(Окончание)
Потом, по официальной версии, напишут: Александр продолжил путь в Таганрог один. Но по записям, сделанным со слов его бессменного кучера Ильи Байкова, вместе с императором ехал некий тяжелобольной монах-схимник, сопровождаемый еще одним монахом. В пути все трое о чём-то тихо беседовали и постоянно молились.
В Таганроге схимника определили в крошечную комнатку, которая располагалась рядом с кабинетом императора. Она постоянно была на ключе, монах из неё не выходил, и о его присутствии знали только лица, особо приближенные к Александру.
В одноэтажном домике, обставленном лишь самым необходимым, вообще не было постоянной прислуги, если не считать старого сторожа, присматривающего за садом, — Федора. Готовясь к приезду жены, Александр взялся за метлу - расчистил дорожки; он сам переставил в доме мебель, развесил картины в тяжелых багетовых рамах, навесил лампы и, как заправский плотник, стучал молотком… Елизавета чувствовала себя неважно, и Александр ухаживал за ней без посторонней помощи.
- Лучше бы императрица не покидала столицу, - заметил накануне князь Волконский. – Там – превосходные доктора и аптекари, не то, что здесь. Никакого общества и развлечений. Да и перестали вы, государь, привечать гостей.
- Дорогой мой, наконец-то я принадлежу сам себе, - Александр вскинул на князя глаза и подмигнул ему. – Один римский император, удалившись в провинцию, выращивал спаржу, самую лучшую в империи. Знаешь ведь? А я пока что просто отдыхаю. Впрочем…
Александр замолчал, отвернулся к окну, а когда снова оборотился, князь увидел потемневший лик, озарённый сверкающим взором василиска: голубые глаза императора, казалось, освещались изнутри ярким пламенем.
- Диоклетиан навряд ли знал о старинном русском способе выращивания спаржи, - спокойно, как ни в чём ни бывало, продолжал Александр. - Наиболее сильный побег нужно вставить в бутылку из тёмно-зелёного стекла и вкопать ее в землю, естественно, горлышком вниз. Побег вырастал до донышка бутылки, изгибался вниз, до горлышка, опять поднимался - так и рос, заполняя собой всю посуду. Бутылку потом разбивали, а спаржу отваривали и подавали на чей-нибудь парадный стол. Например, на мой, - он улыбнулся, и глаза его погасли. – Но я не собираюсь быть эпигоном Диоклетиана. У меня другой путь…
- Воля ваша, государь, - пробормотал князь, поражённый внезапными переменами настроения царя. – Кстати, к назначенной вами ночи её величество велела приготовить лучшее своё платье, на выход. Вы не изволили сообщить, что намереваетесь куда-то выехать…
- Куда я собираюсь, мне и самому неведомо, - загадочно ответил Александр.
- Касательно дома дворянина Шихматова, сообщаю: всё готово к приёму Елизаветы Алексеевны, только чёрного бархата нет, 19 ноября рано утром его привезут из Крыма…
- В России чего ни хватись, вечно нет под рукой, - недовольно нахмурился Александр. – Не станет меня, вы и нового императора не сразу найдёте…
***
Ночь с 18 на 19 ноября выдалась холодная и ветреная. Александр, выпроводив Дибича, сел в кресло у камина и долго разбирал бумаги. Что-то бросал в огонь, что-то перекладывал в папки, украшенные своим вензелем. За этим занятием его и застала Елизавета Алексеевна.
Дул сильный ветер в Таганроге,
Обычный в пору ноября.
Топталось море, словно гурт,
Захватывало дух от гула.
Но почему-то в Петербург
Царя нисколько не тянуло.
Себе внимая, Александр
Испытывал рожденье чувства,
Похожего на этот сад,
Где было сумрачно и пусто.
Пейзаж осенний был под стать
Его душевному бессилью.
- Но кто же будет за Россию
Перед всевышним отвечать?
Императрица была одета, против заявления князя Волконского, довольно просто, как она обычно наряжалась на прогулку.
- А князь Волконский сообщил мне: ты будешь в парадном платье, - улыбнулся Александр.
- Оно мне понадобится завтра утром, - Елизавета положила ладонь на плечо мужа. – Хочу выглядеть достойно.
- Но достоверно ли? – Александр иронично приподнял бровь. – Ты должна изобразить безутешную вдовицу, тут как-то не до нарядов…
- Ах, мой друг, императрица даже в горе должна выглядеть величественно, - Елизавета коснулась губами щеки Александра. – Но я подумаю над твоими словами…
В дверь осторожно постучали, и вошёл схимник. Он держал ту самую икону, которой Александра благословили в лавре.
- Пора? – одними губами спросил Александр. Внезапный спазм перехватил горло, и он не мог говорить во весь голос.
- Пора, государь, - кивнул монах. – Перед дорогой надобно помолиться.
А в это время старый садовник Фёдор возвращался с внучкиных именин, причём, совершенно тверезый, поскольку употреблять горькую ему было невозможно из-за чирьев, шедших после любой сивухи по всему телу. И рад бы опрокинуть стопочку-другую, да никак нельзя. Чёрт бы с ними, этими чирьями, так ведь как потом с такой образиной покажешься в саду? Вдруг императору не понравишься – велит удалить, и лишишься средств к существованию.
Чем ближе Фёдор приближался к саду, тем сильнее дул ветер, чуть ли не валил с ног. И вдруг стих. Пораженный такой переменой, старик остановился. И тут всё осветилось зеленоватым светом. Фёдор поднял голову к небу и увидел, как сверху опускается на сад голубоватый колпак. В нём были проделаны как бы дырочки, а, может, оконца, через которые исходило зеленоватое свечение. С лёгким шуршанием эта полусфера зависла над деревьями, и Фёдор разглядел на её дне что-то вроде множества огненных ресничин, мигавших попеременно. Ноги садовника подкосились, и он в страхе упал в пыльные кусты, откуда, однако, всё хорошо видел.
Сверкающий колпак накрыл сад. Из него выдвинулись три тонкие блестящие жердины и упёрлись в землю. В тот же миг дверь веранды распахнулась и показалась императорская чета, одетая как на обычную прогулку. Вслед за ними вышел монах в чёрном одеянии, он держал перед собой икону, и Фёдору она тоже показалась чудной: светилась жёлтым светом, то вспыхивала, то гасла.
Ни Александр, ни Елизавета не казались обескураженными явленным чудом. Они держались за руки и спокойно смотрели на сверкавший колпак. Императрица, впрочем, казалось, нервничала: Фёдор видел, что она беспрестанно сжимала в руке носовой платок. Император повернулся к ней, коснулся губами лба и, резко отвернувшись, не оглядываясь, направился к шару. Елизавета Алексеевна стояла, как вкопанная, закрыв лицо носовым платком. Александр же подошёл к висящей полусфере, встал под неё и вдруг взлетел! В ту же секунду старик потерял сознание и больше ничего не видел.
А наутро было объявлено о внезапной смерти государя. При его кончине присутствовала лишь императрица. Она закрыла покойному глаза и подвязала платком челюсть. После чего, по одним свидетельствам, потеряла сознание, а по другим – около получаса молилась, стоя на коленях. Её, стенающую и скорбящую, перевезли в дом Шихматова. Таинственного монаха в доме не оказалось, и куда он девался, никто не знал. Тело же Александра забальзамировали и оставили в его кабинете, где оно находилось 22 дня – до 11 декабря, после чего гроб перевезли в собор таганрогского Александровского монастыря и оставили на катафалке под балдахином, увенчанным императорской короной. Князь Волконский в одном из писем в Петербург сообщал, что от таганрогского сырого воздуха лицо покойного почернело и изменилось, «почему и думаю, что в Санкт-Петербурге вскрывать гроб не нужно, и в таком случае должно будет совсем отпеть…».
29 декабря 1825 года, на сороковой день после кончины Александра, уже после восстания на Сенатской площади, гроб с телом Александра повезли в северную столицу. По стечению обстоятельств, когда траурный кортеж тронулся, восстал Черниговский полк, поднятый С. И. Муравьевым-Апостолом и его единомышленниками. Но в Екатеринославской губернии, по которой печально продвигался траурный кортеж, было тихо, и к дороге, по которой везли гроб, сходились со всех сторон люди всяческих званий и состояний. Ходили разнообразные слухи: императора, мол, отравили, потому и не открывают его лица; другие перешёптывались: император жив, вместо него положили в гроб какого-то мертвеца, а государя захватили заговорщики. Третьи, округляя глаза, сообщали: один дьяк, оставшийся в церкви наедине с гробом, осмелился поднять крышку и узрел там самого настоящего чёрта. Но, впрочем, этому мало кто верил. Люди отмахивались: «Напимшись был тот попик…»
Все слабее звуки прежних клавесинов, голоса былые.
Только топот мерный, флейты голос нервный да надежды злые.
Все слабее запах очага и дыма, молока и хлеба.
Где-то под ногами и над головами - лишь земля и небо…
3 февраля 1826 года прах покойного прибыл в Москву, где трое суток простоял в Архангельском соборе среди гробниц русских царей. И снова – в путь. В Тосно, на последней остановке перед Царским Селом, траурный кортеж встретила вдовствующая императрица Мария Федоровна. Когда гроб вскрыли, она глянула внутрь него и громко, так, чтобы слышали все, воскликнула: «Да, это мой сын!» То же самое мать Александра повторила в самом Царском Селе 4 марта, когда в присутствии всех членов императорской фамилии гроб был вскрыт в последний раз. А 6 марта закрытый саркофаг перевезли в Казанский собор. Народ неделю прощался с Александром. И только 13 марта – мистическая цифра! - тело усопшего было погребено в Петропавловском соборе.
А через несколько лет в Сибири объявился старец Фёдор Кузьмич, внешне напоминающий покойного императора. Был он человеком очень образованным, воспитанным, прекрасно осведомленным о жизни царского двора, судя по выправке, когда-то носил военный мундир. Федор Кузьмич дал обет молчания о своей прежней жизни и был чрезвычайно религиозен. В январе 1864 года он скончался в крохотной келье в четырех верстах от Томска. Купец С. Ф. Хромов, принимавший участие в его жизни, успел спросить старца: "Молва носится, что ты, дедушка, никто иной, как Александр Благословенный, правда ли это?" Фёдор Кузьмич тяжко выдохнул: "Чудны дела твои, Господи: нет тайны, которая бы не открылась. Хоть ты знаешь, кто я, но ты меня не величь, схорони просто".
Потом с восторгом и ужасом купец рассказывал: в тот момент, «когда душа старца расставалась с телом», над кельей трижды взлетало огромное пламя... А лейб-хирург Д.К. Тарасов, находившийся в Таганроге рядом с Александром, до 1864 года не служил панихиды по государю Александру I; когда же в Сибири умер старец Фёдор Кузьмич, то Дмитрий Клементьевич стал делать это ежегодно.
Фёдор Кузьмич оставил то, что сам называл «тайна», - длинные бумажные ленты, исписанные цифрами. Шифр пытались разгадать, даже как будто расшифровали. Некоторые фразы лишь добавляли новых загадок. Например, есть в «тайне» такое выражение: "А крыют струфиан". Что это значит – Бог весть. Кто-то считает: страус, кто-то – НЛО.
О жизни прекрасной, но странной,
и короткой, как росчерк пера,
над дымящейся свежею раной
призадуматься, право, пора...
Вместо эпилога
Из последнего выступления выдающегося российского историка Натана Эйдельмана в музее А. С. Пушкина (28 ноября 1989 года):
«Лев Дмитриевич Любимов, известный автор книги "На чужбине" и исследователь тайн Александра I, в свое время выступил в печати на эту тему, в частности о вскрытии гробниц Петропавловской крепости.
После смерти он свой архив оставил мне (мы вместе занимались поисками). На сегодняшний день я - с помощью Любимова и сам - набрал около тридцати разных рассказов, начиная от академика Нечкиной и кончая тогдашними ленинградскими журналистами, которые свидетельствовали, что в 1921 году гробницы вскрывались, что все цари оказались на месте, а Александра I там нет. Правда, среди этих рассказов нет ни одного свидетельства первой степени, все что-то от кого-то слышали.
Еще одно свидетельство - очень яркое - я отыскиваю в выписках Николаевского. "Париж, "Последние новости", 20 июля 1933 года. Заголовок: "Гробницы русских императоров и как большевики их вскрывали".
"В Варшаве у одного из членов русской колонии имеется письмо одного из видных членов петербургского ГПУ с рассказом о вскрытии большевиками гробниц русских императоров в усыпальнице Петропавловского собора. Вскрытие произведено в 1921 году по требованию "Помгола", выступавшего с проектом конфискации в пользу голодающих драгоценностей, заключенных в императорских гробах".
Краковская газета "Иллюстрированы курьер Цодзенны" приводит это историческое письмо:
"...Пишу тебе, - так начинается письмо, - под незабываемым впечатлением. Открываются тяжелые двери усыпальницы, и перед нашими глазами появляются гробы императоров, установленные полукругом. Перед нами вся история России. Комиссар ГПУ, являющийся председателем комиссии, приказал начать с самых молодых... Механики открывают гробницу Александра III. Набальзамированный труп царя сохранился хорошо. Александр III лежит в генеральском мундире, богато украшенном орденами. Прах царя быстро вынимают из серебряного гроба, снимают с пальцев перстни, с мундира - ордена, усыпанные бриллиантами, затем тело Александра III перекладывается в дубовый гроб. Секретарь комиссии составляет протокол, в котором подробно перечисляются конфискованные у умершего царя драгоценности. Гроб закрывается, и накладывают на него печати.
Такая же процедура происходит с гробами Александра II и Николая I. Члены комиссии работают быстро: воздух в усыпальнице тяжелый. Очередь за гробницей Александра I.
Но здесь большевиков ожидает неожиданность. Гробница Александра I оказывается пустой. В этом можно, очевидно, видеть подтверждение легенды, согласно которой смерть императора в Таганроге и погребение его тела было фикцией, им самим придуманной и инсценированной для того, чтобы остаток жизни окончить в Сибири старцем-отшельником.
Жуткие минуты пришлось пережить большевистской комиссии при вскрытии гробницы императора Павла. Мундир, облегающий тело покойного царя, прекрасно сохранился. Но кошмарное впечатление производила голова Павла. Восковая маска, покрывавшая его лицо, от времени и температуры растаяла, и из-под остатков виднелось обезображенное лицо убитого царя. Все участвовавшие в мрачной процедуре вскрывания гробниц торопились как можно скорее закончить свое дело. Серебряные гробы русских царей после перенесения тел в дубовые устанавливались один на другой. Дольше других возилась комиссия с гробницей императрицы Екатерины I, в которой оказалось очень большое количество драгоценностей.
…Наконец, мы дошли до последней, точнее, до первой гробницы, где покоились останки Петра Великого. Гробницу трудно было открыть. Механики заявили, что, очевидно, между внешним гробом и внутренним находится еще один пустой, который затрудняет их работу. Начали сверлить гробницу, и вскоре крышка гроба, поставленная для облегчения работы вертикально, открылась и перед взорами большевиков предстал во весь рост Петр Великий. Члены комиссии от неожиданности в страхе отшатнулись. Петр Великий стоял как живой, лицо его великолепно сохранилось. Великий царь, который при жизни возбуждал в людях страх, еще раз испробовал силу своего грозного влияния на чекистах. Но во время перенесения труп великого царя рассыпался в прах. Страшная работа чекистов была закончена, и дубовые гробы с останками царей были перевезены в Исаакиевский собор, где и были помещены в подвальном помещении".
В тексте использованы стихи М. Цветаевой, Б. Окуджавы, А. Городницкого, Д. Самойлова, А. Платта.