На дворе стоял февраль. Месяц студеных вьюг и метелей, на удивление выдался теплым и пасмурным. Дороги уже начали пробиваться сквозь корку льда. Еще день-два, и небольшая речушка, казалось, выйдет из берегов.
Все говорило о том, несмотря на хмурое небо, что вот-вот и наступит весна. Да и сейчас можно было бы не сомневаться ее приходу, если бы всю эту картину наполняло яркое и теплое солнце.
Тишина утреннего туманного двора время от времени нарушалось раздражительными скрипами подъездных дверей. Возле домов начинали копошиться дворники, пытаясь, навести порядок на закрепленной за ними территории.
Вот и сегодня возле одной из поселковых пятиэтажек, как по расписанию раздался прокуренный кашель дворника Алексея Степановича.
Алексей Степанович был доброй души человек. До пенсии работал на производстве матером ткацкого цеха, но со временем производство закрыли, а устроиться на другое место ему не позволял его возраст. Вот он и пошел дворы подметать.
– Люблю когда чисто и аккуратно! – говорил он. Чем занимался дворник в свободное время, никто не знал. Да и кого это интересовало.
После того как Алексей Степанович брался за работу, тишина и покой дома, возле которого он наводил порядок, нарушалась окончательно, шумом снеговой лопаты или метлы.
Вскоре на крыльцо одного из подъезда вышел парень. Облокотившись на перила, он стал наблюдать за ловкими, и отработанными движениями дворника.
– Здорово, Степаныч!
– Привет-привет! – ответил старик, буквально на мгновение, повернув голову в сторону парня.
Достав пачку сигарет, юноша продолжил:
– Степаныч, огонек имеется?
– Найдется! – и начал шарить своей морщинистой рукой по карманам затертой телогрейки. – Держи! Не «зиппо», конечно, но все же! – и подал парню помятый коробок спичек. – Только обожди, не туши! Я тоже беломорчиком потравлюсь!
Прикуривая, дворник произнес:
– Как жисть-то, Алешка? – и внимательно стал смотреть на юношу.
– Да какая тут жизнь? Существование одно! – с недовольством ответил парень.
– Тю… Ты чёй-то, будто и жизнью не доволен? Молодой красивый, вроде не хиляк, а говоришь так словно дед одряхлелый! – заинтересованный печалью собеседника, Степаныч оставил свою метлу возле березы, растущей рядом с подъездом, и сел на скамейку. – Ну, давай, жалуйся, что за беда приключилась? - Алешка сел рядом с дворником.
– Да беда-то не у меня приключилась! А у всех нас! – и широко раскрытыми глазами взглянул на старика.
– Что-то я тебя не пойму?
– Да тут и понимать нечего! Картина маслом! – воскликнул парень и резко встал со скамейки. – Ну, смотри, что делается-то вокруг! – продолжал Алешка, не скрывая от Степаныча своих эмоций. – Куда не глянешь, ехидная улыбка с лукавым прищуром! А оскал-то, оскал-то похлещи, чем у волка! А в телевизоре что?
– Что? – с удивлением произнес дворник.
– А то! По всем программам только и есть, что: убили, украли, изнасиловали! И все деньги, деньги, деньги! Смотрю я вот на своих ровесников, как они спиваются, или того хуже, на наркотиках сидят. То меня страх так и одолевает. И думаю, что же дальше будет? Жить до того порой противно! Да и не хочется!
– Ты вон про что! – покачивая головой и потирая озябшие руки о свои ватные штаны, произнес Степаныч. – Так то оно так! Только вот я думаю, тебе ли об этом переживать? Сколь тебе годов-то? – спросил старик и тут же сам ответил на свой вопрос. – Двадцать с лишком? Если мне память не изменяет?
– Да, верно, двадцать четыре! – ответил Алешка и пристально уставился на дворника, в ожидании, что тот продолжит свою речь, и не ошибся.
– Я к тому, что тебе еще гулять и гулять, да девок щупать, а ты вон, чем свою голову забиваешь, – с досадой проговорил Степаныч, после чего, сдержав паузу, добавил. – Да… бардак! А разгребать все это дерьмо, веков не хватит. А люди, люди не всегда были такими, как ты говоришь, «с волчьим оскалом»! Их такими сделали! Специально сделали! На протяжении долгого времени мы шли туда, где сейчас находимся! – после чего старик почему-то похлопал себя ниже поясницы. – А с волками все же ты прав! Только одни волки могут быть сытыми, а других, сколько не корми им все мало! Да…такова уж наша матушка… - Степаныч хотел еще что-то добавить, но, опустив свою седую голову, смолк в раздумьях. Но вскоре оживился и продолжил разговор. – Ты мне лучше вот что скажи. Где трудишься то сейчас?
– А сам как думаешь? Где нынче вся работа? – раздражительным голосом, вопросом на вопрос ответил парень. После чего добавил: - В ней родимой!
– Ну да, как я сразу не догадался! – почесывая затылок, вставил дед. – Там видать и плотють хорошо? – он прикурил очередную беломорину.
– А это все зависит от месячного расписания развлечений начальства! – злобно вставил Алешка.
– Это как?
– А вот так! Чем меньше начальство будет посещать банкеты, клубы, рестораны, тем полноценней и зарплата!
– Понятно! – с печалью на лице произнес Степаныч, и вставил свою любимую фразу: - Свобода, мать ее! – и громко плюнул в сторону. После чего наступила тишина.
Еще некоторое время они сидели молча, и наблюдали, как над сельсоветом развивался триколор.
– А девушка то у тебя есть? – спросил старик, нарушив тишину своим вопросом.
– У меня? – с усмешкой переспросил парень. – А они вообще, еще где-нибудь есть? – произнес Алешка, и пытался разглядеть хоть что-нибудь светлое и настоящее в проходящей мимо длинноногой блондинке.
– Да вот и я про что! – подхватил Степаныч, и решил поделиться своим вчерашним случаем. – Иду, значит, я вчера вечером из магазина, А у моего дома сидят на лавочке девицы, семечки лузгают, и эти свои коктейли пьют. Ну, как обычно у них бывает, где едят там и гадят! Я им говорю, - Что ж вы сорите то, до урны рукой подать! А они мне знаешь что ответили?
– Что?
– Ничего, Степаныч, вот ты и уберешь! Тебе за это деньги платят! А мне так обида грудь сжала, что дышать было тяжело. Мне без малого семьдесят пять, а они мне «Степаныч», да еще про зарплату мою мизерную напомнили, три с половиной тыщи, разве ж это деньги? А у самих еще молоко на губах не обсохло, а уже курят. Да сигареты то, какие моднючие! Куда только родители смотрят? Уважения к старикам никакого! – проговорил старик, и опустил свои печальные глаза, из которых вот-вот и покатились бы слезы.
– Вот видишь, дядя Леша. Грудь сжало! – с уважением тихо произнес парень, и с жалостью взглянул на морщинистые руки и ветхую одежонку старика. – А у меня давно душа болит, за всех и все! За страну, в которой родился и вырос, за детей, за вас пенсионеров, а более всего за будущее, какое оно будет? Да и будет ли вообще?
Несколько секунд между ними хранилось молчание.
– Вот вы, дядя Леша, всю жизнь на фабриках на заводах проработали, ушли на пенсию, а к старости ни жизни, ни здоровья, да и покоя душевного, тем более, нет, не говоря о счастье. А счастье все ваше, разве что только в этом, - и Алешка кивнул на метелку и пивные алюминиевые банки в тележке.
– Эх… Алешка… Алешка… Хороший ты человек, и все у тебя будет хорошо. И жизнь сложится, и счастье будет, - и вдруг Степаныч задал неожиданный для собеседника вопрос: - А что в Бога веруешь?
Некоторое время Алешка размышлял.
– Да, как сказать, верую! Только вот все чаще стал задумываться, может, вера моя не слишком чиста? Да и есть ли вообще Бог на небе, а если есть, тогда куда же он сегодня смотрит? – Алешка поднял взгляд на серое февральское небо, и жалобно вздохнул.
И в тот момент дворнику показалось, что во взгляде этого парня хранится какая-то тяжелая тоска и тяжкое ожидание того, что все же когда-нибудь настанет другая новая и счастливая жизнь для всех людей на земле.
– Верь! Верь, сынок! И проси у него, а он даст, он щедрый. Он всегда хорошим людям дает, что у него просят, - Степаныч поднялся со скамейки и направился к березе, где стояла его метла. – А с любовью-то чего не клеится?
– Да… - Алешка пожал плечами и поднялся на ступеньки подъездного крыльца. Едва он взялся за дверную ручку, как дворник окликнул его:
– Слышь, сосед? Веруй и жди! А про жисть не тужи! Пусть кругом звери, но и среди зверей можно оставаться человеком!
– Твои слова да Богу в уши! – произнес парень и скрылся за дверью.
На плите уже кипел чайник, и яичница в тарелке почти остыла. Быстро позавтракав, Алешка второпях схватил спортивную сумку, в которой лежала «спецовка», и выбежал на автобусную остановку.
Степаныча во дворе уже не было. Тротуарные дорожки вдоль дома радовали своей чистотой. Едва успев на переполненный автобус, Алешка уцепился за металлический поручень, и с улыбкой на лице стал смотреть в окно.
Мимо мелькали деревья, высаженные вдоль дороги. Убогие, серенькие домики деревень и сел стояли дружными рядами, вдоль заросших бурьяном полей. И всякий раз, когда Алешка ехал знакомым и привычным маршрутом, он не мог отвести глаз от красивой белокаменной церкви с голубыми куполами, с высокой колокольней, над которой возвышался позолоченный крест.
Все же правильно сказал Степаныч. Среди зверей тоже есть люди! И быть может они сейчас здесь, вместе со мной, едут на работу в этом автобусе. И может они, так же как и я переживают за все неудачи и несчастья, которые легли на наши плечи.
Алешка осмотрел салон. Кто-то спал сидя на сиденьях, кто-то рассказывал своим товарищам о вчерашнем бурно проведенном вечере. И у него никак не выходили из головы слова Алексея Степановича, которые запали в душу, и тронули добротой его сердце.
Все у тебя будет хорошо. И жизнь сложится, и счастье будет!
Юноша смотрел в окно и размышлял о ходе жизни. А автобус вез его мимо сел на железнодорожную станцию. Он представлял и думал, что сейчас будет все как обычно. Та же электричка, тот же наполненный сигаретным дымом тамбур, и переполненный до краев людьми вагон. И снова встретит его столица Курским, грязным вокзалом, теми же хитрыми и наглыми лицами кавказцев, подземными переходами, напичканными бомжами, калеками, и попрошайками. И все же, где - то в глубине души, притаилась надежда, что может быть среди всего этого кошмара, всех этих лиц, наполненных безразличием и жестокостью, он все же встретит близкий и теплый взгляд, милую улыбку, идущего навстречу жизнерадостного человека.