Всё в это утро было обычным: и миска тёплого, жестковатого мяса, и голос Хозяина, пригласивший её на прогулку. Но собака почувствовала беду. Может быть, потому что Хозяин не смотрел ей в глаза, когда надевал ошейник, дрожали руки. И ошейник тоже сулил неприятности. Обычно его надевали, когда Тайгу возили в ветлечебницу на прививку, а прививок она не любила. Хозяин гулять её не повёл. Открыл дверцу машины и жестом указал на заднее сиденье. Тайга послушно шмыгнула назад, легла и вздохнула. Хозяин долго возился с машиной, но, наконец, уселся и машина, заурчав, тронулась с места. Заиграла музыка, Хозяин подхватил нехитрый мотивчик. Тайга ещё раз вздохнула. Что-то она не так сделала сегодня, раз Хозяин упорно прячет взгляд и не разговаривает. Словно прочитав её мысли, он обернулся и бодро воскликнул: – Славку помнишь, сейчас к нему мы и приедем. Он давно на тебя глаз положил, вот обрадуется. Он писатель у нас. Будете вместе книжки писать! На даче, – Тайга вильнула хвостом, – Лес, река, я тебе просто завидую! Так, подожди. Сначала сюда.
Гнетущее чувство не покинуло собаку, напротив усилилось. Они вышли у желтоватого цвета пятиэтажки. Тайга обежала вокруг машины, разминая лапы, потом в два прыжка догнала хозяина, они погрузились в прохладу подъезда. Здесь недавно мыли, слабо пахло хлоркой. А ещё тушёным мясом. Человек и собака поднялись на третий этаж. Человек остановился у тёмно-вишнёвой дерматиновой двери, поднял руку для звонка, но, заколебавшись, отдёрнул.
- Ну не могу я, Таёжка! - Он прислонился лбом к стене и закрыл глаза. Потом повернулся к стене спиной и медленно опустился на корточки.
- Что же мы наделали с тобой, Тайга… Вся жизнь наперекосяк. Как это всё?
* * *
Я торопилась, поэтому не сразу заметила дрожащего у дощатого забора щенка. Но щенок не то взвизгнул, не то всхлипнул, и я, замедлив шаги, обернулась.
– Маленький мой, – вырвалось у меня, – Ну что ты тут?
Присев на корточки, приласкала щенка: – Ну, ты в точности наша Тайга. Видел бы папа! Ну-ка, иди сюда. Плюшка ты моя. Я тебя здесь не оставлю. Тут стройка, машины всякие ездят.
Щенок вильнул хвостиком, мохнатая мордочка нерешительно потянулась к протянутой руке. Мне показалось, что щенку трудно идти, что-то было с левой задней лапой.
– Хромаешь, ох, бедолага ты моя. Ну, идём, идём на ручки. Ага, барышня, значит, Тайгой и назовём! Лезь-ка, в сумку! Нам ещё в садик за детьми.
Ромка и Соня уже ждали у ограды садика, нетерпеливо приплясывая. У дочери под глазом расплывался лиловый фонарь.
– Мама! Мама! – кричали дети наперебой, – А Сашка опять ко мне… к Ромке… приставал! А я… а Сонька ему как заехала! Он сразу Валентине Петровне жаловаться побежал! А так ему и надо!
– Так! Тихо! По одному! – привычно скомандовала я, – С Сашкой я ещё разберусь. Сонышко, ты молодец, что за брата заступаешься, но Ромке пора и самому научиться сдачу давать! Ладно. У меня для вас есть сюрприз! Побежали домой, покажу.
– Вафельки? Яблочки? Посылка от бабушки?
– Ну, вы какие! Не каждый день посылки получать, жаднолапые. Помашите Валентине Петровне, поскакали домой.
Щенок, пригревшийся в сумке и раздремавшийся во вкусно пахнущей темноте, встрепенулся и тявкнул.
– Мама, там кто у тебя пищит? – Ромка как обычно жмущийся ко мне, услышал ворчанье щенка.
– Потерпи до дома. Соня, слезай с карусели, пойдём!
– Соня, у мамы в сумке кто-то! Иди скорей!
Щенок потявкивал и шебуршался в сумке, близнецы, прыгали вокруг, пытались угадать, что же может издавать такие странные звуки.
В прихожей я открыла, наконец, сумку. Из неё, пошатываясь и помаргивая синими сонными глазками, вылез чёрный мохнатый комок. Заковылял по ковровой дорожке, присел и сделал лужицу.
– Ну вот, придётся пока без ковров обходиться, – улыбнулась я.
– Ага, а как мы с Ромкой чего-то прольём – нас так ругаешь, – укоризненно заметила Соня и убежала в ванную.
– А мне этот пёсик очень понравился! Мам, давай его назовём как-то.
– Я хочу назвать его Тайга, когда я была маленькая у нас жила собака Тайга, прелесть какая псинка!
– Как на фотографии которая?
– Да, милый.
Соня ревниво наблюдала с порога ванной за нашей вознёй. Я окликнула её, но дочь, дёрнув плечом, вредным голосом сказала: – Я есть хочу, как тысяча волков, давай корми нас.
– Подожди, надо для Таёжки молочка согреть, она голодная. А потом я осмотрю ножку, что-то она прихрамывает. Искупать её надо. А завтра к доктору Айболиту отвезу, пусть её осмотрит, укольчики сделает какие надо.
– Мы так вообще не сядем есть! – закапризничала Соня.
И впервые мнения близнецов разделились: – Мам, можно я завтра в садик не пойду, а с тобой к доктору поеду?
– Ромашечка, завтра суббота, никому ни в какой садик идти не надо, и на работу тоже. Конечно, поедем со мной. А Соня с папой посидит.
Соня применила иную тактику борьбы с пришельцем: – У меня гла-аз боли-ит! – зарыдала она, сначала играя на публику, потом заревев по-настоящему, взахлёб, заливаясь слезами и задыхаясь. Пришлось успокаивать ребёнка. Потом уже, вечером, закутанная в мой старый махровый халатик, напившаяся чая с молоком и рогаликами, со старинным медным пятаком на глазу, Соня миролюбиво сказала: – Да ладно, пусть живёт у нас. Только папа вернётся с работы, он что скажет?
Мне оставалось только улыбнуться.
* * *
Хозяин поднял руку и нажал-таки кнопку звонка. Тайга наклонила голову, прислушиваясь, мохнатые вздёрнутые уши едва ли не искрили от напряжения. К двери никто не подошёл.
– Вот, блин! Неужели уехал? – озадаченно обратился Хозяин к Тайге, та завиляла хвостом и заскулила, всем своим видом выражая готовность ехать домой, а лучше за город, где можно побегать на просторе. Дома – Она. Не та, милая, тёплая, добрая Женя или Жена, Тайга так и не поняла; другая – с белым кудлатым хвостом, со злыми накрашенными глазами. Она сразу невзлюбила Тайгу, говорила, что в доме пахнет псиной. На самом деле, в доме теперь пахло Ею. Её дымом, она постоянно держала во рту сигареты, стряхивала пепел куда придётся; Её духами – сладкими и резкими; Её едой – пряной и щиплющей язык и нёбо.
Однажды ночью у Тайги заболел живот, она вбежала в спальню и принялась будить Хозяина. Он храпел, от него плохо пахло. Тайга заскулила, ей вдруг стало ясно, что Он не проснётся, и придётся терпеть, ну, а терпеть нет никаких сил, а эта «Марьяша», как называет её Хозяин, обязательно выместит злость на её, Тайги, боках. Так было уже не раз, когда Марьяна приходила домой раньше Хозяина. Тайга скулила всё громче, всё требовательней, но никто даже глаз не открыл. Вдруг она увидела странную картину: голова Марьяны лежала на подушке, а белый длинный «хвост» – отдельно, на тумбочке. Собака подошла и принюхалось. Несомненно, это был Марьянин хвост – задымленный и ядовито-сладкий. Прилив ярости внезапный и неудержимый накатил, ослепляя, и отхлынул, оставив собаку наедине с дико визжащей растрёпанной бабой. Хозяин хрипло хохотал, глядя как мечется его половина, собирая драные клочки… Озадаченная морда собаки, тщетно пытающейся избавиться от налипших белых волос, была настолько комичной, что Хозяин разразился новым приступом смеха.
Марьяна обратила гнев на него: – Сволочь! И псина твоя сволочная! Как я на работу пойду? Мне в первую сегодня! Вот ведь не сдохнет, проклятая! Что ржёшь, кобелюка? Я вас обоих притравлю, вы у меня ещё узнаете!
Тайга попятилась и юркнула на свою подстилку, застучав выжидательно хвостом о пол.
– …и запомни, если с Тайгой что-нибудь сделаешь, я тебе не то что хвост, голову оторву…
Они с Тайгой гуляли весь остаток ночи. Хозяин молчал и курил. Тайга понимающе поскуливала. Возвращаясь к дому, Хозяин сел на корточки и протянув пальцы к её морде, сгрёб уши в кулаки и шутливо покачал голову собаки из стороны в сторону.
– Вот. Ничего поделать с собой не могу. Люблю её и всё. Знаю, она тебе не нравится. Она никому не нравится, а я люблю... Это, Тайга такое… Плохая она, меня плохим сделала, а вот, понимаешь, гляну, как она юбку застёгивает и всё – сердце потеет… Красивая она и понять тут надо – сирота, всю жизнь по бабкам-тёткам мыкалась, ни пожалеть, ни приголубить некому, все только использовали… А я вот полюбил. И заразу эту, тоже никак бросить не могу. Знаю, что кругом виноват, и пью. По Соньке с Ромкой скучаю иногда так, что думаю, сердце разорвётся. А тут Марьяна придёт, выпьем, и легче станет. Это всё Женька! Правда! Правда ей нужна была. Где ты, с кем ты, да может и не было бы ничего… В смысле, жили бы как раньше… Других же прощают, а этой правда нужна! Прицы… Принципинальная… тьфу ты!.. Живут сейчас с тёщей, ютятся мои дети, – Тайга фыркнула и вывернула морду из внезапно задрожавших пальцев, – Дети мои ютятся… Хозяин с трудом выпрямился и, пошатываясь, пошёл к подъезду. Тайга нехотя потрусила за ним.