*
У девочек появилась мысль (удивительное рядом!) – заглянуть в гости к Наташке и заново посмотреть запись наших выступлений на «Калейдоскопе». Полюбоваться на собственные ошибки.
– Сразу встречный вопрос, – проговорил я. – Колян дома?
Наташка пожала плечами:
– Когда уходила, игрался в «Доту». Ты позвони, узнай.
– Телефон дома остался. Ладно, приедем, узнаем.
Дверь открыл Колян.
– Опа! Картина Саврасова «Не ждали»! Проходите, гости дорогие. Чайник ставить?
Гости, как по команде, покивали в ответ. Мы с Колей пожали друг другу клешни.
– Девчонки хотели Рязань посмотреть, – объяснил я наше появление.
– Лучше бы просто так пришли, – сказал Коля.
Через некоторое время мы все уселись перед телевизором, Наташка принесла всем кофе, и Коля включил ту самую запись, которую мы отдали Малюкам для ознакомления месяц назад.
И тут обнаружилось, что на диске присутствует ещё один крохотный файлик. Видимо, папа наш его скопировал на другой носитель, а тут не стёр.
– Что ещё за секретные материалы, – пробурчал Коля.
– Знаю, – уверенно сказала мне Малюченская. – Это где вы на юге.
Действительно, Коля нажал на «воспроизведение», и нашем взорам открылась удивительно прекрасная картинка, снятая любительской камерой: накатывающий морской прибой и моя мелкая на его фоне, довольная-довольная, только что вылезшая из моря. Папа задавал ей какие-то шутливые вопросы, она отвечала, хихикая, и вдруг смена кадра – сестрёнка, вытянувшись, проходит «плетение» по щиколотку в шипящих волнах...
Что танцуют волны.
Ах! Вот где было здорово!
Поселились мы в небольшом приморском посёлочке неподалёку от Лазаревского. Море в пяти шагах, кругом горы, одним словом – живопись. Сняли домик у добродушной гостеприимной хозяйки. Звали её Мира, и она делала такие лепёшки, что Афонькины беляши рядом с ними подгорели бы просто из смирения.
Надо сказать, что нам и с погодой повезло. Солнце если и пряталось, то только за горизонт, и по этой прекрасной причине мы целых две недели практически не вылезали из моря.
Позавтракаем – и купаться.
Пообедаем – и снова на пляж.
Только после ужина успокаивались. Мама читала книжку, папа смотрел телевизор, а мы с Афонькой уходили во двор и азартно рубились в бадминтон.
Словом, к концу третьего дня мы все покрылись нормальным таким загаром, а к концу пятого заскучали. Душа потребовала разнообразия, и довольно настойчиво. Утром следующего дня она решительно распахнула дверь в родительскую спальню и громко взмолилась голосом Афоньской:
– Родители, может, мы сегодня смотаемся куда подальше? А?
Родители переглянулись, и папа сказал:
– Ага. Только вот врываться не надо. И вообще, Татиана, тебя стучаться учили?
– Учили, – пискнула Афонька. Определив нутром, что решение по её вопросу будет положительным, она разулыбалась, попятилась из комнаты и смирненько закрыла за собой дверь.
Потом она пришла ко мне и стала тормошить.
– Ну чего ты тормошишь? – сказал я, пытаясь отбиваться.
– Сегодня мы сматываемся, – сообщила сестрёнка.
– Куда?
– Подальше.
– Очень хорошо. Теперь можно я досплю?
– Нельзя! – синие глаза так и сверкнули на её коричневом лице. – И не бубни в подушку, пожалуйста.
– Слушай, Афоньская, – я приподнялся на локте. – У нас отдых. Вот будут все вставать, и я встану.
– У-у, какой ты, однако, скучный, – грустно сказала сестра. – А сейчас бы погуляли с тобой где-нибудь... Там утро красивое такое, ветерок свежий...
Тут я осознал, что её сегодня посещают неплохие идеи.
– Ладно. Иди умывайся, я сейчас.
Через минуту мы дружно чистили зубы перед зеркалом, и Таньку посетила новая идея:
– А давай, как будто мы в лагере, и я тебя пастой намазала?
Я молча покрутил щёткой у виска.
Мелкая сдаваться не захотела:
– Ну Витенька, ну пожалуйста.
– Начинается, – я энергично вытер лицо. – Через десять минут жду тебя во дворе. Не успеешь – хана твоей прогулке.
Знаете, всё-таки бальные танцы приучают человека к определённой дисциплине. Через десять минут Афоньская припорхала вполне причёсанная и одетая. Мы погуляли по серпантину, увидели с горы наш домик и, между прочим, маму, как она накрывает во дворе на стол.
После завтрака папа нанял специального мужика на «Уазике» и мы отправились поглядеть на горные водопады. Там лазили по всяким лестницам, подвесным мостам, купались (вода, кстати, не особенно холодная)
Короче, вернулись довольные жизнью.
Но ради чего я всё это вспоминаю?
А. Вот.
Купаться в море мы на этот раз решили после ужина. Солнце уже не пекло, садилось в далёкую желтизну. Я только что вылез из воды и от нечего делать рассматривал вокруг себя галечник – вдруг какой интересный камешек найду. Афоньская примостилась неподалёку за тем же занятием.
Вдруг она замерла, явно к чему-то прислушиваясь. Встала, подалась напряжённым телом в сторону прибоя.
– Ты чего? – озаботился я.
Она, чуть помедлив, повернулась ко мне и жалостливо спросила:
– Витенька, ну почему ты у нас такой глухой?
– В смысле? – не понял я.
– Вот скажи, у тебя какой танец наилюбимейший? Нет, не отвечай, просто прислушайся...
И до меня дошло. Действительно, как я сразу не заметил?
Сестрёнка, победно улыбаясь, откинула за плечи мокрые волосы и взяла «раму». Волны шумно бросились на берег, и Афоньская заскользила им навстречу: импетус, плетение... крыло... открытый телемарк...
В шлёпанцах получалось немного неуклюже, но всё равно это выглядело здорово. Она танцевала медленный вальс, аккуратно кружилась в светлой черте прибоя – маленькая, истончённая в закатных лучах, – и волны танцевали вместе с ней.
Самая мирная картина, которую я когда-либо видел в жизни.