него весь песок и выбили. Это он такой тяжёлый и неуклюжий был, ну прямо как дыня.

                * * *
  К нашему товарищу по выходным дням вся его семья приезжала: папа, мама и два его здоровых брата.
 Ох, и футболисты его братья были, и бесстрашные спортсмены.
... В нашей, хромой команде спортсменов  12-15, а их – всегда трое.
 Борька, хоть и наш, но, по воскресеньям он был против нас.
 Он стоял в семейных воротах.

  Однажды, его братья привезли с собой настоящий футбольный мяч, и мы этим мячиком играли только в воскресенье, во избежание его поломки, хотя, они же нам сказали, что если проколется, привезут новый.

  Но, мячом мы не рисковали. Всю неделю он отдыхал в тумбочке у Бориса.
Неделю мы между собой оттачивали удары и меткость по консервным банкам и камням.

 Мы-то, против них быстро бегать, как козлы не можем.
  Встанем по местам, рассредоточимся по всему полю и, старт.
 Кто из нас пошустрее, тот – в нападении, а кто мизер в скорости, того в защиту столбом ставили.
 И, начинался матч недели... в один тайм... на три, с гаком часа...

 Бегали два брата за всех, и обводили нас как лыжники-слаломисты с горы ёлочки и пеньки с флажками.

  А если кто из братьев ударится ногой об костыль, а тут - промахнёшься и костылём врежешь и не слаб;о;, то, пока их нападающий прыгает на одной ноге, то мы успевали длинными пасами  передать мяч нашему "нападающему  в офсайде"  и, забить гол несчастный.

  Спортивный счёт, а это было в порядке вещей, доходил до невероятных размеров:
111 - 1, а то, и нулёво.  Ещё никто не переплюнул наши счета.

 Мы никогда не унывали и этому голу были рады.

  Наши папы и мамы, и зрители, никогда не вмешивались и сидели на трибунах и только кричали и подбадривали своих.

 Уходили братья с футбольного поля, ковыляя и хромая, уже втроём.

  Мама чад своих, из дома привозила с собой зелёнку и йод, чтобы оказать необходимую помощь.
  Бывало, по причине какой, один брат приезжал, то и он, в одиночестве с нами мяч гонял, а мы ему любезно предоставляли одного из наших – хавбека первейшей группы.
 А мы его заранее так потренируем, что он - подыгрывал нам, а иначе... сами знаете.

  Мы, когда все успокоятся и братья его уедут, Борьке и говорили:
– Борюнь, ты бы хоть пару голов, что ли, для приличия бы пропустил, а то же братьям твоим не интересно будет с нами играть.
 Борька, даже обиделся за такие слова.

– А сколько я вам, инвалидам, моментов-то предоставлял? – Вон, Вовка, в замахе рухнет. А Серёга – сам себе подножку даст, и кувырк, а вратарь ваш...  Вихрь, и слова не подберёшь.
 Мяч влево – он вправо свалился. Пока пыль не разойдётся, он встать не может  - три гола пропустил. Так что, вы не правы.
– А что до  братьев моих, то они передали, чтобы вы готовы были к следующему воскресенью: пасы потренировались передавать, и костыли свои, насколько возможно,
нежно тряпочками замотали, а то, у мамы моей столько зелёнки под рукой может не оказаться.

  Набегавшись по полю, нападавшись и навалявшись в пыли, по заведённому порядку, идём к бассейну, лягушек пострелять.
 Волнение с рук снять, а охота, успокаивает...

                * * *
 Снова стоим Дуремарами  у того бассейна. Животами уперлись в оградку, и насколько возможно, тянем ручонки, стрельнуть наугад, чтобы разогнать для своего обзора  притаившихся у нашего барьера зверушек.

 Ох и зашуганные наши лягушки были. Только подойдём, а они уже прыг-прыг.

 И однажды, эта преграда не выдержала нашего постоянного давления.

 То ли, лишний вес появился у кого, то ли, кто-то поправился и все, стремительно поплыли головами  вперёд и вдруг, остановились, прямо над пропастью, да бестолковками и зависли, а левый край забора, уже совсем обмяк.
 А один сокол уже гвоздём хотел туда полететь, но, кто-то успел схватить его за ноги и мы, всем полком его держали, пока он на нашей стороне не оказался.

  Забеспокоились мы сильно за свою оплошность.
 Ведь если бы туда кого засосало, то снова могли произвести зачистку нашего оружия, и мы скоренько, поспешно стали тянуть ограду на себя, чтобы её выровнять и, случайно, выдернули её совсем.

  Тут же и растерзали мы этот позорный объект на дрова и побросали в бассейн, в жижу, на головы  жабам, чтобы им было на чём сидеть.
  Сдуревше  мы это сделали, сгоряча.

  На следующий день, заведующая отделением категорически запретила подходить к бассейну с оружием, или без.
 Она нам продекламировала:
– Кто-нибудь понимает из вас? – Да вы вообще понимаете, что если кто сверзится в этот
 омут-бассейн, то кто и как его оттуда доставать будет?
– Да пусть себе летят, - вторит ей нянечка-подхалимка, - и сидят там с лягушками, и никто его оттуда не достанет и от голода он там и помрёт. Да пусть летят...

  Кто-то из наших возразил.
– Напугали... – Ничего вы не понимаете. – Там лягушки есть, и они от голода  сколько лет там живут, и не умирают.

Сергей Кинжалов.