Гвардии полковнику Олегу Николаевичу Егорову посвящается.
"На БээСе усиленье жилы рвет до посиненья". Эта поговорка, кроме как к морской пехоте и, в частности, к отдельной роте усиления, ни к каким иным родам войск не относится. А БээС - это боевая служба морпехов. То есть, забили трюм техникой, погрузили личный состав на десантный корабль и пошли нести эту самую службу месяцев на шесть-восемь куда-нибудь к черту на рога, в выматывающую жару со всеми остальными тяготами и лишениями.
Вообще, во всём виноваты корабельные конструкторы. В БДК (Большой Десантный Корабль) 1171-го проекта влезает не только батальон с техникой, но еще вполне достаточно кубриков для горемычной роты усиления. Нетрудно догадаться, кого комбат с молчаливого попустительства комдеса (командир десанта) любит до изнеможения. Кого им не жалко? Кем пробоины вместо боевого пластыря затыкать?... Верно! Не своим же батальоном! Для того и существует отдельная рота отпущения, то есть усиления.
Но для командира первого взвода этой самой роты, гвардии лейтенанта Егора Полукаева служебные мытарства по белу света пока были в диковинку. Служба шла не в тягость и даже нравилась, к жаре пообвык, а мир посмотреть всегда хотелось. Вот только одним воскресным полднем поздней, но уж больно жаркой африканской осени 1977 года оказался гвардии лейтенант с отделением на выполнении задачи посреди летного поля аэропорта Котону, что в государстве Бенин. И тут вдруг служба не заладилось.
Радист Михалёв, шедший, как полагается, чуть сзади-сбоку будто споткнулся и вместе с запоздавшим звуком выстрела рухнул на аэродромный бетон. Вторая пуля ударила в рацию на его спине, выбросив легкое облачко белесоватой пыли. Оба сухих, хлестких звука донеслись от серебристой туши "Дугласа", продолжавшего одиноко стоять с гордо задранным носом у края летного поля метрах в двухстах впереди.
Происходило что-то странное, но даже очко не сыграло. Не успело взыграть. Прошедшие доли секунды лишь дали понять, что вот он и пришел - полный Курбец Могилыч. Правда, из родной тельняшечки гвардии лейтенанта винегрет пока не сотворили, и поэтому настала пора озаботиться личным составом: тащить раненного радиста в укрытие, оказывать ему помощь и занимать оборону посреди голого, как шар, летного поля. Высказать в эфир всё, что он думал по этому поводу, оказалось некуда - рация была выведена из строя.
- Назад! Всем назад - к автобусу!!! - закричал Егор, схватил за шиворот радиста и поволок в сторону здания аэропорта, в ста метрах от которого замер их старенький автобус "Ситроен". Водительская дверь была распахнута. Водитель исчез.
Подбежавший комод (командир отделения) помог Егору - подхватил радиста под руку, и они изо всех сил рванули к очень призрачному спасению о четырех колесах. Никаких иных звуков, кроме стука АКМСа (Автомат Калашникова модернизированный складывающийся) радиста о бетон, уже не раздавалось.
Чуть позже Егор осознал, что из "Дугласа" могли бы положить все отделение, но передумали, посчитав достаточным попугать. Видимо, перед человеческим содержимым самолета стояли какие-то другие задачи или что-то заставляло ждать. Уже в обманчиво спасительной тени автобуса выяснилось: пуля ударила радиста в голову по касательной, явной угрозы для жизни нет, и он даже пришел в сознание. В это время вдали показался самолет. Лейтенант увидел в бинокль, что над аэродромом делает круг такой же серебристый "Дуглас" без опознавательных знаков.
Вообще, то воскресенье с самого начала получилось каким-то кривым - не воскресным. Уже после завтрака ротный вызвал к себе и обрадовал новостью: взвод Егора и второй взвод гвардии лейтенанта Андрея Дрожжина с понедельника встают на боевое охранение внешнего периметра загородной резиденции президента Кереку. Это означало, что придется оборудовать оборонительные позиции, то есть зарываться в землю в рост на такой-то жаре. Замполит пояснил, что "нам требуется придать дружественному правительству как можно более внушительный образ силы, когда в стране видны явные признаки происков империализма с потенциальной возможностью свержения законной власти, избранной народом". Ротный, конечно же, добавил, что если снова случится утеря снаряжения, то трибунал он обеспечит. Ну, а если пропадет что-нибудь из БК (боекомплект) личного состава, то тогда уж не взыщите - самолично выведет на ют (корма корабля) и расстреляет. Вопросов у взводных не оказалось. Вообще-то, ротный слегка преувеличивал свои полномочия, но хрен-то ведь один - придется забыть про покой и сон очень надолго. Горький опыт уже состоялся. Правда, не у них, а у комвзвода-три гвардии лейтенанта Николая Шепетько, когда боец потерял штык-нож на рейдовой стоянке в Луанде, за - по слухам - две пары солнцезащитных очков.
Вот так славно начиналось то воскресенье.
Где-то в половине одиннадцатого утра взводный-раз и взводный-два маялись от жары в своей каюте, размышляя как бы убить оставшееся время до обеда - истязать ли личный состав или пойти позагорать на палубе. В это время из-за приоткрытой на штормовку двери раздался приближающийся топот сандалет, в дверь стукнули, и донесся торопливый, громкий призыв вахтенного матроса.
- Товарищ гвардии лейтенант Полукаев! Вас ротный срочно вызывает! Прибыть в штабную каюту! Он уже там по приказанию комдеса!
- Чего стряслось, вахтенный?
- Точно не знаю, но кто-то важный с берега прибыл!
- Тааак... Срочно найдешь Василькова (заместитель командира взвода Егора). Передашь, чтобы тревогу во взводе сыграл. Построение на юте. Полный БК без "парашютов" (без РД). Форма одежды "Берег-2". Свободен!
- Есть! - и топот в коридоре постепенно стих.
- Ну, ты и зверюга, Егор, - с улыбкой констатировал Андрей. - А я, пожалуй, пойду пузо попарю на солнышке.
- Если командир потеет, то подчиненные обязаны потеть втройне. Смотри, не сгори там. Где моя полевуха, не знаешь?
- Где-где - в... рундуке, небось.
Полевая сумка нашлась в выдвижном ящике под шконкой. Нацепив на голову панаму, Егор застегивал "крем-брюле" (офицерское хэбэ) уже на бегу, в коридоре. Сумка свисала с локтевого сгиба, болтаясь и норовя встрять между ног.
Он проскакал по всем трем трапам через две ступеньки. Вот и командирская палуба. За пару метров до двери штабной каюты Егор перешел на шаг, глубоко вдохнул, выдохнул и постучал. Не дожидаясь ответа, распахнул дверь.
- Разрешите?
Комдес, ничего не говоря и не дожидаясь доклада, отмахнул рукой и показал, куда сесть.
В каюте было не так, чтобы очень, но сильно накурено. Это не раздражало Егора, потому что душа вкушала прелесть кондиционированной прохлады.
Как ни странно, но в это воскресное утро в штабной каюте, по периметру длинного стола под зеленым сукном оказался представлен весь цвет общества БДК, вплоть до "комбатовых детей" - батальонных ротных при замполитах. Какой-то незнакомый мужчина с крупным лицом в летах восседал во главе стола между начштаба и комдесом, что-то тихо нашептывая последнему. За ним, возле переборки, сидели замполит десанта и военный из местных, судя по грузу блестящих парашютиков-звездочек-кружков, галунов и неимоверного количества каких-то разноцветных нашивок на светло-сером кителе - не иначе, как местный маршал. Его, вероятно, не менее впечатляющая фуражка находилась вне поля зрения.
Одеяние же мужчины в летах представляло собой просторный костюм белого цвета. Шляпа, явно имеющая принадлежность к костюму, лежала сверху на тонкой, бежевой папочке из кожи или кожзаменителя. От мужчины исходил какой-то нездешний лоск, выраженный не только в костюме, но и в осанке, во взгляде, а также в тщательно прилизанных останках волос на голове. В общем, некий потусторонний объект посреди табачного дыма и воинского братства, скрепленного матом, запахами пота и оружейной смазки.
Дальнейшую обстановку не дал оценить взгляд ротного. Поворотив голову в сторону Егора, тот нахмурился и, грозно стукнув пальцем по циферблату наручных часов, вернулся в исходное положение. "Шура, быстрее, по-моему, только самолеты летают," - мысленно ответил Егор.
- Все в сборе. Прошу внимания! - командир десанта встал и подошел к карте города, закрепленной на переборке. - Около получаса назад в аэропорту Котону приземлился самолет без опознавательных знаков. Тип самолета - "Дуглас", двухмоторный, окраска серебристая. Цель прилета, груз, наличие вооруженных людей на борту остаются под вопросом. На лицо имеется невозможность приведения в боевую готовность частей и подразделений вооруженных сил страны, которые находятся в непосредственной близости. Сегодня - выходной и офицерский состав, по сведениям, почти в полном составе разъехался по домам. Отдыхают люди. Кхм... Участие полицейских подразделений пока согласовывается, но решение затянуто всё по той же причине. Воскресенье. Дружественное правительство Бенина обратилось к нам с просьбой оказать содействие.
Мужчина в белом подтверждающее закивал, а местный "маршал" продублировал кивание. Комдес кашлянул и продолжил.
- Слушай приказ. Группе, численным составом до отделения, произвести разведку в районе аэродрома. Установить наличие людей и характер грузов на борту неопознанного воздушного судна. По ситуации, выполнить захват и досмотр. При оказании сопротивления - уничтожить. Привести в боевую готовность отдельную роту усиления для поддержки разведывательной операции огнем и маневром в случае неблагоприятного развития ситуации. Остальному личному составу борт корабля не покидать до особого распоряжения. Находиться в готовности для незамедлительного десантирования с боевой техникой.
"Да-а-а... Погрел Андрюха свое пузо..."
- Командир отдельной роты Горельский. Вы представили для выполнения разведывательной задачи лейтенанта Полукаева. Не подведет?
Шура подскочил с банки и вытянулся.
- Никак нет, товарищ гвардии подполковник.
- Лейтенант Полукаев, задача ясна?
Теперь пришлось вскочить Егору.
- Так точно, товарищ гвардии подполковник!
- Сколько времени вам потребуется на подготовку к операции?
- Десять минут, товарищ гвардии подполковник!
- Хорошо. Вопросы есть?
- Никак нет, товарищ гвардии подполковник!
- Выдвижение на автобусе штаба армии. С вами направляется капитан Орукао. Он в совершенстве знает русский язык. Если всё понятно, то всем - приступить к выполнению. Доложить на КП по готовности.
- Лейтенант, я жду вашу группу на причале, в автобусе, - почти без акцента, под шум отодвигаемых банок, вбросил в окружающее бенинец. - Десять минут.
- Слушаюсь, - гаркнул Егор и рванул на выход, понимая с досадой, что даже БТР - и тот пожалели на берег выкатывать. Затем, вдогонку, раздался зычный бас ротного. Конечно же, перед комдесом рубился. Как же без этого?
- Полукаев, построение на причале! Проверка и инструктаж на задачу! Через десять минут!
- Есть! - Егор проорал уже из-за двери и полетел по трапам вниз. "Десять минут... У тебя "чуело", вроде, над ватерлинией показалось, гвардии лейтенант Полукаев. Ребята-то уже в готовности!"
На этот раз и снова на бегу он расстегнул и стащил с себя "крем-брюле". Моряки из экипажа корабля прижались к переборке на трапе, провожая удивленными взглядами летюху из десанта. Он летел мимо откуда-то со "звездного" верха в одном исподнем - в тельнике. И тут корабельные ревуны неожиданно и внезапно оглушили боевой тревогой.
А полевуха опять норовила заехать по яйцам. Еще, Егор удовлетворенно отметил, что комбез "Берег-2" ждал на вешалке в рундуке. К тому же, совсем недавно он был очищен от плесени и выглядел не очень мятым. Портупея со всеми причиндалами, вроде, валялась там же. Но это не факт и не особо беспокоило. Всё найдется. Всё будет в лучшем виде. Оттого душа Егора не ликовала - нет. Она вознеслась над душной теснотой корабельных коридоров и металась в заоблачной выси, упоенная счастьем. Доверили! Ему! Гвардии лейтенанту Полукаеву!
Через две минуты его вынесло из каюты, и он полетел сквозь оживившийся по тревоге коридор, придерживая бинокль на груди и прижав полевую сумку под мышкой. Даже что-то напевал. Потом прогрохотал по трапу наверх - на ют, и вскоре свет буквально врезал по глазам.
Забравшееся в зенит солнце уничтожило тени. Пекло изрядно. Палуба просто полыхала жаром. Личный состав взвода сохранял строй, но уже по стойке "смыться бы куда-нибудь". Расположились они вдоль фальшборта с морской стороны - оттуда хоть чуть-чуть веял ветерок. Гранатные ящики сложили ближе к корме - у кнехта - аккуратным штабелем, на котором сидел заместитель командира взвода гвардии старший сержант Васильков с АКМСом на коленях и потихоньку раскачивался, задрав лицо к небу и обмахиваясь, как веером, "тропичкой" (тропическая панама). К штабелю был заботливо прислонен автомат Егора. Его командирский ПМ, запасные обоймы и четыре автоматных магазина, оранжевея пластмасской, грелись сверху на широченной шляпе кнехта. В общем, всё, как обычно.
- Гхы-кхым!!!
Васильков, в попыхах, нахлобучил панаму и сорвался с ящиков.
- Взвоооод! Равняйсь! Смирррна! - и загромыхал ботинками по направлению к Егору, изображая некое подобие строевого шага. - Товарищ гвардии лейтенант! Взвод по тревоге построен! Отсутствуют двое! Матрос Кузнецов и матрос Лепехов! Несут вахту!
- Вольно! Васильков, что случилось со взводом? Опять дедовщину разводите?! Всем, а не только старослужащим, закатать рукава! Уставы, наставления и приказы забыли? Не держатся в голове? Хорошо! Тогда будем снова учиться в личное время!
Егор посмотрел на часы, пока молодые поспешно закатывали рукава выше локтя. В запасе еще оставалось больше шести минут.
- Получен приказ: отделению провести наземную разведку! Объект разведки - аэродром. Это не учения. Задача - боевая! Пойдет второе отделение! Васильков, проверить готовность личного состава!
Повторяя уже тысячу раз повторенное, Егор громко занудил.
- Обратить внимание на подгонку снаряжения, наличие индпакетов, исправность вооружений, снаряженность магазинов и пулеметных коробок, наполненность фляг. Проверить зарядку батарей и саму рацию в работе. Заморожу на турнике, если в магазинах опять по десять патронов окажется! Две минуты!
Пока второе отделение строилось в шеренгу по фронту взвода и готовилось к проверке, Егор пошел к кнехту - снаряжаться. Краем глаза наблюдая за происходящим, взял ПМ, пристегнул поводок и загнал в него обойму. Вложил в кобуру. Потом пихнул запасные обоймы в газыри и застегнул клапан. Осталось проверить магазины. На счастье Василькова, в контрольном очке каждого зеленело донышко гильзы. Определив магазины в подсумок, он забросил АКМС за спину и скомандовал: "Радисты первого и третьего отделений, ко мне! Рации к осмотру!"
Пока радисты подбегали и суетились рядом со своим хозяйством, Егор наклонился к гранатному ящику наверху штабеля. Открыл замки и откинул крышку. Мыши там пока еще не завелись, а руки о промасленную бумагу пачкать расхотелось. "Ладно, в автобусе зарядимся". Егор посмотрел на часы. В запасе оставалось две минуты тридцать пять секунд.
Придраться к радистам не получилось - в наушниках шипело на полный вперед.
- И вот так, чтобы, всегда! Не расстраивайте меня, ребята. Связь - это неотъемлемая и незаменимая часть нашей с вами службы! Радист второго отделения! Ну-ка покличь кого-нибудь на четыре-полста-пять!
Шипение в наушнике сменилось на громкое: "Как наблюдаете мою работу? Я - Створ-семь". Но на этом не закончилось, потому что радиовахта БДК уже работала по тревожному расписанию: "Створ-семь - Шторму-один. На пятерочку слышу. Удачи!"
Проверка продолжалась, и Егор понимал, что Василькова торопить не следует. Но время-то поджимало. Наконец, когда в запасе оставалось всего полторы минуты, замкомвзвода закончил проверку, быстро подошел, уже не топая, и доложился. Егор коротко бросил ему: "Принимай взвод". Затем скомандовал.
- Второе отделение, гранаты! Взять!
Егор не стал дожидаться, пока бойцы подхватят гранатные ящики.
- Напраааа-во! За мной, бегом марш!
Метров двадцать вдоль левого борта - под корабельной надстройкой, в теньке, в котором не было хотя бы на полградуса прохладнее, а затем вниз. Уже сбегая по трапу на берег, Егор отметил странную деталь: отсутствовал личный радист ротного из радиогруппы. А, ведь, тревога объявлена, и почти десять минут прошло. "Ох, достанется парню. Но мы-то в десять минут уложились. Можешь не верить своим глазам, Шура".
Ротный хмуро шагал взад-вперед по причалу, поглядывая на часы. За ним семенил низковатый замполит. Начсвязи и оперативный офицер штаба переминались с ноги на ногу в сторонке. Возле старенького автобуса с огромной эмблемой "Ситроен" на старомодном, скошенном передке застыла белая глыба мужчины с лоском в шляпе и маршал-капитан, расцвеченный, как крейсер "Аврора" на седьмое ноября.
- Комод, строй отделение! - забросил Егор за спину и строевым шагом отчеканил десяток метров до насупившегося ротного со сверлящим взглядом. Замер перед ним, пока не услышал из-за спины: "Равняйсь! Смирно!"
- Товарищ гвардии капитан! Разведгруппа готова к выполнению задачи! Командир группы лейтенант Полукаев!
- Ты - инициативный, что ли, Полукаев?- вполголоса забасил ротный, сняв панаму и смахивая пот со лба. - Это что еще за глисты в томатном соусе? У тебя на заднице глаза появились? А вдруг личный состав за твоей спиной расселся? Ты ж не видишь ничего. Почему сам группу не построил?
- Берегу ваше время, товарищ гвардии капитан!
Одновременно Егор подумал, что своего радиста Шура уничтожит в ближайшее время.
Странно, но ротный, казалось, никуда не торопился. Егор этого не понимал. "Как же так? Времени совсем мало!" Но ни Егор, ни ротный, ни комдес, никто на борту корабля не знал, и даже не смог бы себе представить, что было уготовано крошечному отделению еще до захода солнца. А Шура, попросту, тянул время, потому что был битым мужиком с грузом опыта за плечами, от которого не один здоровяк и умелец превратился бы в безвольную тряпку при бутылке. Оттого Шуре очень хотелось, чтобы чертово воздушное судно без опознавательных знаков улетело куда-нибудь к своей едреней маме-негре прямо сейчас, и увезло с собой президента Кереку-Кукареку, а также всю его черномазую шайку-лейку в эполетах. Он просил кого-то, кто не раз выручал его по жизни, об одном - чтобы парнишка с горящими взором и его ребята вернулись живыми и здоровыми. Пусть, он их разнесет до дна, на куски и в клочья за упущенный самолет. Пускай достанется от комдеса по первое число. И черт с ней - с академией. Это даже будет правильно. Потому что боевые задачи следует выполнять. Потому что есть приказ и долг. Есть Служба. Перед кем и для кого - над этими вопросами ротный никогда не задумывался. Он, просто, не посмел бы их себе задавать.
Шура провел ладонью по лбу, стирая пот. Натянул до самых ушей панаму, чтобы мальчишки и уж, тем более, притулившийся сбоку замполит не разглядел происходящее в его глазах и произнес вполголоса.
- Встаньте в строй, лейтенант.
- Есть!
Потом ротный неспешно прогуливался вдоль шеренги бойцов. Дернул за ремень пулеметчика: "Подтяни". Заглянул под клапан медсумки санинструктора. "Клизьму взяли?" Без труда определив молодого, запустил свой, уже наскучивший всем прием: "Закурим?" В ответ прозвучало отработанное: "Никак нет! На борту оставил!"
Отойдя от строя, Шура почувствовал, что, вроде, отпустила нелегкая и, нагнав строгости, грозно забасил.
- Гвардейцы! Задача вам поставлена и понятна. Задача несложная. Но запомните: задача никогда не бывает простой! Для её выполнения от вас потребуются все силы, опыт и знания, которые вы получили за время службы в нашей доблестной морской пехоте. Также... Очень возможно, что потребуется даже больше... И еще об одном. Повторю многократно повторенное. Зарубите себе на носу, если еще не сделали наколку: победа только с нами... ПОБЕДА ТАМ, ГДЕ МЫ! И НИКТО, КРОМЕ НАС!... Юрий Иваныч, скажи гвардейцам, чего там у тебя накипело.
Заунывная песня ротного замполита с частыми переходами на крик не отвлекала Егора. Он пытался разобраться, почему никто никуда не торопился. Но понять так и не смог. Не умещалась явная неторопливость в голове. Оттого всё его нутро бесилось. Задачу надо было выполнять, а не треп разводить!
Неподалеку собрались в кучку негры, с любопытством разглядывая происходящее. Один из матросов берегового караула неспешно подошел к этой кучке, и направил на неё автомат, чтобы получше разглядели. Чуть дальше скрипел старыми железяками ржавый кран, тягая изнутри стоящего у стенки парохода пухлые сетки с ящиками. Потом по трапу ссыпался радист ротного, подбежал и виновато притих у того за спиной.
Солнце ни на йоту не сдавало позицию в зените - также нещадно пекло и слепило глаза, будто подвесив в воздухе миллиарды капелек света.
Окружающий, разгоряченный кисель потихоньку засасывал, и Егор чуть было не пропустил мимо ушей команду ротного: "Группе! Вывод!" Подобравшись, грянул громом: "Отделение! К машине!" - и сам побежал к автобусу, забыв про начсвязи и опера. Те сурово напомнили о своём существовании и жизненной необходимости. Пришлось орать-подзывать радиста с комодом, получать таблицы, карту, потратив еще две минуты на инструктажи.
В это же время за спиной Егора ротный "лечил" своего двухметрового радиста: "Ну, а теперь ты мне расскажи, Мартынович. Как посмел без связи своего любимого командира оставить? Что? Мухи за ноги держали? Или таракан на бак (носовая часть корабля) загнал? Неужели захотелось в подменке на дембель поехать?"
Вскоре галопом заскочили в автобус. В транспортном средстве отсутствовали все окна, кроме лобового. "Автобус штаба армии... Чего уж там," - подумал Егор, отдал приказ на расконсервацию гранат и их получение. Затем, распахнув полевую сумку, возился с картой и подпихивал её под прозрачный пластик, но уже сложенную надлежащим образом - с видом на задачу.
Егор еще на переходе с Луанды тщательнейшим образом изучил город Котону и прилежащие окрестности, мешаясь под ногами у ассов кораблевождения на боевом мостике. Но комдес не ругался, молчаливо потакал, и мореходы смирились.
До аэропорта было совсем недалеко - километра четыре. Разгоряченный ветерок, поднятый бегом "Ситроена" по вполне удовлетворительному асфальту, приятно обдувал. Егор любовался близкими пальмами и унылыми хижинами аборигенов, с кое-где проскакивающими элементами колониального зодчества в очень запущенном состоянии.
- Ну-тес, товарищ лейтенант. Как настроение? Вижу, что боевое. Или кажется? Кстати, фамилию вашу знаю, а вот как зовут вас? - обратились к Егору мягким голосом, но довольно громко, чтобы перекричать пробитый глушитель. Егор повернулся и встретился с веселым, добродушным взглядом мужчины в белом и в летах, пересевшего откуда-то сзади. Его спутник - капитан - встал в проходе автобуса рядом, раскачиваясь и попрыгивая на вполне удовлетворительных колдобинах. Тоже улыбался.
- Меня зовут Егор... Сергеевич. А вас, простите, как зовут?
- Рад представиться. Вениамин Алексеевич, второй секретарь посольства СССР в Бенине, - он привстал и протянул Егору руку. Ладонь оказалась крепкой, что никоим образом не соответствовало общему облику теперь уже знакомца. - Ну уж давайте я вас без отчества буду величать. Года-то ой как разнятся. Вам, эдак, года двадцать три или двадцать четыре стукнуло?
- Двадцать пять. Исполнится только. Через полтора месяца, - ни чуть не смутившись, ответил Егор, ожидая скорейшего окончания беседы. Но Вениамин Алексеевич настырно лез в разговор.
- Хочу вам представить господина капитана Орукао.
Теперь Егор пожал мягкую руку капитана. Тот продолжал молча улыбаться и попрыгивать.
- Очень перспективный офицер в штабе армии. Учился в СССР. Без сомнения, до генерала дослужится. И очень скоро. А вы как видите свою дальнейшую карьеру? Сейчас все в академии стремятся. Без академии - только до капитана. Ну, майора на выход в запас кинут и всё тут. Хотите в академию, Егор?
- И что, Вениамин Алексеевич? Сможете протекцию обеспечить? - Егору уже осточертел, хотя и едва начавшийся, но абсолютно бестолковый треп. Мужчина в белом улыбнулся еще шире, показав ровный ряд крупных и идентичных цвету костюма зубов.
- Вы мне что, хамить пытаетесь, Егор? Ну, это ни к чему.
- Никак нет. Просто, голова полностью занята предстоящим. Если чем-то обидел, то прошу извинить.
- А мы, как раз, насчет ваших забот и хотели поговорить. Вот, господин капитан спешит вас уведомить, что со стороны местного населения и силовых органов никаких препятствий вам чинить не будут. На аэродром мы проедем прямо на автобусе. Там немного совсем до самолета останется пройти. Так что, надеемся на скорое и успешное завершение поставленной вам задачи. Капитан будет находиться всё время с вами. А я уж на жаре не могу подолгу быть. В здании аэропорта подожду. Вы не стесняйтесь. Если что-то интересует из местной специфики, то спрашивайте. От вас никаких секретов быть не может.
- Товарищ гвардии лейтенант, вот ваши гранаты! - раздался за спиной громкий голос комода. - Я приказал всем запалы ввернуть. Конечно, гранатные подсумки проверю, чтобы плотно закрыты были.
- Извините, Вениамин Алексеевич. Служба, - Егор повернулся на сидении назад и забрал с рук комода Димы Лаптева четыре новеньких, зеленых РГДэшки. - Проверь еще раз гранатные подсумки, Лаптев. Дорога неважная, а запалы - по-боевому. Проверь.
Пока Егор раскладывал гранты по подсумкам, Вениамин Алексеевич поинтересовался.
- Хм... РГД-5. А чего же Ф-1 не вижу?
- Она ж оборонительная. А мы - морская пехота, - ответил Егор. - Нам только наступать и уничтожать противника полагается.
- Ах, вот как! Видите, господин капитан, какие парни нашу страну защищают? Егор, вы коммунист?
- Конечно коммунист.
- Ну, стаж-то у вас, видимо, совсем небольшой. А у меня знаете какой? - не дожидаясь ответа, Вениамин Алексеевич гордо похвастал. - Не поверите. Аж, сорок один год в партии состою. Вот такой у меня стаж! И вам того же желаю.
- Спасибо, Вениамин Алексеевич.
- Ну, вот и приехали.
Егор высунулся из рамы отсутствующего окна наружу. Он увидел справа - на месте иностранного аэровокзала - кое-как слепленную из цементных блоков, наполовину побеленную стену двухэтажного здания с узкими оконцами и двумя разбитыми стеклами. Стена принимала более благообразный и застекленный вид, но в отдалении - возле приткнувшегося к самому зданию кругу асфальтированной дороги. Пустота стоянок вызвала у Егора странное и незнакомое ощущение, чем-то сродни страху. Но тот заставлял колотиться сердце. А в этот раз Егор будто бы обжегся об унылую безлюдность кладбища, которого здесь никак не должно было быть. Поморщившись, Егор втянул голову назад - в автобус.
- Тут что, в воскресенье никто, никуда не летает?
- А куда летать, Егор? Зачем? Рейс "Аэрофлота" - раз в две недели. "KLM" и "Air France" прилетают раз в неделю, но по очереди. Из соседних стран какие-то динозавры изредка навещают. Сегодня - никого. Один, вот прилетел и, похоже, помер там, где сел, - с кисловатой усмешкой пытался шутить Вениамин Алексеевич, ничуть не смущаясь павлинистого капитана. - Топливо сюда из порта возят, благо рядом. Навигационные системы - доисторические лампочки и пара радиостанций Попова. Грустно всё это. Тут охраны-то, толком, раз-два и обчелся. Вон, один идет. Чудо пернатое.
Вениамин Алексеевич указывал пальцем вперед, но Егору было плохо видно из-за спины водителя и пришлось снова высовываться из окна.
Прямо по курсу, возле дороги стояла покрашенная в некий цвет будка, вероятно, охраны. Саму дорогу перегородил шлагбаум, от которого к автобусу приближался невооруженный человек, как показалось Егору, в полевой униформе французской армии времен первой мировой войны и того же преклонного возраста.
- Прошу прощения, господин секретарь, - зачем-то извинился Орукао и суетно двинулся на выход.
Через десяток секунд шлагбаум взмыл вверх, и капитан вернулся на прежнее место в проходе. Когда автобус оказался на летном поле, Вениамин Алексеевич прокричал водителю что-то на французском языке. Тот незамедлительно свернул влево. Поехали вдоль здания аэропорта.
Видимо, с этой стороны за фасадом следили более тщательно. Застекленная стена то тут, то там притягивала глаз яркой рекламой чего-то далеко неместного. Но Егору уже некогда было любоваться на достопримечательности. Он перешел на другой борт автобуса и изучал в бинокль неопознанное воздушное судно, сиротливо приткнувшееся у самой кромки летного поля, предоставив для обозрения корму с частью серебристого фюзеляжа. Моторы были заглушены, дверь задраена. Ни вокруг, ни около никаких живых существ не наблюдалось. Какие-либо ящики или иные грузы на бетоне аэродрома в ближайшем окружении отсутствовали.
Автобус остановился у одинокого пассажирского входа в аэропорт. Вениамин Алексеевич встал и по-дружески хлопнул Егора по плечу.
- Удачи вам, Егор. Всего самого хорошего и возвращайтесь с победой. По-другому морская пехота не умеет, ведь так?
- Спасибо. Скоро увидимся. Не прощаюсь, Вениамин Алексеевич, - ответил Егор и слегка улыбнулся лучащимся мягким и добрым светом глазам. Затем снова принялся изучать самолет.
Как только Вениамин Алексеевич покинул автобус, капитан аккуратно опустился рядом с Егором на сидение, будто бы до этой поры сидеть ему не разрешалось.
- Господин капитан, скажите водителю, чтобы подъезжал вот к той черной полосе на бетоне, слева, видите? - Егор указал пальцем. Капитан придвинулся и вытянул голову, посмотрел, затем отодвинулся.
- Да. Я видел.
- Дистанция оттуда до самолета - где-то двести метров. С борта нас хорошо будет видно. Не хотелось бы их врасплох застать, а то натворят глупостей. Если открыто пойдем, то они оружие увидят. И пока дойдем, их страх добьет. В общем, психическая атака. Надеюсь, всё обойдется. Вы не волнуйтесь. Мы же в вашу страну не для войны пришли, а помочь вам хотим жизнь обустроить. Образование, науку поднимем. Промышленность. Про голод вообще забудете. Наше государство сильное и богатое. Обязательно вам поможет. Ну, говорите водителю. Пора бы уже ехать, господин капитан.
- Да... Да... Да. Я сейчас скажу.
Голос совсем увял. Егор оторвался от бинокля и обалдел, увидев зеленоватую, невозможную бледность на чернющем лице капитана. Тот смотрел куда-то в пространство. Его руки ходили ходуном.
- Господин капитан! - заорал Егор. - Приказывайте водителю!
Орукао будто очнулся и забормотал на французском. Глаза забегали, ожили. Водитель невозмутимо наклонился к капитану и, вроде, переспросил. Тот указал продолжающей трястись рукой, куда надо было ехать, и громко произнес что-то членораздельное.
Автобус тронулся и через пару десятков секунд остановился у черты на летном поле. Теперь Егор мог изучить через иллюминаторы хоть какие-то детали жизни, творящейся внутри самолета. Но стекла были то ли зашторены, то ли затемнены. За закрытыми иллюминаторами пилотской кабины также никого и ничего не наблюдалось. "Спекутся, ведь. На такой-то жаре. Может, там и нет никого?"
- Отделение! К бою! Переводчик на одиночный! - не поворачиваясь и не отрываясь от бинокля, громко скомандовал Егор.
Дружные щелчки замков магазинов и клацанье затворов заглушил продолжающий громко ворчать, дырявый глушитель автобуса.
- К машине! В цепь! Самолет по фронту! Интервал два метра!
Автобус затрясся от топота ног. Егор встал и положил руку на плечо Орукао. Тот не сдвинулся с места. Похоже, снова вошел в ступор. Теперь тряслись не только руки, но и голова, и всё тело. Егор снова сел.
- Господин капитан, если вам плохо, то оставайтесь в автобусе.
Капитан часто закивал.
- Но мне вы нужны. Кто переводить будет? Я, кроме английского, только один русский язык знаю. Дайте дорогу!
Отделение за окном пока лишь построилось. Дима Лаптев грамотно расставил личный состав, еще раз объяснил задачу и начал растягивать братишек в аккуратную цепь. "Школа, ёптыть. Моя школа".
Радист, тем временем, перебрался на сидение за спиной. Егор обернулся к нему.
- Связь со "Штормом-раз" проверял?
- Никак нет, товарищ гвардии лейтенант. Вы же не приказывали, - радист удивленно таращился на Егора.
- Мало ли чего я не приказываю. У тебя своя тыква на плечах, Михалев. Зови! Срочно!
Егору надоело церемониться с капитаном. От толчка тот едва не упал в проход, но удержался и пересел или, скорее, переполз на сидение напротив. Чего-то забормотал, а радист в это время истошно звал "Шторм-раз".
"Куда я эту хренову таблицу кодов засунул?" - подумал Егор, но она быстро нашлась в полевой сумке.
- Есть связь, товарищ гвардии лейтенант, - протягивая гарнитуру, радостно воскликнул Михалев.
Коды в таблице не изменились. Егор их знал наизусть.
- Шторм-раз! Я - Створ-семь! Вышел на три-сорок-один. У меня пятнадцать. Как принял? На приеме.
Сквозь шипящий треск наушника, донеслось чисто и будто бы с соседнего сиденья.
- Створ-семь - Шторму-один. У вас три-сорок-один, пятнадцать. Принято.
- До связи. Я - Створ-семь.
Не дожидаясь ответа корабельного радиооператора, Егор забросил гарнитуру назад к радисту.
- Ну, чего? Пошли, король эфира? Запомни, мне связь нужна, а не твои ковыряния в носу! Вызывай поминутно!
Егор встал с сиденья и, дослав патрон в патронник, повесил АКМС на плечо. Затем поправил панаму на голове, громко рыкнул нечто из тигриного лексикона, с хрустом расправил плечи и двинул на выход.
Окончательно залипшее в зените солнышко всё также ласково встретило, рухнув на плечи. Ни ветра, ни тучки и ни одной иноземной живой души. Только - свои!
Капитан - как человек - уже не воспринимался. Но Егор вдруг вспомнил про водителя, наконец-то заткнувшего глотку своей колымаге, предоставив миру покой, тишину и отдохновение заглушенной, но еще не погасшей паровозной топки.
- Отделение! Шагом! Держать равнение в цепи! Огонь - по моей команде!
"Думаешь, пора?" - озадачился Егор. Сам и ответил: "Так точно, товарищ гвардии лейтенант!"
- Вперед!
Теперь он с удовольствием отметил, что никто даже не дернулся на громкую, четкую и доходчивую команду. Потом, выдержав секундную паузу для пущего самоудовлетворения, шагнул, на раз, к самолету. Снова подержал секунду. Только после этой затеи - понизив нервное напряжение ребят - неторопливо пошел, доглядывая за равнением слева и справа. Бухтеть на личный состав не потребовалось: вперед никто не рвался, но и не отставал.
"Командир - впереди, на лихом коне!" - эта догма давно осталась в прошлом, но обстоятельства позволяли Егору не прятаться за спинами ребят, а плечом к плечу - с интервалом в два метра - совместно приближаться к самолету, всем своим видом выказывая, что пришли с миром.
"Смотрите, мы же никому зла не желаем. Я - командир и иду к вам открыто". Если на борту находился один-единственный, кто знал кухню современной войны, то для него не оказалось бы загадкой, что выбивают, в первую очередь, именно, командиров. И лишь затем - лучше бы, конечно, одновременно - радистов с пулеметчиками, снайперами, гранатометчиками. Ну, а уж потом всех остальных.
Но борт смотрелся слишком и даже черсчур мирно. Пугать людей внутри самолета Егору совсем не хотелось. А вдруг там двадцать две тетушки с детишками? Убежали откуда-то... В этой гнилой Африке вечно кто-то откуда-то бегал. Вот и в Луанде один, с целой семьей - душ десять - к борту БДК ночью подошел на дырявой посудине. Клянчил. Долго клянчил чего-то. Переводчик потом объяснил, что взять с собой просил - жить здесь больше не мог и за семью боялся. Ну, а теперь-то?... Теперь, так вообще некому было утверждать, что этот самолет - не та же самая луандовская шаланда с беженцами. Кто мог доказать Егору, что на этом летающем анахронизме смерть приехала?... Никто!
Но Егор еще про смерть не додумал, а до борта оставалось метров сто восемьдесят. То есть, не так уж далеко до него оставалось, и вот тут, как раз, служба ладиться перестала.
Как водопад, сыпанулись после первого выстрела все его - по месту - убедительные установки и столь явные поведенческие каноны африканцев. Но приказ: "Огонь!" - Егор отдать не посмел. Не мог он такого пока себе позволить. Оттого и заорал: "Назад! Всем назад - к автобусу!" Сразу пожалел горько, что дымовых гранат нет - укрыться в дыму не получилось.
На выведенном в горизонталь, ровнехоньком летном поле - все его одиннадцать ребятушек голыми оказались.
Ужас-то в том, что всегда к себе всё примеряешь - к своему опыту, знаниям и сноровке. То есть, понял Егор, что вот она - смертушка... Он бы сам, на том самолете оказавшись, ни одному бы живым не дал уйти... Но неопознанный борт, видать, думал по-другому... Это и спасло... А еще Егору на ум влетело то, что радист упал не замертво. Не падают так замертво. Значит, ранен он. И есть - осталась - надежда на Добро во всей этой катавасии.
Когда радиста за шкирку схватил - увидел, что безвольно голова болталась. Упал, вроде, не по мертвому, а мертвый... Убили, значит! Тут и комод Лаптев тащить помог. Вдвоем побежали с грузом. Быстро побежали. А ежели слово "быстро" в первом акте прозвучало, то у морской пехоты второй акт со одного и того же начинается: "Уничтожить," - и уж потом совместно на отход. Вот тут бы с разворота, Егорушка, в каждый иллюминатор с АКМСа по паре пуль всадил, одиночными - от души прицельными. Не так много окон там было, чтобы на скорость уповать. Не так много. И не осудил бы никто... Пусть в ответ получил бы он пулю свою законную и увидел бы откуда она. Даже тогда успел бы... Успел бы ответ досказать... Но не решился... Потому что непонятное происходило. А если что-то непонятное, так и нельзя со свету души невинные за просто так сживать.
Вот такие установки в душе его за те секунды властвовали. Может и к лучшему?... Кто б знал...
Уже за автобусом - за призрачным укрытием в виде пустой консервной банки, которую пули за преграду не считали - на убой прошили бы. Так вот, за жестянкой этой Егору осознание и пришло, но не торопился. Обдумывал Егор, что дальше делать и чем руководствоваться. Пока же обычное - житейское приказал. А потом и санинструктор радостью поделился: "Генка жив! Скользячкой голову зацепило!" Ох и радость же, мать твою! Но никак нельзя было её наружу выплескивать. Егор внутри радость затаил.
- Всем держаться за колесами автобуса! Наблюдать! Лаптев, твой сектор слева! Людей расположи! - Егор перевел дух, глубоко вдохнул жару, пытался выглядеть спокойно и надежно. - Пулеметчик, ко мне! Занять оборону за передним колесом! Сектор - от ноля до 90 градусов право. Вы - трое. Сюда! Наблюдать!
А чем там было руководствоваться? Связи-то нет. Поэтому, самому додумывать приходилось. Тогда мысль и подошла: "С чего капитан-то трясся? Ведь, только от лишних знаний так колотит".
Егор запрыгнул в автобус и увидел, что черножопый капитан улегся в проходе. Церемониться не стал - схватил павлина за то, что первое попалось, и вытащил на аэродромный бетон, как мешок с дерьмом.
- Соображаешь или в морду сунуть?
Взгляд капитана был осознанным. Испуг и оторопь пока превалировали. От помехи последней избавиться - это дело секунд. Поэтому Егор провел крепкий, хлестко-увесистый "крюк" в ухо, но не на выключение.
- Зачем вы меня бьете?! Я же готов вам помочь! - не сразу, но всё-таки выпало из капитана.
Иного Егору и не требовалось, то есть поплыл капитан в нашу сторону на всех парах.
- Я тебе пулю в лоб всажу мигом, если врать будешь, - развернув АКМС, Егор упер ствол в лоб капитану и приблизил лицо вплотную к его часто хлопающим от страха глазам. - Что тут происходит? Если не знаешь, то ты - первая жертва. Ты, небось, никогда не видел, чего пуля Калаша с мозгами делает? Так сейчас прочувствуешь. Заметано. Но пока мне в твоих мозгах мазаться не хочется. Поэтому мне нужно то, что ты знаешь. А если не знаешь ничего - тогда царствие тебе небесное. Помрешь легко. Не ссы. Нажимаю? На спуск нажимаю? Никаких идей не возникло? - и Егор с силой ткнул уже упертым в лоб капитана стволом.
- Я всё вам расскажу! Пожалуйста, уберите автомат! Ваш русский - он предатель! Я всё знаю! Я всё скажу!
- А я внимательно слушаю. Никто и никогда так внимательно тебя не слушал. Говори...
Капитан скукожился на аэродромном бетоне, как младенец в чреве матери - в колечко свернулся и заговорил - громко и понятно, на ломаном английском языке. "Полиглот, ё-к-п-в-т!" - подумал Егор.
- Your country doesn"t like president, which rules my country. Your country made the secret agreement with Marocco, which gave the special forces camp to prepare people, who should eliminate my government. (Ваша страна не любит президента, который правит моей страной. Ваша страна вступила в сговор с Марокко, где подготовили людей, которые могут свергнуть власть здесь). Президент Кереку не нужен никому. Вы здесь для того, чтобы заставить марокканцев начать операцию еще до наступления ночи. Потому что эти исполнители тоже не нужны... Они залили Африку кровью. Их уничтожат ваши люди - с корабля. Но только после того, как эти люди из Марокко вас и президента уничтожат. Уничтожив вас, они побоятся ждать ночи, потому что знают о корабле. Они пойдут и уничтожат президента. Это другие люди. Они еще не прилетели. По планам русских, ваша смерть заставит их напасть на президентский дворец не ночью, а днем. И убить Кереку. После этого русские сотрут их с лица земли, и Бенином будет управлять совсем другой президент. Секретарь обо всём об этом знает. Но он всё спланировал по-другому... Все ждут другого самолета, - капитан внезапно уткнул лицо в горячий аэродромный бетон и, глубоко, будто бы облегченно вздохнув, притих. А Егор подумал, что даже в дебри психоанализа ходить не надо - человек выговорился и почувствовал облегчение. Значит, он избавился не от лжи, а от правды.
Егор не видел, как от здания аэропорта, пригнувшись, к автобусу лисой бежал Вениамин Алексеевич в летах, демонстрируя спортивную форму, отнюдь и далеко, не по летам.
Затем Егор не то, что удивленно, а ошеломленно повернулся на голос Вениамина Алексеевича, возникшего будто из-под земли.
- Егор, что за басни он тебе поет?!
Голос уже не был теплым и добродушным, как обычно. Сейчас с Егором разговаривали железным тоном приказаний и распоряжений.
- Говорит, что вы - предатель, Вениамин Алексеевич.
Егор не умел изображать искусственное удивление. Он лишь подложил правую ногу, чтобы сесть на нее и направил АКМС на Вениамина Алексеевича.
- У меня нет оснований ему не верить. Вы лучше не дергайтесь. Спокойно. Садитесь напротив меня и руки под зад подложите, чтобы я не дергался. Крупенко! Ну-ка возьми на мушку этого мужичка.
Матросу Крупенко два раза повторять не потребовалось. Он направил АКМС на Вениамина Алексеевича и наблюдал, как тот рассаживался напротив гвардии лейтенанта.
- Вениамин Алексеевич, всё хорошо? - спокойно спросил Егор. - Сидите? Ну, а сейчас будем выяснять: кто, да что.
- Что тут выяснять, Егор? Ты кому веришь? Мне? Или этому попугаю?
- А мне думать не надо, Вениамин Алексеевич. Я живу по приказу. Если кто-то против приказа, мне отданного, то уничтожу. Если все мы "за" - то дружба навеки. Капитан сказал, что вы - против. Теперь я весь в сомнениях. Капитан знал, что нас ждет. А вы не знали. Или не сказали. Почему не сказали-то, Вениамин Алексеевич? Так понял, что вы знаете, кто находится внутри вон того борта. Или нет?
- Лейтенант, ты что? Белены объелся?
Теперь уже не только в голосе, но и во взгляде Вениамина Алексеевича появилось железо. Егор развел руками и продолжал.
- Таааак... Ну, давайте разбираться. Повторим, стало быть, всё с самого начала. Этот военный тебя, Вениамин Алексеевич, предателем Родины назвал, - Егор, не раздумывая, выкинул за борт элементы уважительности, тем самым пытаясь проложить прямой и наиболее короткий путь к истине. - Он говорит, что про самолет ты все знаешь. Получается так, что люди, которые в моего радиста стреляли, тебе известны. А мне - от которого, по твоим словам, нечего скрывать - ты ни полслова не сказал. И вот он - мой раненый. Вину за его ранение на тебя возлагаю. Имеешь что в свое оправдание сказать, Вениамин Алексеевич? Саша, на мушке его держи и если что не так - действуй по обстановке. Живой враг нам, Саша, не нужен. Ведь, так? Тем более, что по всему видно - говорить правду он не желает.
Егор демонстративно встал во весь рост, уже не обращая внимания на потенциальных фигурантов ситуации. Потом стремительно зашагал через зону поражения к заднему колесу автобуса. Возле него залегли бойцы во главе с комодом и наблюдали. Радист Михалев находился тут же - сидел, привалившись спиной к автобусу. Лицо уже порозовело. Сквозь тугую повязку на голове кровь не проступила. Радист посмотрел на Егора и даже попытался улыбнуться. Егор подмигнул ему и пригнулся к рации, стоявшей рядом. Приник к наушнику и пощелкал тумблерами. Глухо. "Всё-таки, сдохла".
- Лаптев, если будет обнаружено движение, то докладывай немедленно.
В это же самое время из искрящейся синевы над головой донесся звук летящего самолета, а Вениамин Алексеевич произнес елейным, абсолютно спокойным, то есть ни в коей мере не встревоженным голосом. Громыхания железа в нем уже не наблюдалось.
- Командир Егорушка, погляди-ка. К нам еще гости летят. Ничего про них узнать не хочешь?
- А что? Объявилось желание поделиться?
- Иди-ка сюда, парень. Сейчас минуты всё решают. И оставь в покое свой кураж. Тебе твоих ребят спасать надо.
Егор ничего не ответил. Только хмыкнул и посмотрел в бинокль на самолет, явно делающий круг над аэродромом перед посадкой. Это был еще один, ничем не отличающийся от приземлившегося собрата, "Дуглас".
- Иди сюда, - уже настойчиво повторил Вениамин Алексеевич. Егор думал недолго. Он же ничего не терял, а старость, всё-таки, надо уважать. Подойдя к Вениамину Алексеевичу, Егор присел рядом на шершавый, горячий бетон.
- Лейтенант, у тебя же есть приказ: при оказании сопротивления - огонь на поражение! Чего ты ждешь?! Вали самолет, пока он не приземлился!
Егор с удивлением посмотрел на Вениамина Алексеевича. Натянуто улыбнувшись, выпалил надтреснутой скороговоркой.
- Это воздушное судно никаких враждебных действий не предпринимает. Мы здесь мир поддерживаем, а не войну развязываем. Я не намерен отдавать приказ на уничтожение гражданского самолета.
Вениамин Алексеевич придвинулся к Егору - к самому уху и приложил ладонь, чтобы отгородиться от остальных. Зашептал, захлебываясь вдруг прорвавшейся злостью. От него пахло чем-то тонким и строгим. "Наверное, очень дорогой одеколон," - пришла странная и абсолютно неуместная мысль.
- Мальчик, ты знаешь, кто я такой? Ты понимаешь, что я - из КГБ? Тебе даже мама, наверное, в глубоком детстве про КГБ рассказывала. У меня звание, до которого тебе сто лет расти - не дорасти. Поэтому слушайся и выполняй приказ. Тогда будешь героем. А если не будешь слушаться, то я тебя на Колыме сгною. У меня не то, что твой командир десанта - у меня в ногах генералы ползали и о пощаде молили. Теперь слушай сюда и запоминай. Открываю тебе государственную тайну. В самолете, который сейчас идет на посадку, находятся иностранные наемники. Если самолет приземлится, то тебя и твоих оловянных солдатиков они в порошок сотрут за пять минут. Во втором самолете тоже наемники - их не больше пяти. В основном, там тяжелые вооружения и боепитание. Гранатометы, крупнокалиберные пулеметы, минометы, 20-миллиметровые скорострельные пушки и не только. Все пока ждут, а у тебя такой возможности нет. Ты даже почти опоздал. Прикажи открыть огонь по садящемуся самолету. Иначе ты не выполнишь приказ. ПРИКАЗ. НЕ ВЫПОЛНИШЬ. И пойдешь под трибунал. А потом я сделаю всё, чтобы сжить со света тебя, твою семью, и всех тех, кого ты любишь и ценишь в этой жизни. Я это сделаю. Даю слово. У тебя есть приказ, офицер! Выполняй его! Самолет уничтожить!
Егор не струсил, но и не завелся. Его мозг, вдруг, заработал до пронзительности холодно и отмел всю ту шелуху, от которой пухла голова в крайние минуты. Он еще раз проанализировал ситуацию: самолеты идентичные, сопротивление оказано, у нас есть раненный. Даже больно сжалось что-то внутри, потому как понял, что приказ комдеса он сейчас не выполняет! Как он мог нарушить свой Закон!?
Егор резко поднялся с аэродромного бетона, шагнул к пулеметчику и опустился на колено рядом с ним.
- Ольшанский, получится самолет с земли взять? Или сошки выше надо установить?
Гвардии младший сержант Жора Ольшанский развернул ПКМ в сторону обозначенной цели и немного приник к земле, задрав ствол.
- Возьму с земли, товарищ лейтенант!
"По моторам бить - толку мало. "Дуглас", хоть и старикан, но живучесть на уровне. Спланирует и сядет еще до пожара. Если пожар вообще случится," - всё это Егор осознал за доли секунды.
- Тогда - по кабине пилотов. Выставляй прицел: восемь. Ветер: ноль. Короткими... Погоди, упреждение посчитаю.
Егор лихорадочно соображал: "Посадочная скорость двухмоторного борта - ниже 200 километров в час. Делю на 3,6. Итого: где-то 50 метров в секунду. Дальность берем 800-600. У пули - больше 800 метров в секунду. Катет противолежащий. Угол 30-45. На синус умножаю. Сначала 0,5, потом 0,7. Итого: упреждение примерно двадцать пять метров, и увеличиваем до 30 метров на 45 градусах..."
- Сейчас бери точно в конец левого крыла и сразу веди по траектории - увеличивай на три видимых длины крыла. Погоди! Погоди! Прими его пока. Веди плавно. Ты же всё умеешь, Жора... Погоди-ка... Веди-веди...
- Да веду я, веду, товарищ лейтенант, - с легким раздражением вырвалось, казалось бы, у пожизненно невозмутимого здоровяка Жоры.
А старичок "Дуглас" потихоньку вышел на посадочную глиссаду. Выпустил закрылки, шасси. Стабильно шел. Солнце не мешалось, прикипев к зениту. Про жару и духоту, явно, все позабыли.
- Та-а-а-а-к...Еще чуть-чуть... И-и-и-и... Огонь!
В голове царапнула досадная мысль: "Трассеров-то нет ни фига. Ничего ж не увижу," - но Егор приник к биноклю еще до того, как пулеметная очередь оглушила. Секунды будто замерли. В голове разливался гул.
- Вроде, выше прошла. Сейчас попробуй туда же, а потом ниже - под срез фюзеляжа. Обгон тот же.
- Свалите его, ребята! Пожалуйста! - раздался умоляющий голос Вениамина Алексеевича.
- Заткнитесь, пожалуйста, Вениамин Алексеевич, - не отрываясь от бинокля ответил Егор.
- Папаша, на место пошел. Ну-ка, руки под жопу засунул и тихо, - не мудрствуя лукаво, приземлил Вениамина Алексеевича любезный голос матроса Крупенко.
- Жора! Короткой! Огонь!
Грохот ПКМ снова взорвал кое-как устоявшуюся тишину, нарушаемую лишь гулом движков садящегося "Дугласа". Егор четко увидел в бинокль, как крайнее правое и переднее правое стекла иллюминаторов пилотской кабины стали совершенно иначе отражать свет. Вернее, будто бы, побелели.
- Есть попадание! Огонь!
"Дуглас", казалось, совершенно проигнорировал уже случившееся - шел ровно. Не изменились ни тангаж, ни крен. Жора выпустил еще одну очередь. Еще. Лишь через пару секунд стало понятно, что снижение прекратилось, но самолет не набирал и не терял высоту. Еще очередь. Егор несильно ударил увлекшегося Ольшанского кулаком в бедро. Тот сразу же прекратил огонь и обернулся.
- Дозрел уже! Дозрел! Теперь бей движок, Жора! Спокойно! Мы никуда не торопимся!
Внезапно, раздался громкий голос, будто бы, ошпаренного комода.
- Товарищ лейтенант! Движение на земле, у самолета! Люди на землю выпрыгивают! Один - вооруженный - за колесом шасси сейчас! Второй - без оружия! Под фюзеляжем!
- Добивай его, Жора! - проорал лейтенант, распластался и быстро двинулся по-пластунски в обманчиво спасительную тень под автобусом. Егор выбрал позицию вдоль переднего моста так, чтобы не оказаться раздавленным, если пробьют баллоны.
В бинокль был хорошо различим человек, лежащий не под фюзеляжем самолета, как доложил комод, а на солнце - видимо, под дверью пассажирской кабины. Он не был вооружен. Махнул рукой кому-то невидимому наверху, за фюзеляжем.
Второй человек лежал в тени крыла, возле дальней стойки шасси. В паузе между очередями пулемета там - почти в самом низу самолетного колеса - неярко вспыхнуло и тут же, сквозь гул в ушах, послышался негромкий "цок" где-то в хвосте автобуса, сразу же заглушенный звуком выстрела. Затем, всё и вся потонуло в очереди пулемета Ольшанского, а вскоре он радостно проорал: "Горит, сука!"
Но Егору было уже не до самолета. Он увидел, как что-то полилось на землю из-под брюха автобуса у заднего моста. Запахло бензином. "Поджечь хочет," - без какой-либо эмоциональной окраски констатировал мозг.
Поставив АКМС боком - почти под сорок пять - Егор вмял в плечо железный затыльник уже откинутого приклада, и посадил мушку в прорезь прицела под расплывчатым контуром неопределенной, чуть выступающей из-за колеса части тела стрелявшего человека. Его было очень плохо видно за жарким маревом над бетоном в рассвирепевшем солнце. Егор с трудом выдержал необходимую паузу, когда всё нутро рвало и требовало: "Давай! Давай же!" Неведомым, отсутствующим в нормальной, человеческой жизни, но вдруг ожившим "нечто", он почувствовал охватившую тело и разум гармонию слитности и только тогда, уже не дыша, плавно нажал на спуск.
Через секунды - там, у стойки шасси - Егор с трудом разглядел в бинокль переднее очко снайперского прицела. Саму винтовку, лежащую на боку и направленную в сторону Егора и ребят, определить не смог, да и незачем. Рядом с ней уткнулась в бетон белобрысая голова. Пятнистая панама соскочила и валялась сбоку - сантиметрах в тридцати. Человек под дверью в кабине тоже лежал на бетоне без движения, но в иной позиции - лицом вверх и туда же - вверх - тянул руки, обращенные ладонями к Егору.
"Таких капитуляций я еще не видел," - усмехнулся Егор. Дико захотелось пить, а бензиновая вонь с ароматным дымком горелого пороха заполонили, казалось, всё пространство вокруг.
Пока Егор выбирался на пузе задним ходом из-под автобуса, из дальнего-далека - откуда-то со стороны здания аэропорта - послышался приглушенный звук взрыва, и он громко спросил.
- Приземлились, Ольшанский?
- Так точно, товарищ гвардии лейтенант! Сели с помпой и оркестром! - гордо отозвался гвардии младший сержант.
- Сдаются, вроде, - громко отрапортовал комод. - Уже четверо на бетоне лежат! Лапы кверху! Орут чего-то!
Теперь Егору оставалось отправить радиста с санинструктором в здание - подальше от пожароопасного автобуса. Затем распределить тройки, дать направление и приступать к захвату-досмотру самолета. Вениамину Алексеевичу и капитану в перьях, под чутким управлением гвардии матроса Крупенко, Егор решил предоставить возможность искупить вину перед всеми Родинами. Они должны были бежать к самолету впереди фронтальной тройки.
Вениамин Алексеевич продолжал неподвижно сидеть на собственных ладонях и прислушивался к командам лейтенанта, возле которого уже собрались все бойцы, кроме этого хамла - матроса Крупенко. Немного хотелось пить. Вениамин Алексеевич старался не смотреть в глаза матроса, уже увидев там один раз неприкрытую и совершенно непонятную ненависть к своему соотечественнику.
Лейтенант внезапно развернулся к Вениамину Алексеевичу, когда трое бойцов отбежали в конец автобуса, еще трое - вперед, а оставшаяся троица ждала чего-то.
- Так! Вы - оба, - Полукаев указал стволом автомата сначала на Вениамина Алексеевича, а затем на окончательно пришедшего в себя капитана. - Подъем и вперед! Быстро! К самолету! Бежать плечом к плечу, на крыло! Искупайте вину! Крупенко, присмотришь и вперед них не суйся!
Вениамин Алексеевич, хотел, было, что-то сказать, но снова встретился взглядом с этим Крупенко. Капитан уже подскочил и ждал Вениамина Алексеевича.
Выбежав из-за автобуса, под крупенковское: "Нооооо, залетные!" - Вениамин Алексеевич не сразу увидел лежащих на земле людей. "А вдруг в самолете остались герои?" - пронеслось в его холодеющих мозгах, и ноги расхотели слушаться. Хотя, очень болезненный удар в спину сразу привел в рабочее состояние. Капитан бежал рядом, расширенными от ужаса глазами впившись в самолет. Вениамин Алексеевич даже не понял, как пробежал метров сто, молясь до сей поры ненавистному богу, когда увидел, что в отдалении - слева и справа - их с капитаном обогнали тройки бойцов.
- Хорош гнать, а то старый помрет, - раздался за спиной голос лейтенанта.
Вениамин Алексеевич, тяжело дыша, схватился за сердце и перешел на шаг. Потом снял шляпу и достал из кармана пиджака носовой платок, чтобы протереть обливающийся потом лоб и шею. Ни на него, ни на капитана уже никто не обращал внимания. Даже Крупенко убежал с фронтальной группой.
Вениамин Алексеевич прошел еще шагов двадцать и с облегчением присел в тени от крыла самолета. Он совсем не устал, но зачем лишний раз демонстрировать свою физическую форму?
- Чего ты там уселся, сученок, - Вениамин Алексеевич крикнул капитану. - Иди сюда, в тенек!
Капитан безвольно встал и, шатаясь, подошел.
- Садись и отдыхай. Теперь тебе долгий отдых полагается, как чересчур честному человеку. На небе.
Капитан, казалось, не реагировал. Медленно раскачивался из стороны в сторону. Тихо спросил.
- Они убьют нас?
- Кому ты нужен, тряпка? Слушай и запоминай. Советский солдат, а, тем более, морской пехотинец, тебя будет защищать до самой последней капли крови, и даже после смерти телом укроет. Вот когда их всех перебьют, тогда будешь переживать. Но этого никогда не случится. Потому что нас сотни миллионов. Если кончатся пацаны, то мужики, бабы с детьми и стариками за тебя воевать пойдут. Не переживай, гаденыш. Дыши пока. Завтра с тобой разберемся.
- Они - дураки все, да?
Вениамин Алексеевич не выдержал такого хамства и наглости. Огляделся и остался доволен увиденным. Продолжая сидеть, он лишь резко развернул корпус с одновременным "прямым" в челюсть. Капитан свалился на бок. Голова глухо стукнулась об бетон. "А ведь этого идиота кто-то посылал учиться в СССР". Вениамин Алексеевич грязно матюкнулся, но пожалел - сильно дернул за плечо, перебросив капитана с солнца в тенек. Голова снова тюкнулась об аэродромный бетон.
Теперь Вениамина Алексеевича заинтересовало происходящее с другой стороны самолета. Он увидел лейтенанта, который, пригнувшись, зачем-то оказался под крылом - у стойки шасси с противоположного борта. Только сейчас Вениамин Алексеевич увидел, что там лежал какой-то блондин. Крови видно не было. Лейтенант поднял с бетона снайперскую винтовку, завертел перед глазами, потом снова положил на бетон. Теперь перевернул этого белобрысого, зачем-то провел ладонью по его лицу. "Глаза, наверное, закрыл. Заботливый..." Еще посидел-посмотрел на лицо покойника и только после этого прошарил по карманам.
- Есть документы? - осмелился спросить Вениамин Алексеевич.
- Нет ничего! Так, ерунда всякая! - не сразу откликнулся лейтенант, с ноткой непонятной горечи или сожаления в голосе.
- Они - пустышки все. Никаких бумаг не найдете. Работа такая. Наймиты. А вообще, в кабине полетные карты должны быть. И не только. Проверьте, пожалуйста. Мне срочно отчет писать в Москву придется. Документы какие-нибудь не помешали бы. Проверьте, пожалуйста, всё, Егор.
- Документы из кабины я уже изъял, - неохотно бросил в ответ лейтенант. Выбравшись из-под крыла и забрав с собой винтовку, он пошел к хвосту самолета. Там лежал лицом в бетон рядок из четверых пленных, уже связанных. Рядом с ними стоял с автоматом на изготовку незабвенно-любимый друг Вениамина Алексеевича - гвардии матрос Крупенко.
- Егор, - громко окликнул Вениамин Алексеевич, - нам нужно срочно связаться с посольством! Они и ваших предупредят, а то мы тут до ночи куковать будем! Нормальный телефон в представительстве "Аэрофлота", в здании! У меня ключ есть!
- Сейчас пойдем, Вениамин Алексеевич! Под охрану возьмем самолет и пойдем! - вполне дружелюбно донеслось в ответ.
- Егор, извините, что с просьбами к вам пристаю. Мне бы воды попить, а то сердце расшалилось! И капитану совсем плохо на жаре стало, - Вениамин Алексеевич пнул ногой полуживое тело. Оно отозвалось слабым стоном. "Мразь! Но какая живучая..."
- Сейчас-сейчас! Минуту подождите!
"Значит так. Там - в хлеву - сидит этот их раненый радист. Санитар с ним еще," - не спеша раздумывал Вениамин Алексеевич. - "Кто-то еще ошивался из местных, но всех пальба разогнала по пещерам, как пить дать. Капитана надо бы с собой прихватить, а то, типа, помрет на жаре. Погодка-то - тьфу! Им бы в июльской Бербере денек на радиоцентре позагорать посреди пустыни. Я б посмотрел на этих героев! Ну, ничего. Пусть самолет с добром сторожат. Теперь это собственность Бенина. То есть, моя..."
И Вениамин Алексеевич начал тормошить за плечо капитана. Тот быстро приходил в себя.
- Не замерз, ханурик? Давай-ка, изображай полудохлого. Сейчас нас спасать будут. В здании кондиционер включим и подождем кого-нибудь из посольства с комфортом - в тишине и уюте... Если этот служака арестовать не вздумает. Хочешь в тюрьму?
- Нет.
- И я не хочу. Так что, не вздумай козлом скакать, а помирай от жары. Я за сердце держаться буду. Поверят, куда они денутся. Так, дорогой мой господин капитан Говноедов?
Вениамин Александрович широко улыбнулся рядами белоснежного фарфора в лицо Орукао, сделав добрые-добрые глаза. Он никого и никогда не обманывал. Он, просто, перевоплощался.
- Да-да, - едва слышно прошептали губы Орукао.
Лейтенант подошел к ним минуты через две-три. Протянул свою флягу.
- Не побрезгуете? - спросил с усмешкой.
Вениамин Алексеевич жадно схватил флягу. Прикинул, что в ней еще больше половины воды и тут же проявил жест интернациональной дружбы - отдал капитану. Тот вялыми движениями рук отвинтил крышку и, сделав пару больших глотков, передал обратно Вениамину Алексеевичу, которого совсем не мучила жажда. Но пресная вода, хоть и пованивала химией - никогда и никому в Африке не мешала. Наоборот.
- Хороша водица... Большое спасибо, Егор! Ну что, пойдемте звонить?
- Пойдемте, - и Егор помог им обоим встать. - Идти сможете или взять кого-нибудь в помощь?
- Сможем-сможем, Егор. Тут добра на миллион долларов. Уж лучше пусть все на охране остаются.
- Ну, как знаете, - и уже не оглядываясь, гвардии лейтенант Полукаев зашагал в сторону аэровокзала, на ходу убирая флягу. "А ты смелый парень, Егор. Так и пойдешь с нами - один?... Ах да: миллион долларов, пленные на вес золота, боевая задача "от и до", наша цель - Коммунизм, марксистско-ленинский интернационализм и мировое братство пролетариата. Тем более, там - санитар с подраненным хлопчиком при оружии. Понимаю". С чувством глубокого морального удовлетворения, Вениамин Алексеевич схватился одной рукой за абсолютно здоровое сердце, а второй - за капитана, и они поплелись догонять высоченного, широкоплечего, красивого, но такого бестолкового летюху.
Радист с санинструктором расположились в теньке у входа - в здании оказалось чересчур жарко.
- Сиди-сиди, Михалев. Ну как ты? В порядке?
- В порядке, товарищ гвардии лейтенант, - ответил радист и слабо улыбнулся. Санинструктор встал, одернул комбез. Тоже улыбался во всё лицо с ямочками.
- Вы бдительность-то не теряйте. Чай, не дома, - заботливо, без толики наезда, сказал обоим Егор.
А контора "Аэрофлота" располагалась на втором этаже здания, в правом крыле. Занимала она две громадных комнаты, в дальней, из которых, был установлен кондиционер.
Вениамин Алексеевич сразу подтолкнул капитана к креслу в первой комнате. Тот уселся, тяжело дышал и держался за голову. Вениамин Алексеевич прошел к столу у стены, оперся на него рукой, придерживая сердце. Он построил простейшую схему ловушки - нажимал на рациональность поступков. Заговорил медленным, тихим и вялым голосом.
- Егор, давайте капитана здесь оставим, а то разговор с посольством - вещь серьезная и не для посторонних ушей. Во второй комнате есть закрытая телефонная линия. Оттуда лучше будет разговаривать.
Немного уставший от этого бесконечного дня, Егор сразу же согласился. Еще подумал, что тюрьма ждет Вениамина Алексеевича. А он и так полуживой. Даже жалко стало старика.
Вениамин Алексеевич открыл дверь во вторую комнату и прошел к столу, стоявшему по середине в окружении стульев. Сел напротив окна. Егор зашел за ним и прикрыл дверь.
- Ну и духота... Егор, не в службу, а в дружбу, - Вениамин Алексеевич полуприкрыл глаза, обеими руками держался за сердце и говорил полумертвым голосом. - Давайте кондиционер включим, а то мне, что-то, совсем паршиво... Вон, возле подоконника пульт управления... Там на французском все... Вы поглядите, и прочитайте мне по буквам... Я скажу, чего нажимать...
Егор видел, что совсем худо стало Вениамину Алексеевичу. Потому быстро нашел глазами пульт - слева от подоконника, почти на высоте глаз - и, буквально, допрыгнул до него. Пульт оказался под крышкой. Егор попытался открыть эту крышку, но пока не выходило. К тому же, мешал автомат на плече. Он увлекся и повернулся к Вениамину Алексеевичу всей спиной. "Идиотская какая-то крышка," - подумал и спросил второпях, не оборачиваясь.
- Может быть, воды, Вениамин Алексеевич?
- Ничего-ничего. Еще жив я... Кондиционер...
Так уж получилось, что на пути оказался этот Егорушка Полукаев, по батюшке - Сергеевич, член партии, мастер спорта по боксу и кандидат в мастера по бегу на длинные дистанции, всего-то двадцати четырех годков от роду, молодой совсем, не женатый, свой в доску - Русский до мозга кости. Но теперь он был проинформирован о том, чего гвардии лейтенанту морской пехоты знать не полагалось ни по возрасту, ни по гражданству, а тем более, ни по должности, званию или партийности. Ни под каким соусом этого знать не полагалось. "Хороший ты парень, Егорка. Но... Видимо, не судьба тебе генералом стать," - подумал Вениамин Алексеевич. Чуть распахнув левую полу пиджака, он достал из кобуры скрытного ношения пистолет "Вальтер" с ПББСом (прибор для бесшумной, беспламенной стрельбы), направил его в затылок Егора и нажал на спуск.
Всё произошло на удивление тихо. Пуля, наверное, застряла в стене или в голове. Здоровенный лейтенант мягким кулем обвалился на подоконник, даже не разбив окно. Хрипел негромко и недолго. Стих. Звук падения громоздкого автомата съел ковролин.
- Извини, Кибальчиш, - негромко сказал Вениамин Алексеевич, свинтил ПББС и засунул в карман пиджака. - Сейчас мы тебе в компанию Плохиша определим, и всё будет, как у Пронькиных - без стука и пука. В лучшем виде. Извини, конечно. Ничего личного.
Вениамин Алексеевич встал, подошел и проверил пулевое отверстие в стене. Его там не оказалось, то есть одна проблемка успешно разрешилась. Затем поднял с пола автомат Егора. Проверив переводчик огня, Вениамин Алексеевич немного отвел затвор и посмотрел внутрь, повернув автомат к свету. "Глаза уже ни к черту. Надо очки заказывать". Видимо, убедившись, что патрон в патроннике, Вениамин Алексеевич крикнул: "Господин капитан! Зайдите, пожалуйста!"
Дверь вскоре открылась и в комнату вошел улыбающийся капитан. Через секунды, еще оглушенный грохотом выстрела, Вениамин Алексеевич упер затыльник автомата в пол и удерживал его в вертикальном положении с помощью мизинца на срезе компенсатора. Достал из кармана носовой платочек, протер спуск, переводчик, пистолетную рукоять, цевье и положил АКМС на прежнее место рядом с Егором. Без толики брезгливости приподнял еще теплую, правую руку лейтенанта и опустил на ствольную коробку рядом со спуском. Затем, прихватив пистолет полой уже давно небелого пиджака, аналогично избавился от отпечатков своих пальцев и вложил пистолет в руку капитана. Ни голосов, ни шагов снизу не доносилось.
"Вот и всё. Да и вообще. Фу ты! Ну, вот кто в этой дыре будет экспертизы проводить?... Царствие вам небесное. А всё - деньги проклятущие," - Вениамин Алексеевич печально вздохнул и украдкой перекрестился, но почему-то слева направо. Немного подумал и снова перекрестился - на этот раз справа налево.
Сделав удивленные глаза и широко раскрыв рот, гармонии в облике не ощутил. Не стыковался облик с внутренним состоянием. Так что, пришлось просто задрать вверх брови, изобразив несказанный ужас в глазах, а уже затем бежать вниз и делиться-делиться-делиться трагическими страстями-мордастями, которые так внезапно и неожиданно обрушились на его голову. Он даже собрался погрустить и поплакать, обнявшись со славной, всемирно известной и уважаемой морской пехотой, стоявшей на страже ч е г о - т о, не очень понятного, причем находящегося вне рубежей его горячо любимого Союза Советских Социалистических Республик. Насмерть стоявшей.