Убить по русски
- Двадцать пятого война! - Сообщил, чуть отдышавшись, словно от длительного бега, Фофан.
- Двадцать пятого война? - Переспросил нараспев каждое слово Рыба. И без того узкие его глаза еще больше сузились.
- Что за невезуха пошла, не дают как следует к дому подготовиться. Неделю назад только вернулись. А куда? - чуть не плакал Рыба.
- Пока не ясно. Ближе к началу войны будет известно. Ну а тебе какая разница?
Разница Рыбе была большая. Ему скоро домой, и очередная операция откладывала дембель на неопределенный срок. Бывало и еще хуже.
Прошлый призыв, кому было домой осенью 84 года, так их прямо с войны привозили на вертолетах, давали час на переодевание в парадку и строем гнали в грузовой самолет. Через два часа борт садился в Ташкенте. А они, еще не отошедшие от боевых действий, только сегодня утром стрелявшие во все что движется, по началу шугались каждого куста и прятались в грязных, и не глубоких узбекских арыках. Потом осмотрелись, сообща взяли штурмом одиноко стоявший винный ларек, и через полчаса столица Узбекистана узнала своих героев в лицо. Особенно досталось седобородым аксакалам, двойникам старика Хоттабыча, которые кучками сидели на улицах. Не имея под рукой ни холодного, ни огнестрельного оружия, десантники метелили дедов по методике рукопашного боя: дембельскими, глажеными сапогами, дипломатами, аксельбантами, и вообще, что попадет под горячую десантную руку. А под нее попадали очень многие: и таксисты, желающие подзаработать на пьяных солдатах, и немногочисленные прохожие, дающие советы сдаться патрулю, и узбечки в своих разноцветных, будто камуфлированных халатах, и бородатые деды, и милиционеры. Последние, следуя своей излюбленной тактике, наваливались толпой на какого-нибудь отставшего от толпы десантника, непрочно стоявшего к ним спиной, валили лицом в горячий асфальт, заламывали руки «ласточкой» и всей кодлой тащили к желто-синему «бобику», стоящему в кустах. Плененный боец орал что было сил, бился в цепких руках низкорослых стражей правопорядка и требовал поединка один на один. Другие десантники, видя как их товарища забирают в плен, рвали на груди тельняшку, и кодлой бежали на выручку. Конец боя был суров: возле опрокинутого милицейского УАЗика гурьбой лежали поверженные бойцы порядка в изодранных кителях, а вокруг них галдели, зализывая раны десантники. Словно дикари возле жертвенного костра, кривляясь ходили солдаты, иногда поливая оживших милиционеров портвейном. В общем, веселья в тот раз было предостаточно. Еще с неделю местные жители зализывали раны, меняли битые стекла витрин, снимали с пирамидальных тополей тельняшки, кителя, береты, и прочие солдатские причиндалы, которые с детской любовью и восторгом готовились самими солдатами в течении долгого срока службы.
Рано утром, двадцать пятого октября, Жгут укутавшись в выцветший от солнца бушлат, согревал своим телом толстую и ледяную броню БМП, которая, трясясь на горной дороге, тащилась в колонне таких же бронированных коробочек к ущелью Тура-Бура, провинции Нангархар. Рядом с ним сидели и лежали, положив ноги на выхлопную сетку двигателя, десантники пятой роты.
Ближе к полудню, когда осеннее солнце слегка прогрело землю и воздух, колонна, упершись в глиняный дувал, остановилась возле кишлака. “Обычно война начиналась с восхождения в горы" - отчего-то подумал Жгут. “Но видно самое неинтересное решили пропустить. И это уже не плохо. Прочесать кишлак ни кому не повредит, если до тебя его еще не прочесали”.
Солдаты вяло спрыгнули с брони, и мелкими группами стали разбредаться разминая затекшие ноги, пока не раздался мерзкий голос ротного.
- Становись!
Капитан, командир пятой роты, был низкого роста, черноволос, и когда за время войны понемногу обрастал щетиной, появлялось жуткое желание просто его застрелить: до того он был похож на облезлого душка. Имея такую внешность он обладал и соответствующим голосом - мерзкого педика. К тому же гонор у него был полковника, не смотря на капитанское усердие.
- Значит так, - начал он свою песню. - Повзводно прочесываем дувал, каждый дом, каждую щель. И, к ...надцати часам, - тут он поднес к глазам свои японские часы фирмы «Сейко», - выходим к плановому рубежу. Там будут дальнейшие указания.
- Всем ясно? - Закончил он. Солдаты не просто его не выносили, они отворачивали головы и задерживали дыхание, когда с ним приходилось разговаривать - до того он им был мерзок.
Капитан молчание личного состава воспринял как сигнал к действию и махнул своей костлявой, волосатой рукой. «Он сказал - поехали».
Узкая улица кишлака к которой подошел Жгут и несколько парней во главе с командиром взвода – молодым летехой, петляя уходила в даль нагромождением кусков глины, и пугала своей глубиной и неизвестностью. Невдалеке, видимо, горел дом: черные, густые клубы дыма кучеряво поднимались в голубое небо. Слышалась одиночная стрельба и крики: иногда мужской русский мат, но больше преобладал женский визг. Вдоль улицы, на сколько хватало глаз, были разбросаны всевозможная домашняя утварь, которая в обыденной жизни никогда бы здесь не валялась: какая-то одежда, медные тазики, зеркальце в латунной оправе, стеклянные бусы, китайские замочки размером с ноготь большого пальца, и еще много всякой хрени, которой торгуют в местных дуканах.
- Это вторая рота уже здесь побывала. - Подняв безделушку с земли и сдув с нее пыль, сказал Насыров. - Теперь нам здесь ловить нечего.
- Нам нужно духов ловить, а не брать всякое барахло, - огрызнулся на него подошедший коренастый боец. - Вперед. Всем глядеть в оба!
- Это кто? - вполголоса спросил Жгут у подошедшего сзади Насырыча, когда тип маленького роста озираясь по сторонам отошел.
- Взводный наш. Недавно по замене прибыл. Только военное училище закончил и сюда. Все по уставу делает, и нас к этому приучает: в туалет ходить строем, по пути в столовую песни горланить. А на прошлой войне заставил подшиваться! Такого чудика наша Родина еще не видела. - И он сплюнул на пыльную землю.
- Насырыч, - толкнул локтем автоматчика Жгут. Ну его в баню, пойдем с тобой в паре, я тебя уже давно знаю, будешь меня прикрывать, если что. А то куда я с этой удочкой? - И Жгут похлопал ладонью по цевью своей винтовки.
- Ну давай! - Согласился Насырыч. - Иди за мной. - И он поднес приклад автомата к плечу.
Насырова, автоматчика пятой роты, Андрей знал давно. Он был дважды ранен, но всякий раз отделывался легкими царапинами. В роте не скрываясь говорили, что ему чертовски везет. Пока.
Бойцы взвода с опаской шли по пыльной улице, вдоль высокого глиняного дувала. Невдалеке показались мощные деревянные ворота – вход в чье-то владение. Взводный, обернувшись к Насырову и Жгуту стволом автомата и глазами показал на вход, потом пальцами на себя и махнул рукой вдоль улицы. Понятно! Приготовились.
Насырыч без лишних звуков пнул ногой дверь из сплошного деревянного массива, и от пояса дал короткую очередь. Потом они вдвоем с любопытством заглянули во двор.
Он был пуст. Два одиноко растущих чахлых деревца, да колодец посреди двора. Вдалеке, под навесом из жердей низенькая, черная дыра - вход в жилище. Вероятно, вторая рота этот фильм пропустила. Уже без видимой опаски Жгут и стрелок зашли во двор, огляделись, и с двух сторон направились к двери. По пути Насырыч прикладом толкнул резиновое ведро, что стояло на краю колодца. Непривычно чавкнув, ведро полетело вглубь аккуратно выкопанной ямы.
Вместо всплеска воды они услышали глухой удар о дерево внутри колодца, и тут же переглянувшись, замерли. Подсказки излишни, когда солдаты больше года воюют вместе. Мысли обоих были синхронными, и в руках Жгута появилась граната. Дернув кольцо ребристой адской машинки он с силой швырнул ее в глубь колодца.
Водяная пыль и брызги камней взметнулись в афганское небо. Глиняный сруб глубокого колодца ухнув, осыпался внутрь, и накрученная чьими-то заботливыми руками веревка шлепнулась рядом с растрепанным в хлам концом. Шутки в сторону.
Жгут и Насырыч в два прыжка подбежали к двери хибары. Теперь граната была в руках стрелка. Андрей взглядом определил в какую сторону открывается дверь из грубо сколоченных досок, и рванул кожаную петлю, заменявшую дверную ручку, на себя. Боковым зрением в память Жгута передалась и запечатлелась на долгие годы следующая картина.
...Не ждали! Многочисленная семья дехканина вместе с отпрысками мал-мала-меньше, дед - борода по пояс, мать-жена-дочки в паранджах, сидели тесным семейным кружком на глиняном полу, поджав под себя ноги с черными пятками. В центре семейной идиллии стоял большой латунный, начищенный кальян. Гибкие кожаные трубочки с блестящими мундштуками от этого старинного водкозаменителя, тянулись в рот каждого члена этой большой семейки наркоманов. Их испуганные лица с резким поворотом головы и широкими темными глазами, кроме тех, кто в чадре, выражали одновременно испуг, злость, ненависть и облом. Не ждали...
Хлопок запала гранаты запущенной Насырычем, как шар боулинга в центр кеглей, ни на сантиметр не изменил поз курильщиков. Лишь оба они отпрянули от проема двери и спиной прижались к корявой стене.
Разрыв гранаты прозвучал обыденно, как звук хлопушки на празднике Нового года. Силой взрыва хлипкую дверь сорвало с кожаных петель, и отбросило в глубь двора метра на три, к раскуроченному колодцу. Насырыч, резко повернувшись, дал короткую очередь из автомата в дверной проем, в клубы вырвавшейся пыли, и с криком вбежал в дом. Жгут по инерции нырнул за ним. Запоздалая мысль промелькнула в голове: “А стоит ли?”
Крупные хлопья пыли медленно опускались с продырявленного потолка, и кружили в спертом, пороховом воздухе. На глиняном, затертом сотнями голых пяток полу, вперемежку лежали окровавленные тряпки с остатками тел, пробитая осколками жалкая жестяная посуда, и кровь. Утоптанный до твердости бетона земляной пол не мог впитать в себя влагу, и кровь буквально на глазах наливалась в лужи, перетекая из одной впадины в другую. Насырыч что-то шарил в клочках одежды и разорванных тел, бросая и поднимая с пола другие. Среди хлама на полу Жгут заметил маленькую детскую ручку. Крохотный кулачок до сих пор сжимал блестящий мундштук челима, а пальцы с ободками въевшейся грязи под ногтями мелко и часто импульсивно подрагивали.
Жгут вылетел из дома, словно та же дверь от недавнего взрыва. Следом вышел Насырыч весь в светло–серых хлопьях пыли и алых пятнах крови. Белыми были только его узкие глаза, да белозубая широкая улыбка.
- Чисто, - сказал улыбаясь он. - Духов нет. Идем дальше.
- Идем. - Мотнул головой Жгут.
Они вышли из скрипучих деревянных ворот, и озираясь, быстрым шагом пошли дальше. По прежнему слух ласкали частые автоматные выстрелы, да иногда доносилось привычное уханье гранат. Шла проческа.
Крутя головой во все стороны и осторожно взбивая ногами плотную пыль на дороге Жгут подошел к еще одной распахнутой двери жалкой глиняной сакли. Сквозь немногочисленные лучики света, пронизавшие темноту помещения белыми нитями и царивший там хаос, Жгут заметил широкую спину одного из десантников, которого он видел раньше. К его РД снизу был приторочен спальник не армейского, синего цвета. Где он его взял, оставалось для всех загадкой до конца его службы.
Андрей шагнул в тусклую темноту мрачного сарая и увидел в углу черной от копоти стены двух духов. Они мирно сидели на корточках прижавшись спиной к грязной стене и были абсолютно мертвы. Бурая от тусклого света кровь на их давно не мытых головах свисала ошметками, и не успела еще засохнуть. В другом углу здоровенный сержант, Жгут узнал его кривую усмешку, наклонившись отрезал уши у мертвого старика. Андрей, смотря на эту сцену стал цветом тусклого неба середины лета у себя на родине.
- Ты изверг? - выдохнул он. - Зачем тебе это? - Он пальцем показал на старика с окровавленной частью головы и его цвет лица из тусклого стал серо-буро-зеленым.
Сержант усмехнулся своей фирменной усмешкой, и переложив окровавленный ятаган внушительных размеров в левую руку, правой вытащил из накладного кармана комбинезона на ноге еще несколько ушей. Некоторые из них были с серьгами и выглядели совсем крошечными на его огромной ладони.
- Что с тобой? Тебе не доводилось видеть мертвого духа? - Съехидничал сержант.
- Видел, но не до такой степени!
- А мертвее уже некуда.
- А уши тебе зачем? - Не понимал Жгут.
- Чтобы больше боялись! Вроде для устрашения. Они же еще не то вытворяют с нами. Вот пусть и порадуются за нас. Научили. - Он ногой оттолкнул от себя мертвого духа и он повалился лицом на грязный глиняный пол словно мешок с мукой.
- А теперь, помоги мне. - Нагло заявил отрезатель ушей и взялся за шкирку упавшего деда. - Посадим их рядком, вон там, в углу, где эти двое уже задремали. - Он мотнул головой в сторону черной стены, где мирно сидел покойный дуэт.
И они усадили их всех на корточки в один ряд у стены. Получилось так, как будто все ввосьмером дружно задремали, положив безухие головы на плечи друг другу.
- А если еще скрестить им руки, - предложил Жгут, можно подумать, что они вприсядку танцуют! Сержант не понял шутки Андрея. Он вообще к шуткам относился по своему. И улыбался своей кривой усмешкой невпопад. Сам себе на уме.
- Эй, Жгут! Ты где потерялся? - навстречу бежал Насырыч, как только Андрей вышел из несчастной сакли. - Не отходи от меня, я ж тебя прикрывать обязан.
Хороший человек, Насырыч! Заботливый! Последним трофеем поделится. Даже ушами. Откуда и у него такая ненависть к духам? Он ведь сам узбек. Или?
- Слышь, Насырыч!
- А!
- Говорят ты родом из хлебного города Ташкента? Если взять строго на север тебе и до дома недалеко? А?
- Конечно! - Несмотря на то, что Насыров был узбеком и по национальности и по морде лица, по русски говорил чисто и даже соблюдал некоторую интонацию в предложениях. А так же мог свободно разговаривать с духами на пуштунском наречии, что в части могли не многие.
- А у меня земляк, служил В Кабуле, в автобате. Курсировал с колонной наливников из Кушки в Кабул. Слыхал такой город?
- Слыхал.
- Так вот он родом из Кушки. Раз в месяц, может быть меньше, дома бывал. Свежую бастурму кушал. Вот ему до дома - на ишаке пол суток скакать.
- Да? Но Кушка - это ведь Таджикистан?
- Угу!
- А ты узбек?
- Угу!
- А разве может таджик быть земляком узбека?
- У нас все могут.
- Тогда и я тебе земляк?
- И ты, Жгут, тоже.
- А как же те, которые остались лежать в этом кишлаке. Они же братья тебе по крови, мусульмане?
Насырыч резко остановился и повернул голову к Андрею. Его лицо из добродушного мгновенно стало мрачным, черные брови опустились к узким глазам, а тонкие губы сжались в скомканную трубочку.
- Тот земляк, что из Кушки...
- Ну!
- Мы с ним в одну школу когда-то ходили. Тогда он в Ташкенте жил с родителями. Сгорел он... Вместе с машиной... Год назад... Всю колонну КАМАЗов с бензином на Саланге духи расстреляли и сожгли. Его матери из части, где он служил, отправили цинковый гроб, где вместо него горсть сухой земли да оплавленная латунная бляха от солдатского ремня.
И орден Красной Звезды...