Каждый вечер, когда на город опускается темнота, они зажигают звезды. Они летят на небо и прикрепляют к нему звезды на булавки. И сейчас, когда до наступления темноты оставались считанные минуты, они сидели на крыше и ждали. Он и она – зажигатели звезд. Они сидели на самом краю крыши питерской девятиэтажки, свесив ноги вниз. Огромные дворы остались совсем пустыми, только одиноко поскрипывали подталкиваемые ветром качели на детской площадке. В доме напротив в окнах зажигался свет, начинали мелькать силуэты домохозяек, стоящих у плиты, детей. Включались мигающие огни телевизионных экранов. Тусклым свечением загорались настольные лампы. В квартирах питерских хрущёвок было тепло и уютно в морозный ноябрьский вечер.
- Слушай… мы так давно зажигаем звезды. Каждый вечер, много-много лет. А ведь нас даже никто и никогда не увидит. Нас ведь даже не существует, если подумать. Тебе не надоело? Кому они нужны, эти звезды? – с надрывом произнесла она, - А что, если один вечер просто просидеть на крыше, что если ничего не зажигать? Ведь никто даже не заметит, что на небе пусто.
- Думаю, что не все так просто. Помнишь Маяковского? – он вопросительно посмотрел на нее.
- Вову, что ли?
- Ага, его. У него стихотворение есть, «Послушайте» называется. Там говорится, что если звезды зажигают, значит, это необходимо, – вдохновенно пролепетал он, - Если Он так говорил, значит, так оно и есть – это обязательно кому-нибудь нужно, чтобы на небе каждый вечер загоралась хоть одна звезда.
- Ну, вот одной и достаточно будет. Одну повесим и домой.
- Нет, так дело не пойдет. А вдруг, кто-нибудь сейчас у окна сидит, смотрит на небо и ждет, когда загорится звезда? Вдруг, какая-нибудь влюбленная девочка хочет загадать желание! А мы так просто возьмем и испортим все? Нет, я так не хочу…
- Одной звезды ей будет вполне достаточно!
- Небо огромное, а звезда одна. Она же будет совсем незаметна. Поэтому нужно больше, чем одну. А если начинать зажигать звезды, то уж до конца!
- Ну ладно, всё… зажжем мы эти звезды, успокойся… - сказала она и обиженно надула губы.
- Вот, это совсем другое дело!
В смотровые окошки дома напротив уже прилетели ночевать усталые голуби. Разлив на краю неба апельсиново-желтый свет, солнце медленно сползо за горизонт. Небо осталось одно, абсолютно пустое, без единого облачка, без единой звезды. Только бездонное, холодное серо-голубое вечернее небо. Стало холодно, уже почти подошла к городу морозная ноябрьская ночь.
- Кстати, говорят, что москвичи стали пропадать! - неожиданно сказал он, - Странно это. Ты знала?
- Как пропадать? Кому они нужны, эти москвичи? - удивленно, подняв высоко брови, спросила она.
- Вот и я удивляюсь – рухлядь рухлядью, а куда-то пропадают… может, их кто-нибудь коллекционировать вздумал?
- Да ну, ты что? Их ведь целых двенадцать миллионов, кому они нужны, эти москвичи?
- Глупенькая, я же про машины говорю, а не про горожан, - сказал он и улыбнулся доброй улыбкой, - кому могли пригодиться такие старые, ненужные машины?
- А-а… машины… вечно ты со своими машинами. Не знаю я, кому москвичи нужны…
- Вот и я не знаю, - пробурчал он себе под нос, - думаю, что пора.
- Думаешь?
- Да. Точно. Пора.
- Ну ладно…
И они исчезли. Крыша осталась пустой. Стало темно, только на горизонте виднелась тоненькая полоска желтого света.
В доме напротив свет зажегся почти во всех окнах. В совершенно одинаковых, всем привычных, но таких уютных окнах было видно, как за ужином собралась большая семья, как дети, склонившись над тетрадью, делают домашнее задание, как играет на гитаре семнадцатилетний музыкант. Но в одном окне свет не горел. Там, в темноте, на подоконнике сидела девочка. Она смотрела на небо и ждала, когда загорится первая звезда. Тогда она загадает свое заветное желание и, может быть, станет счастлива.