«Что приключилось над тобою,
Ты стала пленницей бесов.
И над растерзанной вдовою
Уже глумиться мир врагов…»
Разве бы не радовалось сердце мое, когда бы ты была девственной и совсем еще юной, но уже предвосхищающая своим синеоким взором безграничные просторы. Разве не пламенела бы душа моя, когда уже в своей безудержно цветущей юности ты опоясывала бы своей любовью все мыслимое для человеческого глаза раздолье. Как грациозная лань ты бегала по своим лесам, наполненными всякими разными птицами и как сказочная птица вместе с ними ты взмывала в небо, чтобы окинуть из поднебесья взглядом свою вольную жизнь. Ах, юная красавица, помнишь ли ты, когда восторженные взгляды твоих соседей с завистью смотрели на твою преисполненную достоинства благородную поступь. И как зависть съедала их очи и наполняла лица их скорбью, и как очаровывала мятежная мгла их сердца ненавистью к тебе за твою девственную красоту. Но ты лишь всего печалилась о них за их неверное суждение о тебе, но никогда их злых намерений не страшилась. Потому что ты всегда знала, что дети твои, пьющие воду из Днепра и ходящие Варяжским морем, не дадут завистникам тронуть твоей чистоты, ибо ты как любящая мать приняла нас детей твоих под свой материнский покров, и леса твои стали нам отчим домом, а поля пушистой периной. И ты дала нам свое имя - Русь, чтобы все как один были тебе детьми и меж собой родичами.
И мы все жили как одна большая семья, вольно и радостно. И любовь твоя была между нами, и ты кормила и одевала нас, одаривая всякими щедрыми подарками. Мы же берегли твои просторы от лютых разбойников и свято хранили в своих сердцах свою чистую любовь к тебе. Но враги твои завидовали все пуще тебе, за ту взаимную любовь, которую ты сторицей отдавала своим детям, а дети твои отдавали ее тебе. И возненавидели тебя за то, что кроме нас никого с такой любовью не привечала, и радости твоей решили воздать соседи злом за простоту твоей жизни. И тогда возмужали твои соколы, оставляя свои косточки и кровушку по всем границам твоих пределов, а дочери твои слезы свои стали прятать в рукавах. Но ты в своей печали о своих детях становилась еще прекраснее, и твой голос становился тверже и поступь властней, и лишь чистые синие глаза от грусти стали похожи на бездонную синь твоих рек, выдавая твою тихую печаль. И дети твои все чаще и чаще стали покидать твой дом, воздавая обидчикам за их козни о тебе. Но ты нас всегда ждала и радостно встречала, исцеляя нас своей материнской любовью и возвращая обратно к жизни. Мы тебя очень любили. И когда приходило время тебя защищать, мы всегда уходили все и возвращались домой почти все, живые и мертвые, мы возвращались к тебе в наш дом. И только о тех из нас ты горько плакала, кому уже не суждено было вернутся домой, и чьи кости остались лежать на чужбине. Как о сироте плачет настоящая мать, так и ты роняла свои слезы по не вернувшимся сыновьям. Но более твоя скорбь была о тех из нас, кто был полонен хищным врагом, и кто в цепях и узах оставлен в чужой стороне. Как же ты чувствовала их слезы и воздыхания о тебе, когда их сердца взывали к тебе и ты, слышавшая их стоны, не всегда могла выручить своих детей из беды. Мы плакали вместе с тобой, но никто никогда не видел наших слез. И тогда ты научила нас праведному гневу. И за похищенных наших братьев и сестер, мы жгли селения и города всех наших заклятых врагов, за каждый русский вздох мы обрекали врага мечом и пожаром. За то чтоб не повадно было впредь, мы несли врагам смерть на своих мечах. Тогда ты вдруг поняла, что твои дети возмужали и стали грозными воинами, и даже твои дочери научились держать мечи и метко метать стрелы. И ты уже сама, одевшись в кольчугу, стала грозной воительницей, и шаг без спросу в твои пределы означал для любого конного и пешего смерть. То было время твоей юности.