фантасмогорическая комедия в 2-х частях с прологом и экспертизой
(Непоставленная пьеса, найденная в архиве автора почти через 20 лет после ее написания)
Действующие и бездействующие лица:
Ольга Олеговна ЧИРИК – учительница средней школы, молодой специалист.
Борис Борисович ПОТАПОВ – потомственный алкоголик.
Зинаида Матвеевна ПОТАПОВА – жена Бориса Борисовича, многодетная мать.
Тамара Петровна ГРУЗНАЯ – работник торговли. Во времена, о которых идет речь, о таких говорили: «Сидит на дефиците». Интеллигентна.
Марья Семеновна ГАЛАШИНА – соседка Потаповых.
Сергей Никитович ГАЛАШИН – супруг Галашиной.
Станислав Кузьмич МОРОКОВ – редактор печатного органа райкома КПСС, газеты «Зори».
БОРИСОГЛЕБСКИЙ – правовед, краевед, публицист. Общественный деятель без определенных занятий.
Игорь КАШЛЮК – инструктор отдела организационно-массовой работы районного комитета Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.
Иван Васильевич ПОТЕХА – ученый из центра, специалист в области памяти. Страдает склерозом.
ОН – субъект и одновременно объект действия. Автор не знает, кто Он такой. Не исключено, что и Сатана, но вряд ли.
ГОЛОСА
Действие происходит в районном центре Буколинске. Известен памятником истории и культуры – болотом, на месте которого было поле, где в 1110 году князь Феодор Прыщеватый разбил орду печенег. Время действия – конец 1980-х годов, завершающий этап коммунистического строительства, по иронии судьбы названный перестройкой.
ПРОЛОГ
(Сцена затемнена. Гул церковных колоколов, позывные телепрограммы «Время», речь Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева, другие характеризующие эпоху звуки. Заглушаются фрагментами футбольного репортажа. Все затихает)
ОН. - Вначале было… дело. (Раскрывает папку с надписью «Дело», читает вслух). Дело гражданки Чирик О. О. тысяча девятьсот такого-то года рождения, проживающей: город Буколинск, Большой Перспективный пер. «Пер.» - это переулок. Принято к производству такого-то числа такого-то месяца, окончено – прочерк. Страница номер один – заявление гражданки Потаповой З. М. совместно с жильцами дома номер 13 по улице третьей Луначарского, в связи с инцидентом, имевшим быть… Быть… Быть или не быть?.. Нет, сначала все-таки было – Слово. И Слово это было…
(Тьма! Чей-то крик: «Ведьма!» Всполохи, грохот, обрывки богослужения и телерепортажа. Хриплые нечеловеческие вопли: «Ведьма! Ведьма! Ве-е-едьма-а!»)
ЧАСТЬ 1
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Прихожая квартиры, где собирались делать уборку, да так и не собрались, о чем свидетельствует прислоненная к стене щетка. Приоткрыта дверь в комнату. Оттуда – голубоватые всполохи экрана, восклицания футбольного телекомментатора.
ОН. – Сейчас вы увидите, как начиналась эта история. Но сначала – несколько слов о себе. Я… Однако, момент! Сейчас позвонят. Я удаляюсь. Тысяча извинений! (Скрывается)
ГОЛОС ТЕЛЕКОММЕНТАТОРА. – Снова опасный момент у наших ворот. Удар! Газырин в прыжке выбивает мяч кулаками. Еще удар! Буквально с линии ворот головой выбивает мяч Сидорчук. Удар! Грудью отбивает мяч Федоровский. Удар, удар, удар! Вовремя успел подставить спину Ивашкевич. Еще удар – штанга! Удар! Снова затылок Сидорчука…
(Звонок в дверь)
ПОТАПОВА (выходя из комнаты). – Кто это? Кто там?
ГОЛОС. – Здесь проживает семья Потаповых?
ПОТАПОВА. - Здесь проживает семья Потаповых. А тебе чего надо?
ГОЛОС. – Я Ольга Олеговна. Моя фамилия Чирик. Вы, наверное, знаете…
ПОТАПОВА. – Чего знаю? Ничего я не знаю. Чего тебе надо, говори. Кто такая?
ГОЛОС. – Я Ольга Олеговна, классный руководитель вашего сына.
ПОТАПОВА. – Которого? Их у меня знаешь сколько.
ГОЛОС. – Николая Потапова, из шестого «Г». Хотелось бы с вами переговорить.
ПОТАПОВА. – Сейчас переговоришь. Сейчас, дай открою только. (Отпирает дверь) Заходите. Здравствуйте. Очень приятно. Проходите в комнаты. На улице грязища.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Ничего-ничего, я здесь постою.
ПОТАПОВА. – Ну, постой здеся. Про Кольку, значит, побеседоваем? Чайку, может? Огурцы у меня в этом году удались вкусные.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Спасибо, не надо, я кушала.
ПОТАПОВА. – Я супруга позову, Бориса Борисовича. Борис Борисович! А Колька футбол смотрит. С этими, африканцами-мавриканцами. С голландцами. Пускай смотрит… Борис Борисович!
(В дверях, сильно качнувшись, возникает Борис Борисович ПОТАПОВ. Он в майке и спортивных трико. В руке держит вилку с насаженным огурцом)
ПОТАПОВА. – Ты куда с вилкой, вахлак? Человек пришла с тобой побеседовать. Учительница! Педагог!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Насчет сына.
БОРИС БОРИСОВИЧ (он потрясен). – Насчет – сына. Какого сына?!
ПОТАПОВА. – Ой, не говорите с ним, Ольга… как вас? Олеговна. Не обращайте внимания на него, Ольга Олеговна. Он болеет.
БОРИС БОРИСОВИЧ (галантно). – С-с-слушаю вас.
ПОТАПОВА. – Не обращайте внимания. Дурак он и есть дурак. Уйди вон отсюда, Борис Борисович, не светися тут, в майке-то.
БОРИС БОРИСОВИЧ (при последних словах его разбирает смех). – Майке-то! Май-кето! Ке-то-май, то-май… май…
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Вы знаете, Зинаида Матвеевна, я пришла не случайно. Ваш сын Николай… Коля… Коля Потапов… Он плохо ведет себя на уроках. Мальчик очень неуравновешенный. Он сегодня знаете что сделал у входа в библиотеку?
ПОТАПОВА (с интересом). – Чего?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Он… (Шепчет на ухо) Представляете?
ПОТАПОВА. - Колька?! Да ты что! Ну, я ему!.. А может, у него живот схватило?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Зинаида Матвеевна, это очень серьезно.
ПОТАПОВА. – А то нет! Серьезно, конечно. Я только не пойму, чего от меня-то требовается. Там подтерли, у библиотеки-то?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Под… Убрали. Но дело не в этом.
ПОТАПОВА (с интересом). – А в чем?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Как вы не понимаете! Коля – очень своеобразный мальчик. Видимо, у него что-то с психикой. На замечания он реагирует словами, которые… которых…
ПОТАПОВА. – Знаю, знаю, которыми. Знаю. Это мы поняли. Ты скажи, чего от нас требовается. Мы люди простые с супругом, с Борисом Борисовичем. Так ли, Борис Борисович? (БОРИС БОРИСОВИЧ кивает) Может, мы не понимаем чего. Ты объясни.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Зинаида Матвеевна, как вы реагируете странно. Что требуется?.. Вы – родители, вы должны воспитывать своего сына, воздействовать на него. По русскому языку у него слабые знания. Все слова пишет слитно, а знак переноса не ставит.
ПОТАПОВА. – Так. Мы – воздействовать, значит, а ты чего делать будешь, если мы – воздействовать? Ты – школа.
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Действительно!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – А вы – семья. Зинаида Матвеевна, Борис Борисович! Школа, одна, без помощи семьи, общественности бессильна воспитать вступающего в жизнь человека. Нравственные, этические корни юноши или девушки, в нашем случае – юноши - произрастают из семьи, и только оттуда. О каких духовных идеалах может идти речь, если их семена не будут заранее щедро удобрены в семье, самыми близкими для ребенка людьми – матерью и отцом!
(Пауза)
ПОТАПОВА. – Ты чего-то сказала? Я чего-то вроде как слышала, а вроде как нет. Вроде как ветерок прошумел.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА (интеллигентно раздражаясь). - Мы с вами на разных языках говорим. Ваш сын плохо ведет себя в школе, плохо учится. Я пришла известить вас об этом, посоветоваться, как быть с мальчиком дальше. Вы просто не хотите понять…
ПОТАПОВА (после напряженного раздумья). – Не хочем понять. Не можем, значит, понять? Дураки, значит? Ясно! И Колька мой, Коленька мой, кровиночка, для тебя, значит, дурак? Дурачина неотесанная? Так! Если, значит, я у станка с утра до вечера – в ночь выхожу, присесть некогда, пожрать некогда, другого чего некогда, - значит, я дура? Борис Борисович, ты задницу в институтах мозолил? (БОРИС БОРИСОВИЧ отвечает вялыми жестами) Так ты, выходит, дурак теперь!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Зинаида Матвеевна, что вы, что вы!
ПОТАПОВА. – Ах ты, сопляха! Дурой меня, в глаза. Борька, чего молчишь, барсук хренов, твою жену по-всякому хают! (БОРИС БОРИСОВИЧ делает знаки) Очки нацепила, стерва! Сказала бы я, кто ты такая есть, да воспитание не позволяет, паскуда!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Зинаида Матвеевна!
ПОТАПОВА. – А космы-то, космы накрасила. Рыжая! Ни кожи ни рожи! Ведьма!
БОРИС БОРИСОВИЧ (падает на пол, жутко кричит, воет). – Ведьма! Ведьма!
(Тьма, всполохи молнии)
ГОЛОС ТЕЛЕКОММЕНТАТОРА. – Удар! Сидорчук из-под верхней штанги дотягивается до мяча головой. Удар! Газырин в броске выбивает его из угла. Удар! Мяч попадает в грудь Ивашкевичу, отскакивает к Петрушадзе, он один в центральном круге, вратарь покидает ворота, ворота пусты… Удар! Го-о-о-ол!
(Слитный затихающий крик: «Мо-лод-цы, мо-лод-цы!» В резко вспыхнувшем свете на сцене оказывается один персонаж - ОН.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ОН. – То, что происходило дальше, требует некоторых пояснений. Ольга Олеговна, после поспешного отступления из квартиры Потаповых, направилась… Минуту! Совсем забыл – сейчас опять позвонят.
(Скрывается. Раздается звонок в дверь)
ПОТАПОВА. – Иду, иду. Кто там?
ГОЛОС. – Зинаида Матвеевна, что там у вас?
ПОТАПОВА (открыв дверь). – Здравствуйте, Тамара Петровна. А что, слыхать?
ГРУЗНАЯ. – Что вы, конечно. Какие ужасные вопли!
ПОТАПОВА. – Уж вы, ради бога, нас извините. Захворал опять…
БОРИС БОРИСОВИЧ (из комнаты). - Ведьма!
ГРУЗНАЯ. – Как это произошло?
ПОТАПОВА. – Произошло это обыкновенно как. Я ему говорю позавчера: уймись, дай нутру передых, а он знай себе. В башке чего-то и лопнуло… Сегодня, Тамара Петровна, завоз был?
ГРУЗНАЯ. – Какие теперь завозы! Слезы, а не завозы. Свинина по три шестьдесят – одно сало, рагу-не пожелаешь и врагу – одни кости. На завтра обещали котлет, я вам оставлю.
ПОТАПОВА. – Ой, Тамарочка Петровна, неудобно-то как! Килограммчика три, если можно.
ГРУЗНАЯ. – Три - можно, голубушка.
БОРИС БОРИСОВИЧ (из комнаты). – Ведьма, ведьма! Брысь, брысь, гадина, брось помело!
ГРУЗНАЯ. – Боже мой, какой странный бред!
ПОТАПОВА. – Я его на диван уволокла. Колька футбол смотрит, Лидка с Сашкой блондятся где-то. Вместе с младшеньким. (Кричит в комнату) Борис Борисович, не полегчало тебе? Колька, выключи телевизор, не видишь – отец захворал.
БОРИС БОРИСОВИЧ (из комнаты). – Ведьма! Ведьма! Ух я тебя!
ГРУЗНАЯ. – Кто-то у вас был недавно?
ПОТАПОВА. – Учительница была. На Кольку жаловалась, ведьма.
ГРУЗНАЯ. – Почему ведьма?
ПОТАПОВА. – Почему, почему… Рыжая! Все у нее дураки, она одна умная. Вот вы, Тамара Петровна, тоже с дипломами, а говорите – все понятно.
(Открывается дверь, входят супруги ГАЛАШИНЫ. В руке у Сергея Никитовича авоська с бытылочным пивом и рыбиной)
ГАЛАШИНА. – Зинаида Матвеевна, у вас открыто. Здравствуйте, Тамара Петровна. Мы вот по лестнице поднимались…
ГАЛАШИН. – Здравствуйте всем. (Кивает в сторону комнаты). Что, опять, что ли?
ПОТАПОВА. – Точно, не заперла. Вот ведь до чего…
БОРИС БОРИСОВИЧ (из комнаты). – Ведьма!
ГАЛАШИНА. – Господи! Зина, что случилось?
ГРУЗНАЯ. – Странные вещи творятся, Марья Семеновна. Борис Борисович бредит и очень, я бы сказала, странно бредит. (Потаповой) Ведьма, говорите?
ПОТАПОВА. – Ага. Рыжая. Что-то бормочет, бормочет – ничего не поймешь. Умна ли нет ли!
ГРУЗНАЯ. – Вы читали последний номер… Не помню, то ли «Новый мир», то ли «Комсомолка». Нет, в «Литературной газете». В «Огоньке» в общем. Читали?
ПОТАПОВА. – Чего?
ГАЛАШИНА. – Не припоминаю.
ГАЛАШИН. – Нам не приносили еще.
ГРУЗНАЯ. – Там опять статья – обязательно посмотрите, Марья Семеновна, это надо. Про экстрасенсов. Окончательно доказано: есть нечистая сила! Вплоть до болотных кикимор.
ПОТАПОВА. – Батюшки!
ГАЛАШИН (жене, вполголоса). – Я пошел, ладно? (Грузной) Очень интересно, очень! Тамара Петровна, это очень интересно и познавательно. Так жаль, что мне надо идти. Дел столько.
(Поспешно уходит, стараясь не потревожить авоську)
БОРИС БОРИСОВИЧ (из комнаты). – Ведьма! Брысь тебе говорю!
ГРУЗНАЯ. – Зинаида Матвеевна, можно взглянуть на больного?
ПОТАПОВА. – А чего на него глядеть? Вон он. (Показывает через дверь). Борис Борисович!
БОРИС БОРИСОВИЧ (из комнаты). – Ведьма!
(Все вслед за ГРУЗНОЙ уходят в комнату, закрыв за собой дверь. Бесшумно появляется ОН)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ОН. – Как видите, у постели страдальца собрался консилиум. Результатом его плодотворной работы стало письмо. Я вам сейчас его прочитаю, это пламенное послание в двенадцати экземплярах, но сначала надо все-таки наконец представиться. Я, как бы точнее сказать… Подождите, а где письмо? (Ищет в карманах) Я стал рассеян. В таком возрасте немудрено. Как пелось в грустной старинной строевой песне, склероз всегда склероз. Ну, ладно, что ни делается – к лучшему. Письмо, оно никуда не исчезнет. Где надо оно уже зарегистрировано, куда надо подшито, «и след свой на земле оно оставит». Откуда это? Что-то из Гете, кажется. Или Борис Леонидович? Ну, бог с ним, с письмом. Коротко о себе. Я…
(Звонок телефона)
ГОЛОС. – Да, слушаю вас, здравствуйте. Нет, вы ошиблись номером, сожалею. Это редакция. Ре-дак-ци-я. Ци-я, говорю. Нет, не база. Всего доброго.
ОН (полушепотом). – Вы знаете, у меня полная путаница с датами и временем суток. Я думал, они отстали, а они, оказывается, безнадежно спешат. Они показывают время, которое, по моим подсчетам, должно наступить завтра. Виноват. (Скрывается)
(Кабинет редактора районной газеты «Зори» Станислава Кузьмича МОРОКОВА. Стол завален рукописями, бумагами, книгами, газетными полосами. На стуле огромная пишущая машинка. Звонит телефон)
МОРОКОВ. – Да, слушаю вас, здравствуйте. Нет, извините, это не база, это редакция. Где база, я не знаю. Всех благ. (Кладет трубку) Идиоты проклятые!
ГОЛОС В СЕЛЕКТОРЕ. – Станислав Кузьмич, к вам Борисоглебский.
МОРОКОВ. – Срочное что-нибудь?
ГОЛОС. – У него всегда срочное. Зайти ему?
МОРОКОВ (разбирая бумаги). – Да-да, пусть…
(Входит БОРИСОГЛЕБСКИЙ).
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Станиславу Кузьмичу – пламенный!
МОРОКОВ. – Привет, неформал. Что у тебя сегодня?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (расхаживая по кабинету с развязным и многозначительным видом). – Сегодня у меня, товарищ редактор, бомба! Вот здесь, в этой непритязательной папочке.
МОРОКОВ. – И в прошлый раз у тебя была бомба, а вышла – свинья. Свинью ты мне подложил знатную! Как знал, чувствовал: не надо было давать эти ваши краеведческие изыскания. Где ты только раскопал этого идиота проклятого? (Передразнивает) «Самородок, академик, талант от бога!» Тьфу! Сам себе удивляюсь. Вот бывает же: нашло затмение. Весь город насмешили. (Листает подшивку газеты, находит нужную страницу, страдая цитирует) «История города Буколинска берет начало с древнеассирийских племен, возглавляемых небезызвестной царицей Тама»… Ой, позорище! Ума не приложу, как ты меня охмурил с этим своим протеже.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Ну откуда я знал, что он чокнутый? Очень умный товарищ – когда говорит. Он мне справку свою не показывал. Он и этому очень понравился, вашему, из отдела культуры.
МОРОКОВ. – Вот вы меня вдвоем и охмурили. Жалею, что Колымина уволить нельзя – молодой специалист… хренов. А выговор… Что ему выговор?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Ну, это Станислав Кузьмич, ваши внутренние дела… Вот! (Достает из папки письмо, победоносно, с показной небрежностью бросает на редакторский стол)
МОРОКОВ. – Что это?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Письмо, как можете видеть. Копия в райком, копия в обком, копия в РОВД, копия в УВД, копия в районо, копия в облоно, копия вам, пять копий (показывает вверх пальцем) туда! У меня остается рукописный оригинал.
МОРОКОВ. – Слушай, ты бери эту бумагу и неси ее, как положено, в отдел писем. Зарегистрируй ее, как положено…
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Ах, тонкий вы человек! Поняли, что это – не из таких жалоба, что раз-два, и всё по полочкам. Не о дворниках тут, не о сантехниках. Неохота себя на излом пробовать? Перестройка, гражданское мужество, что там еще?.. инициатива – эти слова в передовицах хорошо смотрятся, на первой странице, слева? Они-то пусть слева, да? – а самому безопасней правее держаться? И пишете-то ведь - слева направо. Вдумайтесь в смысл, Станислав Кузьмич: слева – направо!
МОРОКОВ. – А тебе надо справа налево? По-китайски, что ли? Демагог ты, демагог. Бери свою жалобу и неси в отдел писем.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Ярлыков попрошу не навешивать. История рассудит, кто из нас демагог, а кто подвижник. Это не моя жалоба. Я никогда ничего для себя не просил.
МОРОКОВ. – Да ну, давно ли?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Это люди. Они обращаются к вам, со своими чаяниями. Пока еще – к вам. Они пока еще надеются на вас…
МОРОКОВ. – Но действуют уже через тебя? Ясно.
(Звонит телефон)
МОРОКОВ (в трубку). – База. То есть, виноват, редакция… Разъединили. (Борисоглебскому) Слушай, извини, у меня времени нет. Оставь мне это письмо, я посмотрю.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Да уж ладно… (Берет письмо, направляется к выходу. Неожиданно останавливается и, невзирая на протестующие жесты и восклицания МОРОКОВА, начинает громко читать). «Уважаемые товарищи! Мы, жильцы дома номер 13 по улице 3-й Луначарского, доводим до вашего сведения, что тринадцатого сего месяца, в понедельник, на территории, прилегающей к квартире, занимаемой Потаповой З. М. совместно с мужем и малолетними детьми разного возраста, имел место безобразный инцидент. Сейчас, когда по всей стране ширятся и растут, крепнут и развиваются процессы в поддержку…» Так, это пропустим. «Когда слова «гласность» и «плюрализм»… Так, так, так… Тут, в общем, преамбула. Ага, вот! «Как известно из ряда работ классиков марксизма-ленинизма…» Стиль, конечно, тяжеловат, но это подредактируется… «…Опиум для народа. В свете этого решения тем более аполитичными, если не сказать больше, представляются действия преподавателя школы номер один Чирик О. О. Последние данные ряда наук свидетельствуют о наличии в живой природе таких явлений, как телепатия, телекинез, а также самовозгорание предметов. Многие факты, опубликованные в центральной печати, гласят о существовании знахарей…» Стиль я сохраняю, Станислав Кузьмич… «Знахарей, шамАнов»… Или шаманОв? ШаманОв? ШамАнов? В общем, неважно. «… Знахарей, шама… так-так-так… снежных людей, болотных кикимор. Допускается существование колдунов, а следовательно и ведьм. Мы, нижеподписавшиеся, с полной ответственностью заявляем, что гражданка Чирик Ольга Олеговна является ведьмой, чему есть следующие неопровержимые доказательства. Первое…» Вот эти доказательства, Станислав Кузьмич, - в приложении на четырех листах. И знаете – убеждает! Вот, например: «В течение нескольких минут, прежде чем войти в дверь, творила заклинания и совершала ритуальные телодвижения. В ответ на замечание хозяина квартиры Потапова Б. Б. о недопустимости… ну, и так далее… ввергла последнего в состояние, близкое к помешательству, с многочасовым бредом и мучительными… Здесь даже написано – крайне мучительными - припадками».
МОРОКОВ (с веселым удивлением). - Ладно, всё, хватит. Всё ясно как божий день.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Ну, что, напечатаете – ТАКОЕ? Или новые веяния только в столицах – в «Московском комсомольце», в «Известиях»? Как в том анекдоте: ветки шумят, а внизу тишина.
МОРОКОВ. – Ты это… серьезно, что ли?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Не я, не я, товарищ редактор. Люди. Народ!
МОРОКОВ. – Ладно, иди с богом. Я бы на твоем месте после того психа-краеведа в подполье ушел, а ты где-то сразу пятерых откопал. Или сколько их там?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Там – шесть подписей. И вам, товарищ редактор и член бюро райкома КПСС, не грех бы и ознакомиться с ними. С некоторыми из них.
МОРОКОВ (заглядывает на последнюю страницу письма). – Грузная, Арагонова… Загладская? Вот уж бы не подумал. Что же это с нами делается! А кто такая эта ЧирИк?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – ЧИрик, ударение на первом слоге. Учительница из (заглядывает в письмо) первой школы. Первый год, по распределению из института.
МОРОКОВ. – А она что… похожа на ведьму?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Да уж, наверное, раз люди пишут. Я ее не видал никогда.
МОРОКОВ. – Так какого же черта?!
(Во время этого разговора несколько раз звонит телефон, но МОРОКОВ снимает трубку и бросает ее на рычаг)
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Я повторяю, Станислав Кузьмич, меня это дело никаким образом не затрагивает. Меня просили люди, чтобы я им помог. Обратились ко мне с просьбой. Мы ведь еще не оторвались от масс и не утратили их доверие – в отличие от… Ну да уж ладно. И я помогаю народу по мере сил.
ГОЛОС В СЕЛЕКТОРЕ. - Станислав Кузьмич, вам звОнит Петр Алексеевич и никак не дозвОнится. Может быть, созвОнитесь с райкомом. Или потом созвОнитесь?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Как жить здесь русскому интеллигенту? ПозвОнит, созвОнимся!.. Попросите ее, Станислав Кузьмич, и она вам принесет кофэ! Будьте здоровы.
(Быстро уходит, оставив письмо на столе)
МОРОКОВ (по селектору). – Леночка, да, свяжите меня, пожалуйста, с первым. И принесите мне, будьте добры… чаю.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ОН. – Пока Станислав Кузьмич Мороков, редактор районной газеты с нетривиальным названием «Зори», беседует с районным начальством, давайте полюбопытствуем, а каково-то поживает сейчас начинающий специалист Ольга Олеговна Чирик? С того момента, как она посетила супругов Потаповых, минуло уже (вынимает старинные карманные часы на цепочке) три дня… Но я так и не сообщил свои анкетные данные. Ведь любопытно же было бы знать, кто я такой, правда? Я знаю вас всех, каждого. Да-да, не улыбайтесь, это именно так. А вы обо мне вряд ли имеете даже самое отдаленное представление. Это невежливо с моей стороны. Итак, разрешите представиться, я…
(Звонок в дверь)
ОН. - Сегодня какое число, не тринадцатое? Прямо-таки фатальное невезение! Я подойду позже. (Уходит)
(Сцена представляет с одной стороны прихожую квартиры Потаповых, с другой – часть лестничной клетки. В дверь звонит ОЛЬГА ОЛЕГОВНА, рядом с ней ИГОРЬ КАШЛЮК. По ту сторону двери ПОТАПОВА приникла к глазку. Из комнаты выглядывает БОРИС БОРИСОВИЧ)
ПОТАПОВА. – Кто там?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Это я, откройте, пожалуйста.
ПОТАПОВА (после паузы). – А вот не открою.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Как? Почему?
ИГОРЬ. – Открыть немедленно!
ПОТАПОВА. – Ишь ты, ишь ты, развоевался! Нипочем не открою.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Не надо, Игорек.
ИГОРЬ. – Я представляю райком ВЛКСМ. Игорь Кашлюк, инструктор отдела организационно-массовой работы. По заявлению комсомолки Чирик Ольги.
ПОТАПОВА. – Хахаля с собой привела. Борис Борисович, смотри какой надутый. Сейчас лопнет.
ИГОРЬ. – Что?! Оля, она издевается!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Подождите. Подожди, Игорь. Зинаида Матвеевна, я не понимаю, почему вы нас не пускаете? Подожди, Игорь, я сама.
ПОТАПОВА. – Боря, скажи.
БОРИС БОРИСОВИЧ (откашлявшись). – А вот не пускаем, и все тут. До свидания вам.
ИГОРЬ (Ольге Олеговне). – Слушай, они сумасшедшие? (Стучит в дверь) Попрошу вас открыть!
ПОТАПОВА (передразнивая). – Бу-бу-бу-бу!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА (жестами успокаивая Игоря). – Борис Борисович, вы поправились? Поздравляю. Если вы так настаиваете, давайте говорить через дверь. Я хочу узнать только одно: что за письмо вы послали мне на работу? Что я вам сделала?
ПОТАПОВА. – Ва-ва-ва-ва-ва!
ИГОРЬ. – Ненормальные, точно… Мы вас по-хорошему просим: объясните, что за письмо. Ольга Олеговна не может спокойно работать. Вы кляузники? Так и скажите. Только повод-то в чем? Что вам плохого сделали?
ПОТАПОВА. – А она тебе кто?
ИГОРЬ. – Ольга Олеговна обратилась с заявлением в райком.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Я его невеста, если для вас это принципиально. Мы знакомы уже полгода.
ПОТАПОВА (мужу). – Открыть разве?
БОРИС БОРИСОВИЧ. – А по роже не надает?
ПОТАПОВА. – Тебе, конечно, надает, а я женщина. (Начинает отпирать дверь)
(На лестничной клетке появляется ГРУЗНАЯ)
ГРУЗНАЯ. – Это здесь что за скандал?
ПОТАПОВА (кричит через дверь). - Тамара Петровна, ломятся!
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Угрожают побоями.
ГРУЗНАЯ (Потаповым). – Не волнуйтесь, товарищи, вы вне опасности, я здесь. (Ольге Олеговне) – Я так понимаю, это – гражданка Чирик?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Да. Откуда вы знаете?
ГРУЗНАЯ (с достоинством). – Чур меня! Скоро о вас узнает весь город. Чур меня, чур!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Что с вами? Игорь, я боюсь.
ИГОРЬ. – Гражданка… товарищ… Вы кто?
ГРУЗНАЯ (Ольге Олеговне). – Я вам советую настоятельно: возвращайтесь ТУДА (делает многозначительный жест). И не думайте, что человек не в силах преодолеть слепой ужас. Я, например, как видите, вполне спокойна. Я могла бы коснуться вашей руки. Не верите? (Протягивает руку)
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА (отшатнувшись). - Игорь, я не могу, я уйду! (Бросается к выходу)
ГРУЗНАЯ (Игорю). – А вы – тоже? Чур меня!
ИГОРЬ. – Я из райкома.
ГРУЗНАЯ. – Чур меня!
(ИГОРЬ пытается что-то сказать, но ГРУЗНАЯ осеняет его крестным знамением, и он в замешательстве выбегает)
ГРУЗНАЯ (через дверь). – Зинаида Матвеевна, можно открыть.
(ПОТАПОВА открывает дверь, ГРУЗНАЯ входит, обессилено прислоняется к косяку)
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Так это, выходит, теперь, получается, я не от этого (щелкает себя по горлу) пострадал? Вон оно как! Наука!
ПОТАПОВА. – Тамара Петровна, на вас лица нет.
ГРУЗНАЯ. – Я думала, я не выдержу. Как она смотрит, господи, как она смотрит! Это был сглаз, Борис Борисович, самый обыкновенный сглаз. Порча. Посмотрите вчерашний номер «Техники молодежи». Так что напрасно вы сомневались, Зиночка.
ПОТАПОВА. – Бог его знает… А кто этот-то, с нею который? Неужто – упырь?
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Ты это… на ночь-то! Только отошел малость.
ГРУЗНАЯ (серьезно). – Не думаю, вряд ли. Я видела, как он скалится (изображает). У него нет клыков, это точно. Да и потом – комсомол.
ПОТАПОВА. – Туда кого хочешь возьмут.
ГРУЗНАЯ. – Но это – райком все-таки. Нет, не думаю. Хотя… Все подвергай сомнению. Это Маркс говорил. Или Декарт?
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Декарт, наверное.
ПОТАПОВА. – Да уж ты уж – туда же! Декарт… Тамарочка Петровна, я с вами за котлеты-то еще не рассчиталась.
ГРУЗНАЯ. – Это успеется. Как самочувствие, Борис Борисович?
ПОТАПОВА. – Самочувствие у него нормализуется. Поначалу-то страх было смотреть. Вы когда-нибудь видели, как волосы дыбом встают? Вот у него позавчера. Я ночью пошла по своему делу, возвращаюсь - темно… Свет включила, туфель найти, а тут он плетется. Так заорал, Тамара Петровна! Верите, побежала обратно, второй раз за тем же. И все одно: ведьма да ведьма. Сейчас отошел, в разум вернулся. Как, Борис Борисович, вернулся в разум?
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Нормальный ход.
ГРУЗНАЯ. – Ну и хорошо. Все ой как хуже могло быть. У вас крепкая подкорка, Борис Борисович, и реабилитационные центры на зависть. А врача так и не вызывали?
ПОТАПОВА. – Хотела было, да пока собралась, он уж в разум пришел.
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Центры у меня потому что – на зависть. (Уходит)
ГРУЗНАЯ. – Сейчас я вам главное сообщу, По поводу нашего с вами сигнала (Говорит вполголоса, поначалу слышны только обрывки фраз) Ход ему уже дан… общественное мнение, вы понимаете, на чьей стороне… в принципе не исключен митинг. (Громко) А что касается свидетелей, то кроме Галашиных, которые все фактически видели, Марии Федоровны с Николаем Ивановичем, Кузнецовых и Елистратовых, которые все слышали на своих этажах, есть еще масса людей, готовых подписаться. Это те, кто не видел, не слышал, но знает. От меня, от Галашиных, от, самое главное, Ларисы Константиновны, которая тоже от меня об этом узнала, а мне она доверяет. Так что будет громкое дело, но это – надо! Вы только представьте себе: эта… это потустороннее существо имеет прямой контакт с нашими детьми. Чем это грозит, представляете?
ПОТАПОВА. – Все правильно, Тамара Петровна, вам видней. А с детьми – да, жуть берет! Мои-то всё шляются где-то. (Кричит) Борь, кто из детей дома?
БОРИС БОРИСОВИЧ (за сценой). – Колька, ты здесь ли, Николай? Машенька, Федька, Сергей! Лидка, что без света сидишь? Или нет тебя там? Нету. Никого нету, все на прогулке.
ПОТАПОВА. – Гуляют.
ГРУЗНАЯ. – Да, дети, дети! Правильно говорят: маленькие дети – маленькие хлопоты, большие дети – большие хлопоты.
ПОТАПОВА. – Все они, и большие и малые, пьют мою кровушку. Этому постирай, эту в школу прогони, этого накорми. Верите ли, Тамара Петровна, вечером сил нет до постели добраться.
ГРУЗНАЯ. – Однако добираетесь. Вы уж, гляжу, не опять ли?
ПОТАПОВА. – Что вы, что вы, в наши годы стыдно.
ГРУЗНАЯ. – Годы! Какие годы, Зинаида Матвеевна, вам хоть еще пятерых заводи.
ПОТАПОВА. – Сразу повешусь.
ГРУЗНАЯ. – Шучу, шучу. Ну, в общем, Зинаида Матвеевна, насчет письма вы меня поняли. Это дело огромной важности. Я так даже скажу: государственной важности! И не надо бояться. Вы видели, как я держала себя с ней? Если бы на минуту поддалась страху, потеряла контроль – всё! Было бы как с Борисом Борисовичем. Помните «Вий» Гоголя? Хома посмотрел на Вия испуганно – и впустил себе в душу нечистую силу. Нельзя, нельзя!..
ПОТАПОВА. – Да уж, тут уж!.. До свиданья, Тамара Петровна.
ГРУЗНАЯ. – До свиданья, милая. (Останавливается в дверях) Главное – дети, дети! Кто у нас в районо отбирает кадры? Уму непостижимо! (Уходит)
(Потапова запирает дверь и тоже уходит – в квартиру)
ПОТАПОВА (за сценой). – Борис Борисович, телевизор сделай погромче, я на кухню пошла.
ГОЛОС ТЕЛЕВЕДУЩЕГО. – О сколько нам открытий чудных готовят просвещенья дух, и опыт – сын ошибок трудных, и гений – парадоксов друг. Александр Сергеевич Пушкин.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
ОН. – «Очевидное – невероятное»? Бред, друзья мои, бред! Очевидное не может быть невероятным. Никогда. В этом вся и загвоздка, корень всего. Невероятным может быть только то, что еще не произошло. О чем мы знаем в плане предположительном. Представьте, вам скажут… Ну, что, например? Ну вот хотя бы, что к вам в дом, в ваше неполногабаритное обиталище проник… Ну, кто бы?.. Ну, бегемот. Не может этого быть? Не может. Конечно, не может, никоим образом. Чисто даже по причинам физическим. Бегемот, иначе гиппопотам, животное очень большое, тяжелое, неповоротливое. Да что говорить, он даже в дверь не пролезет! Всё это абсолютно неоспоримо, абсолютно. Но когда вы подниметесь в лифте, отопрете ключом дверь, войдете в прихожую, а навстречу вам распахнется вот такая вот пасть с вот такими клыками, и в нос ударит вонища! – все станет очевидным и вероятным донельзя. И вы побежите звонить в милицию, в зоопарк, в домоуправление и куда там еще, и будет кричать в трубку, что в вашей квартире, на шестом этаже, находится бегемот, сиречь гиппопотам. И о том, чтобы удивляться, вы даже думать забудете… Невероятное – оно невероятно, пока его нет. Когда вероятное происходит – а в жизни невероятно много невероятного! – оно сразу становится очевидным… Можно ли убить человека, лишить его свободы только за то, что он говорит «нет», когда все скандируют «да»? (Пауза) Я вижу, пример не совсем удачен. В глазах у некоторых из вас нет удивления. Это было слишком недавно. Это… это еще не стало невероятным. И я скажу больше: не только не стало, но и… если по-настоящему… если говорить совсем откровенно…
(Звучит фонограмма песни «Если дует свежий ветер, это значит быть добру!». Идет занавес)
Постойте, я не договорил. Я же знаю сюжет, у меня еще две минуты. Я еще о себе не сказал. Я…
(ОН пытается помешать занавесу закрыться. Все громче звучит песня, в нее вплетаются фрагменты телерепортажей, узнаваемые голоса и звуки. Свет гаснет. Фонограмма переходит в звук лопнувшей струны. Полный ослепительный свет. Сцена пуста)
ЗАНАВЕС
Конец 1-й части
ЧАСТЬ 2-я
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
(Бой старинных часов. Они, огромные, выхвачены из тьмы неподвижным лучом. Качается маятник. Часы продолжают бить. В луч входит ОН. Тень ЕГО падает на часы)
ОН (передразнивает). – Тик-так, тик-так, тик-так! Бом-бом! Вот и всё, в сущности. Вот оно, время, со всеми его загадками, со всеми его тайнами. Тик-так… Если бы это было хоть на каплю сложнее, вы бы могли постигнуть. Но это чересчур просто для понимания. Тик-так, жизнь-смерть, плач-смех… Бом, бом! А вот это (показывает на маятник) то, что вы называете «судьба». Тоже несложно, в общем-то. Я протягиваю руку, смотрите… (останавливает маятник. Тишина) Ладно, пусть (снова пускает маятник) Человек – хозяин своей судьбы? (Протягивает руку к маятнику, но позволяет ему раскачиваться) А? Правда, забавно? Этот афоризм не был бы так идиотски смешон и даже, может, имел бы какой-то смысл, если бы не хозяева чужих судеб. Их слишком много повсюду. И среди вас, и среди (указывает на себя)
(Луч гаснет. ОЛЬГА ОЛЕГОВНА, примостясь на диване, проверяет тетради. Временами прикладывает к глазам платок. Она плачет. В стороне – в свете другого луча – за своим рабочим столом склонился Станислав Кузьмич МОРОКОВ. Рядом с ним звонит телефон)
МОРОКОВ (в трубку). – Да, редакция.
ГОЛОС. – Пресса? Привет.
МОРОКОВ. – Петр Алексеевич? Еще раз здравствуйте, слушаю вас.
ГОЛОС. – Я все по тому же поводу. Мы сегодня с тобой говорили про эту, как ее, забыл. С птичьей фамилией.
МОРОКОВ. – Конечно, конечно, помню.
ГОЛОС. – Мы на чем остановились с тобой? На каком варианте?
МОРОКОВ. – В смысле письма-то открытого? Мы остановились на варианте – в архив.
(Пауза)
ГОЛОС. – В архив! Вот с людьми как работаем. Они к нам с болью своей, понимаешь, с этими… чаяниями, с претензиями, с надеждой на лучшую жизнь. А мы?
МОРОКОВ. – Что?
ГОЛОС. – Что-что?
МОРОКОВ. – Что-что что?
ГОЛОС. – Вот и я тебя спрашиваю – что? (В трубке слышен женский шепот)
МОРОКОВ. – А что? Возникли новые варианты?
ГОЛОС. – Ты сам как расцениваешь ситуацию? У вас в редакции что говорят?
МОРОКОВ. – Как можно расценивать? С ума спятил народ, с жиру бесится. То есть, не сказать, конечно, что с жиру… В школу я звонил, где она работает. Говорил с директором.
ГОЛОС. – Ну?
МОРОКОВ. – Да как вам сказать, Петр Алексеевич. Коллектив, говорит, в общем и целом мыслит здраво, атеистически, с позиций научного коммунизма, но…
ГОЛОС. – Ну, ну?
МОРОКОВ. – Некоторые ведут себя неадекватно.
ГОЛОС. – То есть?
МОРОКОВ. – То есть, некоторые перестали разговаривать с этой (сверяется по бумажке) Чирик Ольгой Олеговной, избегают. И родители тоже не все ведут себя как хотелось бы. Дети дразнят. Жалко девчонку.
ГОЛОС. – И что думаешь делать?
МОРОКОВ. – Думаю, надо выяснить. То есть, разъяснить… Может, проинформировать как-то и прокомментировать? Попросить из специалистов кого-то, психоневропатологов или как их там? (ГОЛОС молчит) Или юристу заказать статейку? Сидоров есть такой, о чем надо напишет, с любой позиции, и очень квалифицированно. О ведьмах, наверное, тоже – которых нет. (ГОЛОС молчит) Может, историков задействовать, краеведов? О вреде древних обрядов? О пользе, то есть? О предрассудках статью?
ГОЛОС. – Кхм-кхм. (В трубке опять слышен женский шепот)
МОРОКОВ (отчаянно). – Петр Алексеевич, какие будут распоряжения?
ГОЛОС. – Распоряжение будет одно – проявлять инициативу. ПонЯл?
МОРОКОВ. – ПонЯл.
ГОЛОС. – ПОнял, я спрашиваю?
МОРОКОВ. – ПОнял.
ГОЛОС. – Действуй.
(Короткие гудки. МОРОКОВ растерянно держит трубку. Сверяясь по бумажке, набирает номер. У ОЛЬГИ ОЛЕГОВНЫ звонит телефон)
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Я слушаю вас.
МОРОКОВ. – Это (сверяется по бумажке) ЧирИк, ЧИрик, ЧирИк?.. Где ударение у вас?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Какое ударение? (В сторону) Все с ума сошли.
МОРОКОВ. – В фамилии у вас где ударение?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – У меня? На первом слоге. ЧИрик. Ольга Олеговна.
МОРОКОВ. – Вас беспокоят из редакции «Зорь». Мороков, редактор, Станислав Кузьмич. Вы догадываетесь, по какому поводу я звоню?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Не знаю. А что?
МОРОКОВ. – Ольга Олеговна, вы не могли бы завтра зайти к нам в редакцию, с утречка, часов в девять? Знаете, где редакция? Прямо ко мне.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА (спокойно). – Я никуда не пойду.
МОРОКОВ. – Почему так?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Я никуда не пойду.
МОРОКОВ. – Мы хотим вам помочь.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – В чем?
МОРОКОВ. – Понимаете, эти дурацкие подозрения, обвинения… Совершенно, конечно, беспочвенные… Сейчас, вы знаете, гласность, мы должны все это разоблачать, открывать людям глаза.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Ну так открывайте.
МОРОКОВ. – Но как же, не видя вас, так сказать, воочию…
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Вы хотите воочию убедиться, что я не ведьма? Так я специально прилечу в ступе!
(Пытаясь сдержать слезы, бросает трубку. Снова звонит телефон)
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА (в трубку). - Я сказала: прилечу в ступе!
ГОЛОС ИГОРЯ. – Оля, ты что?!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Игорь? Извини. Они меня мучают. Я не знаю, что делать. Это кошмар, бред! Ты не представляешь, как я работала эти дни.
ИГОРЬ. – Оля, ты про какую ступу говорила?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Это так, в шутку. Я еще пытаюсь шутить. Ты придешь? Пожалуйста, приходи, я боюсь одна.
ИГОРЬ. – Да-да, я выберусь. Так много работы! Ты знаешь, Оль, я заходил сегодня туда, к этим, Потаповым. Разговаривал с соседкой, она как раз сидела у них.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – И что?
ИГОРЬ. – В самом деле глупая какая-то история. Эта женщина, Тамара Петровна… Она, между прочим, близкая подруга… ну, это неважно. Так вот, она не производит впечатления сдвинутой. Два диплома. Или даже три. Завсекцией работает в продовольственном. Она мне показала то письмо…
(Пауза)
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Почему замолчал?
ИГОРЬ. – Я думал, нас разъединили.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – И что в том письме?
ИГОРЬ. – Ерунда всякая. Я читал и удивлялся, как могут люди так сочинять, из головы. Я бы так не сочинил. Прямо как на самом деле всё…
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Да ты что?!
ИГОРЬ. – Ой, нас разъединили.
(Короткие гудки)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ОН (как всегда, в луче света). – Вам не случалось задумываться об одной простой вещи? О том, что всё бывшее в прошлом, действительно – БЫЛО. Свет преломляется в толще воды, мысль преломляется, уходя в глубину времени. Искажения бывают очень значительны. Помните Цезаря? Кая Юлия? Кстати, фамилия его произносилась иначе: Кесар. Ах, да – вы не помните… Когда он садился на лошадь, в зените славы, он кряхтел, как старая баба. У него были кривые волосатые ноги. Бородавка на правой ступне приводила его в неистовство – большее, чем отборные вражеские когорты, построенные в боевом порядке… Или этот, француз, на языке вертится. Бонапарт. Этот камушек до блеска обкатало прибоем. У него был хронический насморк, у этого Бонапарта, как сейчас вижу. И… И он безобразно вел себя с женщинами… Бесчисленные мириады уплывших – когда-то говорили «утекших» - мгновений, где они? Истинные, из плоти живой, а не бледные отпечатки, едва различимые сквозь напластования молвы, расчета и домыслов, - где они? А они – БЫЛИ! Я слышал, как скрипел зубами Христос, когда Ему приколачивали ладони. А как он ругался, чтобы одолеть боль! (Пауза) Я становлюсь не в меру многоречив. Выкроил минуту, чтобы сказать нечто значительное, что-то сказал – и забыл, что. (Собирается уйти, но возвращается) Коллективное письмо жителей дома номер тринадцать по улице третьей Луначарского из редакции «Зорь» направлено в районную типографию. Оно распластано уже на железном пюпитре строкоотливной машины, линотипа, и в левом верхнем углу красуется росчерк: «В печать!» Вот о чем, собственно, речь. (Скрывается)
(МОРОКОВ за столом, пишет)
ГОЛОС СЕКРЕТАРШИ В СЕЛЕКТОРЕ (взволнованно). – Станислав Кузьмич, к вам!
(Быстро входят БОРИСОГЛЕБСКИЙ, ГРУЗНАЯ, супруги ПОТАПОВЫ)
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Станислав Кузьмич, мы объявляем акцию!
МОРОКОВ. – Может, поздороваемся сначала? Здравствуйте, товарищи.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (потрясая газетой). - Где? Где оно?
ГРУЗНАЯ. – Какая подлость!
МОРОКОВ. – Вы о письме? Письмо будет опубликовано, я вчера вас поставил в известность.
ГРУЗНАЯ. – Вы говорили – в номер, сегодня!
МОРОКОВ. – Ну, знаете, обстоятельства бывают сильнее нас. Поступил срочный материал – ваше письмо слетело из полосы.
ГРУЗНАЯ. – Как бы вы теперь не слетели.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Тамара Петровна, не надо, не время.
ГРУЗНАЯ. – Но это же скотство!
МОРОКОВ. – Ну, знаете! В таком тоне вы можете говорить за дверью, без меня. (Пауза) Успокоились? Что за акцию вы объявили?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Акцию протеста.
МОРОКОВ. – Ясно, понял. Голодать будете?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Голодать, бастовать – и не только.
МОРОКОВ. – Что еще, если это не государственная тайна?
ГРУЗНАЯ. – Мы будем вашу газету жечь! Публично.
МОРОКОВ. – Пожалуйста, можете жечь. Можете даже съесть ее, если хотите. Это ваше право. Конституции не противоречит.
ГРУЗНАЯ. – Вы глумитесь над нами?
МОРОКОВ. – Я шучу, бросьте вы. Давайте поговорим спокойно. Кирилл Иванович…
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (поправляет). – Сергей Кириллович.
МОРОКОВ. - Сергей Кириллович, это (указывает на Грузную), если не ошибаюсь, коллективный автор письма? Очень приятно.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Ваш сарказм неостроумен. Письмо вместе с Тамарой Петровной писали несколько человек, вы знаете это, в том числе и потерпевшие. Вот Борис Борисович Потапов и Зинаида Матвеевна, его жена. Послушайте свидетельства очевидцев. Борис Борисович, давайте.
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Все помню, как сейчас. Порчу на меня напустила. До сих пор по ночам потею. Зинаида Матвеевна подтвердит.
ПОТАПОВА. – Подтвердю.
МОРОКОВ. – Да не об этом сейчас речь…
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Об этом, об этом. Главное скажите, Борис Борисович!
ПОТАПОВА. – А главное – подали мы в суд на нее.
БОРИС БОРИСОВИЧ. – На ведьму.
МОРОКОВ. – Так тем более. Мы не можем теперь давать никаких материалов - ни за, ни против, до решения суда. Презумпция невиновности. Кончится суд, тогда и напечатаем ваше письмо.
БОРИС БОРИСОВИЧ (жене, вполголоса). – Пошли, что ли?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Станислав Кузьмич, мы советовались с юристом. Если имеется согласие со стороны следствия, материал можно печатать. Вы это знаете.
ГРУЗНАЯ. – Вот письменное согласие. (Протягивает листок)
МОРОКОВ (пробегая глазами). – Вы с ума сошли, какое же это следствие? Здесь подпись Ларисы Константиновны Ромашкиной. Я глубоко уважаю Ларису Константиновну, но при чем здесь она? Она вообще не юрист, она педагог. Это же… Я не знаю, как и сказать. (Читает вслух) «Я, нижеподписавшаяся, выражаю согласие на публикацию в районной газете «Зори» коллективного письма жителей дома номер 13… Л. Ромашкина». Даже должность не указана.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (иронически). – Неужели?
ПОТАПОВА. – Петра Алексеевича жена.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Станислав Кузьмич догадался. А что касается должности, то должность у нас у всех сегодня одна – Отечества своего гражданин. Либо гражданка. Вам, как я понимаю, хотелось бы туда, к временам не столь отдаленным, но эпоху винтиков вряд ли удастся реанимировать. На смену винтикам пришли, к вашему, товарищ редактор, прискорбию, личности, они не станут довольствоваться ролью наблюдателей и констататоров. Это (показывает на «письменное согласие») – прямое тому подтверждение. Конечно, Ларисе Константиновне было бы проще всего поступить по принципу «моя хата с краю, я человек маленький». Нет сейчас маленьких людей, поймите вы это, Станислав Кузьмич! Вы видите – простая учительница, школьный завуч берет на себя ответственность, принимает решение…
ГРУЗНАЯ. – И дает разрешение! Удивительно точно вы сформулировали, Кирилл Мефодьевич. Мы не винтики, винтики не мы!
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (поправляет). – Кирилл Сергеевич. То есть, Сергей Кириллович.
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Всё точно, как в аптеке.
МОРОКОВ. – Я это всё понимаю и разделяю. Но… Какие у Ларисы Константиновны юридические, так сказать, обоснования ее полномочий?
ПОТАПОВА. – Так жена же…
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (перебивает). – Вам на все нужны юридические обоснования? Полномочия подавай? По параграфу соскучились, по инструкции? Ну-ну. Инструкции вас далеко заведут, Станислав Кузьмич. Ваше кресло корнями уходит в застой.
МОРОКОВ. – Какими корнями?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Я образно, вам не понять. В общем, сейчас мы уходим и оставляем вас наедине с этим письмом. И с вашей гражданской совестью.
ГРУЗНАЯ. – Если она у него есть. Пойдемте, Зинаида Матвеевна.
(Все, кроме МОРОКОВА, направляются к выходу)
МОРОКОВ. – Постойте! А вам не жалко ее?
ГРУЗНАЯ. – Кого?
МОРОКОВ. – Эту… (сверяет по бумажке) Ольгу Олеговну.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Самая большая жестокость – это гуманность ко злу!
БОРИС БОРИСОВИЧ (смеется). - Гуманность к козлу. Козел! (Последнее слово обращено неизвестно к кому)
(Выходят. МОРОКОВ один. Он несколько раз набирает телефонный номер, но всякий раз кладет трубку)
МОРОКОВ (сам с собою). – Вот бегает дворовый мальчик, в коляску… в салазки Жучку посадив, себя в козла оборотив. Шалун уж заморозил пальчик, ему и больно, и смешно. А мать… Мать, понимаете ли… Мать ее так… Грозит мать пацаненку…
(Останавливается в задумчивости. Дверь медленно открывается, входят ИГОРЬ и Иван Васильевич ПОТЕХА)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ИГОРЬ (кашляет, чтобы обратить на себя внимание). – Здравствуйте. Станислав Кузьмич?
МОРОКОВ. – Я.
ИГОРЬ. – Как вы поздно работаете. Везде темнота, только у вас окна горят.
МОРОКОВ (взглянув на часы). – Да, кстати, засиделся сегодня. (Встает, снимает со спинки стула пиджак) Вы по делу? Давайте до завтра отложим.
ПОТЕХА. – Это что у вас такое за книжечка? «Принципы газетной правки и верстки». Удивительно интересно! (Погружается в чтение)
ИГОРЬ (полушепотом). – Он странный немного. Психоневролог Иван Васильевич Потеха, из Москвы. А я Игорь Кашлюк.
МОРОКОВ. – Слышал о вас. Комсомол, да? Что-то писали для нас, кажется.
ИГОРЬ. – Внештатно, но часто. Буквально на днях откликался – на события в Латинской Америке.
ПОТЕХА (восторженно). – Смотрите-ка, оказывается, она бывает вертикальной и горизонтальной!
ИГОРЬ. – Кто?
ПОТЕХА. – Верстка. А кстати, что такое верстка?
МОРОКОВ. – Это, понимаете ли, типографский термин… (Заметив, что Потеха вновь углубился в чтение, умолкает. После паузы обращается к Игорю) Вы по какому вопросу? Если срочное что-нибудь, можно по пути обсудить.
(ПОТЕХА неожиданно издает ликующий возглас)
МОРОКОВ. – Что с ним?
ИГОРЬ. – Очень увлекающаяся натура. Но он не опасный… Я, разрешите, одну минуту буквально у вас отниму. Все равно пока Иван Васильевич читает, его оторвать трудно.
МОРОКОВ. – Ладно, что с вами сделаешь. Только он (кивает на Потеху) не очень долго будет читать?
ИГОРЬ. – Странички две-три и всё. Он быстро вспыхивает и быстро гаснет. Очень известный специалист в своей области. Да вы, наверное, слышали: профессор Потеха. (Мороков пожимает плечами) Мы знаете, по какому делу… Даже не знаю, с чего начать. Боюсь, вы не поверите. Но это правда. Я из головы не имею привычки выдумывать.
(Потеха вновь вскрикивает над книгой – на этот раз с выражением ужаса и негодования)
МОРОКОВ (опасливо посторонившись). – Давайте без предисловий.
ИГОРЬ. – Хорошо. Вы только не смейтесь. Мою знакомую, она по специальности педагог, вот уже несколько дней, как бы сказать… третируют. По городу пущен слух, что она…
МОРОКОВ. – Ведьма? Этой информацией мы владеем. Ее зовут (уточняет по бумажке) Ольга Олеговна. И фамилия странная – Чирик.
ИГОРЬ. – А, так вы знаете. Хотя, конечно, кому и знать, как не вам. Пресса!
МОРОКОВ. – Да уж, стараемся, отрабатываем свой хлеб. Больше того, уже подготовлено к печати письмо… (Осекается)
ИГОРЬ. – Какое письмо? Это? (Протягивает письмо)
МОРОКОВ. – Ого, уже и размножено! Кто-то у вас имеет доступ к копировальной технике? Ну, это не мои проблемы… Оно, оно самое. По правде говоря, не лежит у меня душа его в газете давать. Ерунда ведь на постном масле, а человека можно под монастырь подвести. А с другой стороны – общественность. Требует. Против демократии не попрешь, затопчут. Вот, дали свободу печати, и крутись как хочешь с этой свободой. (Игорь пытается что-то сказать, но Мороков перебивает) Как на духу! Во времена, будь они неладны, застоя, случись такая закавыка, позвонил бы я первому: так, мол, и так, дорогой-уважаемый, душа не лежит к такому-то материалу, ну его совсем. Не лежит, и все тут. Почему – сам не знаю. Что присоветуете? И ответил бы дорогой-уважаемый: «Нашел, вишь, о чем кручиниться накануне охотничьего-то сезона! Дел, что ли, важнее нет? Как знаешь, так и поступай». (Пауза) Но что интересно. И сейчас вроде то же самое слышишь: действуй по обстановке, проявляй инициативу. А смысл не такой совсем. Другой коленкор. Интонации, что ли, не те? И, как ни крути, все к одному сводится: он – в стороне, я… в этом самом.
ИГОРЬ. – Точно, точно! Не оправдал, скажут, а главное – инициативу не проявил. Очень хорошо, что мы об этом заговорили. Раз уж эта история принимает такой оборот, надо и действовать соответственно. Помочь Ольге… Ольге Олеговне мы сможем при одном только условии.
МОРОКОВ. – При каком?
ИГОРЬ. – Как при каком! Надо доказать, что она не ведьма. Убедительно, авторитетно и главное – гласно. Есть предложение – развернуть на страницах «Зорь» читательскую дискуссию, референдум такой. Вот вопросы анкеты. Их надо напечатать так, чтобы люди могли вырезать, вписать в пустые графы свои ответы и вернуть в редакцию для осмысления и обработки. Группу экспертов согласился возглавить Иван Васильевич. Представляете, он специально прилетел их Москвы, по моему звонку. Я ведь учился у Ивана Васильевича. Помню, психологию ему сдавал на втором курсе…
ПОТЕХА (не отвлекаясь от книги). – И сдали, надо сказать, так себе, на троечку. А прилетел я не по вашему звонку, а в гости к сестре, на неделю. А вы меня час назад на улице встретили. С точки зрения психологической объяснимо: желание самоутвердиться в глазах авторитетного человека (показывает на Морокова), афишируя свои контакты с человеком еще более авторитетным – то есть, со мной.
ИГОРЬ (смущенно). – Вообще-то основная специальность Ивана Васильевича – мнемоника.
ПОТЕХА. – Наука о человеческой памяти, о ее, так сказать, извивах и ответвлениях. И, как часто бывает, исследователю недостает именно того, что он исследует. Кроме разнообразнейших выкладок по теории памяти, общепринятых и спорных формулировок, ничего не помню. Так сказать, охотник без сапог. То бишь, сапожник без зубов.
МОРОКОВ. – Без сапог.
ПОТЕХА. – Что, извините?
МОРОКОВ. – Без сапог, говорю, сапожник.
ПОТЕХА. – Возможно, возможно. Во всяком случае, не исключено. (Задумывается)
МОРОКОВ (Игорю, шепотом). – Вы думаете, он лучше других справится с осмыслением и обработкой?
ИГОРЬ. – Тут главное – авторитет. Чья подпись будет стоять.
МОРОКОВ. – И какие вопросы вы предлагаете?
ИГОРЬ. – Их всего два. Первый (читает) «Полагаете ли вы в принципе возможным существование потусторонних сил – в скобках: нечистой силы?» И второй: «Если нет, то почему?» На третий вопрос можно отвечать по желанию.
МОРОКОВ. – Так есть еще третий вопрос?
ПОТЕХА (как бы очнувшись). – Есть, есть. Я бы его сформулировал так: «Считаете ли вы, что гражданка такая-то является выразительницей… нет, не точно… является представительницей вышеупомянутых сил? Если да, то какие меры рекомендуете предпринять по отношению к данной гражданке? Если нет, то почему?» Вы записали?
ИГОРЬ. – Да-да. По-моему, вариант оптимальный. Честно говоря, я уже посоветовался у нас в райкоме, получил поддержку. А как иначе мы сможем помочь? Да и самим нужно убедиться, так ведь? Чтобы не на слепой вере базироваться, а на твердых, аргументированных…
ПОТЕХА. – Постулатах. Это вы заметили правильно.
МОРОКОВ. – Да, есть, есть смысл. И хорошо, что письмо можно будет теперь не печатать – совесть будет спокойна. Вы, кстати, знаете, они ведь подали в суд.
ИГОРЬ. – Кто?
МОРОКОВ. – Потерпевшие. Фамилию запамятовал.
ИГОРЬ. – Потаповы. Я слышал что-то такое…
МОРОКОВ. – Это уже точно, они сами мне говорили. Ну, ладно, утро вечера мудреней. Пора, пора, рога трубят. Десятый час! Хотел сегодня пораньше уйти – и вот… Двадцать две минуты десятого. Завтра жду вас с утра, часиков в девять, и всё обговорим.
(Все трое выходят, погасив свет. Через мгновение свет снова включается: Мороков вернулся – забыл портфель)
МОРОКОВ. – Вернулся, пути не будет. Надо бы в зеркало посмотреть (Вынимает из пиджака карманное зеркальце, смотрится. Выдавливает какой-то прыщик, разглядывает в волосах седину) Седина – символ мудрости, мать ее в душу!.. Хорошо, хорошо, что можно письмо не печатать. Ах ты, анкета теперь! Анкету надо печатать. Ну, работенка! (Щелкает выключателем. Тьма. В проявившемся из небытия луче появляется ОН)
ОН. – Ночь! Как писали в старинных романах, ночь опустилась над славным районным центром… Нет, в старину это звучало иначе: «Ночь опустилась над губернским городом, обитатели коего с баснословных времен именовали его Буколинском». Как бы то ни было – ночь. Мутноватые капли фонарей свисают вдоль центрального проспекта, также с довольно давних времен носящего имя Клары Цеткин. Почему Клары Цеткин, а не Розы, например, Люксембург? Этого не знает никто. В Буколинске никогда не бывали ни Клара Цеткин, ни Роза Люксембург, ни даже Анатолий Васильевич Луначарский, имя которого, как вы поняли, носят сразу три здешних улицы – Первая, Вторая и Третья. (Пауза) Если быть до конца откровенным, в Буколинске вообще никто никогда не бывал. Это – мой город. Я создал его – сам, по собственному проекту. Весь он, со всеми его улицами и обеими площадями, с редакцией районной газеты «Зори», с полуразвалившейся колокольней восемнадцатого века, которая возвышается над центральным – и единственным – рынком, с райотделом милиции, одноэтажный фасад которого украшают портреты находящихся в розыске лиц – весь он, этот губернский… простите, районный город помещается здесь (Показывает на свой лоб). Несвежий плод моего воображения. Моей скуки, нескончаемой, как змея, ползущая из вечности в вечность… Но не будем спешить. Пусть качается маятник. Пусть под его самодовольно-размеренный стук сладко спят обитатели моего города. «И видят сны, быть может…» А что, это даже забавно. И снится чудный сон Ольге Олеговне Чирик. И снится чудный сон Станиславу Кузьмичу Морокову. И снится чудный сон Тамаре Петровне Грузной… И всем, всем остальным. Один, общий, так сказать, коллективный сон. С весьма незначительными вариациями. Рекомендую взглянуть!
СОН (ЭКСПЕРТИЗА)
(Сцена представляет собой что-то вроде зала заседаний. Стулья расставлены в беспорядке, среди них чуждо и неожиданно выглядит «сикось-накось» расположенный стол. Слева, на переднем плане, трибуна. В правом углу, в глубине сцены, белеет скульптурный бюст. Чей – в полутьме разглядеть невозможно. Среди стульев затесался диванчик Ольги Олеговны. Она и сейчас сидит на нем, поджав ноги. Со всех сторон, разом, выходят все персонажи, кроме Потехи. Возбужденный гул голосов)
ГРУЗНАЯ. – Встать, суд идет!
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Какой суд, что вы!
ГРУЗНАЯ. – Тогда сесть. А как, собственно, мы обозначим сегодняшнее мероприятие?
ИГОРЬ. – Но уж не суд же! (Он рядом с Ольгой Олеговной, успокаивает ее) Судят преступников, вина которых доказана следствием, а наше следствие еще не завершено – итоги референдума в настоящее время подводятся.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Я предлагаю наш митинг… нашу встречу… опять не так. В общем, сначала надо решить процедурные вопросы: определиться с названием, повесткой дня и регламентом. Какие будут предложения? Тут есть трибуна, так что собрание фактически правомочно. Кто первым выступит по регламенту и повестке? Слово предоставляется товарищу Морокову.
МОРОКОВ. – Я не просил. Я еще не определил для себя…
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Ясно! Официальные органы, как всегда, умывают руки. Тогда слово беру я. Предлагаю собрание считать экспертизой. Название зафиксировать так… Кстати, кто будет фиксировать?
ГРУЗНАЯ. – Надо избрать секретариат. Предлагаю Игоря Кашлюка и…
ИГОРЬ. – Постойте, так у нас и президиум еще не избран!
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Какие будут предложения по составу президиума? Проголосуем списком.
БОРИС БОРИСОВИЧ. – А я против!
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Вы – против?!
БОРИС БОРИСОВИЧ. – А что я, не человек, что ли? Я требую голосовать тайно. И это… как его… поименно.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (иронически). – Будем рассматривать данное предложение?
ВСЕ, кроме ОЛЬГИ ОЛЕГОВНЫ: - Нет, нет!
ПОТАПОВА. – Это еще почему? Борис Борисович – самый здесь потерпевший. Стой на своем, Борис Борисович! Это супруг мой (поясняет стоящим рядом).
ГРУЗНАЯ (кричит). – Товарищи, так мы ни к чему не придем. (Поднимается на трибуну) Вы как хотите, а я сейчас вынесу все предложения – и по повестке дня, и по регламенту, и по всему остальному. (Перекрывает недовольный гул голосов) Да, да! Иначе мы тут просидим до утра и только время зря потеряем. А уж ваша воля, принимать или не принимать.
ГАЛАШИН (кричит). – Я заранее не принимаю! Если нарушаются основы демократии, значит – хана. (Жене) Могу я свое слово сказать?!
ГРУЗНАЯ. – Я тоже предлагаю наше собрание считать экспертизой. Официально зарегистрировать повестку дня так… Записывайте, Игорь, не знаю как вас по отчеству.
ИГОРЬ. – Я? Но за меня еще не голосовали.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Кто за?
ВСЕ, кроме ОЛЬГИ ОЛЕГОВНЫ. – За что? За кого?
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – За избрание в секретариат нашего… этого… товарища Кашлюка. Единогласно. Дайте ему бумагу и ручку.
ГРУЗНАЯ. – Название мероприятия предлагаю зафиксировать так: экспертиза на основании данных всенародного референдума по выявлению наличия потусторонних сил – в скобках: нечистой силы – в лице гражданки Ольги Олеговны Чирик. Ну и анкетные данные.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – А мне можно сказать?
ГРУЗНАЯ. – Вам нельзя.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Вы заинтересованное лицо.
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Но почему же Борис Борисович говорит? Он называет себя потерпевшим – значит, тоже заинтересованное лицо.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (он уже стоит на трибуне рядом с Грузной). – Думаю, с этим есть резон согласиться. Чтобы сохранить равноправие сторон, Бориса Борисовича Потапова предлагаю лишить права голоса.
ПОТАПОВА. – Чего?! Я тебя самого сейчас лишу!
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Протестую, мать твою!
ГРУЗНАЯ. – Лишаетесь права голоса за нецензурную лексику и оскорбление председательствующего!
ГАЛАШИНА. – Это кто же здесь председательствующий? Возмутительно, честное слово! Даже меня задело.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Я предлагаю в состав президиума, в качестве председательствующего, назначить товарища Морокова, редактора районной газеты «Зори», члена бюро районного комитета партии.
МОРОКОВ. – У меня самоотвод: я не хочу.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Самоотвод не принимаем из принципа. Кто за данную кандидатуру? Членов счетной комиссии прошу приступить к работе.
ГРУЗНАЯ. – У нас нет никакой счетной комиссии. Но тут и так видно: большинство – за. Товарищ председательствующий, просим пройти в президиум.
МОРОКОВ (перебирая на столе бумаги). – Сейчас, минутку, я сосредоточусь. Как-то неожиданно всё.
ГРУЗНАЯ (вполголоса Борисоглебскому). – Кирилл Иванович, а почему, собственно, Мороков? Я не понимаю.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Во-первых, Сергей Кириллович, а во-вторых, тут нечего понимать. Пусть исполняет свою роль. Метко его тогда потерпевший охарактеризовал, помните? - «козел». Почему бы и нет? Козел отпущения нужен. Пусть будет на всякий случай, мало ли что… (Морокову) Станислав Кузьмич, народ ждет.
МОРОКОВ (откашлявшись). - Поступило предложение открыть наше… нашу…
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Экспертизу.
МОРОКОВ. – Экспертизу. Кто за данное предложение, прошу голосовать. Ольга Олеговна, вы против или воздержались?
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. – Что-то невероятное здесь происходит. Что вы делаете? Опомнитесь, оглянитесь! Что вы делаете?!
ГРУЗНАЯ. – Мы используем наши права, наше святое право на то, чтобы такие как вы… чтобы таким как мы… чтобы… И вообще, вы лишены права голоса. Он у вас совещательный, в лучшем случае.
ГАЛАШИНА. – И фамилия у нее подозрительная.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (Морокову). – Станислав Кузьмич, с процедурными моментами мы определились, давайте к делу.
ГАЛАШИН. – Как это определились? Никто ни за что не голосовал. Я, например, против.
МОРОКОВ. – Против чего?
ГАЛАШИН. – Какое вам дело? Против – и всё тут. А то развели, понимаешь…
ИГОРЬ. - Я не успеваю записывать.
(Шум. МОРОКОВ звонит в колокольчик)
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (кричит). – Мы будем вынуждены прервать заседание. Тише, тише! Да проявите же сознательность, наконец! (Устанавливается тишина) Я вижу, председательствующий не справляется. Это естественно… Слово для выступления предоставляется профессору Ивану Васильевичу Потехе. Иван Васильевич возглавляет комиссию по подведению результатов, итогов всенародного референдума. Сейчас он выступит, и наш разговор войдет в конструктивное русло. Иван Васильевич, пожалуйста. Выкладки, цифры с вами?
ПОТЕХА (стремительно выходит из-за сцены. В его руках папка с надписью «Дело»). – Все свое ношу с собой, как говорили древние. (Поднимается на трибуну) Как вы знаете, уважаемые, в районной газете, в трех подряд номерах, были опубликованы вопросы всенародного референдума на тему… (останавливается в замешательстве)
МОРОКОВ. – По поводу наличия потусторонних сил.
ПОТЕХА. – Да-да, именно так – именно наличия, именно потусторонних. Прежде чем перейти к анализу ответов, я должен сделать официальное заявление. Принять участие в эксперименте меня побудили исключительно научные интересы. Неправы те, кто считает чистую науку, лишенную утилитарных задач и целей… Неправы те, кто считает ее… Кого ее?
ВСЕ, кроме ОЛЬГИ ОЛЕГОВНЫ. – Науку.
ПОТЕХА. – Именно, именно науку. Спасибо за внимание.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Профессор, а как же анализ?
ПОТЕХА. – Какой анализ? Ах, да! Я несколько рассеян. Итак, итоги экспресс-анализа мнений по поводу… Чтобы не сбиться, я буду зачитывать. Первый и второй вопросы – о принципиальной возможности существования нечистой силы. Утвердительно ответили 80 процентов из числа написавших в редакцию и 75 процентов из числа подвергшихся устному опросу. Количество ответивших отрицательно можно определить, произведя несложный математический подсчет – методом вычитания. От восьмидесяти отнимем семьдесят пять (Шум в зале). Я что-то не то говорю? Но это не важно. Методы могут быть самые разные. В любом случае видно, что число индивидуумов, признающих наличие нечистой силы, значительно превышает количество скептиков. Скептицизм – это черта, которая истинному исследователю противопоказана, как ладану черт. Или как черт ладану, что, по сути своей…
ГРУЗНАЯ. – Иван Васильевич, с первым вопросом все ясно и со вторым. А относительно мер? Третий вопрос?
ПОТЕХА. – Меры предлагаются, скажем так, кардинальные, без половинчатости. Да, кстати, еще одно очень важно. Многие респонденты называют различные признаки, по которым безошибочно можно определить носителей… представителей…
ГАЛАШИНА. – В общем, ведьм?
ПОТЕХА. – Совершенно верно. А также колдунов, кикимор, леших, домовых, барабашек и так далее. Что касается собственно ведьм, то общим их родовым признаком является наличие этого, как его… Ну такой, на букву «х». Хвост! Наличие хвоста. Так что (смотрит на Грузную) вряд ли вам после обследования удастся убедить нас в обратном.
ГРУЗНАЯ. – Мне? А при чем тут я?
ПОТЕХА. – Разве это не ведьма?
ГРУЗНАЯ. – Товарищ председательствующий, я прошу оградить меня от намеков и оскорблений! Вон – ведьма (указывает на Ольгу Олеговну) Неужели не видно?
ПОТЕХА. – Да-да, что-то такое есть, кажется. Особенно с позиций науки.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Я требую слова! (Оттесняет с трибуны Потеху) Сограждане! Я хочу, чтобы все собравшиеся здесь поняли: сегодня на наших глазах нашими, товарищи, усилиями вершится событие глобального, без преувеличения, всесоюзного – а может быть, и шире – масштаба. Наш народ столетиями страшился бросить открытый вызов силе, столь метко и яростно заклейменной в произведениях фольклора. Долгие годы этой проблемы как бы не существовало. Свежий ветер перемен сокрушил все стереотипы, в том числе и этот. Теперь мы на основании неопровержимых научных данных свидетельствуем: нечистая сила – есть. А видя врага в лицо, можно бороться с ним – кем бы он ни был, откуда бы, из каких бы параллельных миров ни явился. (Гул голосов) Я поздравляю вас, товарищи! Соратники, земляки! Наш славный большими традициями город стал поистине буревестником бескомпромиссной борьбы с еще одним негативным явлением, которое корнями уходит во времена застоя и еще глубже, и как знать – не из него ли произрастают все остальные явления? Еще одно только слово, товарищи! (Торжественно) Я думаю, я уверен, что сейчас самое время выйти туда (пальцем показывает вверх) – с предложением, нет, с требованием на ближайшей сессии рассмотреть и принять законодательный акт о нечистой силе, о правовых гарантиях сопротивления оной!
ГРУЗНАЯ. – Так и назвать – «Закон о ведьмах».
ИГОРЬ (кричит). – Но ведь мы еще ничего не доказали, насчет хвоста!
ГАЛАШИНА. – Гимн, гимн!
ГОЛОСА. – Что? Что такое?
ГАЛАШИНА. – Зародилось движение – значит, должен быть гимн. Станислав Кузьмич, вы же поэт. Я видела ваши стихи про Новый год и про Первое мая.
МОРОКОВ. – У меня как-то уже набросались первые строки. Вот, пожалуйста (Стоя, нараспев, читает) Коль будем мы сильны и стойки, сумеем гуманизм спасти. С нечистой силой перестройке не по пути, не по пути!
(Возникает и начинает греметь мелодия официального гимна)
ВСЕ, кроме ОЛЬГИ ОЛЕГОВНЫ (с энтузиазмом подхватывают). – Это есть наш после-е-е-едний!...
(На сцене непонятно откуда появляется ОН, впервые при обычном свете, а не выхваченный лучом)
ОН. – Всё, друзья мои, всё! Это вы уже хватили лишка.
ГОЛОСА. – Кто это? Откуда?
ОН. – Всё, слишком высокая степень идиотизма. Так действительно не бывает. Как говорил не помню кто: слишком чересчур. Впрочем, он говорил это на другом языке, и звучало совсем иначе… Спектакль окончен. Третьи петухи сейчас прокричат. Пора пробуждаться.
МОРОКОВ. – Вы кто такой будете? От какой организации?
ОН. – От солидной, будьте уверены.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Это провокация! Попытка сорвать наше мероприятие, опошлить итоги всенародного референдума.
МОРОКОВ (Ему). – Я лишаю вас слова.
ОН. – А я лишаю вас речи - слишком поздно оцененного вами дара.
МОРОКОВ (мычит, как немой).
ОН (иронически улыбаясь, подходит к краю сцены). – Сон разума рождает чудовищ. Интересно, а сон чудовищ тоже кого-то рождает? Неужели – разум? Смерть люблю каламбуры! Все-таки забавно все это устроено. Подумать только, жалкие порождения моей фантазии, эфемерные, как… даже не с чем сравнить (пока ОН говорит, МОРОКОВ за его спиной делает знаки ГАЛАШИНУ и БОРИСУ БОРИСОВИЧУ. Те, оказавшись в милицейских фуражках и медицинских халатах, крадутся к НЕМУ) И вот эти плоды фантазии способны так прочно угнездиться в сознании, что… ((ГАЛАШИН и БОРИС БОРИСОВИЧ хватают ЕГО сзади за плечи) Что такое?
БОРИС БОРИСОВИЧ. – Всё в норме. Извините, обеспокоим. (Заламывает ЕМУ руку)
ОН. – Ну-ка отпустите немедленно!
ГАЛАШИН. – Сейчас, сейчас…
ОН. – Вы же сон, сон, сон, черт вас дери!
ГАЛАШИН. – Сон, конечно, сон, а как же. Ручку позвольте. (Заламывает другую руку)
ОН (кричит). – Пустите меня! Вы дым, дым, вас нет никого!
ГАЛАШИН. – Нету, нету, никого нету. Ап!
(Мгновенно все трое скрываются за сценой)
МОРОКОВ (к нему вернулся дар речи). – Все видели? Только что сорвана попытка экстремистски настроенных лидеров спровоцировать наше гуманное движение на обмен безответственными политическими угрозами. Я как председательствующий…
БОРИСОГЛЕБСКИЙ (нерешительно). – А разве вы – председательствующий?
ГОЛОСА. – Он, он!
МОРОКОВ. – Я как председательствующий призываю всех участников экспертизы сохранять спокойствие и решимость. Переходим к обсуждению второго пункта повестки дня. С информацией о мерах, предлагаемых по отношению к ведьме Чирик Ольге Олеговне, выступает профессор, академик…
ПОТЕХА. – Я не академик.
МОРОКОВ. – Будете академиком. Иван Васильевич Потеха!
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА (пронзительно кричит). – Не надо!
ПОТЕХА (с трибуны). – Среди предложенных участниками референдума мер воздействия наиболее часто встречается такая, как (Ольге Олеговне) не при вас будь сказано, сожжение на костре.
ГРУЗНАЯ (кричит). – Ну, нельзя же так! Разве так можно?! Сожжение… Эти средневековые формулировки мы просто не имеем права сейчас применять. Господи боже мой, сожжение!.. Я предлагаю примерно так: воздействие на кожные покровы тела повышенным количеством тепловой энергии.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Предлагаю слово «повышенным» заменить на «значительным».
МОРОКОВ. – Это непринципиально, можно заменить. Голосовать будем? Не будем.
ИГОРЬ. – Но ведь наличие хвоста еще не доказано.
ГРУЗНАЯ. – Не будьте формалистом.
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – А это мы сейчас. (Морокову) Ордер на осмотр сейчас выпишем или задним числом?
МОРОКОВ. – Это непринципиально.
(Во время этого разговора ОЛЬГА ОЛЕГОВНА) оказывается в стороне ото всех. Она очерчивает вокруг себя меловой круг. БОРИСОГЛЕБСКИЙ подходит и – упирается, как в стеклянную стену)
БОРИСОГЛЕБСКИЙ. – Это еще что такое? Что за самоуправство? (Стучит в «стену», как в дверь) Ольга Олеговна, настоятельно прошу вас открыть!
(ОЛЬГА ОЛЕГОВНА что-то шепчет, зажмурив глаза)
ИГОРЬ. – Оля, не бойся, тебе ничего не будет. Только проверим и всё.
ГРУЗНАЯ. – Ольга Олеговна, щадя вашу – кхм! – стыдливость, обследование могу провести я. Или Зинаида Матвеевна. Проявите сознательность.
ПОТАПОВА. – Батюшки, шепчет чего-то, нечистый дух!
(ВСЕ окружают круг, в центре которого неподвижная ОЛЬГА ОЛЕГОВНА. Мечется свет, всё громче, невнятней звучат ГОЛОСА)
ОЛЬГА ОЛЕГОВНА (ее вопль прорывается сквозь шум, пронизанный музыкой). – Господи, Господи, Господи, кто бы ты ни был, где бы ты ни был! Даже если нет тебя, Господи! Не дай воронам очи мне выклевать – прогони воронов! Не дай пламени тело мое поглотить – уйми пламя! Не дай боли сердце мое разорвать – утишь боль! Господи, ты видишь, как меня мучают, помоги выстоять! Сохрани во мне душу живую, сохрани и спаси! Господи!..
(Тьма! Звон, с каким сыплются осколки стекла. Спорящие голоса, шум машин, гудки, звонки телефонов… Все затихает. Луч света. В нем – ОЛЬГА в белом, до пят, одеянии. Возникает протяжная неземная мелодия. ОЛЬГА, освещенная розово-теплым лучом, движется мимо скраденных тьмой фигур остальных персонажей. Под гул церковных колоколов скрывается в глубине сцены)
ЗАНАВЕС
1989-1990 г.г.