Глава третья
Как хорошо, что я приехала утром! Родителям совсем необязательно знать о моих злоключениях. Они слегка удивились, что так рано, но я ответила, что гуляли до утра, ночевать у подруги тесно и я первым автобусом вернулась.
После полудня встревожено позвонила Воронина, но, услышав мой голос, успокоилась. Не услышав от меня обиженных претензий, вдруг стала противно врать: «А мы тебя искали, искали, когда собрались уезжать. Шнурок особенно беспокоился. А я говорю: «Да она, наверное, на такси уехала….»
Так, значит, единственный человек с остатками совести – это Шурик, парень Ирины. Видимо, он возражал, чтобы они меня бросили. Будем знать. Но в любом случае, с этой скоропалительной дружбой закончено. Не зря Ленка казалась мне ехидной девицей.
Ближе к вечеру заявился Владик. Не дождавшись моего звонка с униженными извинениями, что таки да, я виновата в том, что мир не совершенен, он заскучал и пришел сам. Но образ Владика уже померк в моем сознании, разговор не клеился, и он ушел еще более обиженный. Но, впрочем, через пару дней все вернулось на круги своя.
Это было странное время. По ночам мне снился кто-то, зовущий меня на другую сторону реки, но я не могла рассмотреть кто. С Владиком мне было скучно, хоть он и гнал обаяние на всю катушку. Осенний мир мне казался унылым и безрадостным, полным разочарований, и ветер, свистевший за окнами, уже не рассказывал мне сказки, а пел грустно-тревожные песни.
В один из таких вечеров зазвенел телефон. «Да», - скучным голосом произнесла я. Там немного помолчали, потом спокойный голос произнес: «Знаешь, а ведь я без тебя не могу». Мир перевернулся в одно мгновение. Ветер заиграл валторнами какую-то бушующую мелодию, листья за окнами затанцевали безумный танец, а мое сердце сделало невероятный прыжок. Голос продолжал: «Мы можем увидеться завтра? Я приглашаю тебя в театр». Конечно, в театр, в кино, в кругосветное путешествие, к черту на рога – я готова была идти с Дмитрием куда угодно.
Положив трубку, я заметалась по комнате. Откуда он взял мой номер телефона, ведь я не говорила ему? Неважно. Теперь уже ничего неважно, кроме того, что завтра мы увидимся.
Он стоял около театра с небольшим букетом и внимательно вглядывался в толпу, спешащую на спектакль. Мы встретились так, будто близкие люди после долгого расставания. Удивительно, но между нами не существовало скованности, происходящей от стеснительности или неискренности.
«Какой красивый букет! – восхитилась я. Я никогда не видела таких калл: ярко-алых с причудливо изогнутыми лепестками и золотыми пестиками. Они казались мне инопланетянами, снисходительно спустившимися с небес и позволивших нарядить себя в ажурный прозрачный целлофан. Но на спектакль мы инопланетян не взяли, оставив букет в машине.
Содержание спектакля я не помню. Передо мной можно было разыгрывать любое действо или просто спать, я чувствовала только то, что Дима держит мою руку в своих ладонях и нежно перебирает мои пальцы. Его серьезный, внимательный взгляд чаще останавливался на моем лице, чем на сцене. Да простят нас актеры!
Как во сне пролетел вечер, мы вышли на улицу, в вечернюю осеннюю свежесть. Ветер кружился вокруг нас, как назойливый папарацци, желая узнать выражение наших лиц. А мы его обманули. Мы шагнули с дорожки в темноту, за куст облетевшей сирени и принялись целоваться. Мы целовались так, будто непреодолимая судьба в виде вражеских солдат или невероятных обстоятельств сейчас растащит нас в разные стороны; так, будто следующим шагом для одного из нас станет эшафот; так, что казалось, за этим поцелуем больше ничего и никогда не будет и, прервав его, мы оба прекратим существование. Но все имеет свои пределы. Ветер нашел нас и там, и стал щекотать своими ледяными ладошками, заставляя подумать о себе.
Мы, обнявшись, побежали к машине, где нас ждало тепло и букет из «инопланетян». Дмитрий включил мотор и вдруг как-то замялся. Что-то мешало сказать ему то, о чем были его мысли. Он не мог решиться, а я не торопила. Наконец, смотря в другую сторону, он произнес: «Говорят, ты несвободна?». «Да», - неохотно подтвердила я, не понимая, какое это имеет значение. Но для него, видимо, имело. Может быть, надо было все объяснить, сказать, что отношения с Владиком я покончу сегодня же, что преград для нашей любви нет, но мне казалось, что все это понятно без слов.
Машина резво побежала по дороге. Мне было все равно, куда мы едем, но больше всего на свете я хотела к нему домой. Но мы приехали к моему родному двору. Дима галантно открыл мою дверцу. Что-то пошло не так. Я независимо пошла к подъезду, он остановил, не сказав ни слова, поцеловал, потом легонько оттолкнул и ушел к машине. Зайдя в подъезд, я чуть не расплакалась. Немного постояла на ступеньках, ожидая, когда ком в горле уплывет куда-то в область сердца и нажала на звонок. Выглянув через полчаса в окно, я увидела Димину машину, терпеливо стоящую на том же месте.
Глава четвертая.
Следующим вечером состоялся судьбоносный разговор с Владиком. Он пришел в чудесном настроении, насвистывая мелодичную песенку и собираясь порадовать всех окружающих самим собой.
- Ух ты, какой букет! Откуда? – он явно не чуял грозы, - Непросто красивый, я бы сказал – эротичный. В нем много страсти. Такой мог выбрать только удивительный человек.
- Мне подарили.
Он нахмурился.
- Кто?
Настал переломный момент.
- Прости, нам не надо больше встречаться. Я встретила другого мужчину.
Две простых фразы прозвучали в тишине как два выстрела. Основной и контрольный. Но убит был не Владик, а его самолюбие.
После этого моя жизнь превратилась в ад. В течение нескольких недель я не знала ни минуты покоя. Он приходил ежечасно, кричал, угрожал покончить с собой, уговаривал, что у меня временное помутнение рассудка, которое быстро пройдет. Принес тридцать три оранжевых розы, говоря, что столько лет мы проживем вместе, закидывал меня безделушками с бриллиантами, которые летели обратно в него, валялся на коленях, умоляя простить его за неизвестные прегрешения. Может быть, кому-то это нравится, но не мне. Я из породы людей, свои решения не меняющих, но моя нервная система начала сдавать. На это Владик и рассчитывал. Хуже всего, что он организовал за мной слежку, как в плохом детективе и преследовал меня повсюду. Казалось, этому не будет конца…
Но конец все же пришел. Мне и моей нервной системе. Однажды утром я поняла, что не могу встать, потому что сердце стучит так, будто я бегу стометровку. Причем иду на Олимпийский рекорд. Голова раскалывалась, тело не слушалось. Я смерила температуру. Цифры расплывались, но что-то около сорока. Симптомов простуды нет, просто я умираю.
Зазвенел телефон. Брать трубку не хотелось, наверняка опять Владик со своими дурацкими угрозами и неврастеническими выкриками. А вдруг родители? Я неохотно сняла трубку, не говоря ни слова невидимому собеседнику. Но Дима узнал даже мое молчание. За это время он звонил несколько раз, но я не хотела встречаться, пока Владик не успокоится, ведь он угрожал счастливому сопернику. Я боялась за Диму, ведь у Владика был пистолет, о котором я узнала совершенно случайно….. Надежда, что любящий мужчина подождет, была так сильна, что я ничего не рассказывала Диме, а просто просила подождать.
- Я хочу увидеться с тобой сегодня же. Нам надо о многом поговорить. Мне невыносимо ждать, – он на самом деле сгорал от нетерпения, даже голос не такой спокойный.
- Прости, я очень плохо себя чувствую. Давай отложим на пару дней. Прошу тебя.
Он помолчал, потом ответил спокойно и холодно:
- Вторым номером я быть не собираюсь. Роль любовника не для меня. Или ты только со мной, или я один.
Отвечать, и что-то объяснять у меня не было сил. Я положила трубку, прислушиваясь к своим ощущениям. Казалось, тело сейчас разорвется на кусочки. Мне вдруг стало безумно жаль себя. «Что им всем от меня нужно? – подумала я. Они оба меня измучили, и один не лучше другого. Я все время справляюсь одна, и никакой поддержки не ощущаю. Почему я всех должна любить? Почему они требуют этой любви, как будто ее стоят? В чем я виновата? Никому не интересно, чего же хочу я....» Мне стало горько и страшно. Я пыталась заплакать, но вместо этого потеряла сознание.
Поправлялась я долго. Слишком долго. Одно хорошо, что Владик постепенно терял ко мне интерес. Больные и убогие его не интересовали. Сердце мое успокаивалось, но по-прежнему чего–то ожидало, не поймешь: не то радости нечаянной, не то горести отчаянной…. Почему я тогда не позвонила Дмитрию, почему не попросила помощи, почему не объяснила причины, по которой не хочу встречаться – не знаю. Тогда мне казалось, что он должен сам все понять и узнать. На его ежедневные звонки отвечал отец, говорил, что я пока не могу подойти к телефону.
Но жизнь продолжается. Молодой организм хотел жить, и я стала ощущать радость от первого снега, от морозной свежести воздуха за окном. Если бы не ощущение неопределенности, непонятности, чего же хочет мое сердце и куда меня зовет мой разум, то я бы сразу поняла, что надвигающаяся зима – прекрасна!
В один из прекрасных дней в году, когда первый снег уже не собирается таять и закрепляет свое право на царство блестящими переливами, опять зазвонил телефон. Голос Дмитрия звучал грустно: «Я уже забыл твой голос. Ты не отвечала. Что с тобой происходит?» Но объяснять по телефону ничего не хотелось, ведь важны не только слова, а мне вновь стало необходимо увидеть его нежно - внимательные глаза. Он как будто прочитал мои мысли: «Завтра мы сможем увидеться?»
-Да, думаю да. Когда и где?
Продолжение следует...