Атмосфера банкетного зала английского дипломатического корпуса в Москве была пропитана торжеством. Классическая симфоническая музыка, элегантно одетые люди, звон бокалов и приятное общение, протекающее на двух дружественных языках. Надежда была счастлива, оказаться здесь на этом празднике, устроенном новой английской делегацией. Еще вчера она только и делала, что находилась в бегах на длинной дистанции между домом с престарелыми родителями и одной из районных больниц Москвы. В жизни Надежды было мало счастливых минут. Родители часто болели и требовали повышенного внимания, несмотря на то, что всячески стремились не осложнять дочери жизнь. На работе все было также, но здесь оны была хирургом и пациенты стремились выложить ей всю свою боль, ведь именно Надежда должна была им помочь, это было ее призвание. Так она и жила меж двух огней как сталь в доменной печи.
Кто бы из нас мог выдержать такое? Кто из нас каждый день готов помогать другим и радоваться этой возможности? Таких людей мало и Надежда была одной из них. Когда она входила в отделение, словно луч света посещал это темное царство горечи и боли. Даже на лицах раковых больных и тех, кого скрутил панкреатит появлялась улыбка. Влюбиться в ту, что в белом, подобно ангелу, приносит тебе облегчение от пут заболевания – что может быть естественнее? Тем более если это миловидная девушка с вьющимися каштановыми волосами до плеч, веселыми карими глазами, чувственной линией губ и фигурой, лишенной каких-либо порицаний. Помимо этого Надежда была еще и очень приятным человеком. Осматривая больного, она была с ним очень вежлива, внимательна и обязательно говорила доброе слово, чтобы как-то поддержать человека. Не задумываясь о том, она располагала к себе и у пациента возникало чувство, что он попал в хорошие руки, что такой врач ему обязательно поможет, можно не сомневаться.
Все это было залогом успеха у противоположного пола, однако Надежда была одинокой. Несмотря на свою доброжелательность и человеческое обаяние, она была очень сдержана в отношениях с больными и никогда не переступала границ, поставленных перед профессионалом. Надежда, как хирург, была призвана в больницу совсем для другого дела. Спасать человеку жизнь и в то же время любить его – дело фантастически сложное.
Теперь же в личной жизни Надежды произошел долгожданный перелом. Позавчера к ним в отделение приходила иностранная делегация во главе с заместителем министра. Англичане (а это были именно они) окинули недавно отремонтированную больницу с новым оборудованием свежим взглядом и немного обсудили с главврачом условия содержания пациентов. Не узнать англичан было невозможно. Они хорошо знали русский язык, но по акценту, по манере держаться, по мимике и жестам и даже по мысли, пробегающей у них по лицу, легко угадывалась национальная принадлежность делегатов.
Более всех из группы дипломатов выделялся высокий брюнет с пронзительным взглядом и скуластой физиономией человека, способного пойти очень далеко. Удивляло в нем то, что он задавал вопросы в большинстве своем персоналу больницы, а не главврачу, готовому ответить на любой из них. Однако кому бы ни предназначались вопросы стройного англичанина, его взгляд принадлежал Надежде. Она как-то сразу зацепила его своей прелестью и отличием от других женщин. На званых вечерах в Лондоне ему случалось видеть неописуемо роскошных женщин, но только теперь, стоя в коридоре обыкновенной российской больницы он понял, что не может оторвать свой годами тренированный взгляд истинного ловеласа от этой простой русской женщины.
Приготовленные заранее вопросы подходили к концу, и англичанин волновался, как бы ему не потерять навсегда эту миловидную женщину с кротким взглядом и с собранными сзади в пучок волосами.
- Простите, - окликнул он ее с акцентом в голосе, когда группа дипломатов двинулась дальше, а работники хирургического отделения вернулись к работе. – Меня зовут Дэвид Клепберн, и от лица английской короны выражаю вам свое восхищение.
По тому, как дрогнула ее губа и как вся она сжалась англичанин понял, что женщина взволнована.
«Нерешительный хирург, как странно» - подумал про себя Дэвид.
- Я имею честь быть вами очарованным, - ослепительно улыбаясь, продолжал он. – Спасать чьи-то жизни – тяжелая задача и очень похвальное призвание. Я знаю, что вами здесь очень довольны, но мне кажется, только я способен отблагодарить вас за каторжный труд.
Не в силах выдавить из себя одного слова, не понимая половины из относительно русской речи галантного англичанина, надежда стояла перед ним и только хлопала своими пушистыми ресницами.
- Скажите, как вы относитесь к танцам? – спросил Дэвид, сделав еще более приятное и непринужденное выражение лица.
- Очень люблю, - каким-то не своим, ломающимся голосом произнесла Надежда. – Мы у нас в России вообще очень любим танцы… в клубах: городских и сельских.
Ее реплики звучали комично, но еще более уморительным было то, как она их произносила. Однако сам Дэвид был изрядно взволнован. Ему казалось, что все его стандартные фразы не срабатывают и он несет какую-то мальчишескую чушь. Но почему же тогда она выглядит такой взволнованной? Поначалу влюбленные выглядят очень нелепо и смешно, быть может, потому, что в дальнейшем жизнь еще заставит их наплакаться.
- Клуб я вам не обещаю, но банкетный зал дипломатического корпуса в нашем распоряжении. Вас, кажется, зовут Надежда?
- Можно просто Надя.
- Хорошо, Надя. Вы очень красивая женщина и я буду, как это у вас говорится, на седьмом небе от счастья, если вы пойдете со мной на этот банкет.
- Не знаю, могу ли я…
- Почему же не можете?
Этот вопрос заставил Надежду вспомнить о ее родителях и о других жизненных заботах. Заметив, что на них смотрят пациенты, она пригладила волосы и постаралась как можно строже посмотреть на Дэвида.
- Я очень занята на работе, - не без труда произнесла Надежда решительным тоном. – Простите, у меня операции.
- Сердце подсказывает мне, Надя, что у меня все-таки есть шансы. Давайте я оставлю вам свою карточку. Если у вас будет свободное время – позвоните.
- Зачем же карточку? Лучше говорите визитку. Вы же не больной, накаркаете еще.
- Мне кажется, я уже заболел.
Отдав визитку, Дэвид последовал за коллегами, Надежда проводила его взглядом. В отделение он вошел самоуверенным, респектабельным выпускником Оксфорда, покорителем женских сердец, а вышел немного потерянным, изменившимся в лице, но одухотворенным мужчиной, встретившим свою женщину.
- Вот это мужчина! – восхищенно произнесла медсестра, подойдя к подруге. – О чем ты с ним говорила?
- На банкет меня пригласил в дипломатический корпус, - ответила Надежда.
- И что, ты пойдешь? Счастливая!
- Ой, Лизка, я даже не знаю. Он видела какой!
- И что? Ну красавец, ну иностранец. А тебе кого надо? Пропитого алкаша с циррозом печени? Иди, Надька, где наша не пропадала.
- Да ну, смешно это все.
- Смешно. Смешно это когда молодая красивая девушка вяжет на голове старушечьи узелки! Вот что смешно. Иди, Надька, а то так и состаришься со скальпелем в руках на работе и несогретой постелью дома. Бог его знает, может такой шанс раз в жизни выпадает. Подумай, иностранец! Может заграницу тебя увезет, а там все лучше, чем здесь. Ты посмотри на квалифицированных хирургов – все сейчас туда бегут.
- Скажешь тоже, Лизка, что я там заграницей забыла, мне и здесь хорошо. Тут последний алкаш и тот родным кажется, а там чужие люди, чужой мир.
- Брось ты! Была бы любовь и деньги, а с ними везде прожить можно припеваючи.
- Ну уж не знаю, может ты и права.
Придя домой, Надежда рассказала о Дэвиде родителям и спросила их совета. Старики были рады, что у дочери появился поклонник, способный оторвать ее от растрачивания себя на помощь другим. В конце концов милосердие милосердием, но ведь и о себе надо подумать, живем один раз. Выслушав мнение родителей, Надежда решила позвонить Дэвиду.
Этот звонок она будет помнить всю жизнь! Нам всегда особенно запоминаются поступки, кардинально меняющие нашу жизнь. Перед тем как набрать номер, Надежда с трубкой в руках перебрала десяток фраз, которые должны были послужить завязкой для разговора. Она чувствовала себя наглой, тянущейся к чему-то запретному. Каких только светлых мыслей по поводу этого английского джентльмена не приходило ей в голову и как только не принижала она себя, пока, наконец, не разозлилась на себя.
- Что же я за дурра такая, сомневающаяся?! – вспылила Надежда, усевшись перед трельяжем.
Некоторое время она пыталась сделать хоть сколько-нибудь подходящую для предстоящего торжества прическу, а потом взъерошила себе волосы и бессильно расплакалась.
- Не понимаю что происходит, - тихо сказала Надежда, опустив руки на колени. – Может все это говорит о том, что мне не стоит идти к нему? К чему это приведет?
- А кто сказал, что будет легко? – строго, но с ласковым взглядом спросила мать Надежды Алевтина Степановна, заходя в комнату. – Отношения между людьми, а особенно мужчиной и женщиной, требуют серьезных вложений. Вот ты сколько над книжками сидела пока училась, разу на танцы не сходила и теперь видишь – уважаемый доктор, хирург. Сейчас перед тобой открывается новая дверь. Эта дверь ведет к женскому счастью. Чтобы его получить нужно потрудиться, многому научиться, но уже не по книгам, а путем проб и ошибок. Вот ты набила себе руку на том, как у человека негодный ливер удалять, теперь овладевай искусством нравиться мужчинам. Это сегодня он на тебя смотрел как привороженный, а завтра и по сторонам головой вертеть начнет. Даром что англичанин, мужики они, знаешь, везде из одного теста вылеплены. Мы вот с твоим отцом тридцать лет прожили, а ты думаешь легко это мне далось? Чтобы мужчину удержать необходим труд и немало ума. Приходилось ходить всегда опрятной, подкрашиваться даже когда дома, заботиться о нем и несмотря на это, держаться независимой. Иначе нельзя. Ты думаешь это сейчас бабы бесстыжими до чужих мужей стали? Нет, Надюша, они во все времена такими были. И что я тебе скажу? Коль повезло тебе, то и не злись, будь собой, а жизнь она, знаешь, всех нас мудрее.
Через два дня Надежда и Дэвид встретились у нее дома. Кавалер с букетом уветов для дамы познакомился с ее родителями и, кажется, понравился им отсутствием свойственной его возрасту и положению, заносчивости. Алевтина Степановна досконально выяснила у дочери когда она вернется (такой уж у нее был беспокойный характер), а потом пара отправилась на банкет.
Банкетный зал был украшен по-праздничному. Кругом были элегантные люди – первые лица страны, шведский стол завлекал к себе невиданным разнообразием яств, официанты разносили подносы с шампанским, играл небольшой симфонический оркестр. Все это в совокупности создавало такую концентрированную смесь, что у Надежды захватывало дух.
- Вам здесь нравится, Надя? – поинтересовался Дэвид, подавая даме бокал шампанского.
- Да. Не так весело, как бывает в России на праздниках, но и не так шумно.
- Мы сюда пришли потанцевать. Позвольте закружить вас в вихре классической музыки.
Танцевал Дэвид очень хорошо, что, конечно немало говорило о его воспитании. Надежда едва поспевала за ним. Учась в школе ей случалось на некоторое время оставить книги и походить с подругой на бальные танцы. Навыки, полученные в секции Надежда усвоила хорошо и теперь благодарила судьбу за предусмотрительность.
Дэвид не мог не восхищаться метаморфозой во внешности своей дамы. Она немало потрудилась, но и впечатление, произведенное на англичанина, было велико. Благословенна женщина, что ради любви может из врача превратиться в королеву.
- Знаешь, а ты совсем не похож на англичанина, - заметила Надежда, когда они отошли перекусить. – Во всяком случае на тех, что рисует в своих произведениях Агата Кристи.
- Ты читаешь Агату Кристи? – не без удивления спросил Дэвид.
- Что же тут удивительного? Вы ведь в Англии читаете Тургенева.
- Читаем. Так что там с англичанами у Агаты Кристи?
- Все они педанты, какие-то размеренные и хладнокровные, даже странно, что и в их сердцах могут гореть нешуточные страсти. А ты другой, совсем непохожий на них. К тебе очень подходит слово «темпераментный», чего не скажешь об англичанах как нации. И вообще ты больше похож на человека южного.
- У нас в роду были греки. Потанцуем еще?
Так за разговорами, танцами и фуршетом пара провела весь вечер. Под конец празднества Дэвид настолько развеселился, что был несдержан со спиртным. Чтобы выветрить хмель, он решил выйти на уютный балкон, но запнулся и если бы не молниеносная реакция дамы, наверняка ударился бы головой о каменные перила. Надежда удержала кавалера, вовремя ухватившись за его руку, и Дэвид не мог не удивиться какая сила вложена в ее хватку.
- Спасибо, Надя, ты мне спасла жизнь, - сказал он, усаживаясь на скамейку в густой тени вьющихся растений. – Такой девушке можно доверить себя целиком. Прости, я со спиртным немного перебо…, как это звучит, совсем недавно слышал на улице.
- Переборщил.
- Вот-вот.
- Я это слово знаю по рассказу Чехова.
- Чехова, - повторил англичанин и пристально посмотрел в глаза Надежды. – Надя, должен сказать, что по начитанности ты не уступаешь выпускнику Оксфорда. Я должен тебе кое-что сказать. Признаюсь честно, сегодня я выпил больше обычного чтобы решиться на один очень ответственный шаг в жизни любого мужчины. Мне никогда раньше не приходилось встречать такой девушки как ты и теперь, когда ты вошла в мою жизнь, я уже не могу думать о чем-то другом. Прости, мне трудно дается объяснение на русском. Я знаю что такое быть хирургом и еще лучше – дипломатом. Мы очень занятые люди. Это водоворот, перспектива выхода из которого немыслима. Но в жизни есть не только работа. Самое главное понимать для кого ты все это делаешь. Мне очень важно возвращаться домой и видеть, что ты уже ждешь меня.
- Не знаю, часто ли так будет. Трудно предугадать во сколько тебе предстоит следующая операция.
- Это неважно. Мне кажется, если мы поженимся, я перестану думать о тебе ежеминутно и хоть немного стану заниматься делами. Ты никогда не задумывалась над тем, что всему в жизни свое время. Когда-то я только о том и мечтал, чтобы окончить Оксфорд и стать преуспевающим дипломатом, но сейчас понимаю, что наступил новый этап, новая веха в истории моей жизни. Знаю, что не обрету покой, если ты не станешь моей женой. Поэтому я прошу тебя разделить со мной все, что нам еще уготовано. Надя, выходи за меня?
- Это так неожиданно. У меня к тебе есть симпатия, но все-таки нужно лучше узнать друг друга. В данном случае женщины обычно сразу же соглашаются, если у них есть «кот в мешке». Я же честная женщина и это дает мне возможность искать свое счастье с высоко поднятой головой.
- Испытание временем. Я готов ждать хоть всю вечность, только одного не могу понять – почему если чего-то сильно хочется – этого приходится ждать так долго? Что же еще нам так сильно мешает обрести себя в семье? Я нисколько в тебе не сомневаюсь и готов принять все как есть, но если ты сомневаешься в искренности моих намерений…
- Нет, я ни в коем случае в этом не сомневаюсь.
- Тогда разреши мои страдания, иначе я буду самым несчастным англичанином в Москве. Помогите мне, доктор.
- Что с вами делать, больной? Я согласна, но нам нужно спросить родителей.
- За этим дело не станет. Быть может, это самая малозначительная из наших проблем.
Родители Надежды не заставили себя долго упрашивать, мать Дэвида (отец его умер, когда он еще был мальчиком) также ответила согласием. Пышную свадьбу сыграли незамедлительно и весь медовый месяц новоиспеченная чета Клепберн утопала в цветах, любви и атмосфере благополучия. Когда же празднества закончились и супруги вернулись к повседневным делам в их семейном очаге образовалась первая трещина.
Как и предупреждала Надежда ей часто приходилось задерживаться на работе, дежурить в ночь. Часто Дэвид оставался один и такое положение дел не очень устраивало его в начале их плавания под названием «семейная жизнь». Женская ласка может загладить любые шероховатости в отношениях с мужчиной, но жизнь готовила им еще одно испытание.
Однажды Дэвид вернулся домой непривычно мрачным и задумчивым (погруженным в себя). Вопреки обыкновению Надежда ушла с работы пораньше и приготовила вкусный ужин, к которому муж так и не притронулся.
- Что с тобой? – поинтересовалась жена. – Ты ничего не ешь, у тебя проблемы на работе?
- Я бы мог ответить, что все в порядке, но это не тот случай. Помнишь совсем недавно я рассказывал тебе, что в Совете Безопасности ООН хотят принять меры к США за вооруженную агрессию по отношению к Ираку?
- Помню.
- Так вот, у Англии в Совете Безопасности есть право заморозить вынесение санкции, что она и сделала. Одна беда с этими голосованиями. Всегда находятся несогласные! По этому поводу на мировой арене разгорается скандал и сегодня шеф дал мне понять, что скоро мне предстоит увидеть вновь Биг-Бен и кланяться королеве-матери.
- Тебя отправляют обратно в Лондон?
- Да, а оттуда могут послать еще куда-нибудь. Ты моя жена и должна быть готова последовать за мной.
- Подожди, но у меня работа, больные.
- Милая Надя, согласно международным договорам диплом об окончании медицинского факультета признается во всех странах. Ты можешь оперировать в лучших клиниках Европы. Так что это совсем не проблема.
- Может это непрофессиональность, но мне не все равно кого оперировать и чем. В Европе свои методы лечения, свои подходы в хирургии.
- Ты всему научишься, обещаю. Ведь ты у меня очень способная.
- И помимо того, у меня здесь престарелые родители. Они уже не в том состоянии, когда их можно бросить одних на произвол судьбы, если так вообще пристало поступать благодарным детям.
- Я посмотрю что можно сделать.
- Как ты себе это все представляешь?
- Вот что, Надя. Семья – это не только радость, но и работа, подчас тяжелый труд. Чем-то ради счастья всегда приходится жертвовать. Если даже мы не сможем по каким-то причинам перевезти в Англию твоих родителей, это не значит, что мы не будем им помогать.
- Дело не в этом.
- Так или иначе у тебя есть некоторое время все обдумать. В крайнем случае я приму любое твое решение.
В тот вечер Дэвид был сильно взволнован и столь провокационная реплика легко слетела с его уст, но самое тяжелое решение как всегда предстояло принять женщине. Надежда провела в размышлениях бессонную ночь, и потом думала до тех пор, пока Дэвид не поинтересовался ее решением.
- Я остаюсь, - коротко ответила она, опустив глаза.
- Прекрасно, - произнес мужчина, моментально выходя из себя. Он рассчитывал, что любовь, которая действительно была велика, пересилит в Надежде все другие чувства. – Можно узнать почему?
- Тебе неприятно это слышать, я понимаю. Я тебя очень люблю, но любовь – это еще не вся жизнь. Любовь, тем более сильная, часто слепит нам глаза, но я не могу не видеть страдания родителей, то, как смотрят на меня больные. Если мы избраны для определенной профессии, то именно это и стоит считать главной жизненной миссией. В моем случае повиноваться любви эгоистично. От меня зависят жизни, человеческие жизни и ничто не может перевесить их на чаше весов.
- Что за бред! Я не понимаю тебя, не понимаю. Великие жертвуют сотнями, тысячами людских душ, чтобы удовлетворить свои потребности, а ты, ты – простой врач и вознамерилась спасать людской род. Да на каждую спасенную тобой жизнь приходится по меньшей мере миллион загубленных ради чей-то прихоти. Я прошу тебя, не рушь того святого, что есть между нами. Давай смотреть на жизнь трезво. Твоя профессия требует выполнения долга, а не проявления милосердия. Ученые предсказывают конец света, Третью Мировую Войну. Представь себе, что будет если она начнется. Это перечеркнет не только все твои старания, но и успешную работу миллионов врачей. Нет, Надя, жизнь зависит не от любви и милосердия, а от хорошего расположения духа сильных мира сего.
- Я не буду спорить на эту тему.
- Конечно, как всегда. Хорошо, а если я перевезу, бог знает какими усилиями, твоих родителей? Чистый воздух лондонских скверов пойдет им на пользу.
- Они никуда не поедут, это я тебе гарантирую. Возраст уже не тот, чтобы срываться с обжитого места.
- Ты спрашивала у них?
- Естественно.
- Может быть я самоуверенный болван, но я буду надеяться, что ты передумаешь.
Далее между супругами произошла ссора, передавать которую у меня нет никакого желания. В результате непримиримых разногласий с мужем Надежда была вынуждена переехать к родителям.
Жизнь ее потекла по другому руслу. Каждый день начинался и кончался мучительными размышлениями и переживаниями. Ей было трудно оставаться доброжелательной и учтивой с больными, она перестала излучать всегдашнее благополучие и не могла больше передавать хорошее настроение другим. Все обстояло так потому, что нить, связующая их с Дэвидом, была разорвана не до конца. Чтобы избавиться от мучений нужно было либо порвать ее совсем, либо укрепить. Решиться на то или другое Надежда была не в силах.
Алевтина Степановна предполагала, что влюбленные еще сойдутся, ссоры, даже самые серьезные, как кажется, бывают у всех молодоженов. Но ее муж, играя во дворе в домино поделился со стародавним другом отрицательным мнением на этот счет.
- Слишком уж они разнятся, - сказал он, гремя костяшками о стол. – Разные мира, разные культуры. Эх, в наше время по-другому было: любишь – живешь, не любишь – всему один итог, а сейчас… Напридумывал себе человек проблем и мучается. Как они понять не могут, что если человек прожил до старости в одиночестве – все равно что зря жил.
- Терпения нет друг к другу, терпения, - заключил друг. – Каждый сам себе голова, уступать не хочет.
Легче всего комментировать ситуацию со стороны, не знаю всех обстоятельств дела. О своей беде Надежда предпочитала молчать. Есть люди, которые не любят нагружать своими проблемами других. Только своей подруге Лизе она открылась после продолжительных расспросов.
- Я уже и не знаю как быть, - говорила она, утирая слезы. – Временами думаю: брошу все и уеду с ним куда позовет, хоть на край земли. А потом вспоминаю обо всем, что держит и сомневаюсь.
- А он что? – задала самый распространенный женский вопрос Лиза.
- У него характер не из легких, но и его понять можно. Трудно ему в чужой стране с чужими порядками.
- Но ведь ты-то ему не чужая, что же он тебя сторонится?
- Не знаю, нам сейчас обоим сложно. Знаешь, Лизка, я бы поступилась принципами, оставила бы любимую работу и поехала вместе с ним, но больше всего меня здесь держат родители. У всех людей есть боязнь к перемене мест, и с возрастом она только увеличивается. Было бы очень стыдно оставить их одних и приезжать проведать, скажем, раз в месяц. За ними нужен непрестанный уход. К тому же я им очень обязана. Такими, какие мы есть, делают нас родители. Все то хорошее, что есть во мне – все от них, неужели за это они не заслужили благодарности?
- Заслужили, конечно.
- Да и жалко мне их. Все они у меня веселые и довольные, но то там прихватит, то там. Кто им поможет, если меня радом не будет, они ведь в медицине совсем не разбираются. Ходят весь день, вроде как ничего не знают о нашей с мужем размолвке, а вечером, когда я уже ложусь спать, на кухне причитают за какие такие их грехи у меня ничего с мужчинами не получается. Одним словом, я сейчас в полной растерянности, чот дальше делать – ума не приложу.
Так и шло время. Скандал на международной арене утих, но Дэвида все равно переводили на службу в Лондон. Разговор даже шел о повышении. Пару раз он позвонил Надежде, но встретиться так и не собрался.
Перед отлетом в Лондон Дэвид приходил к дому Надежды и к больнице, где она работала. Нам трудно угадать, что вело его в тот вечер, но может быть он хотел в последний раз взглянуть на два здания, одновременно являющиеся домом жены.
Жизнь в Лондоне щедро одарила дипломата подарками судьбы. Начальство словно решило вознаградить ценного сотрудника за все его успехи. Понемногу прежняя жизнь стала засасывать Дэвида, но все же в его сердце была тоска.
Жил он в роскошной пятикомнатной квартире в центре Сити с матерью.
Это была пожилая аристократка с жидкими волосами, убранными назад, с бородавкой на правой щеке, умеющая как никто изящно курить сигарету в мундштуке.
- Дэвид, мой мальчик, - обратилась она как-то к сыну, - ты все время пребываешь в подавленном настроении. Чему это приписать?
- Разве вы не знаете, мама? – коротко ответил Дэвид, наливая себе порцию виски.
- Опять эта женщина? Она преследует тебя даже во снах. Ты так громко разговариваешь по ночам.
- Что же мне делать?
- Тебе нужно решить что для тебя приоритетно. Мы с отцом с детства готовили тебя в дипломаты. Ты сам этого хотел, дорогой. Ради этого поприща мы устроили тебя в Оксфорд, ты закончил его, получил желанный портфель, но я не вижу на твоем лице радости.
- История с Надей заставила меня глубже задуматься над жизнью. Я думал, чтобы человек был по-настоящему счастлив, ему нужно состояться как семьянину и как члену общества. Многие догадываются что значит быть хорошим семьянином. Это то, кем я не являюсь. Но мало людей понимают что нужно для того, чтобы стать хорошим членом общества. Раньше мне казалось, что добиться этого статуса можно только взойдя на высокопоставленный пост, но Надя показала мне, мама, что для этого достаточно быть просто значительным человеком. Подумайте, мам, кто я такой? Дипломат, один из многих, кто принимает какие-то решения, в целом не очень важные для своего народ, так как почти никто этими решениями не интересуется. А Надя? Она каждый день выдирает людей из лап смерти и для них ее труд гораздо важнее, значит и человек она намного более значительный, чем я.
- К чему это самоуничижение, дорогой? Ты хочешь вернуть ее?
- Какая разница хочу ли я этого, если она не хочет?
- Почему же ты тогда так страдаешь?
- Потому что я люблю ее. Теперь я думаю, что любовь все-таки важнее карьеры, но боюсь думать иначе, если уйду со службы.
- Дэвид, мой мальчик, неужели ты думаешь, что сможешь прожить в этих сомнениях всю жизнь. Взгляни на себя. Ты молодой, преуспевающий мужчина, на твоем пути будет еще ни одна женщина. Эта Надя была нужна тебе, чтобы сделать какие-то выводы. Ты их, похоже уже сделал и теперь можешь двигаться дальше. У тебя два пути. Первый – это бросить все и уехать к ней, если она тебя, конечно, ждет, но тогда непонятно зачем тебе стоило тратить столько усилий, чтобы стать дипломатом. И второе – забыть ее и продолжать жить той жизнью, которую ты хотел с детства.
Весь вечер сидя в гостиной у камина Дэвид размышлял над словами матери. Он глядел в огонь, как будто оттуда должен был явиться ему самый главный ответ в его жизни. Казалось, если он сунет руку в огонь, боль от ожога будет гораздо слабее, чем та, что терзает его сердце.
Слова матери всегда оказывали на Дэвида сильное воздействие. Он считал ее умной и прозорливой женщиной. Он многим был ей обязан. Ему стоило разлюбить Надю. Но как это сделать? Разлюбить порой бывает так же трудно, как полюбить. В России Дэвид слышал поговорку: «от любви до ненависти – один шаг», и теперь он понял, для того, чтобы разлюбить – он должен возненавидеть. Хотя лучше бы она возненавидела его, тогда все концы были бы обрублены. Для себя же выход он видел в другой женщине. Любовь может притупить только новая любовь.
Найти новую пассию такому завидному жениху, как Дэвид, пара пустяков, было бы желание. С его прошлым это не составляло труда. Однако это были только кратковременные отвлечения.
Так могло длиться и дальше, если бы мать Дэвида первой не намекнула сыну о том, что раздельное проживание с супругой компрометирует его. Чтобы не запятнать репутацию перед высокопоставленными лицами, следует как можно быстрей развестись. Но как это сделать? Как склонить любящую жену к разводу? Задача не из легких. Однако Дэвид знал, Надежда – человек совестливый, а где есть совесть, там есть место и милосердию. Нужно было ударить как раз в это место.
Все это время расставания Надежда ждала. Она ждала возвращения любимого совершенно глупо, как умеет только по-настоящему влюбленный человек. Разумом она понимала, что напрасно продолжает испытывать крепость своего духа, но сердцем надеялась на чудо.
Думала ли Надежда, что стала жертвой судьбы? Нет, она благословляла ее за встречу с Дэвидом. Ей казалось, перестань она его ждать, и он придет, придет и уличит ее в неверности их любви, самому ценному, что есть в этой жизни. По вечерам Надежде казалось, что Дэвид ходит по ее двору, съежившись в своем черном пальто, как одинокий пес, оставшийся в ноябрьскую стужу без теплого бока хозяина. Она с опаской и надеждой выглядывала в окно, но никого похожего на ее мужа там не было.
После пяти месяцев разлуки Дэвид дал о себе знать сам. Он позвонил из Лондона и поначалу в разговоре был очень вежлив, расспрашивал Надежду о жизни, работе и родителях, но потом все же перешел к интересовавшему его вопросу.
- Понимаешь, Надя, нам нужно развестись, - не без труда произнес английский джентльмен. – Не подумай, что я забыл все, что между нами было, эти теплые воспоминания навсегда останутся в моем сердце, просто жизнь моя здесь в Англии изменилась. Видишь ли, в меня влюблена одна женщина и она ждет от меня ребенка. Мне бы не хотелось, чтобы мой сын родился вне семейных уз, понимаешь?
- Да.
- Прости меня, Надя, с твоей точки зрения это может показаться безнравственно – при живой жене прижить ребенка на стороне, но ведь ты сама спровоцировала эту ситуацию Я был верен и честен с тобой до тех пор, пока ты не отказалась последовать за мной, а равно и разделить со мной судьбу.
- Да, наверное ты прав.
- Ну так что, ты дашь мне развод?
- Если ты этого хочешь, я не буду возражать.
- Вот и отлично. Я знал, что ты, как порядочная женщина, не откажешь мне в этой просьбе. Однако я вынужден сообщить тебе, что тут есть кое-какие нюансы, осложняющие дело. Мне бы очень хотелось, чтобы бракоразводный процесс не занял много времени, все-таки моя должность не позволяет надолго отвлекаться на что-то.
- Что я должна сделать?
- Видишь ли, Надя, в российском законодательстве не содержится перечня оснований для судебного расторжения брака, а вот в английском законодательстве он есть. И одним из оснований является супружеская неверность. Понимаешь, Надя, я не могу порочить свое имя, а ты, раз уж дело может быть рассмотрено в английском суде в твое отсутствие, можешь потерпеть.
У Надежды рот не открывался отвечать на такое предложение, но она все же нашла в себе силы произнести «хорошо», несмотря на то, что была убита этой неожиданной перестановкой мест.
- Для этого, Надя, тебе нужно удостоверить у нотариуса факт твоей супружеской неверности, - продолжал Дэвид. – Нотариусы, Надя, сплошь и рядом последние сволочи, поэтому все расходы я беру на себя. Как выполнишь мою просьбу, перешли документ мне и все закончится.
Надежда была ошеломлена и наглостью и необычностью просьбы английского мужа, но все же решила сделать как он велел.
Московский нотариус, возможно, и не отказался бы побыть последней сволочью, но услышав неординарную просьбу клиентки, отказался засвидетельствовать требующийся документ. Быть может он не знал как составляются такие документы или российское законодательство о нотариате просто не предусматривало составление таких документов, как одной из обязанностей нотариуса. Во всяком случае он посоветовал Надежде обратиться в Инюрколлегию. Жена дипломата не хотела ехать в Лондон, поэтому в юридической консультации было составлено исковое заявление для проведения в московском городском суде дело о расторжении брака. Брак можно было бы расторгнуть иначе, но Дэвид не хотел приезжать в Москву, чтобы обратиться с заявлением в загс, тем более, что Надежда не предъявляла ему никаких материальных требований.
Суд надлежащим образом известил Дэвида о рассмотрении дела, но на заседание он не явился. Процесс длился недолго. Судья быстро расспросила Надежду о сути ее исковых требований и расторгла брак четы Клепбернов в отсутствие супруга, вернув теперь уже бывшей жене англичанина ее девичью фамилию Филатова.
Прошло два года. Сказочный успех, обрушившийся на Дэвида по возвращению в Лондон, постепенно начал спадать, безудержное меркантильное внимание светских львиц утомило его и довершила разочарование в жизни смерть матери. Удачливый джентльмен почувствовал себя одиноким. В квартире еще стоял знакомый запах табачного дыма, но коридоры и комнаты были пусты, как и сама жизнь единственного их обитателя.
Переживая кончину матери, Дэвид все больше думал о другой женщине. Любой мужчина должен чувствовать рядом с собой женщину. Быть может ее наличие и есть тот самый главный смысл нашего существования.
Так или иначе, но в душе Дэвида воскрес нежный образ Надежды и стал волновать его с удвоенной силой. Нельзя сказать, что все это время он непрестанно думал о бывшей жене, ведь в его ослепительной жизни случалось много удовольствий, но теперь они как-то сами собой отошли на второй план. Гордость не позволяла Дэвиду хотя бы позвонить Надежде даже после, скажем так, духовного очищения. В итоге нравственные мучения довели англичанина до того, что он ушел с дипломатической службы.
Сделав это, Дэвид почувствовал огорчение от разбитых планов, но и как-то сразу ощутил себя свободным от жестких пут профессии. Теперь уже он мог поехать в Россию и не задумываясь сделал это.
Когда бы вы ни приехали в Россию, у вас возникает чувство, что она все та же. Есть суждение, что так происходит везде. Замечательные слова по этому поводу сказал царь Соломон: «Род приходит и род уходит, а земля остается навек». Это высказывание хорошо показывает стойкость нашей родины к войнам и другим разрушительным силам вроде политических режимов. Меняется только атмосфера и внешний облик, но дух русской земли всегда остается прежним.
Под впечатлением от возвращения, так сказать, в места былой славы, Дэвид пришел в знакомый ему дворик и сел на скамейку. На улице смеркалось, но в комнате Надежды свет не горел.
«Как всегда», - подумал джентльмен, вспомнив об обыкновении бывшей жены задерживаться на работе допоздна.
Дэвид настроился на ожидание, но ждать пришлось недолго. Вскоре к подъезду подкатила черная иномарка с тонированными стеклами. Из нее вышел мужчина лет тридцати, светловолосый, без особого лоска, и открыл дверь даме. Это была Надежда. Они коротко, но мило попрощались у дверей, после чего мужчина вернулся в автомобиль одухотворенным.
«Вот и все, - подумал Дэвид, когда машина отъехала, а Надежда скрылась в подъезде. – Кажется мне пора возвращаться в Лондон».
Но было бы глупо лететь в Москву, чтобы побывать во дворе, не сказав той, ради которой прилетел, ни слова. Серьезную проблему для общения между людьми представляют собой домофоны, но вовремя прислучившаяся бабушка помогла Дэвиду справиться с этим препятствием.
Как когда-то Дэвид стоял перед дверью с букетом цветов и не решался нажать на звонок. Как примет его бывшая жена? Что скажут ему ее родители? Прежний Дэвид мог отпарировать любое обвинение, но теперешний осознавал свою вину. Задумавшись, он неожиданно для самого себя нажал на звонок. За дверью послышались шаги и вскоре перед ним предстала в домашнем халате Надежда. Она была немало удивлена, как будто мужчины только тогда и возвращаются, когда их перестаешь ждать.
- Это ты? – только и нашла что сказать бывшая жена.
- Я, - только и нашел что ответить бывший муж.
- Зачем?
- Поговорить.
- О чем?
- Да, когда-то наши разговоры были другими.
- Когда-то и мы были другими.
- А мне вот кажется, что ты все та же.
- Может быть, зато ты сильно изменился.
- Это верно. За эти два года у меня умерла мать, я ушел со службы и ощутил себя абсолютно ненужным.
- А как же жена и ребенок?
- Видишь ли, Надя, их никогда не было. Я придумал их, чтобы ты дала мне развод.
- Хитрый ход. А теперь ты явился сюда в надежде, что я тебя утешу?
- Не знаю, может быть и так.
- Знаешь, Дэвид, вот что я тебе скажу. Поначалу мне действительно хотелось, чтобы ты вернулся, но потом жизнь пошла своим чередом. Ты прав, я не изменилась. В моем случае измениться, значит изменить себе. И как когда-то ты не изменил своему честолюбию, я теперь не изменю своей порядочности и не впущу тебя в свою жизнь.
- Это из-за того мужчины в машине?
- Да, из-за него.
- Кто он?
- Новый врач нашей больницы.
- И чем он лучше меня?
- Знаешь, Дэвид, это просто – он меня еще ни разу не обманул.
- За что же ты его любишь? За что вообще можно любить?
- Скажем так. Тебя я полюбила за то, что ты вырвал меня из той жизни, которой я жила, а его за то, что он меня к ней вернул. У нас гораздо больше общего, но главное, мы хотим помогать людям независимо от политики.
- Я понял тебя, Надя. Прощай.
- Прощай, Дэвид, и постарайся стать счастливым.
Англичанин спустился на лестничный пролет ниже и выбросил букет в мусоропровод, видимо подумав, что и его любви там самое место.