Круглый стол, за столом сидят трое мужчин и одна девушка. Ведущий, молодой человек лет двадцати семи, улыбаясь смотрит в камеру.
— Здравствуйте, многоуважаемые телезрители. Мы собрались сегодня здесь, для того, чтобы обсудить, на мой взгляд, очень важный вопрос, касающийся современной литературы. А вопрос этот звучит вот как. Может ли наша великая и могучая литература вовсе обойтись без великого и могучего русского языка?
Прежде чем мы начнем, позвольте мне представить вам наших гостей. Итак, Вольфрам Васильевич Хром, доктор искусствоведения, почетный член лондонского клуба литераторов. Вольфрам Васильевич в бытность свою преподавал в Сорбонне, читал курс лекций посвященных истории развития узкоколейных дорог в России. Автор трех десятков книг, одна из них была посвящена кулинарным рецептам и называлась «Настойки и закуски строителя узкоколейки». Замечательная книга в которой приведены более пяти тысяч рецептов как из подножного корма сварить пиво или суп, изготовить различные соления и варения, как правильно собирать липовую кору, сушить ее, вялить и в каких пропорциях и с чем принимать. В общем, потрясающая по силе и духу книга. Итак, прошу любить и жаловать! Вольфрам Васильевич Хром.
Вольфрам Васильевич в знак приветствия кивает головой.
Следующий участник нашего круглого стола молодой, но очень одаренный поэт, уже заявивший вслух о себе. Прошу приветствовать: Клавдий Нате! Клавдий закончил с отличием сельскохозяйственную академию по специальности Крупный рогатый скот. Вообще, нужно отметить стилистические особенности поэзии Нате, он пишет о крупном рогатом скоте, о том, что и у коровы есть чувства, она тоже способна любить, Клавдий воспевает быка осеменителя, быка-отца, быка-мужа, быка-романтика, мечтающего о полетах на Луну, Марс. Русь Клавдия отдаленно напоминает есенинскую Русь: любование природой, сельскохозяйственными угодьями, и в то же время негодование по поводу запустения, вымирания деревни. Цикл его стихов «Елдырина слобода» был номинирован на престижную литературную премию в области поэзии.
Сломалась электродоилка,
Коровник в негодность пришел,
Бока провалились у телок,
Домой старичок не дошел...
Вот такие грустные своей правдой жизни стихи Клавдия.
Еще один наш гость, литературный критик Абрам Моисеевич Гладенький. Абрам Моисеевич вице-президент общества независимых критиков России, окончил с красным дипломом МГУ, работал пресс атташе в Японии и Китае, дружил с Солженицыным, близко общался с Бродским. Выпущенная им в 2000-ом году «Критика чистого разума» произвела революцию в современной литературной критике. И не только в литературной!
Ну и последний наш участник, это молодая очаровательная писательница Даша Гагарин. Даша начинала свою литературную деятельность на интернет сайтах, таких как проза ру. Первые свои произведения Дарья публиковала под псевдонимом Гадя Петрович Хреново. Это литературное прозвище, по всей видимости, она взяла из КВНа. Скажите, Даша, вам нравится КВН, вы сами играли в эту игру?
— Да что вы, чур меня. Я вообще предпочитаю не играть в игры. — А почему Гадя? — Просто в тот момент я была далека от политики и зачитывалась романами Фенимора Купера. Мне нравились индейцы с их звучными именами. И еще я тайно была влюблена в Гойко Митича. Ведущий покачал головой, словно бы соглашаясь с чем-то. — Итак, давайте начнем с вас, Вольфрам Васильевич.
Вольфрам Васильевич почесал нос, прокашлялся и звучный бас его зазвучал как тромбон.
— Русская литература, великая русская литература, литература Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова и ряда других великих авторов на данный момент переживает, прямо скажем, не лучшие времена. Скажем, вот Некрасов писал о строительстве железной дороги, и как писал, сейчас так не пишут! И не потому, что все мы летаем на самолетах, нет, мы и на машинах, и на поездах тоже ездим. Просто в русском современном языке на сегодняшний момент нет адекватных слов, подходящих для описания великих трасс, Урало-Сибирской магистрали, БАМа и прочих подобных жил сообщения. Сейчас в русском литературном языке куда ни плюнь — одни иностранные словеса, совсем неподходящие для современного железнодорожного процесса. О какой литературе вообще может идти речь?
— Вы не правы, — вступил в разговор Клавдий, — данная критичность рассуждений характерна независимым критикам, знать не знающим о современном русском языке, он не менее могуч чем несовременный. И уверяю вас, основа, базис его, этого современного языка, зиждется на основополагающих исконно русских словах, которые мы знаем с детского сада.
Абрам Моисеевич внимательно слушал, ковыряясь в носу. Затем он вытащил из носа козявку и скатал ее в комочек, оглядевшись по сторонам и не найдя подходящего места, чтобы выбросить, украдкой положил в рот.
— А как вы думаете, Абрам Моисеевич? — спросил ведущий. — Что я думаю, как? — Ну, — ведущий слегка замялся, — по поводу высказывания ваших оппонентов.
— Я вам скажу, что критика навроде выпей йаду, давно устарела, в этой области тоже не все так хорошо, как хотелось бы. Этот молодежный сленг порядком набил оскомину и самим переносчикам этой культуры. Уже никого не удивишь отстоем, аццким сотоной и прочей пое… туфтой. Это все наносное! Возьмите Белинского, вот вам критик, вот о чем нужно говорить! Что такое современный литературный процесс, кто его ведет? Бездари и неграмотные падонки. Это же смешно, почти также смешно, как постмодернизм. Давайте будем кричать — рок-н-ролл жив! А что из того что мы будем кричать? Мы лишь надорвем себе глотки и все. Пушкин — это вечно, а жжош — это отстой, выражаясь современно устаревшим языком.
— Ага, интересная мысль, — промычал ведущий, — что вы скажете, Даша? — Ну что сказать, Фенимор Купер, на мой взгляд, это глыба сравнимая разве что с, ну, тем же Пушкиным. И, по-моему, мы должны обратить внимание на проблемы, носящие этнический характер, в мире осталось не так много индейцев. — Да, да, — закачал головой ведущий, — но, возвращаясь к русскому языку, хочется отметить то подлинное богатство …. — Я вас умоляю! — перебил его Вольфрам Васильевич, — Какое богатство, о чем вы? — Как о чем? О русском… — Вы видели, что творится у нас на железной дороге, спросите у Сюсанны Христофоровны, она не даст соврать. Да, в некоторых поездах уже поставили биотуалеты, но в основной массе все это так же, как было двадцать лет тому назад. Очереди, простите меня, чтобы посрать, а говно, простите меня, на землю. Всю Русь засрали.
— Коровы ходят и вместо сена говно жрут, — поддакнул Клавдий, — а чтобы получился нормальный помет им нужно сено, сено кушать. А у нас ни сена, ни косарей днем со огнем... — То-то и оно! Все поэты, да писатели. А зачем поэтам и писателям сено, им говно подавай, из этого материала они вам создадут современный шедевр. А я сиди и читай, и потом сам пиши на это говно свое говно, — вмешался Абрам Моисеевич. — Я, в отличии от вас, говно не пишу! — возразил ему Клавдий, — и попросил бы не обобщать. — Что я обобщаю, я ничего не обобщаю, эры милосердия мы не дождемся еще тысячу лет, а эра говна уже вовсю шагает по планете. — Но позвольте, господа … — попытался вмешаться ведущий, но его грубо прервал Вольфрам Васильевич: — Говно, говно вы пишете! — обратился он к Клавдию, — вы хоть Некрасова-то читали? Так вот пойдите и прочтите! Поэт... Говно вы, а не поэт. Про желез … Не дав договорить Вольфраму Васильевичу, Клавдий схватил обидчика за волосы и ударил лицом об стол: — Урод гребаный!
Вольфрам Васильевич упал на пол.
Все, молча опустив глаза, смотрели перед собой. — Я могу что-нибудь из последнего прочитать, — нарушил тишину Клавдий. — Э… — хотел было что-то сказать ведущий, но лишь одобрительно кивнул головой. — В селе моем родном, навозу не найти.
В селе соседнем тоже нет навоза,
На грядках мучаясь, растут лишь сорняки,
Признаюсь вам — им похуй до навоза!
Им все равно: что есть навоз, что нет,
Им все равно — хоть сдохни вся скотина,
А я — поэт, люблю этих коров,
И ненавижу неудобренную глину.
Пусть там у них, где чернозем в чести,
Где зреют фрукты, овощи на грядках,
Коровы наши нахуй не нужны,
Ну а у нас, и в поле, и в тетрадках:
Корова – нет священней существа,
Как в Индии ее считают богом,
Так и у нас корова срать должна,
А мы, мы патриоты, ей поможем.
— Отличные стихи! Спасибо вам, Клавдий! Но с Вольфрамом Васильевичем как-то не очень получилось, — подал голос ведущий. — Ничо, пусть знает, что поэт в России больше чем поэт. — Дарья, вы что-нибудь скажете? — заискивающе произнес ведущий. — Я предлагаю с этого упыря снять скальп, мне кажется, что нельзя вот так запросто оставаться бесхребетным существом, беспринципной скотиной, когда дело касается святого русского языка и верноподданных его носителей. Прошу голосовать, кто за?
Даша и Клавдий подняли руки. — Единогласно, — сказала Даша. — Клавдий, у вас есть нож? — Вообще-то нет, — опечаленно произнес Клавдий. — Ничего, я думаю пилка для ногтей подойдет. — У нас прямой эфир, — чуть не плача запричитал ведущий. — *** на вас. Клавдий, держи его. Даша достала из сумочки пилку для ногтей. — Но позвольте, что здесь вообще творится? — возмущенно забормотал Абрам Моисеевич. — Послушайте, Абраша, не нагнетайте и без того сложную ситуацию в современном русском литературном языке. Вас не спрашивают, сидите и помалкивайте, никто здесь зла вам не желает, мы уважаем все нации на свете: и вас, и немцев, и американцев; нам здесь не нужно национальной розни. Мы за принципы, кто с мечом к нам, тот от меча и погибнет. Кто сказал? — Даша впилась глазами в испуганные глаза Абрама Моисеевича. — Кто сказал, кто сказал, Невский сказал, я просто не понимаю, что здесь происходит, что за средневековье вы устроили, я не понимаю, куда меня пригласили и вообще я ничего уже не понимаю. — И, товарищи, у нас прямой эфир! — вновь попытался выправить ситуацию ведущий. — Хуй на вас! — парировала Даша, держа Вольфрама Васильевича за волосы и примеряясь к его лбу пилкой для ногтей. — Поехали! — весело, по-гагарински произнесла она и принялась пилить. Пришедший в чувство Вольфрам Васильевич визжал и брыкался, однако поэт Клавдий крепко держал его в своих богатырских объятиях. — Что это, что вы делаете, что вы делаете?! я ничего не понимаю! что вы делаете?! — причитал Абрам Моисеевич.
— Как что? Разве вы не видите? Наказываем еретика! Священная инквизиция посчитала, что он состоит на службе у сатаны. Вы, надеюсь, не состоите на этой службе? — пристально взглянула на Абрама Моисеевича Даша, движением головы откинув прядь волос с потного лба. — Снимать скальп пилкой для ногтей также утомительно, как пилить дрова тупой ножовкой.
— Можно подумать, она пилила дрова тупой ножовкой, — буркнул себе под нос Клавдий, однако, его слова услышали все находящиеся в студии.
— Что?! — возмущенно спросила Даша, вытирая окровавленную руку, о жакет из новой коллекции зима-лето. — А че слышала, ты ножовку-то в руках хоть раз держала? — Как тебя, — обратилась она к ведущему, — закурить есть? Ведущий молча кивнул головой. — Прикури мне, будь другом. Ведущий прикурил сигарету и дал Даше. Дарья глубоко затянулась, выпустила дым и произнесла. — Единогласно. После этого, она воткнула пилку для ногтей в глаз поэту. — Вот так вот, Абрам Моисеевич! Не уважаю я таких поэтов. Вы знаете, кто написал «поле, русское поле, я твой тонкий стебелек»? Абрам Моисеевич совершенно лишенный дара речи, лишь отрицательно покачал головой. — Эх, Абрам Моисеевич, Абрам Моисеевич, как же так? Это же … ну, да ладно... Так, значит, о чем это мы... А-а, да... о современном русском литературном языке. Ну, что говорить! Вот, смотрите! Никто же уже не читает, все смотрят. Пожалуйте, это и есть русский, современный язык. Ах, да! Для того, чтобы картинка была полной, я пожалуй разденусь, кстати, вы так и не сказали, уважаемый ведущий, как вас зовут? Если у вас есть презерватив, то я к вашим услугам, Абрам Моисеевич, как вы относитесь к безопасному сексу, безусловно, в рамках ортодоксальной критической традиции?
Даша сняла с себя жакет и блузку, грудь ее была напряжена, розовые соски торчали от возбуждения. — Ну?! Давайте, давайте! Наш разговор будет неполным, что это за современная русская литература без сексуальных оргий. Снимайте, снимайте штаны, господин ведущий. Не расстраивайте меня, я ведь писатель и могу такого здесь понаписать. И вы, мой друг, можете оказаться главным героем!
Ведущий закачал головой и стал стягивать с себя штаны. — Вот и молодец!
Даша скинула с себя юбку и уселась на стол.
— Я не верю в существование нижнего белья, поэтому не удивляйтесь. Итак, следуя моде современного творческого процесса, я научу вас заниматься... хотя чему вас учить, вы же не косолапые медведи, вы и так все знаете и умеете. Прямой эфир? — подмигнула она ведущему.
Ведущий, лишь соглашаясь, затряс головой. — Ну что, сабли в руки и поскакали! Абрам Моисеевич, давайте, давайте! — Что это, что, я не понимаю, что происходит, что здесь происходит? — вышел из ступора Абрам Моисеевич. — Как что, творческий процесс, анализируем, разбираемся в насущных проблемах, ищем ответы на извечные русские вопросы, кто виноват и что делать. — Нет, я не понимаю, что это, что это? — Абрам Моисеевич, я вас прошу, не тупите, снимайте штаны и делайте как все, ну, как ведущий, кто последний кончит тот дурак. Ведущий взял в трясущуюся ладонь свою маленькую, сморщенную пипиську и в тот же миг согнулся пополам, его вырвало на бездыханное тело поэта. — Да, хорошенький у нас получился разговор, — подвела итог Даша. — А космос так притягателен по ночам, особенно в августе, когда с неба падают звезды. Я постоянно что-нибудь загадываю. Вообще, надо признаться, я всю жизнь мечтала стать домохозяйкой, писать рассказы это такая скука, варить борщ куда интереснее. Что, Абрам Моисеевич, вы хотите мне сказать? Какого черта я пишу рассказы и приперлась сюда? А что ответить вам не знаю. Наверное, в этом и состоит наша современная жизнь, что кто-то вместо того, чтобы варить борщ и воспитывать детей, пишет всякий бред, а другой, такой как вы, критикует его или хвалит, разницы большой нет, третий вот вместо того, чтобы блевать в прямом эфире, лучше бы устроился продавцом итальянской сантехники, все бы толк какой был, а этот месяц бы поработал железнодорожным рабочим. Ну все! Осталось произнести слова благодарности, обняться, поцеловаться и финальная песня. Нет, русская современная литература себе такого позволить не имеет права, традиции все ж таки. Дарья подошла к Вольфраму Васильевичу и наступила каблуком роскошных туфель ему на горло. — До свиданья, друг мой, до свиданья! Милый мой, ты у меня в груди, предназначенное расставанье обещает встречу впереди.
Абрам Моисеевич схватился за сердце и замертво упал со стула на пол. Даша подошла к ведущему и принялась делать ему минет. В тот момент, когда возбуждение его готово было достигнуть своей наивысшей точки, Даша, словно бульдог, сжала свою челюсть и потеряла сознание. Послесловие. Вскрытие показало, что женщина, называющая себя Дашей Гагарин умерла от яда, который приняла перед тем как пойти на передачу, посвященную современной русской литературе. Молодой человек, ведущий этой передачи, сошел с ума. Он был помещен в психиатрическую больницу из которой уже не вышел никогда. Вот такая вот она получилась современная русская литература.