... Нет имени тебе, мой дальний...
А. Блок
В какой-то момент страх сделался настолько сильным, что мне показалось: я готова на все, лишь бы только он прекратился. Я прижалась спиной к стене, стараясь не смотреть на человека, стоявшего в дверях. Я боялась его – и он меня притягивал. «Наверное, именно так, обезумев от страха, люди и бросались грудью на амбразуру», - не к месту подумала я, вспомнив подвиг Матросова, который всегда казался мне скорее актом отчаянья... Обезумев от страха...
И в ту же секунду, когда страх превратился в безотчетный ужас и стал почти нестерпимым – я перестала бояться. Еще не понимая толком, что происходит, я сделала крошечный шажок вперед, спокойно (откуда вдруг взялось это спокойствие?!) глядя в бесстрастное, сероватое, словно вылепленное из пыли лицо. Глаза человека, стоявшего в дверях, были странного янтарного оттенка, а его высокая фигура казалась болезненно тонкой и хрупкой. Кто он такой? Я скосила глаза на табличку, приколотую к отвороту его пиджака. «Доктор С.Э.Т.»... В общем, понятнее не стало.
- Кто вы? – прямо спросила я.
«Доктор С.Э.Т.» ничего не ответил – только взглянул на меня еще пристальнее и чуть наморщил лоб. «Вот уродец ведь комнатный, - мелькнуло у меня в голове. – И стоило бояться такого!?» Наверное, в этот момент на моем лице было написано отвращение, и «доктор» это заметил. Его тонкие бледные губы искривила холодная усмешка, и он спросил:
- Вы хотели сказать мне что-то еще? – голос у него был такой же бесцветный, как и он сам.
Но сказать мне ему было нечего. Что-то подсказывало, что в любом случае ни на один из мучивших меня вопросов (что это за место, почему я здесь, кто он такой и что вообще происходит) он ответа не даст.
Теперь я чувствовала какую-то странную отрешенность; по крайней мере, у меня не было сил бунтовать. И вместо того, чтобы задать этому так называемому доктору свои вопросы или же попросту на него накричать, я отвернулась...
Все это время я знала, что была здесь не одна, но на какое-то время страх перед незнакомцем в дверях вытеснил из моего сознания все остальное. Теперь же я сперва почувствовала, а потом и увидела, что примерно в полутора метрах от меня стоял кто-то, чей страх был гораздо сильнее, чем мой.
Это был молодой человек примерно моих лет (уже совсем взрослый – и, в то же время, совсем еще мальчик) в клетчатой рубашке поверх белой футболки и джинсах. У него было простое открытое лицо – одновременно и красивое и милое, темные волосы и глаза очень чистого и яркого голубого цвета. Он стоял, опершись рукой о верхнюю часть двухъярусной кровати, похожей на больничную, и эта его поза выражала скорее уверенность, чем страх. Кроме того, он был высокого роста, хорошо сложен, и казался сильным и смелым. И все же, я знала, что он смертельно испуган. Страх, словно волнами, исходил от него, и я понимала: сейчас он чувствует примерно то же, что несколько мгновений назад чувствовала я сама.
Я попыталась ободряюще улыбнуться незнакомому мальчику, и снова перевела взгляд на выжидающе спокойное, пепельное лицо «доктора С.Э.Т.а». Мне очень важно было узнать, что у него на уме, понять, о чем он думает...
Вообще-то, сделать это не так уж и трудно. Достаточно лишь полностью повторить его взгляд – не мимику, не жесты, а только взгляд – и пристально вглядеться в него, его же глазами. Только сначала нужно успокоиться и сосредоточиться...
- Не думаю, что у тебя что-то выйдет, Валерия, - саркастически произнес «доктор», впервые назвав меня на «ты» и по имени. – По крайней мере, я на твоем месте не стал бы и пытаться.
Я вздрогнула и опустила глаза, чувствуя себя провинившейся школьницей. И только через секунду до меня дошло: он не мог, НЕ МОГ догадаться! Но как он узнал?...
- Вот (нецензурное слово)! – вырвалось у меня.
- Насколько мне известно, обычно ты не используешь подобные выражения, - заметил он, усмехнувшись.
- Уж не знаю, откуда вам это известно, - отозвалась я, стараясь говорить ему в тон, - но вы правильно сказали: обычно. А так как сейчас ситуация совершенно необычная, я буду ругаться как и сколько хочу.
- Чего ты еще хочешь? - осведомился он с подчеркнутой вежливостью в холодном голосе.
- Выйти отсюда, - просто сказала я.
- Это невозможно.
- Я так и думала. Ну тогда вы можете идти отсюда, доктор как-вас-там-зовут!
Надо признать, от его ледяного взгляда страх вернулся ко мне почти в полной мере. Но я боялась не чего-то определенного и конкретного; это был иррациональный, животный страх. Я ничего не могла поделать с ним, и меня это злило.
- Ну, что стоишь? Ты что не понял? – ВАЛИ ОТСЮДА! – не выдержала я.
Он снова чуть улыбнулся. Он скрестил руки на груди. Он не собирался уходить. Он наблюдал.
Мне было плевать, пусть наблюдает! Секунду назад я не знала, чего во мне больше, страха или злости, а теперь наступило опустошение, и мне стало все равно. Но вот я заметила боковым зрением, что незнакомый мальчик шевельнулся, и снова ощутила обжигающе-холодную волну его страха. Почти не глядя, я сделала пару шагов в его сторону и протянула ему руку. Он легонько сжал мою ладонь... Как же он боялся!
Не раздумывая, да и вряд ли понимая, что собираюсь сделать, я чуть притянула его за руку. Оказалось, это был общий импульс, и через секунду мы уже стояли, крепко обнявшись. Внешне и я и он были спокойны, и, наверное, со стороны могло показаться, что нас просто толкнули друг к другу внезапно вспыхнувшие теплые чувства. На самом же деле, это была скорее попытка побороть безысходность и страх.
И, кажется, это немного помогло.
- Ладно, - произнес наконец «доктор С.Э.Т.», - Я вас, пожалуй, оставлю. Только, все-таки, хочу предупредить: вы можете обниматься и целоваться, сколько вам угодно, но ничего большего вам здесь не позволено. Если ослушаетесь, я об этом узнаю и... в общем, я бы не советовал.
Я хотела возмутиться, но вместо этого спросила:
- Если у вас есть такие опасения, то почему вы вообще запихнули сюда нас обоих? Ведь можно было сразу: мальчики налево, девочки направо...
- Так надо, - отрезал он. И с неприятной ухмылкой прибавил, - Для чистоты эксперимента.
«Для чего?» - хотела переспросить я, но вдруг почувствовала ужасную слабость. В следующую секунду все поплыло перед глазами – аккуратно выбеленные стены этой то ли больничной палаты, то ли тюремной камеры, узкий серый коридор за открытой дверью, тускло освещенный мигающими плоскими лампами... Я крепко зажмурилась, проваливаясь в темноту. Но незнакомый мальчик не дал мне упасть. Поддерживая меня за плечи, он подвел меня к кровати, мягко усадил и сел рядом со мной. Я была рада, что он не убрал руку с моего плеча – было бы ужасно чувствовать себя одной в этом темном кружащемся хаосе.
Я открыла глаза через несколько секунд, почувствовав, что карусель внутри меня остановилась. «Доктора» в комнате уже не было, а дверь из полупрозрачного стекла, деленного на мелкие квадратики, была плотно закрыта. Ненавижу такие двери! Похожая когда-то была у нас в школе, в кабинете информатики.
- Как ты? – участливо спросил незнакомый мальчик, внимательно вглядываясь в мое лицо. Голос у него был такой же, как взгляд – простой и ясный.
- Как-то по-дурацки, - призналась я. – Не знаешь, где мы?
- Там, где мы, - он развел руками и покачал головой. – Больше никакой определенности.
- И давно ты в этом... неопределенном месте?
- Думаю, чуть больше суток. У меня нет часов, а мобильный, кажется, забрали.
Я машинально похлопала себя по карманам джинсов, хотя заранее знала, что это бесполезно. Мой мобильный был в сумке. А сумки здесь нет.
- А ты помнишь, как попала сюда? – тем временем спросил меня мальчик.
- Не совсем... – я снова прикрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти последние события. Воспоминания расплывались, распадались на отдельные, неясные отрывки, и собрать из них полноценную картину было не так-то просто. – Помню только, что мне стало нехорошо в институте, и я пошла в медпункт. Дежурная медсестра дала мне какую-то таблетку, я выпила ее... а что было дальше, не помню. Кажется, у меня сильно закружилась голова... и еще – я слышала какие-то голоса, но они звучали нечетко, как из плохо настроенного радио. А потом я очнулась здесь. Вот и все. Ты думаешь... это может быть связано с... ну...
- С тем, какие мы? – закончил мальчик.
Я инстинктивно дернулась, как если бы ко мне подкрались сзади и что-то громко крикнули в ухо. К этому надо было еще привыкнуть. Раз уж я с первой секунды почувствовала, что он – такой, как я, значит и он мог это почувствовать.
- Как тебя зовут? – не к месту спросила я, просто чтобы сменить тему разговора. Я чувствовала, что просто не готова сейчас говорить ни о чем серьезном.
Но, кажется, для него это было как раз таки серьезным вопросом. Он опустил глаза – то ли виновато, то ли немного смущенно, и я вдруг почувствовала, что какая-то по-настоящему серьезная причина мешает ему назваться. Это было вроде невидимой стены: он сам ее создал, но не смог бы пробить, даже, если бы очень хотел.
Однако уже через секунду мальчик открыто взглянул мне в лицо и спросил:
- А у тебя есть любимое мужское имя?
- Не знаю, - растерялась я.
Раньше я четко знала, что из всех мужских имен больше всего мне нравится имя Алексей. Но пару лет назад это имя перестало быть моим любимым, а нового я так и не выбрала.
- Тогда выбери, - посоветовал мальчик. – Такое, чтобы тебе нравилось его произносить. Это имя и станет моим.
- А свое настоящее ты не скажешь? – осторожно спросила я.
- То, которое ты выберешь, и будет настоящим, - мягко пояснил он.
Но я не могла ничего придумать. Казалось, все имена, какие я знала ему не подходят. Ему нужно было, наверное, какое-нибудь простое имя; но имена, которые лезли мне в голову, были или слишком уж простыми, или вычурными, или неуклюжими.
Одно я знала точно: в имени, которое ему подойдет, должна быть буква «л», и лучше – мягкая. Собственно, именно поэтому с самой первой минуты я и называла его про себя не иначе как «мальчик».