Жизни у всех нас разные. Кто-то родился в семье богатых родителей и ему с малых лет все дается легко, а кто-то родился в самом беспросветном захолустье, и ему за каждый день своей жизни приходится бороться, как за последний. Естественно не каждый, попав в такую трудную ситуацию способен выжить, не говоря уж о том, чтобы сделать это красиво и благодаря своей природной гордости и амбициям, подняться вверх по социальной лестнице.
Я не родился в семье богача, а потому и жизнь моя всегда была не похожа на райские гущи. Временами мне было так тошно, что элементарно не хотелось жить. Об этом я и хочу поговорить с вами, уважаемый мой читатель.
Родился я в семье… да какой там семье! Никакой семьи у меня никогда и не было вовсе. А воспитывала меня мать, своего отца я никогда не знал, и от этого мне всегда было больно. Временами я думаю, ладно, что нет отца, но ведь дети просто так от святого духа не рождаются, есть у того молодца хотя бы имя? У матери я никогда не спрашивал. Не думаю, что это доставило бы ей удовольствие, а, учитывая, что и так жизнь у нее не сахар, я стараюсь ее по всяким пустякам не сердить. Да и какой в том толк оттого, что я узнаю имя? Ну, узнаю, а что дальше? Не пойду же я к нему?! Представлял себе ни раз нашу встречу. Звоню я в дверь какой-нибудь коммуналки, и нарисовывается в дверном проеме обрюзгший мужик лет пятидесяти в вытянутой майке и трико с продолбленными коленями. О чем нам с ним говорить? Предъявлять претензии? Да ни в коем случае! Он меня двадцать лет с лишком не видел, пошлет непременно. Да и знал ли он обо мне вообще? Думаю, нет, потому что ни от кого прежде я о нем не слышал и полслова, а во дворе меня завсегда звали вы****ком.
Именно из-за этого прозвища ребята в моем дворе предпочитали со мной не общаться. Но я никогда не сдавался сразу. Меня отшвыривали, оскорбляли, а я все равно лез, потому что был маленьким и понятия не имел что такое человеческая гордость, да и смысла этого мерзкого слова «вы****ок», естественно, тоже. Но когда я подрос и стал осознавать, как ко мне относятся окружающие, решил отстраниться от сверстников. Немало этому служило и то, что один задиристый парнишка поколотил меня, когда я лез играть в футбол.
Как же мне было обидно! Придя домой с разбитым носом и разодранной курткой, я ни слова не говоря матери, сел под раковину на кухне (когда я родился, мать жила в общежитии, но потом каким-то чудом получила однокомнатную квартиру), и долго там плакал, стараясь не издавать ни одного звука, потому что один мальчишка во дворе сказал, что ноют только девчонки.
Мать у меня женщина хорошая, но несчастная, а потому у нее случаются свои срывы, и тогда она может многое себе позволить. Вкалывала она за троих, чтобы прокормить меня на свой невысокий заработок, но иногда уходила в загул и тогда в нашей квартире целую неделю торчали какие-то люди. Они пили водку и матерились. Это все, что я помню о них с детских лет. Когда я стал старше, эти гуляки куда-то исчезли, словно большое неприятное наваждение.
Помню, в детстве я был очень одиноким. В детский сад меня не взяли, потому что итак был перебор, но мама как-то сказала сидя на кухне с подругой, что не взяли меня из-за нее. Все мои дни проходили очень однообразно. Утром мама уходила на работу, а я смотрел телевизор, слонялся по квартире и смотрел в окно. Не знаю, к чему бы меня привело одиночество, если бы не появился кот Мальсик. Он достался нам в наследство от умершей соседки. Она немного шепелявила, вот и называла питомца Мальсик. Мы тоже звали его так.
Надо сказать, я очень обрадовался, увидев Мальсика. Он никогда не царапался, и когда я его тискал, только недовольно мяукал. Однако товарищ из него был неважнецкий вследствие его пассивности. А по прошествии года зверек умер от старости, словно вслед за своей почившей хозяйкой. С тех пор я стал бояться, что умрет моя мама, ведь тогда я должен буду умереть тоже.
Видя как мне тяжело одному, мама познакомилась во дворе с одним мальчиком моего возраста и привела как-то его к нам домой. Так я познакомился со своим будущим другом Генкой. Мне было приятно с ним общаться. Он был не очень активен и потому я всегда был лидером в наших играх. Я придумывал развлечения, а он безропотно соглашался со всеми предложениями. Он вообще всегда был очень гибок и приятен. Благодаря нему я узнал, что отсутствие отца это не так уж и плохо.
У Генки отец был пьяница. Напиваясь, он жестоко избивал тетю Лену, мать Генки, да и сам Генка все время ходил в синяках. Не понимаю где мой друг брал силы жить, когда в его родном доме такое творилось. Однако когда Генке было 12 его отец, наконец, отравился паленой водкой и умер. На похоронах у него помимо семьи было только трое его непостоянных собутыльников, которые и на похороны-то пришли больше не для того, чтобы проститься с усопшим, а чтобы напиться на поминках.
А в семь лет я пошел в школу, как и все нормальные дети. И меня в нее взяли, потому что закон запрещал не брать. Учился я плохо и часто прогуливал, потому что Генке ходить в школу тоже не нравилось, да и отец его не всегда отпускал. В одном году Генка не ходил в школу целую зиму. Тетя Лена говорила, что он тяжело болеет, но потом выяснилось, что у него просто не было обуви. Мать купила ему валенки, а отец нашел и пропил.
Мои плохие отметки раздражали мать. Помню, как часто она кричала на меня, тряся в руке мой дневник. Не мудрено, ведь все страницы в этом школьном документе были исписаны красной пастой. Из-за этого мое лицо тоже часто было красным. Иногда от стыда, а иногда его украшали припухлости, позднее превращавшиеся в синяки. Мать считала, что раз уж она кормит меня одна, значит и я должен платить ей хорошей учебой и послушанием. Этого я никак не мог взять в толк, несмотря на то, что очень хотел.
Однажды мать не стала меня бить, узнав, что за контрольную по математике я получил двойку. Вместо этого она напомнила, что Васька, мой одноклассник, чья мать работала вместе с моей, получил пятерку и что она ждала от меня не меньшего успеха. Какой же эффект произвела на меня эта фраза! Какой-то Васька Постряпухин, который и в конный бой-то играть никогда не решается, восхищает мою мать больше, чем я?! Нет, это надлежало исправить во что бы то ни стало!
Я сел за учебники и, помнится, совсем не выходил гулять. Мне непременно нужно было доказать матери, да и всем остальным, что я много лучше кого бы то ни было. В результате за четверть у меня не было ни одной тройки! Эта новость ошеломила мою мать, привыкшую плакать наедине с собой на кухне оттого, что из меня не получается нормального человека. Она очень обрадовалась и часто стала меня хвалить. Слушая ее похвалу, я обязательно хотел сделать еще что-то, чтобы заслужить новое словесное поощрение. Но человек ко всему привыкает, и мать привыкла, что я учусь хорошо. После этого она перестала хвалить меня, а все больше требовала новых успехов, которых я отчего-то достичь никак не мог. Так я снова скатился на тройки и учился кое-как вплоть до самого окончания школы.
В 9 классе я влюбился. Любовь была очень наивная, да и кандидатуру я выбрал неподходящую, за что и теперь себя виню. Как мог я быть таким неосмотрительным?! Не пойму до сих пор. Галя была старше меня на два года и уже училась в 11 классе. За ней гужом ходили парни, и моя скромная фигура бледнела на фоне этих начепуренных павлинов, у которых было много денег, а значит и больше возможностей, терялась. Они позволяли себе многое с моей возлюбленной. Это жутко бесило меня. Используя по максимуму свое воображение и скромные возможности, я писал ей стихи, покупал подарки, на деньги, что, недоедая, экономил. Помню, как залез на дерево, чтобы повесить на окно любимой надувные шарики. Жила она на четвертом этаже, а после дождя ветки были очень скользкие. До сих пор не могу понять, как я не упал и не разбился с такой высоты. Да и как вообще мог решиться на этот идиотский поступок?! Самое обидное было то, что она отнеслась к этому подтверждению моей искренней любви гораздо более прохладно, нежели к подарку одного типчика из соседнего двора, который подарил ей набор заколок для волос. Поговаривали, что она с ним переспала, и я склонен верить в эти слухи.
Как же мне было плохо от этой первой неразделенной любви! Я пребывал в совершенно разбитом состоянии. Мир потерял для меня все краски, да и вся жизнь стала казаться еще более омерзительным столпотворением уродливых физиономий и искалеченных судеб. Под давлением ужасной депрессии я впервые в жизни по-настоящему решил умереть. Это было серьезное решение человека, отдающего отчет в своих поступках. Прежде в детстве, когда меня обижали, я часто мечтал, что умру, и все непременно пожалеют об этом, ибо каким-то чудесным образом Бог откроет им глаза на то, какого отличного человека они потеряли благодаря своему черствости и жестокости. Но теперь я решил умереть, не потому что хотел, чтобы об этом пожалели. Я хотел умереть вследствие разочарования. Я жестоко разочаровался в жизни и для меня это был серьезный удар, вынести который моя неустойчивая психика не смогла.
Впав в какое-то сомнамбулическое состояние, я пошел в туалет и, привязав к бачку веревку, накинул петлю себе на шею. Тут мне стало страшно. Я так легко решился умереть, а заключительного действия сделать не решался. Казалось бы, что тут сложного, просто сойти с унитаза, чтобы петля затянулась на шее, а я не могу. Крест, висевший на груди, как-то отяжелел, а в голове бешено кружилось: «Трус! Давай, докажи что ты мужчина, простись с этим гадким миром! Впереди тебя ждет мир куда более приятный! Шагни вниз!» Не знаю почему, но я послушался и несмотря на сильный страх, повис на веревке. Она начала затягиваться на моей шее и к лицу подступила кровь. Казалось, оно вот-вот лопнет. Сердце бешено стучало, а руки стали холодеть. Но лопнуло не лицо и даже не сердце, трепещущее от ужаса, а веревка. В нашем доме все всегда было как-то ненадежно.
От стресса и недостатка кислорода, я упал на пол и потерял сознание. Очнувшись, я услышал, что мать стучится в дверь. Нет, это был не стук, а грохот продолжающейся жизни. Именно так судьба известила меня о том, что будет мне за мое малодушие и слабость. Однако я выжил, а, следовательно, нужно было все принять как есть. Смыв, я вышел из туалета и получил такую взбучку от матери, которую помню до сих пор.
А дальше началась другая жизнь, которую я возненавидел, но которую вынужден был продолжать и продолжать только лишь потому, что у каждого из нас есть своей крест (наша жизнь) и каждый должен его нести. Жизнь стала нравиться мне все меньше. Я воспринимал себя как непрошенного гостя, к которому безразличные хозяева относятся без излишней жестокости, но и без участия. Одиночество – гнетущее чувство, сопровождало меня повсеместно. Друзья ушли куда-то, потому что у них были свои проблемы, я же остался один на один со своим внутренним миром.
Его следовало расширять, ведь именно в нем я чувствовал себя как дома, в нем могла найти приют и тепло моя молодая, израненная душа.
Музыка – огромная сила. Будучи подростком, я увлекся Мэрлином Мэнсеном. В нем было что-то. Ни на кого не похожий стиль, драйвовая, завораживающая музыка, но главное - ощущение отдаленности от этого мира. В своей музыке этот рокер воспроизвел свой особенный мир, не сочетающийся с этим. Именно это мне и было нужно. Заслушиваясь им, я стал разукрашивать свой внутренний мир в тона музыки Мэнсона. Мне хотелось быть похожим на него, сказать всему миру как я его ненавижу, выказать свой протест существующим социальным и этическим нормам. Я стал писать совсем иные стихи.
Прежде я уже увлекался поэзией. Отчего человек начинает писать стихи? Просто наступает момент такого душевного состояния, когда высказать то, что у тебя на сердце иначе как через лирику невозможно. Это веление души, а с ней не надо спорить. Помнится, первый стишок я сочинил в детстве, подражая какому-то сказочному герою. Это было очень наивно, но хорошо. Затем я писал оды Гале, но после той любовной неудачи, решил больше не писать девушкам трогательно – романтических стихов, потому что, как мне тогда казалось, они не достойны этого. Теперь же я писал стихи, повествуя в них о мертвецах, смерти, гробах, крови и темноте.
Поэзия – это материальное воплощение состояния души, а именно об этом я стал думать все больше и больше. Еще больше меня увлекла живопись. Я рисовал граффити свои суровые пасмурные образы, за что соседи стали считать меня сумасшедшим. Я рисовал везде, но как-то раз, разуверившись в своей гениальности, сжег все свои художественные творения, о чем, кстати, теперь нисколько не жалею.
После окончания школы мне посчастливилось поступить в колледж. Мне кажется, в школе настоящих друзей найти крайне сложно. Здесь больше всего подходит принцип «повезет – не повезет». Все дело в том, что в классе собраны иногда на редкость разные дети, между ними мало общего. Учась в колледже, я заметил, что вокруг меня много людей с моими интересами. Во-первых, нас объединяло то, что мы выбрали приблизительно одинаковые профессии, а во-вторых, что не слишком отличались друг от друга по умственному развитию. Именно здесь я и встретил Иру.
Это была удивительная девушка. Я влюбился в нее с первого взгляда и, несмотря на то, что по началу вел себя с ней холодно, ожидая очередного удара судьбы, мы очень быстро сблизились, начали дружить. Она тоже слушала Мэрлина Мэнсона, увлекалась поэзией и даже немного писала сама, правда в ее стихах все не было так мрачно. Все было замечательно, но у нее были преуспевающие родители из рабочей среды. Как вы, наверное, понимаете, они стремились пристроить ее за человека с высшим образованием, широкими возможностями и большими планами на жизнь. Я же под этот стереотип не подходил, а потому они сразу же восприняли меня в штыки. Было тяжело, но ко второй попытке самоубийства меня подвигло не это.
Моя мать серьезно заболела, легла в больницу и ей сделали тяжелую операцию, после которой она чуть не умерла. Я был предоставлен сам себе, начал прогуливать учебу, зависать в клубах, но деньги, скопленные матерью на черный день, быстро кончились. Других же после возвращения из больницы она заработать не могла, а предстояло платить за очередной учебный год. Я пошел работать, но из-за того, что не обладал выносливостью и силой, несмотря на то, что был высокого роста, меня отовсюду гнали. В итоге меня отчислили из колледжа.
Впереди была армия, в которую я не хотел идти категорически. Ира рассказывала, что друзья ее родителей отправили сына по блату служить в железнодорожные войска, которые дислоцировались в нашем же городе. Не прошло и полгода, как его комиссовали вследствие получения тяжелой травмы. Позже он рассказывал, что его там жестоко избивали почти каждый день. Его родители взыскали через суд с Вооруженных Сил крупную сумму, но парень стал страдать психическими расстройствами, причиной которым послужила травма головного мозга.
Я непременно хотел откосить, чтобы не пасть смертью храбрых от руки прапорщика или сержанта. Намедни я получил травму головы, легкое сотрясение, но это не помешало моей матери обратиться к психиатру, чтобы меня проверили на наличие психических заболеваний. Врач осмотрел меня и положил в психушку. Это были самые гадкие дни в моей жизни. Повсюду были одни придурки, на окнах решетки, отвратительная еда. От всего этого хотелось бежать, не чуя ног, но лечащий врач никак не хотел меня выписывать.
Со временем мне стало казаться, что я проведу здесь целую вечность, а врачи сговорились сгноить меня здесь, наказывая за то, что хотел их обмануть. Думая так, я напичкал себя таблетками и запил их спиртом. Прошло около трех часов ужасных ожиданий, за время которых мне стало казаться, что я действительно сумасшедший, прежде чем в глазах у меня помутилось, и я потерял сознание.
В состоянии перехода от жизни к смерти человек, как правило, видит самые удивительные вещи, но у каждого свои видения, образы, свои ощущения. Как и все остальные я не чувствовал своего тела, но виделись мне темные подземелья, на стенах которых была разбрызгана кровь, а все комнаты уставлены гробами с гнетущими черными крышками. У стен стояли треноги, на верху которых крепились металлические чаши, в которых пылал какой-то адский огонь. Языки этого пламени до сих пор стоят у меня перед глазами. Они не в силах были дотронуться до моего тела, если оно, конечно, было, но душа моя горела, они испепеляли ее. Мне вдруг стало мучительно больно, стыдно, горько, я задыхался от угара, заполонившего все комнаты этого кошмарного подземелья. Будучи там, я стал думать, что жизнь была не такой уж и несносной. В ней был чистый воздух, вода, земля и животные, а это все можно высказать одним коротким, но несказанно прекрасным словом – природа. Я был уже далек от жизни, но только теперь смог осознать все свои заблуждения и полюбить ее.
Когда-то я слышал китайское выражение: «если бы не было плохо, как бы ты узнал что хорошо?» Теперь я узнал и очень пожалел, что жил так, как жил, что сделал столько глупостей. Но что же мне было делать? А делать мне ничего не пришлось. За меня все сделали реаниматологи. Они спасли мне жизнь, откачали.
После выхода из комы я увидел лицо матери, человека, которому был обязан всем и которому причинил незаслуженные страдания. Она плакала и благодарила Бога за мое спасение. Позднее я узнал, что мама каждый день ходила в церковь и молилась за меня. Она не просила, чтобы он вернул меня на землю. Мама говорила: «Сделай так, как считаешь нужным, но если захочешь учесть мое желание, я очень хочу, чтобы ты вернул мне сына». Бог внял ее молитвам и за это я благодарен ему безгранично. Я и сам стал похаживать в церковь. Сначала мало, потом больше и больше, а потом и вовсе стал петь в хоре.
Отчего мне захотелось назвать этот рассказ «Три шага до смерти», когда описал я только два? Потому что теперь, несмотря на прозрение и перемены в жизни, меня преследуют мысли о смерти. В этой жизни ничего не дается даром, за все надо платить и я расплачиваюсь за свои тяжкие грехи постоянным страхом перед смертью, по ночам мне снится нечисть, которая уговаривает меня перерезать себе вены. Она нашептывает мне на ухо различные причины, потому что сумела найти во мне слабинку. Теперь я полигон для сражений между силами добра и зла. Этот полигон есть в каждом человеке, который испытал то, что испытал я. Мы чувствуем эти сражения намного острее, намного больнее и намного правдивее.
На свете много людей, которых в минуты жизненных неурядиц посещает мысль о самоубийстве и я чувствую, что должен внушить вам, что этого делать не стоит. Смерть – это не решение всех проблем, не логический их исход, а только переход из одного мира в другой, где все иначе чем здесь. Смерть – это великий грех, перечеркивающий все то хорошее, чем вы заслужили себе лучшую участь в мире ином. Не стоит делать поспешных поступков, за которые вам потом придется расплачиваться очень долго.
Я пытался умереть и многого из-за этого лишился. Я пришел к вере по трудному пути своих ошибок, и теперь не чувствую себя таким одиноким, однако изменения произошли внутри меня, а окружающие так и продолжают считать меня психом, которого стоит сторониться. Даже в глазах Иры иногда виднеется огонек страха, потому что как и все она опасается меня, не знает в глубине своей души чего от меня ожидать, а может быть боится потерять меня после того, как я эгоистично покончу с собой.
Нам иногда стоит задумываться о том, что мы приходим в этот мир не просто так, а с определенной миссией и мы живем не только для себя, для своего удовольствия и для своих бед. Жить стоит по совести, надеясь на лучшее. Все плохое проходит, всегда нужно знать, что в этом мире есть человек, который вас любит, даже если вы и не подозреваешь об этом. Подумайте какого ему будет, когда он узнает, что вас больше нет?!
Никто не знает когда придет его смерть, но мне доподлинно известно, что до своей смерти я должен сделать три шага. Два из них я уже сделал, третий будет последним. В этом у меня нет сомнений, но есть уверенность, что только я могу решить, делать его или нет.
Я боюсь смерти, но знаю, что рожден жить.