Рассказ написан по воспоминаниям бабушки о своём детстве
МАРИША
Рассказ
Марише уже двенадцать, а мама всё считает её маленькой. Мариша не обижается, она безумно любит свою маму. Кроме мамы у Мариши есть ещё брат Аркашка. До революции он работал на хлебопекарне, а когда в город пришли красные, он ездил с продотрядом по деревням. Но что-то не получилось у красных и им пришлось отступить, оставив горстку храбрецов в монастыре, чтобы задержали белых хотя бы трое суток. За это время красные соберутся с силами и вернутся.
И вот уже четвёртый день в городе белые и петлюровцы. Храбрецы в монастыре продержались трое суток, но красные не пришли. Ясное дело, война, всякое может быть, никто не в обиде. Но как не верти, а положение скверное. Боеприпасы на исходе, а о пропитании уже и думать боятся. Вторые сутки на одной воде.
Среди этих храбрецов был и брат Мариши.
А Мариша болеет уже второй год. Тяжело болеет. То, кажется, что голова раскалывается на части, и Мариша мечется, не зная, куда деть горячую тяжёлую голову. То Маришу всю трясёт в лихорадке, становится дико холодно, ничто не согревает, ни гора полушубков, ни бутыли с горячей водой, которыми мама обкладывает мечущее тельце дочери. То много плачет, горько, безутешно, то начинает смеяться до икоты…
Маришу можно вылечить, если отправить в санаторий, ей нужен покой, хорошее питание и прочее, прочее, что, увы, невозможно в наше лихолетное время. Так сказала добрая докторша, которую приводил Аркаша, когда красные были в городе. Не до лечения нынче, война…
Распахнулась дверь, и,- мама даже протёрла глаза, засомневавшись, - в комнату твёрдо уверенно вошёл Аркаша. Он был в петлюровской форме: тёмно-коричневый жупан, туго опоясанный ремнём, рыжие сапоги, белая каракулевая папаха. Всё сидело на Аркаше добротно, статно, будто шилось по заказу у известного в городе портного. Лицо Аркаши дышало сытостью и здоровьем.
Мама в недоумении отошла в сторону, пока сын здоровался с Маришей, затем выкладывал из мешка гору съестного, и беспрестанно тараторил, как заведённый:
- Вот смотри Мариш, сколько еды, ешь, не хочу, я теперь каждый день буду приносить столько. Могу и больше. Я теперь стал умнее, меня теперь не объедешь на красном коне коммунизма. На этой брехне большевиков. Все они предатели, продались за золото японцам, а прикидываются добренькими…
-Аркадий…
- Что Аркадий?- резко повернулся к маме, глянул холодно: - Ты ничего не знаешь,мамо! Всё, что они наговорили нам, одна брехня. А я не собираюсь умирать за непонятное «что-то». Да! Я хочу жить, жить сыто. Хочу, чтоб сестра нормально ела и не болела. Верно Мариш?
-А как же ты…- осеклась Мариша, почему-то испугалась своего вопроса.
- Очень просто. Вылез и поднял руки. Привели куда надо, всё без утайки рассказал…
-Это же…предательство…
-Не надо…мамо!- оборвал сын жёстко.
Уходя, потрепал Маришу за щеку:
- Бывай, зайду вечером. Ты налегай на еду, рубай без оглядки.
Вечером, сразу, как только стемнело, Аркаша пришёл, но не один. С ним были ещё трое петлюровцев. Как и брат, они имели винтовки и туго набитые вещмешки. Все четверо под хмельком.
-Они останутся, мать,- очевидно опьянение давало Аркаше право говорить тоном, не терпящим возражения. Так он ни разу не говорил.
Так обычно муж покрикивал, когда выпьет…
…Кошмар затянулся далеко за полночь. Пирующие уже не в силах были встать и мертвецки пьяные провалились в сон, кто, откинувшись на спинку стула, кто, упав лицом на грязный стол. Утробный храп метался по комнате, бился о стены.
Мама неузнаваемо изменилась. Её всю трясло, как при малярии, лицо было бледным, будто у мертвеца. Марише показалось, что мама перестала осознавать окружающее и лишь повторяла, как безумная:
- Мой сын предатель…мой сын предатель…
Мариша неуверенно слезла с постели, обошла стол, решилась даже потрогать каждого солдата: действительно спят. Затем, уже смелее и решительней, накинула на маму полушубок, сказав, что ей следует пойти к тёте Лизе, тоесть к старшей сестре. Мама вяло попыталась возразить. И тогда Мариша,- о, ужас какой! - отважилась прикрикнуть на маму. Она вся сжалась, точно ожидала плетей, стала какая-то маленькая, будто растерянная девочка. На минутку Марише показалось, что мама вовсе не мама, а словно её бедная несчастная дочка. Марише больно было видеть такой маму. Она тепло погладила вздрагивающие плечи мамы, успокаивающе улыбнулась:
-Всё будет хорошо. Ничего худого не случится. Иди, я догоню тебя.
Мама уходила, её маленькая жалкая фигурка удалялась, а сердце Мариши, наоборот росло-росло, а с ним и сила росла, а боль мышкой юркнула в дальний закуток …
Всё, что делала Мариша впоследствии, она к своему удивлению, делала очень спокойно, буднично. Как режут хлеб, доят корову, кормят кур. Вот только не обошлось без омерзения, когда Мариша стаскивала солдат к краю погреба и сталкивала их вглубь. Они что-то бессвязно бормотали и довольно чётко матерились, обдавая Маришу стойким перегаром.
С Аркашей пришлось повозиться изрядно, прежде чем он оказался рядом с оружием на берегу реки. К брату Мариша не испытывала омерзения, только жалость, а она мешает собирать силы в един кулак, напротив, расслабляет.
Следующим этапом было притащить к берегу массивное деревянное корыто. Болела спина, ныли, предательски слабея, ноги, а в виски точно вонзили свои жала невидимые оводы. Руки горели от верёвки, Марише казалось, что она врезается в мякоть, ещё немного и отрежет кисти. Мариша останавливалась, переводила дух, с опаской увидеть ожидаемое, смотрела на руки. Нет, не врезалась.
И Мариша вновь тянула, тянула…
Тело властно требовало отдыха, истерично кричало: угомонись! сядь, а лучше, усни…
«Нет!- мысленно, как ненавистному человеку кричала Мариша.- Я не могу! Если я остановлюсь, я больше не встану! Боль нападёт на меня сонную и задушит! Я должна двигаться!»
Мариша вымокла до нитки, изгваздалась в грязи, пока переместила невероятно тяжёлого Аркашу в корыто.
Луна выглянула из-за тучи, и замерла, сражённая увиденным. Удивление было столь сильным, что луна не заметила, как опустилась ниже, точно хотела заглянуть в лицо этой девочке-силачке. И заглянула, и отпрянула: у девочки было болезненно-бледное лицо, глаза, доверху заполненные слезами и искусанные в кровь губы. Луна забыла о своём предназначении, глубоко задумалась: зачем? во имя чего эта девочка принимает такие муки?
Мариша озябла. Сейчас бы сбросить мокрое, одеться в сухое и в постель, выпив кружечку горячего духмяного от листочков мяты чаю. Но надо плыть, туда, где смутно вырисовывается силуэт монастыря. Там страдают храбрецы, им нужны патроны и еда. Чтобы продержаться ещё день. Мариша верит, что потом вернутся красные, и добрая тётя докторша и всё, всё хорошее вернётся. Это будет завтра. А сегодня Мариша должна заменить брата, заделать брешь. Она должна встать на защиту Революции. Мариша и в мыслях не могла представить, что Революция-это ложь, брехня.
Мариша решительно вошла в воду…