Как-то ехала на пригородном в Волгоград. Сумки тяжелые, примостилась у окна. На первой дачной в поезд поднялась пожилая женщина. Она не пошла вглубь вагона, а остановилась в первом купе, на боковом месте. Ярко-красное полупальто, черная шляпка, тележка для хозяйственной сумки – дама ещё не махнула рукой на внешность! Сняв верхнюю одежду, повесила на крючок, шляпу положила на полку, поддёрнула кофточку и села.
На второй дачной желающих уехать в город было больше. Одни шумной стайкой проследовали в середину вагона, другие подсели к нам. Среди них пара, вероятно, долго живущая в браке, которая сразу принялась за еду, и пожилой мужчина с сумкой, он примостился на боковом сиденье рядом с дамой. Сняв куртку, остался в холщовых брюках, байковой клетчатой рубашке и коричневом жилете ручной вязки, который от долгой носки вытянулся во все стороны и больше напоминал авоську. В сумке – сразу не заметила – торчала огненно-рыжая голова. Постелив на сиденье какую-то тряпицу, хозяин осторожно вынул и посадил на нее собачку. Веселая, остромордая, с пушистым хвостом, она напоминала маленькую лисичку. Поставив передние лапы на стол, оглядела всех присутствующих, потянулась носом к даме и, верно, не учуяв ничего подозрительного, улеглась под руку хозяина, который всю дорогу гладил по голове, перебирая пальцами лоснящиеся рыжие шерстинки.
Оценив даму, решила, что та начнет бурчать из-за нежелательного соседства – такие не жалуют беспородных собак и мужчин. Но впечатление оказалось обманчивым. «Сколько лет вашей собаке?» «Не знаю. У меня она пятый год». «Как же её зовут?» «Как раньше звали, не ведаю. А как я кличу, Вы, верно, догадались – Рыжик. Четыре года назад появилась на даче, вся переломанная, зубов нет – приходится на мясорубке прокручивать». Слово за слово – мы узнали историю рыжего пса.
Шел серый нудный осенний дождь, из тех, что нагоняют тоску и заставляют задуматься о вечном. Борис Петрович, сидя на крылечке дачного домика, курил и бесцельно глядел в темноту, перебирая в памяти грустные события последнего времени: смерть жены, нелады на работе и в личной жизни дочери. Вдруг взгляд сфокусировался на двух звёздочках – глаза. Маленькое, мокрое существо, похожее на выдру, выбравшуюся из воды, только с торчащими ушами, поскуливая, воткнулось в него взглядом. Взяв кусок хлеба, Борис Петрович позвал, но животное не подошло. Оставив хлеб на крыльце, отправился спать. Утром куска не было.
Оставив из соцпакета лишь проезд на железнодорожном транспорте, мужчина всю зиму наведывался на дачу проверить, все ли в порядке, и обязательно привозил что-нибудь своему новому знакомцу – рыжему псу. Тот лишь через полгода позволил человеку, подкармливавшему его, приблизиться. Не мудрено: зубы выбиты, лапы и даже хвост переломаны. Какой же болью отдавалось каждое движение! За лето человек и собака подружились. Друг в друге нашли то, чего обоим не хватало: ласку и преданность.
Мужчины решили перекурить. «Сиди, жди!» – велел хозяин и двинулся по вагону в сторону тамбура. Как переживало животное! Точно натянутый нерв! Тревожные глаза следили за удалявшейся спиной. Прошли 1,2,3 минуты... Пёс начал поскуливать, от нетерпеливого ожидания перебирая лапами. Он готов был рвануться на поиски, но хозяин велел ждать. Наконец вернулся, погладил по голове. Рыжик, пританцовывая, облизал лицо и руки, забрался на колени и притих.
Дорога утомила: женщина – половина семейной пары – задремала, её муж уткнулся в газету, а Борис Петрович и пожилая дама продолжили общение. Оказалось, у них много общего: инвалидность – у нее диабет и гипертония, у него – два инфаркта; взрослые дети, у которых своя жизнь и свои проблемы; жизненный опыт - ей – 84 года, ему – 79. (По внешнему облику я бы не дала столько!) Разговор – ничего особенного, простые житейские проблемы, но отчего-то иногда, беседуя с кем-нибудь о погоде, чувствуешь, как протягиваются волшебные нити, возникает некая связь – и вот уже тяжело расстаться с человеком.
На втором Волгограде простились. Он вышел первым. Я была разочарована: оказывается и в таком зрелом возрасте мужчины не могут решиться попросить телефончик – пообщались бы вечерами.
Прошло несколько лет. Вновь пригородный. Один вагон. На втором Волгограде вошла дама, в облике которой мне почудилось что-то знакомое. Так бывает: всматриваешься иногда в лицо случайного попутчика, напрягаешь память и не можешь понять, встречался с человеком или просто он кого-то напоминает. Сняв пальто и шляпу, женщина вынула из сумки собачку-лисичку, посадив на сиденье рядом. Мой мозг точно молния прошила, осветив тёмные запасники памяти. «Рыжик!» Собачка обернулась, слабо шевельнув хвостом. Поздоровавшись, спросила бездумно: «А где же Борис Петрович?» «Помер. Полгода, как мы с Рыжиком вдвоём. На дачу всегда с радостью едет, будто надеется его встретить – не может поверить, что навсегда ушёл». И я услышала продолжение так тронувшей меня когда-то истории.
Как, вероятно, любая женщина, Екатерина Васильевна была задета тем, что человек, к которому за время короткого общения возникла симпатия, не спросил ни имени, ни иных координат, хотя прекрасно понимала почему.
Отправившись на дачу, вышла на первой остановке. Смеркалось. В воздухе звенели комары. «Что делаю? Как девчонка!» Но поезд ушел, Рубикон перейден. Ничего не остается, кроме как двигаться вперед. Язык, говорят, до Киева доведет – домик Бориса Петровича нашла довольно быстро. Её приближение встретил заливистый лай. «Дома!» – ноги подкосились, она опустилась на лавочку у калитки. «Какие глупости творю!» Борис Петрович, казалось, не удивился. «Вот, мимо шла...» – начала было она. «Милости прошу! Я очень рад», – произнес он, целуя руку.
Вскипел самовар на лужайке. Они пили на веранде чай. В небе светила полная луна. У ног лежал рыжий пес.
Героиня моего любимого фильма говорила, что в 40 лет личная жизнь только начинается, а я теперь знаю, что и в 80 она возможна, если не закрыт общению и не зашорен предрассудками.