Маша с грустью смотрела в окно. Окно было большое, с закругленным верхом. Это была не стандартная городская больница. Потолки были высокие. И от этого в палате свежо и, даже, холодновато: много воздуха. Да и сама палата представляла из себя большую комнату. Когда-то давно, по-видимому, это был господский дом. Возможно, в этой комнате была гостиная. Здесь, за столом сидели с друзьями, играли в карты. И стол был большой круглый, покрытый тяжелой бархатной скатертью с бахромой. А может, и не было никакого стола, а была просторная зала, в которой весело проводили вечера молодые люди этого дома. Под граммофон плясали всякие польки и падеграсы….
Как скучно болеть! Особенно, когда тебя никто не навещает. Маша не любила просто болтать, чем всегда занимаются больные в свободное время. Она всегда отмалчивалась и просто наблюдала за происходящим вокруг.
Палата была для женщин, но из-за нехватки мест в детском отделении, к ним помещали и детей. Вот и сейчас к ним в палату положили мальчика лет четырех. Его отец сидел к Маше спиной, но даже по его согнутым, слегка вздрагивающим плечам, она поняла, как он любит своего сына.
«Костик, все будет хорошо», - все время повторял он, как будто убеждал в этом не Костика, а самого себя. Он держал в своих ладонях маленькую ручку, то сжимая, то разжимая, словно боясь сломать. А Костик молчал, закрыв глазки.
Не имея сил больше смотреть на это, Маша накинула халат, и решила выйти в коридор или на улицу.
Она спустилась по широкой каменной лестнице с массивными перилами. На улице кипела жизнь! Начиналась ВЕСНА! Во всю капали сосульки. Снег был грязный, некрасивый. Одно только солнце радовало своим ярким светом. Ему было наплевать на низменные земные проблемы, оно выполняло свою высшую миссию.
На крыльцо вышел мужчина. Она узнала его по растрепанным волосам. Отец Костика. Он мельком взглянул на нее и, опустив голову, глядя себе под ноги, пошел прочь.
«Интересно, а почему с Костиком приехал он, а не мама Костика или, хотя бы, они вместе могли приехать. Так ведь обычно бывает?» Хотела бы она посмотреть на его жену. На кого он ее променял?
Он ее не узнал. Конечно. Иначе, он все равно как-нибудь среагировал. А он прошел, как мимо пустого места. Даже бровью не повел. Хотя его можно понять, сын болен, какое ему дело до бывшей жены. Не о чем даже спрашивать. О здоровье, даже смешно, в больнице-то. Она повернулась к стеклянным дверям и вошла в фойе. В фойе на стене висело большое зеркало.
Ну-ну, посмотрим, что мы из себя представляем? Да, старуха. И ты хотела, чтобы тебя узнали? Ты глянь на себя! Что от тебя осталось? Да ничего. Два больших глаза, да две тощие ноги из-под драного халата. От тебя, Марья Николавна, уже землей, как говорится, пахнет. Еще зубы выпадут и чистая Баба Яга.
- Ершова! Где вы ходите? Я что, должна за вами по всей больнице бегать искать? На уколы!
Это ее.
Он приходил почти каждый день. Сидел, говорил, держа маленькую ручку. А мать не пришла ни разу. Какая-то странная мать. Но он не производил впечатления брошенного мужа: и рубашки чистенькие, и пуговицы на месте, и ботинки вычищены, и, даже, волосы аккуратно причесаны, не как в первый день. И он ни разу так и не взглянул на нее. Даже, когда входил в палату и со всеми здоровался, он сразу смотрел на сына. А Костику лучше не становилось. Он только открывал глазки, протягивал отцу ручку и даже не улыбался. Маша не могла на это смотреть и уходила в больничный сад.
Да, сад был просто замечательный! За какую-то неделю снег сошел. Земля была черной, жирной и от нее шел пар, как от свежеиспеченного хлеба. Деревья готовились к жизни, к радости. Птицы! С ума посходили! Этот синичий перезвон не прекращался с самого утра до вечерней зорьки.
«Ну почему так все несправедливо устроено! – подумала Маша, - Мне можно спокойно умереть. Я все равно никому не нужна. А этот маленький гном так нужен своему папе! Почему он не выздоравливает?»
Она вернулась в палату. Костик уже лежал один. Маша подошла к нему и опустилась на колени.
«Ты хочешь чего-нибудь, Костик?»
Он кивнул одними глазами.
«А чего?»
По его губам она поняла:
«Гулять»
О чем она думала, когда завернула его в одеяло, подхватила на руки и быстрыми шагами буквально пролетела по всем коридорам и лестницам, выбежала в больничный сад, села на корточки, уперевшись спиной в старую корявую яблоню?
«Смотри, Костик, какое синее небо! Слышишь, как звонко поют птички? Скоро станет совсем тепло, ты выздоровеешь и будешь купаться на речке. Ты любишь купаться на речке? Любишь. Все дети любят купаться. Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо…»
Костик спал. А из больничных окон стали выглядывать медсестры. Видно было, что суматоха усиливается, и уже в сад к Маше бегут врач и две медсестры, размахивая руками и что-то громко крича.
К вечеру Костику стало хуже. Медсестры бегали со шприцами, ставили систему, что-то еще делали, и бросали разъяренные взгляды в сторону Машиной кровати. Слышался шепот: «Ненормальная…. Умрет, а мы виноваты…. Таких, как она, выписывать надо и пусть сами лечатся».
«А что, если на самом деле умрет! Я же буду всю жизнь себя винить! Как я ЕМУ в глаза посмотрю? Подумает, что отомстила за прошлое».
Когда в палате стало совсем темно, она забылась тяжелым сном. Ей снилось, что она молодая, красивая, в цветастом платье стоит в яблоневом саду. И он весь в цвету. Дует теплый ветер, лепестки отрываются и сыплются белым дождем на нее и на идущего ей навстречу мужчину.
Это ОН. Он подходит, и она хочет обнять его, но он убирает ее руки со своих плеч и говорит серьезным голосом: «Маша, прекрати. Вечно ты веселишься по поводу и без повода. Лучше послушай меня. У меня есть другая женщина и у нее будет от меня ребенок. У нас с тобой никогда детей не будет. Так что, прощай». И все исчезает. Она стоит одна на дне глубокого кирпичного холодного и темного колодца. И только высоко вверху маленький квадратик синего весеннего неба. Она кричит и не слышит своего крика.
И только эхо холодным равнодушным голосом переспрашивает: «Ты зачем убила моего сына? Я все равно люблю его, а не тебя!!!»
- Тетя, тетя….
Тоненькие пальчики теребят край ее одеяла.
- Костик! Ты? Ты, почему встал?
- Тетя, я писать хочу, а куда идти не знаю. Покажите мне дорогу.
ОН пришел на следующий день. Но, что это был за приход! Он пришел не один, с ним пришли четверо ребят: одна девушка, два мальчика подростка и девочка лет шести. Все они вместе с отцом нарядились в клоунские маски. Дурачились, смеялись. Костик был счастлив, он смеялся тоненьким голоском и иногда даже повизгивал, как от щекотки. Но эту шумную компанию довольно быстро выгнали за нарушение больничного режима.
«ОН счастлив в своей семье, - подумала Маша, - А ты хотела бы наоборот?» Да, в глубине души, она хотела бы наоборот. Хотя, это громко сказано: «Душа». От нее у Маши ничего не осталось, кучка пепла. Все сгорело двадцать лет назад, когда ОН бросил ее. Года три после этого, она почти не жила. Так, ходила, ела, спала, но не жила. И теперь, глядя на НЕГО, она думала: «Он ведь убийца, почему же наказана я, которая никому не сделала зла? А у НЕГО все в порядке. ОН счастлив…. Хотя, чего это ты так раскочегарилась? Мы чужие люди, едва знакомы, к чему такие переживания?»
Дети выздоравливают быстро. Вот и Костик поправился. И получилось так, что его выписали даже раньше Маши. Когда отец пришел за ним со всеми своими детьми, Маша притворилась, что спит. Костя позвал ее пару раз, но она осталась лежать неподвижно. Дверь в палату тихонько закрылась. Маша повернулась на другой бок. На тумбочке, которая стояла возле ее кровати, лежал большой рыжий апельсин.
Прошла еще неделя. Маша уже совсем не вставала с кровати. От еды она отказывалась. Врач ругал ее, потом уговаривал, а затем просто перестал что-либо говорить. Маша молчала. А рыжий апельсин так и лежал на том месте, где его положил Костя.
Маша умирала во второй раз. ОН опять ее бросил. И на этот раз ей, пожалуй, действительно незачем оставаться.
- Ершова! К вам посетитель!
К ней? Кто это может быть? В палату вошел клоун. У него были разноцветные шаровары, рыжий парик, красный нос и большие ботинки.
- Здравствуйте, уважаемая публика!
Все в палате засмеялись, зашевелились и стали усаживаться поудобнее. Маше показалось, что у нее что-то не в порядке с головой. Но почему же все остальные так радуются. По-видимому, это на самом деле клоун, настоящий. Тогда кто пришел к ней? Не клоун же к ней пришел на самом деле?! Тем временем клоун подошел к ее кровати и протянул руку к апельсину.
- Сударыня, вы позволите взять у вас этот шарик, у меня не хватает для жонглирования? Я слышал, он вам не нужен, а мне пригодится.
- Маша хотела было выхватить апельсин из его рук, эту последнюю ниточку, которая связывала ее с НИМ, но не смогла и беспомощно заплакала. Она вдруг поняла: КТО спрятался за этим красным носом, ЧЬИ глаза смотрят из-под рыжего парика!
Как она могла забыть? ОН ведь учился в цирковом училище, правда, потом бросил, еще до их развода.
- Маша, прости меня. Я бы никогда не посмел прийти сюда. Но два обстоятельства заставили меня сделать это. Костя утверждал, что ты обещала сводить его к речке. Его мать умерла три года назад, и он очень тянется к добрым женщинам. Я, грешным делом, не поверил ему и решил спросить у тебя. Позвонил, а главврач сказал, что ты, пожалуй, до пляжного сезона не доживешь. И это – второе обстоятельство, почему я здесь.
- А теперь честно, только это?
- Нет. Я узнал тебя, Маша, в первый день….