Уже вторую неделю у Марины ныл зуб. Проблема с зубами у неё обострилась после рождения четвёртой дочки, до этого же ничего серьёзного никогда не было, поэтому она всё надеялась и надеялась, что зубная боль как-нибудь пройдет сама собой, а этого всё не случалось и не случалось, терпеть же становилось всё труднее. И вот в пятницу перед выходными она, наконец, решилась, но одного решения оказалось мало, нужно было ещё насобирать денег на обезболивающий укол. Семья Марины жила в деревне километрах в пяти от рабочего посёлка, в котором находились все блага цивилизации, доступные живущим в глубинке людям. Обезболивание при лечении зубов уже было среди этих благ, но за деньги, как, впрочем, и всё остальное. Денег Марине наскрести удалось, но с большим трудом, и последние десять рублей состояли из самой разной мелочи.
Маринино решение больше всего обрадовало её мужа, поскольку в этом случае ему не нужно было вести старшую дочь Дашу в школу, находившуюся в том же рабочем поселке, и можно было с самого утра сосредоточиться на хозяйстве. Они с мужем и свёкром не так давно переехали в расположенную между двумя столицами деревню Петровка, из совсем глухих мест и очень надеялись, что здесь им больше повезёт в их усилиях изменить свою жизнь к лучшему. На данном этапе они самоотверженно сражались с нищетой, не теряя при этом присутствия духа.
Когда, наконец, сборы были закончены, и Марина с Дашей собрались выдвинуться в путь, Паша – так звали отца семейства – вдруг пожалел Марину и решил попросить у соседа лошадь с телегой, которую тот нечасто, но всё-таки разрешал брать в обмен на помощь по хозяйству. Сосед дядя Витя был уже пожилым человеком, и ему было трудно в одиночку справляться со всеми обязанностями по дому и огороду. Жена его давно уже умерла, а двое детей – дочь и сын – жили неподалёку, и если и навещали отца, то в основном в период сбора урожая, но никак не в середине октября. С молодым и энергичным Пашей у него быстро установились деловые отношения, иногда напоминавшие даже что-то вроде дружбы.
В поселок из-за затянувшихся сборов они приехали с некоторым опозданием, и Даша сильно опоздала на первый урок. Высадив дочь у школы, Марина кратчайшим путём побежала в поликлинику, а Паша потихоньку поехал в объезд. В поликлинике она заняла очередь, вышла на улицу, и ей тут же пришло в голову повидаться со своей подругой Аней – они хоть и жили в пяти километрах друг от друга, но осенью и зимой виделись нечасто. В основном летом в гости приходила Аня со своими детьми, потому что Маринина деревня была расположена на берегу красивого озера с песчаным берегом, и детям летом там было раздолье. Добежав до Ани, Марина первым делом похвасталась – «А мы на иномарке приехали!»
- Ну да! – недоверчиво отреагировала Аня, но подумала, что с Мариной всё может быть. Несмотря на то, что её подруга, по их меркам, жила в глуши, летом туда приезжало много дачников, и все в основном на иномарках. Несколько раз Марину и, правда, подвозили до магазина то на джипе, то на еще какой-нибудь машине, название которой не то что запомнить, выговорить трудно было. Хотя сейчас было не лето, Аня всё равно решила убедиться в словах подруги своими глазами, и когда увидела запряженного в телегу Орлика, то они обе так дружно и искренне расхохотались, что Марина забыла про зубную боль.
- Слушай, а может, мне и не ходить вовсе, – с надеждой спросила она Аню, – может, и не заболит больше, а? И денег сэкономлю …
Аня пожала плечами – экономия денег была очень серьезным аргументом.
- А вдруг все-таки заболит, ну, скажем, в субботу вечером – что тогда? В город ехать или на стенку лезть? Первое будет ещё дороже, а второе вообще бесплатно – выбирай.
В результате подруги остановились на прежнем варианте – нужно идти к своей Нине Петровне, надёжней будет. Так они простояли и проболтали на пороге поликлиники до тех пор, пока из магазина не пришел Паша.
- Ты ещё не все?! – возмутился он.
- Ладно, Паш, давай уж Дашку подождем, заберём после третьего урока, на продлёнку не оставим, зато все вместе вернёмся – стала уговаривать мужа Марина. Ей на помощь пришла Аня: «Да, Паш, действительно, пошли ко мне в гости, пока Маринка у зубного, я тебя кофем угощу, телевизор посмотришь, а то дома-то некогда, и кофия у вас нету». Немного для вида поспорив, Паша согласился, и они с Аней пошли к ней домой, а Марина - обратно в поликлинику. К ней тут же вернулись все её страхи и мрачные мысли. «Все рожаю и рожаю, и внутри все болит, и зубы разваливаются – жалела она себя, – но потом успокоила, – зато муж христианин».
Паша действительно считался верующим, но не традиционным, когда и в церковь ходишь и все посты соблюдаешь, и исповедуешься, и причащаешься, а – как сказали московские дачники – евангелистом что ли, то есть когда Библию читаешь и живешь себе тихо и мирно, занимаясь хозяйством. Вообще-то, Маринину семью помог перетащить на новое место дядя Коля, их знакомый по старому месту жительства. Не так далеко от них была расположена колония, и, бывало, случалось так, что отсидевшие свой срок обосновывались тут же, никуда не уезжая просто потому, что ехать им особо было некуда. Среди них были по-своему верующие люди, которые искренно хотели порвать со своим прошлым и попытаться жить нормальной жизнью. У некоторых получалось, у некоторых нет. И те, и другие со временем уезжали. И вот однажды, один из уехавших вернулся за своим товарищем, которым и был дядя Коля. Паша тогда прилично пил, их соседка говорила, что от безделья, но Марине казалось, что от безысходности. Да что скрывать, она и сама тогда стала прикладываться к бутылке. И вот в тот далеко не лучший период их жизни дядя Коля предложил им уехать вместе с ним на новое место, где какие-то благотворители купили дом в деревне и поселили в нём и дядю Колю, и его знакомого с условием, что они будут помогать им в их миссионерской деятельности. Так Марина с Пашей и двумя маленькими детьми усилиями всё того же дяди Коли стали первым объектом благотворительности, требованием которой было не пить, не курить, заниматься хозяйством и самостоятельно себя обеспечивать. Паша воспринял это все очень серьезно при самой горячей поддержке Марины. Как только для них появилась надежда, их жизнь действительно начала меняться. Несмотря на то что они, сорвавшись с насиженного места с двумя малолетними детьми и третьей беременностью, поехали в неизвестность, новая жизнь начала складываться для них более или менее удачно. Удачно в том смысле, что Паша под грузом ответственности бросил пить, Марина, естественно, и думать об этом забыла, у них появился свой клочок земли и очень низкооплачиваемая, но всё-таки оплачиваемая работа по ведению общего хозяйства, в котором была корова и десятка три кур и гусей. Паша втянулся в воскресные чтения Библии, и когда вслед за третьей дочкой Марина обнаружила себя снова беременной, об избавлении от беременности не было и речи. Чего ей это стоило, знала только она, но всё равно была благодарна судьбе за то, что они смогли вырваться из заколдованного круга.
С этими воспоминаниями Марина дождалась своей очереди. Оказалось, что она в этот день была последней.
В самый разгар процедуры в коридоре послышался шум, из которого Марина различила, как минимум, три голоса – два женских и один мужской. «Неужели все лечить?» – подумала она, но сама в это не поверила, уж больно интонации говорящих не были похожи на интонации собирающихся лечить зубы. Через секунду дверь в кабинет открылась и молодой женский голос сказал «Здрасьте, Нина Петровна! А вот и мы, как договаривались». В кабинет тотчас вошли ещё люди, но Марина сидела к ним спиной и ничего не могла видеть. Она забеспокоилась, потому что Нина Петровна немедленно от неё отвлеклась, а Марина так и осталась сидеть с открытым ртом. Суета в кабинете продолжалась, было слышно, как туда что-то внесли и вроде бы вошёл еще один человек.
- Как они там все помещаются? – недоумевала она.
Тем временем Нина Петровна вернулась к Марине и сказала: «Сейчас, Мариночка, я закончу, потерпи немного».
- Продолжайте-продолжайте, Нина Петровна, – сказал властный мужской голос, а мы тем временем будем делать своё дело, и Марина услышала тихий незнакомый звук.
- Нина Петровна! Говорите что-нибудь о пациенте, мы снимаем, – это снова был молодой женский голос, и Нина Петровна как ни в чём ни бывало начала: «Сейчас у меня находится пациент Данилова Марина Юрьевна, 28 лет, мать четверых детей. Проживает она в соседней деревне Петровка, к нам ходит нечасто, и напрасно». На какое-то мгновенье наступила тишина. Не было даже слышно мелкого потрескивающего звука. Потом всё тот же молодой женский голос спросил: «Сколько-сколько вы говорите детей?" – «Четверо,» - ответила Нина Петровна. Все дочки – Даша, Яна … она запнулась, и Марина как могла подсказала «Ыка, Уля», да-да, Вика и Юля» – закончила она.
- Валерий Петрович! – это же удача! – наперебой заговорил и женский и мужской голос, – Срочно меняем концепцию! Нужно больше внимание уделить этой многодетной. Сколько мы многодетных по окрестностям искали, а они в Петровке запрятались!
Когда Марина встала с кресла, она увидела четырех человек – двух женщин, одна из которых стояла почти в коридоре, мужчину с камерой и немолодого властного мужчину, бывшего, судя по всему, главным.
Оказалось, что для предвыборной компании местный чиновник из этих мест снимает для себя рекламный ролик, а поскольку он сам когда-то начинал врачом именно в этой поликлинике, то и решено было начать предвыборную агитацию с неё, что было особенно актуально в рамках курса на большую социальную ориентацию. Обладательница молодого женского голоса («самая симпатичная из всех» – оценила для себя Марина) быстро ввела её в курс дела, объяснив, что от неё требуется. А требовалось совсем немного: проговорить с Валерием Петровичем в кабинете, затем пройти с ним по коридору до раздевалки, а там попрощаться, как старые знакомые, но без фамильярностей. Марина от всего этого опешила и не знала, что и сказать. С одной стороны, было любопытно и очень неожиданно, а с другой стороны, она вспомнила, что давно не мыла голову и одета была так, что стыдно на люди показываться, а уж перед камерой и подавно. Не долго думая, она так и сказала об этом молодой женщине, надеясь, что та её по-женски поймет, но не тут-то было.
- Что Вы! Вы нормально выглядите, свеженькая такая с ясным взглядом. В камере смотритесь отлично! Правда, Сереж? – не унималась она, и Марина поняла, что быстрее сделать, что велят, чем возражать. Один раз они всё отрепетировали, а на второй раз сняли. Потом Марину сняли на камеру отдельно, она даже что-то сказала, но от волнения забыла, что именно. Под занавес, ей дали подписать какую-то бумагу, она подписала и только после этого спросила: «Ой, а чтой-то это я такое подписала, может, не надо было?!»
- Всё, поздно уже, завтра приедем за твоей коровой, – серьёзно сказал мужчина с камерой, судя по всему - Серёжа.
У Марины вытянулось лицо – такого поворота событий она не ожидала, в голове с невиданной скоростью пронеслись панические мысли, и она была уже готова расплакаться, как Нина Петровна вдруг сказала «Да вы что с ума сошли, так шутить! У нас тут люди все простые, доверчивые, это не то, что у вас в городе, где никто не то что никому, а и себе уже не верит»!
Все, кроме Нины Петровны и Марины засмеялись, а через пару секунд, осознав, что это была шутка, неуверенно улыбнулась и она.
- Вы уж нас извините, – сказал за всех Валерий Петрович. – Мы люди к таким шуткам привычные, и вот юмора нашего не рассчитали. А подписали вы своё согласие на то, чтобы вас показали по телевизору. Вам же это тоже интересно – увидеть себя по телевизору! Ну а я Вам, со своей стороны, помогу – приходите в приемные часы. Мои координаты Вам оставит Светлана.
Светлана - именно так звали больше всех понравившуюся Марине женщину - быстро написала что-то на чистом листе бумаге и протянула его Марине со словами «Вот Вам адрес, схема, как пройти, телефон и приемные часы. Это отдел соцзащиты нашего района. Приходите, поможем, чем можем».
Когда Нина Петровна проводила всех гостей, Марина всё ещё сидела у кабинета.
- Нина Петровна, – тихо с надеждой в голосе спросила она – а что, может, и вправду можно к ним за помощью обратиться?».
- Да что ты! – ответила Нина Петровна, входя в кабинет, они уж про тебя и думать забыли, а ты говоришь - помощь! Это ж предвыборная а-г-и-т-а-ц-и-я – многозначительно продолжала она, – это к нашей с тобой жизни здесь не имеет никакого отношения, запомни!
Но Марина не унималась: «А зачем же тогда они мне телефон оставили, и как проехать нарисовали?».
- Эх, деревня ты наивная, – вздохнула Нина Петровна, – что ты у них хоть просить-то хочешь?
- С зубами мне помочь, а то уж жевать нечем, денег, Вы сами знаете, сколько надо. У нас таких сумм отродясь не бывало! – и Марина с надеждой посмотрела Нине Петровне в глаза, как будто это именно она принимала решение относительно помощи. Нина Петровна на секунду замешкалась.
- Ну ладно, Мариночка, попробуй. В жизни всё бывает, а вдруг как Карулин победит – так это тебе козырь в руки!
Марине только такого ответа и надо было, в этом ответе она услышала надежду ещё минуту назад сомневавшегося человека. У неё пересохло в горле и слегка перехватило дыхание, она уже видела себя с новыми зубами, и мечтала, как будет есть всё что хочется и улыбаться, как прежде, не думая о необходимости прикрывать рот ладонью.
Распрощавшись с Ниной Петровной, как с самым дорогим человеком, в приподнятом настроении Марина вышла из поликлиники и помчалась к Ане. Влетев в квартиру, она сбивчиво и крайне эмоционально начала рассказывать о произошедшем. Аня и Паша сидели на кухне и силились понять хоть что-нибудь из Марининого рассказа. «Ты подожди, подожди, не спеши так, – останавливал её Паша, – кто приехал, что снимали, ты-то сама где была?»
- Да там же я и была с Валерием Петровичем, в кадре. И в кабинете, и в коридоре, и на улице лошадь нашу показала! Теперь меня по телевизору покажут, а вы смотрите, не пропустите! – с горящими глазами, широко улыбаясь и забыв прикрыть рот ладонью, радостно объясняла Марина. Аня с Пашей с недоверием смотрели на неё, не зная, что и сказать. «Не верите? – пойдем к Нине Петровне! Она вам подтвердит, что я не вру», – не унималась Марина. «Ну ладно, ладно, – согласился Паша, – допустим, мы тебе поверили, а когда покажут хоть знаешь?»
Тут Марина призадумалась, об этом в общей суматохе никто не сказал, а она не спросила.
– Вот начнется предвыборная агитация, тогда и покажут, – предположила она, – а вообще у меня и телефон их есть, можно позвонить и спросить, если надо.
На следующий день Марина решила, что всё-таки наберётся храбрости и позвонить по телефону, номер которого ей оставили, чтобы для начала узнать, когда можно будет увидеть себя по телевизору. Собрав старшую дочь в школу и покормив остальных завтраком, она начала потихоньку настраиваться позвонить, в душе проклиная себя за любопытство. На самом деле ей было страшно. Даже страшнее, чем идти к зубному врачу. Во-первых, она совершенно не представляла себе, с чего начать разговор и как себя представить, а во-вторых, Нина Петровна всё-таки заронила в её голову некоторое сомнение. Если вчера будущее представлялось ей в самых радужных тонах, то сегодня краски несколько поблекли. «Ну с чего, – думала она, – большому начальству обо мне помнить, у них своих дел хватает, вот агитация на носу, а тут я со своими вопросами и просьбами…»
Вообще-то в глубине души Марине казалось, что запомнить её должны были, но не потому, что она из себя что-то такое эдакое представляет, а потому, что не может же быть у людей такая плохая память; с другой стороны, она катастрофически не была в себе уверена, когда дело доходило до общения с начальниками. Они все казались ей на одно лицо и абсолютно недоступными. Такой опыт она в основном приобрела, когда рожала четвёртую дочку. Первый раз у неё возникли осложнения при родах, и она всем своим нутром чувствовала, что что-то было не то, и когда, окончательно придя в себя на следующий день, начала спрашивать, как да что, в ответ услышала только: «Не твоего ума дело, скажи спасибо, что ребенок ещё нормальный». Через три дня ее выписали, и опять ничего не сказали. Дальше сестры и нянечки ей ни до кого добраться не удалось. Какое-то время она с замиранием сердца следила за развитием младшей дочки, а потом под грузом ежедневных забот и проблем острота сомнений притупилась, и Марина решила надеяться на Бога, также как и её муж Паша.
И вот прокручивая в голове все эти мысли и воспоминания, Марина услышала, что как будто кто-то или зовёт её или кричит что-то с улицы. Наскоро набросив на себя пальто, в тапочках на босу ногу Марина выбежала во двор. За забором стояла какая-то женщина и, действительно, хотела поговорить именно с ней. Удивленная, Марина пригласила её во двор: «Да вы заходите, калитка-то открыта» – сказала она. Женщина зашла и представилась: «Меня зовут Евгения. Я с местного телевидения. Вчера мне про Вас рассказала Светлана, которая ролик снимала для Карулина, помните её? Так вот, продолжала она, – мы уже давно ищем живущую в деревне многодетную семью, чтобы снять сюжет для местного телевидения, но никак до сих пор найти не могли. В городе-то мы знаем несколько семей, а вот в деревнях только старики одни, а молодых да ещё с детьми так и не нашли. А тут – такая удача!»
Марина, конечно же, пригласила Евгению в дом, где та за не одной чашкой чая долго и подробно рассказывала ей об их планах и просьбах. И Евгении, конечно же, удалось убедить её согласиться, чтобы к ним приехали с телевидения и сняли о них сюжет …
Сюжет о Марининой семье в результате сняли даже дважды, а один раз приезжали из районной газеты. Каждый раз Марина занимала деньги и покупала торт, чтобы угостить гостей чаем, к её огорчению и на радость детям гости каждый раз от угощения отказывались. А последний раз на день Матери Марину пригласили в районный центр на праздничную встречу, и она, единственная из всех приехавшая с шестимесячной Юлечкой, потому что её просто было не на кого оставить, снова попала во все объективы – с ней и с Юлей даже сфотографировался сам глава районной администрации. Всё было бы хорошо, но в этот раз Марина так намучилась с ребёнком в электричке, в автобусе и пешком, да ещё и денег занимать опять пришлось на дорогу, что она решила – всё, хватит, с публичной жизнью покончено, нет на неё больше ни сил, ни средств.
Про свою просьбу помочь ей с лечением зубов в суматохе она сначала и забыла, потом эта идея показалось вообще абсурдной – ну никак не вязались проблемы с зубами с сюжетами о её семье, статьей в газете и празднованием дня Матери. Хотя, надо отдать должное журналистам – Светлане с Евгенией и работникам отдела соцзащиты - они всё-таки выхлопотали для Марины подарок – четырёхконфорочную газовую плиту. Но газа в Марининой деревне нет, а у её семьи пока еще не хватает денег на баллоны да и на газ тоже, и стоит эта плита в избе на почётном месте, дожидаясь для себя, как и сама Марина, светлого будущего.