Не боевая потеря

Жгутов Андрей
               

              Обычно, во всех войнах,  прошедших, ныне  идущих,  или  только  запланированных, всегда присутствует гибель солдат, и нередко  офицеров независимо от боевых действий.  Это может быть что угодно,  и где  угодно: и несчастный случай, и небрежное обращение с оружием, и халатность.  Все эти нелепые смертельные случаи относят  к не боевым потерям  и заносят в особый список  погибших. Афганские  потери  не являлись исключением.
          Был  случай,  когда молоденький  лейтенант  только  что  прибывший  из  Союза  по  окончании  военного  училища,  был  найден  утром мертвым за  палаткой,  в которой  поселилась группа  недавно прибывших офицеров.  При выяснении  обстоятельств  выяснилось,  что лейтенант  поперхнулся  кусочком  печенья,  которое пытался  слопать  ночью,  пока  его ни кто  не  видит.  Спешка  нужна  только в  одном, конкретном,  случае, а в еде,  да  еще  и в  одиночку -  дело  не  простительное, и  требует обстоятельной  подготовки.  Чего  он,  естественно  не знал.  Молодой. Не опытный.  Или  случай  вылазки  за  косяком.  Боец,  сильно  жаждущий  расслабона  с помощью  гашиша,  или  как  его здесь  называли -  чарса, переполз в  близлежащий  кишлак,  вероятно, думая  что  там  круглосуточная  лавка  по  продаже  этого зелья. Как  он  прошел  через  кордон  из  егозы и  минное  поле,  осталось  загадкой,  потому  что  обратно  его уже  принесли.  Обкуренного  до  дурноты,  как  он  и хотел,  но  по  частям.  Подкинули  в мешках  к  колючей  проволоке:  в одном руки-ноги, в другом туловище, с  кишками  намотанными  вокруг  него.  Нелепая  смерть ради  минутного  наслаждения. 
             Вся дальнейшая  судьба  погибшего  не в  бою бойца  находилась во власти командира  -  списать  гибель солдата на несчастный случай и отправить гроб с телом домой без почестей, с красочным описанием его смерти, или разукрасить гибель как геройский поступок, и тем самым спасти родственников и  семью от позора. Однажды Андрей Жгутов  по воле случая едва  не пополнил этот список не боевых потерь.
          Это случилось еще до знакомства Жгута со снайперской винтовкой. Состоял   он  в штате радиотелеграфистов и служил в батальоне связи. Однажды, находясь в наряде по роте в роли простого дневального, вместе с другом Александром Белко, решил сходить в магазин. Единственный  магазин,  где  можно было  приобрести  хоть  что-то перекусить,  дополнительно к осточертевшей  овсяной  каше, находился на территории другой части, рядом с ее  огромным  плацем.
      Несмотря на загруженность всевозможными поручениями вроде  мытья  полов и бессмысленного  стояния  на  тумбочке,  они, улучив свободную минуту, быстрым шагом,  почти бегом,  припустили  до цели. Не доходя до места, Жгут еще издали увидел на плацу какое-то построение, а по периметру плаца туда-сюда сновали офицер с группой  солдат  - их отличали от бойцов по серому цвету шинели. Обычно они в это время вылавливали праздно шатающихся,  да  и просто левых солдат и «припахивали» их на грязные работы.  «На этот раз та же  тактика»,- подумал Жгут, но рискнуть все же решил,  потому  как  сладкого  хотелось  до  судорог  в животе.  Сгущенное  молоко,  стоящее  на  витрине  магазина бело-синей  стеной этикеток,  манила  его, и тянула  рискнуть.  Если что, можно убежать, хрен им, а не мытье пола.
            Как то раз на прошлой неделе Жгута, так же находящегося в наряде по роте, остановил какой-то подполковник и придрался к его рукам, которые  по причине мороза были в карманах шинели. Это был простой  предлог,  ведь  по уставу  руки в карманах  солдату  держать запрещается, в отличие  от  офицеров, и Жгуту пришлось за  нарушение воинского закона   мыть пол в офицерской казарме. Он злился, но ничего не смог сделать:  эта сволочь забрала его ремень вместе с  неизменным  атрибутом  всех  дневальных - штык-ножом.
          Еще издали офицер, с красной повязкой на рукаве, видать  дежурный  по  чему-то, заметив их, стал делать знаки чтобы они подошли и сам быстрым шагом пошел навстречу.  Встреча  наверняка  обещала  быть  не  в пользу  Андрея  и Сани. Сзади этого  длинновязого офицеришки шли, почти бежали, два солдата, видно его дежурная группа  поддержки.  Другого выхода не было,  черт с  ним, с этим  магазином. Не снижая темпа ходьбы, Жгут и Белко резко развернулись в противоположную сторону и с той же скоростью устремились в родные пенаты.  «Не оборачивайся,-  сказал Андрей Сашке  - Как будто мы передумали, магазин вон, закрыт, а  этого  черта и не приметили вовсе». 
         Сзади раздался свирепый окрик,  который  советовал остановиться  по-хорошему.  В приказном порядке. Нервы  обоих  натянулись,  словно проволока  переносного  ТА-57.  «Ну, все, -  выдохнул, задыхаясь от волнения, Жгут.  - Бежим!  Ты налево, я направо». 
      И они разбежались  словно  зайцы  от  охотника. Каждый из  них знал, что изнеженный службой офицер, в отличие  от  солдатской  лямки, вряд ли станет утруждать себя бегом,  а пошлет за ними  вдогонку  своих  псов-солдат.  А с этими  ищейками   можно всегда решить вопрос, иногда  мировой,  но чаще -   простым  мордобоем. А если и побежит лейтенантская  душонка,  дабы  размять  свои нежные  мышцы,  то в душе каждый  надеялся, что не за ним.
            Но Андрей Жгутов имел свойство притягивать к себе неприятности.  Дежурный с  красной  повязкой на  рукаве рванул именно за ним, он это ощутил кожей  обритого  наголо  затылка, и от этого задница  сморщилась как  запекающееся  в духовке яблоко, а перед глазами пронеслись черно-белые фрагменты будущей службы:  гауптвахта, трибунал, дисбат.  Дисциплинарным  батальоном  в  их части,  да  и вообще в  полку  стращали  много,  часто  и со  вкусом.  Офицеры  и  прапорщики    со  смаком  рассказывали, как служится   в дисбате  солдатам,  обстоятельно  обсасывая  каждую  деталь,  каждую  мелочь.  Тем  самым  нагоняя  смертельный  страх  перед  солдатской  тюрьмой, заставляя быть  послушными   перед  офицерской  вольностью.
           Переборов страх, Жгут через  плечо на бегу оглянулся:  офицер,  сдвинув  свою  фуражку  на  затылок,  упорно следовал за ним, доставая свободной  рукой  на ходу из кобуры пистолет. Чуть поодаль, бухая  сапогами,  бежали его дрессированные псы.  От страха Андрей одним движением руки перевел штык-нож, болтавшийся на ремне с живота  за спину, подхватил длинные полы  солдатской шинели в руки и вчистил не чуя  под  собой сапог. На гражданке его кандидатуру частенько  выдвигали на школьных олимпиадах по бегу и  кроссу. Учителя  по  физкультуре видели в  нем будущего  спортсмена  и  всячески  пытались  сделать  из  него  школьную спортивную  зведу. Это его и спасло.
          Благодаря тому, что  на плацу было обширное построение, на всей  территории части почти не было  ни души. Если бы не отрывистые возгласы дежурного: «Стой, сука, застрелю!», про бегущую пару можно было подумать, что  они  сильно, очень сильно   спешат на  очередное  построение  полка,   где  им вручат  награды, грамоты и ценные  подарки. 
        Когда Жгут с Саней бросились в разные стороны, Александру повезло еще и в том, что, приняв влево, он напрямую попадал в родной батальон, а там ищи ветра в   родном поле. Жгуту надо было пробежать между модулей-казарм, через футбольное поле, а там, сделав  крюк, мимо штаба,  только так можно было  по касательной добраться до родной казармы. Весь этот маршрут он придумал в секунду, так как территорию части знал наизусть. Единственное  -  не выдохнуться при беге. Тогда  точно  конец.
         С этой мыслью он выскочил к футбольному полю, огороженному невысоким забором, высотой по грудь. Перелезая через некрашеное железо, Жгут заметил своего преследователя  -  он был намного дальше, чем он предполагал, и явно выдохся. Его  подручные  овчарки  потеряли  нюх  уже в  самом  начале,  только  их  хозяин уперся  рогом, и  решил  идти  до  конца. Бег  его часто переходил  на  вынужденную  ходьбу,  руки  болтались  как  тряпки  на  ветру. «Молодой» - подумал Жгут и с удвоенной  силой рванул через поле. До него донеслись  обрывки скомканных  слов,  выдохнутых  в горячем  хрипе: «Стой… сука… убью…» И хлопок. До сознания Андрея не сразу дошло, что этот придурок  может  выстрелить. 
           Пробежав  через  все  поле, и подбегая ко второй  ограде стадиона, и уже вытянув руки, чтобы принять забор на   грудь, он  услышал,  как  слева  от него  с характерным металлическим звоном вошла в забор пуля. Он увидел круглое вогнутое отверстие с разводами потрескавшейся ржавчины совсем близко на уровне   головы.  Бамс!  И рядом оказалась вторая впадина, двойник первой.  Не  смотря  на  сбившееся  дыхание  молодой  лейтенант  стрелял  довольно  кучно,  вот  только  прицел   чуточку    косил влево.  Непорядок., с  непристреленным  оружием в  наряд  выходим?  А летеха?
     Жгут не заметил, как рыбкой перелетел железный забор, поскользнулся на жидкой  глине,  по  другую  его  сторону пробороздив на пузе метра два  по  светло-коричневой  каше.  Но  это ни на секунду  не сбавило скорости. Напротив, выскочив с пробуксовкой из вязкой грязи, он вчистил в сторону штаба.  «Другого пути нет, - мелькнуло в голове, - на дороге он меня  точно  шлепнет.  Ему  же  как-то  надо  отчитываться  за  истраченные  патроны».  Перед глазами промелькнула экскурсия в  местный морг, не морг, а брезентовая  палатка с мощным  кондиционером,  работающим  от  бензогенератора. Куда их, только что прибывших в часть  молодых, водили на  просмотр жмурикам. Неприятное  было  зрелище.  Но  приказ – есть  приказ!
        «А вот и сам штабной  модуль. Здесь довольно сухо и всегда чисто. Дежурные  стараются  соблюдать  чистоту,  чтобы  командованию  радовать  глаз. «Сейчас по этой утоптанной  дорожке проскочить, потом мимо деревянного крыльца за угол, а там между штабных «бочек» можно затеряться»,- несся  вихрем план побега в голове Жгута.  Хорошо, несколько солдат стоят курят, офицеров, вроде бы,  нет. И тут сзади вместо уже  привычного возгласа: «Стой, сука, убью!» с хрипом  донеслось – «Держи его! Эй, боец, лови его!»  Голос захлебывался, дрожал и вызывал сочувствие и  понимание. Солдат возле штаба взглядом  скользнул  по Андрею,  выплюнул бычок и лениво расставил руки, приготовившись обнять Жгута, словно дорогого друга. У него, в который раз за  день, сжалась задница.  «Братан, -  прохрипел  Андрей, как мог пересохшим горлом, -  у него от водки крышак съехал. Он и тебя сейчас шлепнет!»
         Боец, скорее  всего, штабной писарь, растерянно опустил руки и проводил взглядом Жгута и бегущего следом дежурного.  Становиться  мишенью  для  поехавшего  крышей  шакала  он  явно  не  желал.  Пролетев мимо другого  опешившего писаря на крыльце с  разинутым  ртом и сигаретой  на  кончике  губ, завернув за угол штаба, и пробежав его небольшой  торец, Андрей нырнул в  брешь маскировочной сети.  За штабом стояли «бочки», в которых жил высший командный состав  и их слуги. Место было тихое, и  ни одна собака без доклада  войти  не  посмеет. Не говоря уже о бешеном лейтенанте с пистолетом на перевес. Это  тихое  и безопасное место Жгут  знал  давно,  и память   сохранила  его  на всякий  случай. Хорошо  знать  все  закоулки и  лазейки. Проползти под «бочкой» и пробраться в самый угол  -  дело трех секунд.
            С выпрыгивающим из  горла сердцем, сдерживая  горячее и  частое  дыхание, Жгут увидел сапоги своего мучителя, которые пробухали в десятке метров и стихли за углом.  «Неужели пронесло», -  подумал он и с  видом  уставшего спринтера  откинул  голову.  Через  секунду  приподнялся  и  осмотрел себя. «Теперь мне понятно, почему писаришка стоял с раскрытым ртом»  -  подумал Жгут. Он весь, с головы до ног, был в липкой, светло-коричневой глине, очень  напоминавшую массу  из  туалета. Как  стемнело  Андрей  короткими  перебежками  пробрался  к батальону  связи.  Светлая  грязь  на  шинели  немного  подсохла  и  местами  стала  отваливаться.  Хорошенько  просушить, - думал  Жгут,  - и  следов  не  останется.  Только  останется  неприятный  осадок   на  всю  жизнь от действия этого горе-дежурного.  «Надеюсь,  - думал  Андрей, - он  не переживет  такого  позоря  среди  своих  сослуживцев,  и застрелится  из  того же  ствола,  из  которого  пытался  завалить  меня!»
       Уже намного позже, когда улеглись все слухи  связанные в этим  делом, и большая часть батальона связи стала уважать Жгута за эту историю, он часто размышлял, лежа на скрипучей солдатской кровати:  «А что было бы, если этот «шакал»  (кличка всех офицеров) сумел  меня подстрелить?  Как бы  он  оправдывался,  что ранил  меня?  А  если  бы  замочил  на  глушняк?  Списали бы меня на боевые потери, или как несчастный случай?   Я хоть и отступал, но в плен  сдаваться  не  собирался!»