Глава девять
Ночевали мы на свежем воздухе. Спали как убитые все, ночные события слишком вымотали нас. Так что когда утром мы недосчитались в нашем маленьком отряде лошадей, кстати, с провизией и деньгами – задатком, то удивлялись скорее на показ, чтобы не так стыдно было за свою безалаберность. Когда ты ночуешь в лесу, около дороги, зажигая костер, то нужно или спать в пол уха, или выставлять караул, мы же не делали ни того, ни другого.
Деньги у нас остались только те, которые были украдены мной из стола госпожи – сумку я клал под голову хозяйки, чтобы хоть как-то смягчить ей ночевку в лесу.
– Негусто, – вздохнула Ласка. – А нам ещё для леди нужно одежду купить…
Она была права – маг не дал нам никаких вещей для Риан, а купить одежду ночью не представлялось нам возможным, поэтому выехали мы так. Если бы мы хотя бы отвязали от коней седельные сумки, то у нас была бы одежда Ласки – так же все равно придется покупать.
– Крок, крепись… до следующего города нам идти примерно полдня, – Ласка зевнула. – Ревон может тебя понести, но тогда придется идти пешком госпоже, а она босиком – наши сапоги для её нежных ног вряд ли подойдут.
– Я пойду, пусть Рев несет хозяйку, – для меня вопроса, как такового, не было – для неё всегда самое лучшее, иначе я не был бы счастлив. Мне было важно, чтобы моя госпожа ни в чем не нуждалась, чтобы ей было хорошо. У меня правда немного кружилась голова – мне пришлось хорошо её подпитать. Оказывается она и правда привыкла к моим незаметным посылами, и без них ей стало плохо. Можно сказать, теперь она в какой-то мере зависела от меня. Почему-то меня это не радовало, мне больше хотелось, чтобы она была более самостоятельной, потому что когда мы приедем обратно ей, скорее всего, придется обходиться без меня.
До города мы добрались где-то к обеду. У меня нещадно болела нога, но я старался терпеть. Даже когда Ласка предложила мне просто присесть на бордюр, я отказывался, даже не смотря на то, что я был рабом, у меня была гордость.
Бодрая Ласка быстро выторговала Риан недорогое платье, оно было немного маловато девушке, но зато очень выгодно подчеркивало изящность её фигуры.
– Теперь надо устроиться на работу, – оборотень потянулась. – Работать должны все. Но если мы можем поднаниматься наемниками, то вас ребята я даже не знаю куда пристроить…
Хотя, говорила она скорее риторически, потому что уже тащила нас по направлению к небольшой таверне. Я был против, чтобы госпожа работала, но место вроде было чистое, клиенты приличные, а нам очень нужны были деньги. В общем, меня поставили за стойку, разливать напитки, а Риан должна была разносить заказы и собирать со столов грязную посуду. Работа не сложная, но я был не уверен, что она справится даже с такой, все же девушка жила в тепличных условиях, никогда не марая свои руки трудом. Благо, к вечеру мои сомнения рассеялись – Риан была нетороплива, за что пару раз получала окрик хозяина, но работу выполняла довольно неплохо. После того, как хозяин рассчитался с нами, нас подобрали ребята – оказывается, они нашли неплохую гостиницу на окраине, к тому же совсем дешево.
– Работы тут навалом, а с вашим вкладом мы уже недели через две сможем купить лошадей и вернуться за основным гонораром, – Ласка мечтательно зажмурилась, потянувшись. – Скорей бы прошли эти две недели…
Не знаю, может, для неё это время и пролетело, но я чувствовал себя так, будто прожил за эти две недели как минимум две года. Каждый вечер я следил, чтобы с хозяйкой ничего не случилось, к тому же выматывала каждодневная её подпитка – после этого сил почти не оставалось, но я убеждал себя, что ещё немного, и все будет хорошо, что ещё чуть-чуть и мы вернемся домой. О том, что там меня, скорее всего, ожидает виселица, как нерадивого раба, я старался не думать – в конце концов, даже до своей смерти нужно вначале добраться, а потом уже испуганно смотреть ей в глаза, умоляя о пощаде. Бросить же мою хозяйку на полдороги я все равно не мог, поэтому оставалось только работать и ждать, пока кончатся изнурительные дни, в конце которых остается только одна мысль – доползти до кровати и не упасть по дороге. Впрочем, было и приятное – хозяйка начала оттаивать. Я на самом деле, будто видел, как толстая корка льда, скрывающая её чувства и эмоции, постепенно трескается и видно все больше из того, что было тщательно скрыто. Она начала улыбаться, пару раз я даже слышал, как она смеется вместе с Лаской над очередной её шуткой. Постепенно она стала принимать от меня все меньше и меньше, теперь, она питалась эмоциями от общения с другими. Я был рад, но чувствовал себя забытым. Боялся, что надоевшую игрушку просто выкинут, не станут тратить свое время на сломанную куклу, которая больше не может развеселить. Но я ошибался – я увидел это, когда вечером, хозяйка подошла ко мне, присела на край кровати, потом протянула руку и медленно, ласково погладила мою изуродованную ногу.
– Ты спишь? – негромкий, мягкий голос заставил меня едва заметно вздрогнуть – но ей этого хватило, она уже видела, что я не сплю. Я сел, смущенно улыбаясь ей, слова почему-то совсем пропали, хотелось только сидеть и вот так смотреть на неё – такую близкую, такую прекрасную и задумчивую.
– Я как-то спрашивала тебя… что случилось с ногой, но ты ответил очень коротко, – хозяйка подняла на меня глаза и махнула длинными ресницами. – Если тебе не трудно, пожалуйста, расскажи мне.
Я прикрыл глаза. События того злополучного дня до сих пор стояли у меня перед глазами так, будто это было вчера. Мне было всего шестнадцать – молодой, горячий и глупый. Тогда, когда все девушки начинали надевать женственные платья, выползая из мальчишеских штанов – если бегали в них вообще, конечно, я никак не мог свыкнуться с этим. У отца не получалось со мной справиться – да куда ему было, он мог, конечно, припугнуть ремнем, но бить … нет. Мой отец никогда не поднимал на меня руку, не такой был человек. Потеряв очень рано жену, в эпидемии, которая захлестнула тогда все королевство, обо мне он заботился втрое усерднее. Говорят, что до смерти матери он пил. Я никогда не видел его даже слегка выпившим, даже когда друзья звали его в бар, он улыбался и отмахивался «у меня же хозяйство, куда я». Так вот, тогда, в свои шестнадцать лет, я впервые собирался на вечерние посиделки, отец даже купил мне платье… Папа-папа, если бы ты знал, что тогда удумал твой неугомонный ребенок. Я пришел на посиделки… Только в мужской одежде. С тех пор начался мой личный маленький ад. Меня травили все, мне плевали в след, а старухи испуганно крестились, завывая, что в меня вселился дьявол. Меня ненавидели. И даже те девушки, которые когда-то едва не вешались мне на шею, гордясь, что знакомы со мной, презрительно отворачивались. Я начал понимать тогда, что был для них не более чем забавной игрушкой – непонятно парень, не понятно девка. С кем в баню ему ходить?
Всегда считалось, что дети самые жестокие люди, потому что не знают, что они делают что-то плохое, но на самом деле самые жестокие люди – это подростки. Они уже знают, но по-детски считают, что им все сойдет с рук, потому что всегда сходило. Потому что всегда все считали, что они не ведают, что творят. Тогда я пошел на рынок – отец просил купить зерна, ему хотелось домашнего хлеба, румяного и ароматного, от него у отца проходили все хвори, стоило только вдохнуть этот свежий запах сдобы. Такой хлеб, по его словам, умел печь только я. Мои прошлые товарищи по играм ждали меня неподалеку от дома. Глядя в их довольные лица, я вдруг отчетливо понял – я никогда не стану таким, как они, равно как и они никогда даже близко не смогут увидеть то, что творится внутри меня. То, каким на самом деле был я…
Они теснили меня к оврагу. Я даже удивился – он был совсем невысок, к тому же сейчас стояла осенняя, дождливая погода – когда мы были детьми, мы часто в такую погоду скатывались по грязи на самое его дно, это было забавно. Как зимой, на санках, только почти не холодно. Если они просто решили меня искупать в грязи, то это было неприятно, но вполне терпимо, а после камней мне в спину я ожидал чего-то более грозного. И, увы, не ошибся. В овраг-то они меня столкнули, я растянулся в нагретой утренним солнцем, уже начавшей подсыхать грязи и думал, что легко отделался, как вдруг увидел, что они приготовили на самом деле. Камень. Огромный валун, наверное, с человеческий рост. Их было много, поэтому они без особых проблем подкатили его к краю и столкнули. Вы когда-нибудь пытались хотя бы отползти по липкой грязи за считанные секунды от огромного валуна? И не пытайтесь этого сделать – я полз недостаточно быстро. Помню боль, стегнувшую по телу и ослепившую на какое-то мгновение. Помню, что потерял сознание, а к вечеру меня нашел отец. Он рассказывал, что когда только увидел, решил, что я уже мертв. «В сумерках ты выглядела настоящим трупом. Бледное лицо и… твоя нога, этот камень …» – на этом месте он обычно плакал. Врач потом сказал, что мне повезло – валун уже останавливался к этому времени, поэтому открытых переломов не было. Если бы были, то вряд ли ногу смогли бы спасти – все же там было слишком много грязи, и если бы она забилась в рану…
Кость была раздроблена, от бедра до щиколотки. Такое уже не срастается полностью. Помню, отец долго учил меня обращаться с тростью, чтобы я мог защитить себя. А когда я смог выползать из дома, то я уже не хотел мстить, а люди, бывшие когда-то товарищами, а потом почти моими убийцами просто забыли о моем существовании. Что было к лучшему.
События тех лет промелькнули у меня перед глазами так быстро, что заныла голова. Я вздохнул, и, подняв глаза на госпожу, чуть устало улыбнулся.
– Медведь. Отец тогда взял меня впервые на охоту, поэтому… – тут я заметил, что она плачет. Она не могла видеть то же, что и я – о таком я никогда не слышал и подозревал, что это было невозможно, но похоже, она почувствовала, каково мне было тогда. Впервые я пожалел, что открылся ей.
– Обними меня… пожалуйста… – плечи девушки тряслись, и мне ничего не оставалось как нежно прижать её к себе. В тот вечер она так и не ушла к себе, заснула рядом, даже не попытавшись выбраться из моих объятий…