Заморочки

Владимир Сытник
     Иосиф был заурядным сельчанином неопределенного возраста. В посёлке, он был известен по четырём позициям: прозвищем, которое приклеилось, как банный лист; своей женой Нюркой, которую он «подсадил» в свой трактор в бескрайней кустанайской степи и от которой имел шестерых, чернявеньких детишек; допотопным трактором МТЗ-2, на котором он работал бог весть сколько лет; и строптивым стариком-отцом, проживающим вместе с его семьёй. Но, обо всём по порядку.
     В далёкие пятидесятые родители Йоськи переселились в один из основывающихся совхозов, которые росли словно грибы, после дождя, на благодатной целинной почве. Собственно говоря, совхоза ещё не было. Был палаточный посёлок, занесённый казахстанским бураном. Впрочем, трудности, которые преодолевали первоцелинники, мы опустим, перейдя непосредственно к Иосифу.
     Тогда ему было не более шестнадцати лет. Перспектив впереди не было. Немцев, находящихся на положении спецпоселенцев, тогда не жаловали. Поэтому у юноши было только два пути: на ферму, или, на трактор. Иосиф выбрал второе. Что повлияло на это решение? Кто знает. Наверное, ажиотаж вокруг этой профессии. В механизаторах, тогда, нуждалась вся степь, и власти всячески популяризировали этот труд. В общем, Иосиф окончил курсы и получил старенький «Белорус» без кабины, прадедушку нынешних железных коней. Как он был счастлив! Когда он ехал по посёлку-новостройке, казалось, все девчата на него смотрят. Это был самообман. Девчата смотрели на других парней, которые ездили на тракторах с кабинами. Чисто с практической точки зрения они были предпочтительнее. Во-первых, парень (в перспективе муж) мог, даже зимой, с комфортом «подбросить» девушку (в перспективе жену) до шоссе. Это когда возникала необходимость посетить районный центр. А до выше упомянутого шоссе, пешочком, было прилично, почти шестнадцать километров! Во-вторых, миловаться и целоваться в кабине, было куда приятнее. Да и, как будто, не совсем на глазах у сельчан. В общем, Иосиф катил на своём «старичке» с высоко поднятой головой и ему казалось…  Я, уже сказал, что ему казалось. Но, почему-то, прокатиться на его «коне» не находилось желающих. Только один раз, бабка Зададаиха, которой было едва ли не семьдесят лет, попросила довезти мешок зерна до её двора. Пока щуплый тракторист грузил мешок на искорёженное крыло, бабка ловко взобралась на трактор, заняв своим дородным телом почти всё пространство, предназначенное для водителя. Когда Иосиф, кое-как, втискивался на полагающееся ему место, бабка недовольно фыркнула:
- Тпру леший! Прешь, как танк на Паулюса, под Сталинградом!
От этих слов Иосифу стало неловко. Кое-как втиснувшись на оставшееся место, парень, изловчившись, надавил на педали.
     Весь долгий путь, на другой конец посёлка, показался трактористу вечностью. Иосиф сидел скособочась, прижатый дородной бабкой к правой боковушке трактора. А Зададаиха, видимо вспомнив далёкую молодость, когда была красавицей и раскатывала с купцом на тройке, разошлась не на шутку. Она стянула платок на затылок и ветер трепал её, ещё густые, седые волосы. Всем встречным и поперечным она махала рукой и что-то кричала. Молодухи и ровесницы бабки (первые спешили по своим делам, а вторые сидели на завалинке) весело смеялись, показывали на едва ползущий трактор пальцем и отвечали развязанными непристойностями. Иосиф был смущён окончательно. Того что он слышал, сквозь рёв трактора, было достаточно, чтобы не только уши стали пунцовыми.
     Наконец, подкатили (если не сказать, доползли) до нужного двора. Не успела Зададаиха, кряхтя, спуститься на землю, как из-за угла ограды выплыла не менее дородная соседка-бабка Дарья. Она приставила ладонь, к бровям (как Илья Муромец, на известной картине) и напевно спросила:
- С кем это ты Глаша раскатываешь? Не иначе мужичка приворожила?
- Приворожила! – чуть кокетливо (насколько это возможно в её возрасте) произнесла
Зададаиха и продолжала, - С Йоськой-немчиком приехала. Знаешь всегда хмурого Якова?
Это сынок его.
- А не молод он для тебя - то? – пошутила Дарья Васильевна.
- Да перестань, Даша! Видишь, парень совсем засмущался.
Иосиф, как мог, быстрее сбросил мешок и поспешил прочь от двора Зададаихи. Однако это его не спасло. К нему прилипло прозвище «Зададаихин жених», из-за чего парень чрезмерно страдал. Даже отец, Яков Гайнрихович, иногда «укалывал» сына, когда тот делал что-то не по него:
-Да… а, Йоська. Зададаиха, небось, не нарадуется, что ты не её мужик, а только прозвище её носишь.
Было непонятно, шутит он, или, говорит всерьёз.
     Отцу вторила  сестра Мария, которая была на два года старше Иосифа. Если между ними возникал конфликт, то она повторяла слова отца, чем вызывала бешенство парня. Младший братишка, хоть и не говорил ничего, но, при случае, посмеивался. Только мать жалела сына, так неудачно «подхватившего» прозвище. Когда отец, в очередной раз, начинал философствовать, она вздыхала и тихо произносила:
- Ну, Яша…

***
     Хороша степь весною! Нежная травка ещё не успела выгореть под беспощадным казахстанским солнцем. То там, то здесь, разбросаны группки пастельно-сиреневых цветочков, именуемых в народе подснежниками. Лога и овражки манят изумрудным бархатом. В колках, среди осинок и берёзок, щебечут непоседливые птахи. Блестят под солнцем многочисленные озёра-блюдца, наполненные талыми водами.
     В один из таких чудесных весенних дней, по ещё не совсем просохшей степной дороге, катил трактор. Его монотонное урчание разносилось далеко окрест. За собой он тащил прицеп, в котором была небольшая цистерна и десятка полтора бочек, из-под солярки. Металлический перезвон плохо закреплённой тары и урчание трактора, нарушали природную идиллию.
     За рулём едва ползущего реликта сидел Иосиф. Прохладный утренний ветерок трепал вьющиеся чёрные кудри, свисающие из-под картуза, проникал за ворот промасленной фуфайки. Ничего этого тракторист не чувствовал и красоту окружающего мира не замечал. Его одолевали думы. «Почему мне всегда не везёт? Шестой год на этой развалюхе езжу!- он нервно хлопнул ладонями по рулю трактора, а потом, разжал пальцы и нежно сжал рулевое колесо, на котором, местами, выкрошилась пластмасса (Иосиф, все-таки, любил своего «коня»).- «Другие давно пересели на новые машины, а я, словно прирос к этой железяке»,- думал он. «Живём чёрти как…. Седьмой год в одном бараке. Макаровы уже два года в совхозном доме проживают, на приусадебном участке копаются…»,- здесь его мысли изменили направление,- «Прозвище ещё это… Мужики проходу не дают и девки смеются. Бабки давно нет, а прозвище присосалось ко мне и кровь пьёт. Отец насмехается, тоже.… Все парни, как парни, девчонок имеют, а меня все сторонятся. Ванька, с которым мы вместе первые трактора получали, уже второй раз жениться успел»,- Иосиф опять в сердцах ударил по рулю и, мельком, бросил взгляд на расстилающиеся по сторонам степные просторы (при этом он непроизвольно отметил окружающую красоту),- «Да…а…, видно одному жизнь доживать придётся. Племянников буду нянчить…»,- тут мысли, снова, изменили направление,- «А трактор скоро совсем развалится. Во время зимнего ремонта, дольше всех в гараже пропадаю. Мужики закончат и при жинках греются, а я в холодрыге этой…. Директор обещал новый МТЗ-50. Вот это трактор! (парня окатила волна восторга). Силища! Это надо – пятьдесят лошадиных сил! А скорость хода! (тут восторг сменился унынием) Только, в который раз директор обещает…».
     В этот момент, его размышления оборвались потому, что его взгляд, непроизвольно,
рассмотрел далеко впереди нечто такое, что заставило отвлечься от дум. Из Тёмного лога, до которого было ещё добрых полкилометра, выплывала фигурка человека, увенчанная ярко-красным пятном. Она, колышась в потоках поднимающегося от земли тёплого воздуха, то исчезала на мгновение, то становилась отчётливо видимой.  «Женщина. К трассе, наверное, идёт,- подумал тракторист,- Далеко дотопала». Догнав и обогнав путницу, Иосиф остановил трактор и спрыгнул на землю. «Да это никакая не женщина. Это девчонка…. Совсем молоденькая…. Куда это она подалась одна, в такую рань?- размышлял  парень, пока девушка приближалась,- Симпатичная…. Кто её саму из дома выпустил, да ещё в безлюдную степь?.. Неужели она из нашего совхоза? Что-то я её не видел…».
     Девушка подошла. На её открытом лице сияла улыбка. Опустив на траву, которая росла вдоль дороги, какой-то узелок, она спросила:
- Вы к асфальту едете?
- Туда…,- автоматически ответил тракторист, непроизвольно откровенно любуясь девушкой.
- А меня с собой возьмете?
- А ты кто? Что-то я в посёлке тебя не видел,- невпопад поинтересовался парень.
- А я вас знаю. Вы живёте в доме, что на нижней улице, возле клуба. Вас все называют «Зададаихин жених»…,- непосредственно выпалила девушка и запнулась, смутившись,- Только не знаю, почему вас так зовут. Бабка Зададаиха была старая…. Когда я проходила мимо её двора, всегда боялась. Она казалась мне ведьмой….  А вы молодой….
Иосиф смутился от слов девушки. Чтобы скрыть это смущение, он «напустил» на себя серьёзность и взрослость и, непререкаемым тоном пробурчал:
-Ладно, уж, залазь. Ехать надо.
Девушка подошла к подножке, поставила на неё ногу и не могла сообразить, за что бы ухватиться, чтобы влезть на площадку водителя. А Иосифу, в этот момент, было не до того, чтобы помочь ей. Он, словно загипнотизированный стоял рядом, уставившись на крепкую девичью ногу, с коленки которой сполз подол. Девушка заметила нескромное любопытство и стеснительно поправила подол крепового платья. Парень любовался стройной девичьей фигурой и не решался помочь ей. Наконец, он поборол смущение, взял девушку за талию и подсадил её. Оказавшись на тракторе, девушка повернула пунцовое лицо и поблагодарила, кивком головы. Раскрасневшийся Иосиф, до этого ни разу не прикасавшийся к девушке (если не считать разбитную вдову Таньку, с которой он пару раз танцевал в клубе), ответил ей тем же. Потом он ловко влез на своё место, снял фуфайку и подстелил её, чтобы девушка не выпачкала свою одежду.
      Довольно долгое время попутчики ехали молча. Девушка, сняв с головы алую косынку, подставив лицо ласковому весеннему ветерку, любовалась степным простором и всем, что в нём происходит.
      А утро уже вошло в силу. Солнце начинало припекать, а степная живность даёт о себе знать. Дорогу стремительно пересёк ковыльник* , а через короткое время, ещё один.  На вершинах невысоких холмиков, то здесь, то там, видны «столбики» застывших  рыжеватых сусликов. Вот, один из них, садится на задик и умываться. Старательно облизывая передние лапы, чистит мордочку. Под облаками резвятся полевые жаворонки. В это время года степь прекрасна.
     Парень всё ещё не может отойти от приятного возбуждения. Руки и ноги автоматически выполняют операции по управлению трактором, а голова занята другим. «Красивая девушка,- думает тракторист,- Простая и красивая.- Иосиф незаметно, искоса, посматривает на неё,- Вот бы жену такую. Все бы позавидовали…. Да куда там…. Молоденькая совсем. Наверное, и шестнадцати нет. Интересно, куда она направляется?».
Иосиф несколько раз порывался заговорить, но никак не решался. Наконец, стараясь перекричать урчание машины, он спросил:
- А тебя как звать?
- Нюра я,- так же напрягая голосовые связки, ответила девушка.
- А ты чья?
- Полетаева моя фамилия.
- Так ты дочка Ивана Ильича, кладовщика?
- Да, это мой папа.
- А я думал у него одна дочка – Любаша. Она учётчицей работает. Тебя я никогда не видел, ни в клубе, ни в другом месте.
- Я не люблю клуб. Там шумно и… выпившие парни пристают. Сначала рвалась, когда отец не пускал, а потом расхотелось. А Люба моя старшая сестра. Она на три года старше. Люба красавица у нас. Столько парней за ней бегало….
- Ну, ты тоже... красивая,- зардевшись, прервал Нюру парень,- А куда ты направилась?
- В райцентр мне надо, фото на паспорт сделать. Когда паспорт получу, уеду в город. Хочу на веттехника выучиться.
- Понятно…,- с сожалением в голосе протянул Иосиф, а сам при этом подумал «Жалко. Хорошая девушка», а потом добавил,- Меня Иосифом зовут.
Они замолчали.
     А степь, как будто, дразнит парня. Колдобины степной дороги заставляют трактор переваливаться с одного колеса на другое, вздрагивать и подпрыгивать. Эти толчки и тряска заставляют молодых людей, время от времени, соприкасаться плечами или коленями. От этих соприкосновений по телу тракториста разливается будоражащая теплота, такая приятная и желанная. От близости молодого девичьего тела, Иосиф совсем очумел. На мгновение (ему казалось, что на мгновение) парень прикрыл глаза и предался своим фантазиям…. Визг пассажирки вырвал его из плена грёз. Нога автоматически, ещё до того как парень открыл глаза, надавила на тормоз и трактор остановился, заглохнув, у края оврага. Иосиф стал вертеть головой по сторонам, оценивая ситуацию, а потом спрыгнул на землю. Он подошёл к краю неглубокого оврага, посмотрел вниз и присвистнул. Потом, тормозя кирзачами, он сошёл вниз по крутому склону и опустился на изумрудную разнотравную скатерть. Достав из помятой пачки «Прибоя» папиросу, тракторист закурил и растянулся, подложив руки под голову.
     Девушка, постояв некоторое время у края оврага, тоже спустилась вниз. Она села рядом с парнем и сказала, смотря на него испуганными глазами:
- А мы могли упасть сюда. Наверное, погибли бы…
- Да перестань ты!- раздражённый тем, что показал себя в невыгодном свете, пробурчал Иосиф и продолжал,- Вышло так.… Не разбились ведь…. А у тебя есть, кто-нибудь? Ну…, я спрашиваю про парня.
- Вы чего? Нет у меня никого!- возмущённо ответила Нюра.
Иосиф внимательно посмотрел в лицо Нюры, отчего девушка зарделась и поторопилась перевести разговор на другую тему:
- Смотрите, муравей по моей руке бегает!
Она вытянула руку к парню, показывая муравья, простодушно, по-детски, улыбаясь. Парень протянул свою руку, чтобы потрогать насекомое и нечаянно коснулся белоснежной девичьей руки, на запястьях которой просвечивали нежно-фиолетовые и розовые прожилки. От этого прикосновения, девушка вздрогнула, а на парня накатила горячая волна, затуманившая рассудок. Ничего не соображая, Иосиф сжал девичьи руки и притянул Нюру к себе. Не целованная девушка не сопротивлялась. Она покорно приняла жаркие поцелуи тракториста в шею, губы, грудь…
     Иван Ильич Полетаев хотел бы для своей дочери более достойного жениха. Хотя бы, чтобы немцем не был (тогда, у народа было какое-то недоверие к советским немцам,
освобождённым, совсем недавно, из-под комендатуры**)  да образование, какое никакое имел. Однако сопротивлялся он не долго. Через три месяца сыграли свадьбу. Природа торопила.

***
     Много воды утекло со времени описываемых событий. У Иосифа давно не было матери. Отцу перевалило за семьдесят. Детишки, некогда наполнявшие дом шумом, а жизнь Иосифа и Нюры смыслом, выросли и, разлетелись по просторам бескрайней родины. Остался при родителях только младший сын, которому вот-вот должна была прийти повестка из военкомата. Иосифу самому было уже под пятьдесят, но он, в отличие от жены, выглядел значительно моложе, сохранил почти юношеские подвижность и свежесть.
     В начале девяностых, когда рушились занавесы, а от некогда могучей страны остались жалкие осколки, тракторист, по-прежнему работал в родном совхозе. Постперестроечный синдром сказался и на глубинке: с прилавка сельского магазинчика исчезли товары первой необходимости; заработную плату стали выдавать с интервалами, которые всё удлинялись; бастующие шахтёры лишили село угля; цены скакнули в заоблачные высоты. В условиях всё разрастающегося бардака, люди стали подумывать о дальнейших перспективах. Многие односельчане оставляли свои дома (редко кто смог продать за бесценок) и ехали, кто куда, в поисках лучшей жизни. Иосиф стал прислушиваться к тому, что говорят люди. А говорили разное. Говорили, что многие небольшие посёлки,
отделения совхозов, совсем запустели. Это Иосиф и сам знал. В соседней Елоховке половина подворий стояла без хозяев. Болтали, что в южных районах республики, коренное население, притесняет русскоговорящее. Ещё говорили, что немецкое правительство разрешило этническим немцам переехать на историческую родину. Все эти разговоры вносили в души людей смятение и саднящую тревогу.
     Поздним утром, когда осенью ещё сумеречно, тракторист шёл на машинный двор, чтобы завести трактор и ехать на зябь . Пройдя перекосившиеся металлические ворота, он увидел, что в слесарке горит свет, и решил на минутку туда заглянуть. Хотелось узнать последние новости (в посёлке часто выключали свет, и телевизор не всегда можно было посмотреть). Ещё на подходе к мастерской, он услышал взрывы мужского хохота. Когда он показался в двери, один из старых трактористов, по имени Захар, воскликнул:
- О! Зададаихин жених пришёл! Здорово, Йоська!
Другие механизаторы тоже поприветствовали коллегу.
     Надо отметить, что давно прошло то время, когда Иосиф страшно смущался, при упоминании его прозвища. Раньше он готов был сквозь землю провалиться и ответить обидчику грубостью. Не раз бывало, что Иосиф чуть ли ни в драку лез. Много позже он понял, что такая реакция только подзадоривает обидчиков, повторять обидное прозвище снова и, снова. Постепенно он перестал обращать на это внимание, и жить стало проще.
     Когда тракторист, как обычно, проходил по кругу, пожимая руки мужикам, всё тот же Захар спросил:
- Ну что, Иосиф Яковлевич, скоро на фатерлянд***  лыжи навостришь?
- А что я там забыл? Мне и здесь хорошо.
- Да ладно…,- протянул сидящий на ящике из-под болтов токарь,- Все так говорят, а потом, фьють, и нету. Лично я, если бы имел возможность, сразу слинял бы. Что здесь ловить, в дерме этом? Дожидаться пока совсем по ветру совхоз пустят?
- Кому мы там нужны? Кто нас звал туда?...
Захар перебил Иосифа:
- А ты что, не слышал? Германия двери открыла для своих.
- Слышал….
- Некоторые, уже уехали,- добавил Захар.
- Кто это уехал?- удивился Иосиф.
- Штольцы уехали. Помнишь Ивана Штольца, из соседнего совхоза? Вы с ним на съезд передовиков в область ездили. Вот они и уехали, ещё летом,- ответил Захар.
- Нет, не слышал…
     С течением времени, разговоров, об уехавших в Германию, становилось всё больше. Это заставляло задуматься. В общем-то, в нынешней жизни Иосифа всё устраивало. Крыша над головой была. В сарайчике кое-какая скотина водилась. С Нюрой жили в ладу. Дети были неплохо устроены. Но вот младший… Андрюшке скоро предстояло отдавать долг родине. Это беспокоило. Нет, отец был не против, чтобы сын проходил службу. Сам отдал Родине три года в Забайкалье. Но это было больше двадцати лет назад. А нынче…. Сегодня совсем другое. То в один посёлок, то в другой, ежегодно возвращаются мальчишки в цинковых гробах. И это в мирное время! Это обстоятельство пугало отца, а ещё больше – мать. Кто хочет отдавать свою кровиночку на заклание? Нюра, всё чаще плакала, чем ближе подходил срок призыва сына. Вот это обстоятельство и подталкивало подумывать о решительном шаге.

***
     На дворе конец января. Иосиф пришёл из котельной, со смены (в зимний период, если механизаторы не были задействованы на снегозадержании или на ферме, их использовали на других работах). Слава богу, котельная, хоть и с перебоями, но ещё работала!
     Яков Гайнрихович, как обычно, сидел в дальней комнатушке у окна и, по обыкновению, что-то бурчал себе под нос. Жена возилась на кухне. Сын подошёл к отцу и спросил:
- Как вы, отец? Нормально себя чувствуете?
- Ёшь твой мать!- неожиданно громко выругался Яков Гайнрихович,- По телефизор Сенкевич показывал, а сфет выключил!****
Сын погладил отца по плечу и сказал:
- Не расстраивайтесь отец. В другой раз посмотрите. Я, отец, хотел с вами поговорить….
Яков Гайнрихович перебил сына:
- Поговорить, поговорить! Я знаю, ты к немцам ехать хочешь!
Иосиф не ожидал, что отец всё знает наперёд. Он даже немного растерялся. Однако решил не откладывать разговор.
- Да, папа. Давайте поедем…. Многие уже уехали. Пишут родне, что неплохо там. Сами видите, что в стране творится. Андрюшке скоро в армию. Кто знает, как сейчас там. Нюра плачет, боится за него….
- Никуда я не поеду! Всю жизнь тут прожили, и ехать на чужие щи! Ещё чего? Ехать туда помирать, что ли?
- Ну, почему помирать? Там, говорят, пенсионеры хорошо живут….
Отец не дал договорить:
- Не поеду!- выкрикнул он, надув губы, как маленький ребёнок.
- Ну, отец….
В этот момент вошла сноха, на глазах которой выступили слёзы. Она слышала весь разговор и решила поддержать мужа.
- Папа, давайте поедем! Андрюша не вернётся из этой проклятой армии! Я сердцем чувствую! Будет нехорошее….
- Нет, никуда я не поеду!- отрезал Яков Гайнрихович.
     Друзья и знакомые, всё чаще, спрашивали Иосифа о его планах на счёт Германии. Да и неудивительно. Едва заметный раньше ручеёк переселенцев превратился во внушительную реку, которая «текла» с востока на запад. Река эта, состояла из десятков тысяч людей с непростыми судьбами.
     Активное внимание односельчан к планам Иосифа, раздражало его. Но, приходилось терпеть, и терпеть неизвестно ещё сколько. Упрямый отец не поддавался, а бросать его здесь было не по сыновьи.
     Мартовским утром, когда Иосиф возился возле своего дома, скрипнула калитка, и во двор вошёл сосед - дядя ПетрО.
- Бог помощь, сосед! Выйшов на прыступкы и тЭбэ побачив. Пиду, думаю, с соседом побалакаю. Про бАтька твоёго спытаю. Шось давно его не бачив.
Украинец подошёл и протянул руку для приветствия. Они уселись на скамейку и закурили.
- Чув я, шо вы збыраетэсь за кордон. Цэ правда?- спросил сосед.
- Правда, дядь Петя.
- Ну и гарно. Шо тут робыть? Я уже старЫй и то кудысь бы уйихав.
Немного помолчали. Потом дядя Пётр сказал:
- Давно знаю твогО бАтька. Ще целину вмисти подымалы. Зразу я не любыв його. Нимець…. Колы на синокоси, чи на силоси рядом робылы, ругалысь часто. Писля помырылысь.
Они ещё помолчали. Каждый думал о своём. Иосиф произнёс:
- Не уедем мы.
- Чёго так?- не понял сосед.
- Отец не хочет ехать.
- Да, дуже велыка тоби морока. Настырный твий бАтько. Ну, ничёго, поартачицця и дасть согласие.

***
     Весна пролетела незаметно. Иосиф хлопотал с документами на ПМЖ*****. Пришлось ездить в район и область. Несколько раз он был вынужден буквально выкрадывать необходимые документы у отца. С большим трудом, часто вводя отца в заблуждение, удалось получить от него необходимые подписи. К лету всё было готово, а глубокой осенью пришёл вызов.
     Когда отец узнал, что необходимо ехать, стал придумывать разные предлоги. В глубине души он понимал, что должен ехать, но из вредности упирался. Однажды в совхозный гараж, где муж ремонтировал трактор, прибежала запыхавшаяся Нюра и сбивающимся голосом протараторила:
- Йося, пойдём быстрее домой! Там папа помирает!
Иосиф бегом помчался домой. Вбежав в комнату отца, он увидел картину, которая не на шутку испугала его.
В сумеречном помещении (окна были плотно занавешены), на столе и на табуретке, что стояла возле кровати отца, горели несколько свечей. Отец лежал в кровати с закрытыми глазами, сложив на груди руки.
- Папа, вы что?!- почти истерично закричал сын и принялся тормошить отца.
Отец не реагировал. Иосиф в отчаянии посмотрел на Нюру. Та тоже была растеряна и напугана, и не знала, что предпринять.
- Что, перепугались?- услышали они голос Якова Гайнриховича, с толикой ехидства,- Вы езжайте, а я тут….
- Так вы притворялись?!- вскричал сын,- Вы что, папа?!
- Ничего не притворялся,- обиженным тоном произнёс отец,- Плохо мне стало…. И вы старика бросаете….
- Кто ж вас бросает?! Мы вместе поедем…. И вообще, тут Мария и Толик остаются.
- Никуда не поеду,- будто не слыша сына, упрямо твердил отец.
- Ну, вот, вы опять за своё!
- Я помру скоро…,- он опустил руку под кровать и достал оттуда, сложенный вдвое, листок из ученической тетради,- Богатства свои, вам оставляю. Богатство я поделил, чтобы всё по справедливости было….
- Что вы придумали?! Зачем….
- Марии наш дом оставляю,- не слушая сына, продолжал отец,- У неё четверо детишек. Семья большая. Будет где жить. А то ютятся в совхозной двухэтажке. Тебе ничего не завещаю. На новом месте и так деньги будут сыпаться. Не будешь знать, куда девать их. Толику сберкнижку оставляю. На ней триста шестьдесят четыре рублика. Не много, но и немало. Накажу, чтобы не тратил зря, а на свадьбу приберёг. Вот так…. А! Совсем пустая голова! Приятелю своему, который на целине меня ненавидел, Петру, ружьё с патронташем оставляю….
     Время шло, а отец стоял на своём. Миновали ноябрьские праздники. Как-то утром, Иосиф встретил возле магазина соседа, дядьку Петро. Тот вышел из магазина, чем-то расстроенный. На приветствие Иосифа, проходя мимо, он что-то буркнул в ответ.
- Что стряслось, дядь Петя?- спросил Иосиф.
- Стряслось, стряслось,- ворчал украинец, удаляясь всё дальше. А потом, вдруг, он резко развернулся, почти бегом возвратился и, размахивая пустой авоськой  перед лицом Иосифа, стал возмущаться:
- Ты скажи сосид, можно так над заслуженными тружениками измывацця?! Усим отпускае товар, пид запись, а мени - от ворот поворот! Як так? Вчёра кум прыходыв, голова болыть. Хотив биленькой взяты, поправыцця, а вона, продавщиця,- сосед зло посмотрел в сторону магазина,- от ворот поворот. Каже, шо я уже должный. А я виноват, шо пенсию раз в три мисяця дають?
- Та вы не расстраивайтесь. Разве это беда?
- А яка ж тоди бида?
- У меня беда. Сроки поджимают. Ехать надо, а отец ни в какую. Недавно цирк устроил. Свечки зажег, и умирать улёгся.
-?!
- Завещание накарябал. Говорит «Богатства свои, вам оставляю».
- Да…, ото морока,- протяжно произнёс дядя Петро, сочувственно глядя на Иосифа,- Ладно, я пиду до кума. Може у його шо е.
- А вы говорите беда,- напоследок сказал Иосиф и направился в сторону своей улицы. Отойдя несколько шагов, он остановился и окликнул дядьку. Когда сосед подошёл, Иосиф сказал:
- Я забыл. Отец вам, как старому знакомому, ружье и патронташ завещал.
- Та ты шо?!- чуть не присел от неожиданности дядька Петро,- Ружьишко у Якова хорошее. Сейчас впору будет. Охота сейчас как раз. А колы прыйты можно?
- В том то и загвоздка. Я бы вам давно сам принёс, да по закону, нельзя.
- Як так?! Хозяин завещал….
- Завещание будет правильным, когда отец…., ну того…., умрёт, значит.
- А скоро вин вмре?
- Да вы что, дядя Петро?!
От своих слов, сосед сам смутился и начал оправдываться:
- Та то я так…. Нехай живе…

***
     Состав летел на запад. Нюра сидела у окна и смотрела на мелькающие за ним виды, залитые яркими лучами мартовского солнца. Отец похрапывал, отвернувшись лицом к перегородке купе. Андрей тоже спал, на верхней полке. Иосиф сидел рядом с женой. Монотонный перестук колёс весьма способствовал раздумьям Иосифа. Внутренне он ликовал оттого, что все «заморочки», которые были в его жизни, остались в прошлом. Он перебирал в памяти дни последних месяцев. В зависимости от того, какими были воспоминания, лицо его, то хмурилось, то становилось озабоченным, то расплывалось в улыбке.
   ____________________________________________
*   Степной заяц.
**  Один из видов необоснованных репрессий против своих граждан. Находиться "под комендатурой" означало частичное поражение в правах. Советские немцы находились под комендатурой в 1946-1956г.г.
*** Земля отцов (от немец. das Vaterland).
**** Ниже я опускаю своеобразный говор пожилых немцев - причудливый винегрет из русских слов и слов немецкого диалекта.
*****Постоянное место жительства.