Ловушка.
Я знал, что зимой лисица скорее спрячется в трубу отстойника, чем в свою родную нору. Почему? По-кочану! Наверно ей там больше нравится. Некоторые норчатники так и специализировались на трубах системы гидромелиорации. Конечно там своя специфика, нужно знать каждый конкретный отстойник, куда идут трубы, откуда выходят, где заканчиваются и так далее. Это для того, что бы ни попасть в неприятность как попали мы с моим фокстерьером Атосом и другом Павлом.
Всё дело было в прецеденте. Довольно часто на охоте мы с Атосом находили куски труб для перекачки воды в поливочные резервуары, как у нас их называли отстойники. Несколько раз мой геройский пёсик Атос, определял, что в трубе находилась лисица, и бросался в трубу на смертный бой. Какие на хрен шутки! Тут всё по взрослому, или ты её или она тебя.
В короткой трубе, лисица проигрывала однозначно. Тут не было, как у неё в норе, хитрых тупиковых ходов, идущих вверх, с узким входом и лежанкой. Как у нас их называли - припечки. На котором можно было спокойно лежать, только высунув пасть в узкий проход и цапать незваных гостей в своё удовольствие.
Так я и говорю. Раза три или четыре, Атос заскакивал с яростным лаем в трубу, и с другого конца трубы выскакивала как выжатая поршнем лисица.
А там, уже стоял я, со своей вертикалкой.
Вот эта лёгкость добычи и спровоцировала нас полезть на этот незнакомый отстойник. Да, снег был основательно затоптан лисьими следами возле входов в сливные трубы. Фокстерьер тщательно обнюхал лисьи тропинки, и видать нашёл, то, что искал. С повизгиванием пронёсся мимо меня и сходу заскочил в трубу, лежащую за отстойником. По каким-то причинам она была отрезана от системы и по-сиротски смотрела на мир довольно свежим срезом.
Атос, сразу зашумел в трубе. Его яростный лай, был слышен как из входа в трубу, так и через её стенки.
Чертыхаясь, я побежал к противоположному выходу. Труба лежала вдоль посадки деревьев растущих возле асфальтированной дороги. День был морозным, бежать было легко, по асфальту, это не по заснеженному полю. Время от времени я переходил через посадку посмотреть на трубу, и определить где она кончается.
Настал момент, когда я понял, это ловушка для моей собаки. Конца трубы не видно. Диаметр её миллиметров двести, это мало, для того, что бы пес мог развернуться. Лисица, та гораздо гибче, она развернётся и уйдёт. Вот, что будет с моим Атосом, это ещё вопрос.
Вернулся назад, взял мотоцикл, оставил Павла возле входа в трубу. Павел показал мне знаками, что в трубе идёт схватка между собакой и лисицей. Сам поехал искать конец трубы.
Сразу засёк показания спидометра. Пока нашёл, тяжёлое предчувствие сдавило своей липкой лапой мою душу. Оказалось, труба, сваренная в плеть своей длинной, была даже больше двух километров. Проползти два километра на содранных в кровь локтях по металлической трубе в морозный день, об этом страшно было даже думать. Выход был открыт, но даже на таком расстоянии в трубе довольно чётко было слышно звуки борьбы.
Стоять и ждать лисицу и собаку возле выхода мне показалось сразу бесполезно, сильно большое расстояние. Да уже мне было уже и не до лисицы. Я бросил свой рюкзак возле выхода. Это я всегда делал для Атоса. Если собака выйдет, она будет сидеть и ждать возле рюкзака, а не побежит меня искать неизвестно куда. Приём с рюкзаком мы с Атосом отработали уже давно, дело было только в вере, доверяем ли мы друг другу или нет. Так как причин усомнится в надёжности партнёра, просто не было, мы знали, что если меня нет, то Атос ждёт возле рюкзака, я в свою очередь всегда вернусь за своим другом.
Вернувшись к Павлу, я узнал, что звуки прекратились, и что происходит в трубе оставалось только догадываться.
Пошли вдоль трубы, время от времени прилаживали к ней ухо и слушали. Когда зимний день начал заканчиваться, и мне было неизвестно, что с моей собакой, этот момент был для меня самым тяжёлым за всю эту охоту.
Рельеф местности менялся, соответственно ему и изгибалась труба. Я больше всего и боялся этих изгибов. В, низу мог собраться ил или вода, замёрзнуть и закупорить проход. В одном таком провисе мы и обнаружили, прорезанное бензорезом дренажное отверстие. Диаметром, где то около восьми сантиметров. Оттуда торчал нос Атоса.
Это была новость двоякая, с одной стороны появилась определённость, я знал, где мой пёс. Но с другой стороны, я это хорошо знал, мой Атос никуда не уйдёт от этого, как он понимал выхода. Как было ему объяснить, что труба стальная, голыми руками её не раздвинуть. Собака видела выход, но не могла пролезть в него. Проходил лишь нос и только один глаз, другой не помещался. По условиям нашей боевой охотничьей дружбы, дальше уже были мои проблемы, как достать из этой проклятой трубы своего напарника.
Я погладил Атоса по морде, и его поскуливание для меня много о чём говорило. Ну, например, о том, что он верит мне, если надо будет, хозяин его достанет и из-под земли, а что ведь уже у нас были случаи, мол, сколько горюшка уже вместе хлебнули, не грусти хозяин поскуливал пёс, прорвёмся.
Оставляю Павлу ружьё, патронташ, все запасы и еду в город за бензорезчиком.
Только отъехал сразу потемнело. Зима, всё правильно. К ночи мороз усилился, и езда на мотоцикле добавила мне впечатлений о жизни. Из цикла, что бы жизнь мне мёдом не казалась. Это тысячи морозных иголок вонзающихся в тебя, ослепляющих, делающих деревянными руки и ноги. Но об этом, думать некогда. Все мысли о бензорезчике.
В городе происходит целая история, которую можно долго рассказывать. Но буду краток. Бензорезчик уже у меня в мотоцикле, едем за кладовщицей. Везём её бедную по морозу, прямо из ванны в кладовую, берём бензорез и кислородный баллон. Отвозим кладовщицу домой. Заезжаем по ходу ко мне домой, где жена заправляет термос и готовит бутерброды. У меня во дворе пробиваем скат на коляске мотоцикла. Перебортируем колесо, а оно от мороза стало как дубовое. Наконец едем в поле к моему фокстерьеру Атосу, попавшему в ловушку и другу Павлу стоящему как часовому с ружьём на посту.
Павел итак слегка заикается, а тут такое.
-Я, думал ты вообще не приедешь, лёг наверно там спать.
Говорит он. Обижаться на него нельзя, ночь, поле, мороз и ветер, кто-то невдалеке подвывает. Страх господний, одним словом.
Помогаем запустить бензорез, и работа закипела. Что для профессионала вырезать кусок трубы? Ерунда, одним словом.
Остужаем свежий разрез снегом, и я отваливаю часть трубы, как крышку с консервной банки.
Из вспоротого брюха трубы весь в ржавчине, в клубах пара, выскакивает мой Атос и бросается ко мне на грудь.
Ну, тут пошли всякие сопли. Как он меня, и я его любим друг друга. Что, я за него готов порвать кого угодно. А он, что не даст меня никому в обиду. И так далее. Ну, вы знаете, что обычно говорят мужики в таких случаях.
Павел только меня совсем достал своим рассказом, о том, что меня очень долго не было. И как он выстрелами пугал неизвестного зверя повизгивающего в темноте. И, что уж совсем неправда, на мой взгляд, это как мой пёс Атос плакал Павлу в руку, когда он его гладил по морде. И что Павел от этих собачьих слёз решил погибнуть, но никуда не уходить от попавшей в ловушку собаки.
Это наглая ложь, мой друг пёс Атос мог, лизнуть Павла за руку, но плакать – никогда!