Посвящается моим добрым соседям.
Дневной свет медленно сползал куда-то за реку, покрытую ледяными торосами, за лес, лежавший неровной тёмной полоской на самом горизонте, становясь каким-то прищуренным, бледно-розовым, холодным. Тени огромных старых тополей, взметнувших голые ветвистые кроны выше красивых, из красного кирпича, трёхэтажных домов, ещё старой, царской постройки, причудливыми серыми щупальцами крались по шуршащему снегу. Строгие контуры зданий, с ровными металлическими карнизами и декоративными кирпичными узорами на фронтонах, гордо смотревших на ленты из старых, потемневших и местами покосившихся от времени сараев, отбрасывали ровную, заливающую весь двор, тень, которая стремительно наползала на чёрные Кешкины валенки. Слабый ветер дребезжал жестяными наличниками на подоконниках Кешкиного дома, похлопывал ободранной деревянной дверью в подъезде, которая то открывалась, то закрывалась под действием куска резины от старой автомобильной шины, кем-то заботливо закреплённой на двери вместо пружины. Около подъезда на растрескавшемся и посеревшем от времени деревянном столбе, висел и тихонько поскрипывал уличный фонарь, по форме напоминающий зелёную, эмалированную кастрюлю. Было ещё достаточно светло, но лампочка уже сиротливо тлела оранжево-желтой полоской в фонаре.
На улице было не многолюдно. Одинокие прохожие, укрываясь от мороза и лёгких порывов ветра, растворялись в очертаниях двора, стремясь быстрее очутиться в уюте и тепле своих квартир. Прогулка не задалась. Как назло никого из сверстников не видно на улице. Борясь со скукой, Кешка забавлялся, играя с тенью, храбро топтал её, строил снежные заслоны, и, пытаясь отвоевать остатки дня, потихоньку отступал к подъезду. Закрепившись на границе теней, образованных наступающим вечером и слабым светом от фонаря, Кешка с бессмысленным упорством боролся с темнотой. Варежки, от постоянного окунания в снег, промокли и на морозном воздухе покрылись тонкой ледяной коркой, которую Кешка успешно обгрызал просто ради забавы. Бороться с тенью надоело, и интерес Кешки переключился на монотонно хлопающую подъездную дверь. Он с усердием открывал её до самой стены, затем цеплялся за массивные металлические дверные ручки двумя руками, чуть подтягивался и несколько мгновений с наслаждением катился до входного порога. Отцеплялся, отдирая примерзающие к металлу варежки, пыхтя, открывал дверь и снова запускал свои импровизированные качели. За этим занятием его и застал Витька из соседнего дома, неожиданно появившийся около подъезда.
- Что, шкет, больше делать нечего, как ломать двери? Дай-ка я попробую!- без предисловий заявил Витька.
Он был на два года старше, на целую голову выше и учился уже во втором классе.
- У тебя в доме есть своя дверь…,- неуверенно промямлил Кешка, с сожалением уступая вожделенную дверь.
Несмотря на существенную разницу в возрасте, Витька отличался достаточно миролюбивым и покладистым характером, поэтому процесс катания на двери, через некоторое время, пошёл по очереди. От чрезмерного усердия мальчишки раскраснелись, взмокли и мокрые варежки всё сильнее пристывали к железным ручкам. Процесс отдирания, сопровождавшийся лёгким треском, стал вызывать неподдельное живое любопытство у мальчиков. Для начала попробовали плевать на металл и смотреть, как пузырьки слюны почти мгновенно превращаются в ледяной бугорок.
- Вообще-то, лёд такая сила, что хошь приморозит, даже человека, ага...,- с видом
знатока изрёк Витька.
- Да ну, нафиг?!- с недоверием протянул Кешка.
- Отвечаю! - божился Витька.
Попытки приморозить к дверной железяке пальцы рук особого успеха не имели. Во-первых, пальцы быстро мёрзли, а во-вторых, никак не хотели примерзать.
- А какой вкус у мороза?! А?! - задумчиво произнес Витька, и тут его осенило.- Слабо языком попробовать?!
Ручка маячила чуть выше Кешкиных глаз и если встать на цыпочки и чуть-чуть подтянуться, то можно первым успеть попробовать вкус мороза языком.… Вначале Кешка ничего не почувствовал, а затем какая-то неведомая сила потянула его за язык, пытаясь вытянуть все его внутренности.
- Ы-ы-ы!!!- промычал Кешка, пытаясь освободиться от неведомой злой силы.
Да не тут-то было, тысячи иголок стремительно впивались в кончик языка, вызывая нестерпимое жжение и боль. Кешка испугался и начал похныкивать.
- Кончай придуряться, отцепляйся! – дурашливо дергал дверь Витька. - У нас в классе Петька тоже также прилепился, так ему чуть язык не отрезали!- доверительно сообщил он Кешке.
- Ы-ы-ы-ы!!! – уже со слезами на глазах, надрывно проыкал Кешка.
Стоять было неудобно, массивная дверь всё время шевелилась, дергая Кешку за язык. Да и висеть становилось всё труднее и труднее. Почувствовав неладное, Витька попытался отцепить Кешку.
- Ы-ы-а-ы-а!!! А-а-а-а!!! - заверещал тот с утроенной энергией.
Пытаясь отогреть Кешкин язык, Витька усиленно дышал на дверную ручку, но всё было безрезультатно. Испугавшись не меньше Кешки, он запаниковал, но не растерялся, и крикнув:
- Я сейчас…,- кинулся стучаться в квартиру на первом этаже.
Ему повезло. Из первой же квартиры, в пижаме и тапочках, вышел толстый дядька , вопросительно уставившись на Витьку. А тот застрочил как из пулемёта, пытаясь изложить суть события. Из всей его неразборчивой говорильни сосед услышал, а затем и увидел, ревущего у двери Кешку. Через мгновение дядька стоял с чайником около Кешки и осторожно поливал горячую воду на железную дверную ручку. Ещё немного и язык отклеился, оставив на металле маленький кусочек кожи. Дядька, беззлобно ругаясь, так же быстро исчез в своей квартире.
- Ну, как? Вкусно?- полюбопытствовал Витька.
- Бофно, а фкуф не поняф…, - вытирая слёзы, нечленораздельно промямлил Кешка, с трудом ворочая распухшим языком и продолжая по инерции всхлипывать.
Неизвестно чтобы затеяли мальчики ещё, если бы в подъезд, отряхиваясь от снега, не вошла тётя Ася, соседка Кешки по лестничной площадке. Будучи, женщиной в возрасте, в силу жизненных обстоятельств не имевшей детей, она всегда относилась к ребятне с любовью и доброй симпатией. Вот и сейчас, увидев зарёванную Кешкину физиономию, участливо остановилась:
- Что случилось? Почему у нас слёзки на глазках? – и, достав носовой платок, пахнущий каким-то нежным ароматом, лёгкими движениями ласково обтёрла Кешкино личико.
- Ну, так что же произошло? - уже строже спросила соседка, с подозрением глядя на Витьку.
- Это…, мне домой пора, а то, это…, мама ругаться будет, - неуверенно пробубнил Витька, протискиваясь между стеной и тетей Асей, поспешив благоразумно ретироваться.
Поправляя Кешке шубку и шарфик, повязанный вокруг шеи, тетя Ася воскликнула:
- Господи, да ты же насквозь мокрый! - она взяла его за руку. - Пойдём домой? Да?- при этом утвердительно кивнула себе головой. - И не надо плакать, ты же мальчик!
Они медленно поднялись на третий этаж. На утеплённой, обитой мешковиной двери Кешкиной квартиры, висел простой, черный, потертый от времени, навесной замок.
- Вот и славно! – радостно воскликнула тетя Ася. - Пойдёшь ко мне в гости?! Всё равно в таком виде я тебя одного не оставлю. Подождёшь свою маму у нас с дядей Лёвой. Чай попьём, я ватрушки испеку, пирожки с вареньем. Ты же у меня сладкоежка! - удовлетворённо приговаривала она, торопливо открывая ключом входную дверь.
Тёмно-коричневая кроличья шубка, вязаные варежки, валенки, шаровары, рубашка, всё это быстро очутилось на вешалке рядом с печью, в которой уже радостно потрескивал дровами огонь. Укрывшись тёплым пледом, Кешка с удовольствием обживал большой мягкий стул с подлокотниками за круглым кухонным столом. На столе быстро появились розетка с вареньем, большая миска с ватрушками, присыпанными сахарной пудрой, блюдо с пирожками и уже начинал булькать, стоявший на столе, электрический самовар.
- Сейчас, сейчас.…Попьём чай с малинкой, согреешься…, - суетилась Ася Андреевна. - И дядя Лёва вот-вот подойдёт.
Её ровный мягкий голос звучал тихо и убаюкивающе. На кухне вкусно пахло свежей выпечкой, слегка поджаренным сахаром и неуловимым ароматом печного дыма. Разгораясь, печь наполнила кухню монотонным, убаюкивающим гулом. Разомлевший, в лёгкой полудрёме, Кешка украдкой выуживал из миски с ватрушками мелкие кусочки сахарной пудры. Затем осторожно засовывал их себе в рот. Язык больно жгло и щипало, и он с досадой прекратил попытки насытиться сладким.
- Ба! Да у нас гости! Здорово сосед!- раздеваясь, ещё с порога, дядя Лёва бодро приветствовал Кешку, и быстро присоединился к незатейливой трапезе.
Чаепитие уже подходило к завершению, когда Ася Андреевна обратила внимание на полные блюдце с выпечкой и кружку с чаем у Кешки.
- Что такое? Почему не едим? – заволновалась тётя Ася. – Уж не заболел ли ты? Или, Лёва, ты опять своими скверными шутками напугал бедного мальчика и у него пропал аппетит?! И когда ты повзрослеешь?!
Дядя Лёва озадаченно посмотрел на жену, подавившись куском ватрушки от неожиданности.
- Дык…? М-м-м.…Фу ты! Ну, ничего себе!- выдохнул он после некоторого замешательства. И это была его ошибка.
- И не спорь со мной! - и дальше был монолог тёти Аси о чёрствости, невнимательности, самодовольстве, а порой просто грубости и не только по отношению к ней, но и к другим людям.
- Ну, ты видишь?! - призвал в свидетели Кешку дядя Лёва, огорчённо махнув рукой.
- Кешечка! Всё молчишь, молчишь…, ты точно не заболел?! - накручивала себя тётя Ася.
Молчать стало неприлично, и Кешка залпом выпалил:
- Пфосто я пфилип к вучке в пофъевде и у меня бовит яфык!
Осмыслив услышанное, Ася Андреевна немедленно приняла меры для кардинального исправления сложившейся ситуации.
- Лёва! Надо отвлечь мальчика от неприятных ощущений! Ну, и что ты сидишь как египетский фараон? Сколько можно есть?
- Асенька! Помилуй меня! Да я только чай начал пить!.. И что я могу?!
- Лёва! Ты меня не любишь! Кто в доме мужчина: я или ты? Придумай что-нибудь, поиграй в домино, в шахматы с ребёнком, на худой конец покажи марки, монеты!
Кряхтя и виновато разводя руками, без особого энтузиазма, дядя Лёва принёс всё: и альбомы с марками, и буклеты с монетами, и домино с шахматами. Раскрыв альбомы, он сам уподобился маленькому мальчику, с азартом и упоением рассказывая историю и смысл той или иной марки, монеты, погружая Кешку в неведомый до этого мир филателистов и нумизматов. Маленькие и большие, серые и цветные, старинные и современные, матовые и глянцевые, потёртые и новые, красивые и невзрачные, аккуратно уложенные в прозрачные целлофановые карманчики по времени, по сериям и ценности, не могли не затронуть Кешку за живое. Боль на языке отошла на второй план. Он забыл обо всём, что собирал или пытался собирать до сегодняшнего дня: фантики, этикетки со спичечных коробков, значки, открытки, пробки от лимонада. С неподдельным интересом он рассматривал маленькие марочные картинки, и они нравились ему всё больше и больше. Треугольные, квадратные, прямоугольные они притягивали и возбуждали его детское воображение. С этого момента он твёрдо решил собирать марки, и только марки. Ведь это так серьёзно, так здорово! И это так по-взрослому!
- Хочешь собирать марки? - словно предугадывая его желание, спросил дядя Лёва. - У меня тут есть несколько одинаковых, много обменных, я тебе из них что-нибудь сейчас подберу.
Кешке очень нравились красивые марки с изображением животных, космоса, техники, спорта, картин известных художников, и поэтому его очень удивило, когда при виде маленькой, одноцветной, невзрачной марки, дядя Лёва почти перешёл на шёпот и, разглядывая её через большое увеличительное стекло, произнёс неизвестное доселе слово «раритет».
С точки зрения дилетанта, она была даже хуже десятка таких же маленьких, бесцветных марок, расположенных на этом же листе. Маленький кораблик с парусом, и смотреть-то не на что. А дядя Лёва в упоении что-то продолжал рассказывать, найдя добросовестного слушателя в лице вынужденно молчащего Кешки:
- …у каждого уважающего себя филателиста обязательно должна быть марка, составляющая ядро, основу того или иного альбома, выражающая главную идею всей коллекции. Вокруг этой основы формируется творческое направление, подверженное тем или иным изменениям в пределах принятой концепции…, - поставленным голосом уже не объяснял, а декламировал, дядя Лёва.
- Лёва! Ты, что, читаешь лекцию в обществе «Знание»?! Мальчик сам разберётся в твоих картинках. Лучше иди и помоги мне немножко…, - тётя Ася контролировала ситуацию везде и в любой момент времени.
Мало понятного для Кешки было в словах опытного филателиста, но главное, с точки зрения своего возраста, он уяснил: нужна центровая, крутая марка и тогда ты настоящий, серьёзный коллекционер, и вообще, тогда будет легко собрать здоровскую коллекцию. Маленькая кучка отобранных дядей Лёвой для Кешки марок, скромно терялась среди других марок, хаотически разбросанных на столе.
« У дяди Лёвы так много этих маленьких, сереньких марок, что если я и возьму одну, ненадолго, ненасовсем, он и не заметит, а потом, попозже, верну обратно, покажу мальчишкам и верну». Мысли у Кешки лихорадочно прыгали, и противостоять неожиданно возникшему искушению, было выше его сил. В мечтах он уже не просто мальчик, а суперсобиратель марок, обладатель невиданной коллекции, авторитетный, уважаемый Кешка. Рука сама потянулась к раскрытому альбому и «маленький кораблик» исчез в кармане рубашки, почти одновременно со звонком над входной дверью. Послышались знакомые голоса:
- Ася Андреевна, мой-то, медвежонок, не у вас? Ну и, слава богу, а то уже темно, а я только с работы. Отец-то у нас в командировке…, - мама торопливо собирала Кешкины вещи. - Сына, давай-ка быстренько домой, хватит чаёвничать. Вот обуза на ваши плечи, Ася Андреевна…
- Да что вы Аннушка, мне только в радость!
Дядя Лёва спешно отбирал марки в маленькую папку филателиста:
- Сейчас, сейчас! Одну минуту, соседка! Ну, вроде бы всё, держи, филателист! – протянул подарок Кешке, и слегка подтолкнув его к матери, добавил радостно улыбаясь. - Будем обмениваться марками!
- Господи, Лёва! Мальчик ничего не ел, у него болит язычок и вместо того, чтобы собрать пирожки, ватрушки.… Не успокаивайте меня, Аннушка! – причитала тётя Ася, собирая выпечку в миску. - …Он кормит его своими марками! Уму непостижимо! Лёва, ты становишься невыносимым человеком!
Загруженный вещами, пирожками, ватрушками, марками, Кешка в сопровождении мамы покинул гостеприимных соседей.
Утро следующего дня и весь день Кешка радостно перебирал свои марки. Тщательно рассматривал их, находя всё новые, и новые нюансы в графических изображениях. И каждый раз «маленький кораблик» вызывал в нём противоречивые чувства, но желание обладать этой маркой побеждало все его сомнения.
Прошла неделя. Тревога, вначале будоражившая мальчика, уступила место спокойным, размеренным будням. Быстро наступил субботний вечер, и снова тётя Ася позвала Кешку на чай. Когда процесс поглощения пирожков и ватрушек был в самом разгаре, на кухне неожиданно появился мрачный дядя Лёва:
- Асенька! Ну, вспомни, дорогая, не видела ли ты маленькую такую марочку на столе, когда убирала со стола, или под столом?! В каком глупом положении я оказался, Иван Сергеевич будет считать меня болтуном…, пустобрёхом…!!! И поделом мне, растяпе….
- Лёвочка! Посмотри в своих альбомах внимательнее! Кроме тебя это добро никого не интересует! И кроме тебя и твоего, Ивана Сергеевича, слава богу, больше никому не нужно!
От услышанного Кешка вжался в стул, лицо полыхнуло пожаром, а пирожки, которые только что уплетал с явным наслаждением, стали сухими и безвкусными и норовили застрять в горле. Радостное и беззаботное субботнее настроение куда-то улетучилось. Уткнувшись взглядом в стол, Кешка напряженно рассматривал потертые узоры на клеёнке, боясь случайно встретиться взглядом с дядей Лёвой.
«Подниму голову, и он всё сразу поймёт!» - где-то по спине забегали неприятные мурашки и предательски задрожали руки.
- А, мой юный друг! Ешь,…поправляйся. Ешь! Ешь! Не обращай внимания на старого маразматика! - дядя Лёва ласково погладил Кешку по шевелюре и продолжил безуспешные поиски, заглядывая во все кухонные щели и закоулки.
Во рту пересохло, судорожно сглатывая, Кешка готов был втиснуться в стул, стать малюсиньким-малюсиньким, невидимым-невидимым, быстро исчезнуть и спрятаться дома в большом палатняном шкафу, и забыть всё, завернувшись в мамину шубу.
- Так-так-так…, - из под стола высунулась взлохмаченная голова дяди Лёвы. - А может ты видел такую ма-а-аленькую марочку с корабликом? - скорее для самоуспокоения, безнадёжно произнёс он.
Ожидаемый вопрос прозвучал неожиданно, застав мальчика врасплох:
- Да…да…да…в…ви…ви…дел-л-л-л…! - внезапно осипшим голосом промямлил он.
И страх, и стыд, и позор, вызвали у Кешки плаксивое состояние:
- Случай-но-о-о-о…!!! – отчаянно, от безысходности, заревел он в полный голос, неуверенной рукой вытягивая марку из своего маленького альбома. - Во-во-во-о-о-о-т…!!!
Дядя Лёва, казалось, почти не удивился, глядел на Кешку с грустным снисходительным сожалением. На рёв мальчика на кухню принеслась тётя Ася.
- Так, Лёва! - её голос не предвещал ничего хорошего. - С каких пор в нашем доме плачут дети? Как ты мог обидеть ребёнка? Поставить на одну доску какую-то никчемную марку и благополучие ребёнка?
- Асенька! Я и не…, - это всё что он успел вставить в речь жены.
- Лёва! Ты, как искуситель! Сначала, вызываешь у мальчика интерес к маркам, хвастаешься лучшими и ценными из них. А затем отдаёшь ему простые и не нужные тебе. Ты сам во всём виноват! Что у тебя есть сказать мне на это?..
- Асенька! Ну, ты пойми ме…, - слабо сопротивлялся дядя Лёва, явно сдаваясь под напором жены.
- Что я слышу! Лёва! Ты всегда был чутким, заботливым, добрым человеком, и благополучие и спокойствие в нашем доме зависит только от тебя! Не делай из мухи слона! Ты упорно не хочешь признать, что ты не прав!
- Асенька! Помилуй, но в чём….
- Лёва! Не перебивай и не кричи на меня! - правда, за время этой тирады в исполнении тёти Аси, Кешка не слышал от дяди Лёвы ни то, что громкого слова, он не слышал его вообще. - Дарить надо то, что тебе дорого, что тебе нужно самому! А детям в особенности! Ты же знаешь, как я люблю детей! Ты меня очень расстроил, мой дорогой!…Очень…, - и, развернувшись, огорчённо махнув рукой, вышла из кухни.
Кешка чувствовал себя так гадливо, как никогда ранее. Чем больше его защищала тетя Ася, тем сквернее и ничтожнее он казался сам себе. Он сидел на стуле и боялся пошевелиться, боясь вызвать упрёки со стороны дяди Лёвы, боясь случайно напомнить о себе.
- Да, дела…. - в задумчивости, словно убеждая в чём-то себя, произнёс дядя Лёва.
- Странно, но Асенька, ты, кажется, абсолютно права! Все мы иногда ошибаемся! - и, обращаясь к Кешке, произнёс. - Да не реви ты! Ты, мой юный друг, свою непроизвольную ошибку, с трудом, но исправил, а я сейчас исправлю свою. Мы с тобой сделаем вот что: чтобы наши интересы не пересекались в дальнейшем, марки я оставлю для себя, - быстро вернувшись с раскрытым альбомом, продолжал дядя Лёва. - А тебе, я, предлагаю заняться нумизматикой! Слышал такое слово?
Сквозь всхлипывания и слёзы, которые стали как-то сами собой затихать, у Кешки начало проявляться природное любопытство и настороженный, глубоко спрятанный, интерес.
-…И для начала я подарю тебе настоящий раритет времен Екатерины Второй…Ну как, идёт?! - и, выжидательно глядя на Кешку, вручил ему монету.
Монета оказалась большим, медным и очень старым пятаком, напоминавшим биток, который отливали из свинца мальчишки во дворе, для игры в чику. Она с металлическим холодом лежала на маленькой ладошке, приятной тяжестью оттягивая руку вниз, притягивая всё его внимание. И всё для него потеряло смысл и значение. Как завороженный он видел только монету, её потемневшую рельефную поверхность, её непонятные старинные буквы, вычурные вензеля, которые казалось, хранили какую-то тайну далёкого времени. Она была и космосом и центром мироздания. «Умер» филателист, «родился» нумизмат.
- Асенька! Иди пить чай, мы уже помирились! Я, признаю, я был не прав!
Через полгода тётя Ася и дядя Лёва уехали в другой город. Субботние чаепития продолжались до самого их отъезда, хотя дядя Лёва и относился к присутствию Кешки с некоторой предубеждённостью и тщательно скрытой осторожностью.
26 мая 2008 г. г. Хабаровск