Глава 2. ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ НАРКОПРИТОН
Вот они все – уродливые, безобразные. Мутирующие.
Днём твой ПОЛУДОМИК, твой НЕДОДОМИК становится «ОТВРАТИТЕЛЬНЫМ НАРКОПРИТОНОМ».
Нюта сидит в спальне – комнате из трёх стен и пустоты - со своими подругами. А ты – ты сидишь тут – в гостиной, с ними – мутирующими наркоманами. Нигде в твоём ПОЛУДОМИКЕ нет комнат со всеми четырьмя стенами. Что-нибудь, да отсутствует.
В некоторых комнатах нет потолка или его половины, в некоторых – одной или двух стен. Твой домик бомбили. Твой домик разрушали. Катастрофа. Война. И теперь он – ПОЛУДОМИК, НЕДОДОМИК. Да и ты сам – ПОЛУЧЕЛОВЕК, НЕДОЧЕЛОВЕК.
В гостиной – на стене надпись «Переходи на героин!». Кто это написал? Когда? Ты не помнишь. Каждый день ты и мутирующие наркоманы сидите и пялитесь на эту надпись. Под надписью – изображён череп тираннозавра. Вы смотрите на эту надпись, когда вывариваете раствор. Вы видите её, когда жмёте на поршень шприца. Вы каждый день усаживаетесь напротив тираннозавра и принимаетесь исполнять написанное.
Вот и сегодня наркоманское отродье, нищий мутирующий сброд собрался у тебя в гостиной.
В гостиной нет половины потолка, на входе-выходе – нет двери. Между гостиной и кухней – огромная дыра в стене, изначально, архитектором, не запланированная. У кухни же – нет одной стены, зато потолок полностью уцелел, и его козырёк тянется даже туда, где уже нет стены и начинается тротуар. Под тенью козырька часто устраиваются отдохнуть разные прохожие. Иногда – там стоят с дубинками и ждут вас – мутирующих наркоманов – шайки хулиганов, называющие себя «арийский отряд». Почему-то войти в дом они не отваживаются.
Больше всего – эти хулиганы – ненавидят тебя, они считают тебя главарём всех мутирующих наркоманов. Поэтому ты никогда не выходишь из дома. Вот уже – года три.
Вот и сегодня наркоманское отродье, нищий мутирующий сброд собрался у тебя в гостиной.
- Ну? - говорит Ушан. – У кого какие достижения?
Достижения, в вашем дискурсе – это физиологические изменения вследствие мутации, прогрессирующая мутация. Это ваш юмор. Способ избежать отчаянья. Вместо плача над своей мутацией вы решили смеяться над ней. Смеяться друг над другом. Быть осмеянным всеми. Это ваш юмор. Это способ избежать отчаянья.
- Посмотрите! – говорит Ушан. – Мои уши стали больше.
- Не болтай, - отвечаешь ты. – Они такие же и были.
- Не вешай нам лапшу, - подхватил Рогач. – На уши!!!
Все засмеялись.
- Ладно. Тогда посмотрите вот на это! – ответил Ушан и оскалился.
У него во рту буквально за сутки выросли два огромных клыка.
- Вау! Круто! – закричали все и зааплодировали.
- Держи, - Рогач протягивает тебе шприц.
Берёшь.
- А вот мои достижения! – объявляет кто-то. Ты уже не смотришь на выступающих.
Вставляешь иглу в вену.
- Мать моя! – ужасается Рогач, видя твою руку. – Как у тебя чешуя-то ящерная по всему телу разрослась!!!
Ты улыбаешься в ответ.
- Всё хорошо, - говоришь ты. – Всё будет хорошо.
Ты еле держишься, чтобы не заплакать.
Жмёшь на поршень шприца.
Какой-то нарик показывает всем свои отрастающие крылышки.
Дожимаешь поршень до конца.
Аплодисменты.
- А вот мои достижения! – объявляет кто-то ещё.
Отбрасываешь шприц подальше, разматываешь жгут.
Ложишься на спину, подперев голову подушкой.
- Хорошо…
Аплодисменты.
Раствор ходит по кругу. Постепенно, вы все замолкаете.
Всем - становится «хорошо»…
Как там Нюта? – проносится у тебя в мыслях. – Надо её проведать.
Может, кому из них захочется ШИРНУТЬСЯ?! – думаешь ты и берёшь с собой полный шприц.
Встаёшь.
- Ох! – всё шатается во все стороны. – ****ый мой бог!
Тебя носит из стороны в сторону. Тираннозавр на стене – повернулся к тебе. Он всегда был в профиль. Теперь – анфас. Он улыбнулся тебе.
- Или оскалился?! – размышляешь ты, покидая гостиную.
Шатание-болтание случайно выталкивает твоё тело на кухню.
Ты стоишь со шприцом в руке.
Бах! Бах! Бах! – кто-то бьёт по водопроводной трубе, приходящей из стены, уходящей в подвал.
Кто-то всё время бьёт по трубе. Снизу. Из подвала. Там. Там кто-то есть. Там кто-то живёт в подвале. И ОНО хочет выйти. Выйти наружу. И порвать всех на ленточки. ОНО хочет. Хочет выйти.
Бах-бах-бах! – снова затряслась труба от ударов тяжёлой ЛАПЫ.
- Эй, нарик! – слышишь ты.
Твой взгляд оставляет трубу. Ты смотришь впереди себя. Туда, где нет стены. Туда, где тень от козырька.
Странная, странная, очень-очень странная кухня… - размышляешь ты. – Улица, внешний мир – все, все, все они заменяют мне стены. Словно мой домик – это весь мир. Где-то – стеной является вид на улицу. Где-то – потолком является далёкое небо. Деревья, дома, люди, ходящие повсюду – словно, всё это фурнитура для моего домика…
- Эй, нарик! Иди сюда! Мы посчитаем тебе рёбра!
В тени козырька стоят два отморозка с дубинками.
Что им мешает просто сюда войти и убить тебя? Что?
Много чего… И – среди всего прочего – они боятся ТОГО, кто стучит по трубе. ТОГО, кто живёт в подвале.
Ты улыбаешься, глядя на них. Вас разделяет только условная граница между твоей НЕДОКУХНЕЙ и внешним миром.
- Войдите и убейте меня! – смеёшься ты.
Лица хулиганов округляются. Округляются. Раздуваются, как шары. Бах! – лопается одно лицо-шар и обвисает резиновым безобразием.
- Ха-ха-ха! – смеёшься ты. – У вас рожи, как кондомы! У одного – полный спермы. У другого – порванный! Ха-ха-ха!
- Сволочь! Я убью его! – кричит один.
Он уже собрался сделать шаг в твою НЕДОКУХНЮ…
Бух-бах-бам-бам-бам! – стучит ОНО по трубе.
Хулиганы разворачиваются и в спешке уходят.
Ты бредёшь во тьме/в свету. Из дома – на улицу, из улицы – в дом. Мимо газовой плиты, кустов шиповника, мимо зеркала на стене, картины, уличного фонаря. Тонешь во тьме комнат с потолками. Выходишь в свет сентябрьского полудня. В одной комнате – тепло. В другой – нет стены, и ветры гуляют в ней, всё заполняя прохладой.
Такой вот твой домик – дом-мир. Дом-всё.
Ты входишь в спальню.
- Девчонки! – говоришь ты непослушным языком, голосом и губами.
Всё трясётся, плывёт, шатается.
- Вот вам растворчик. Никто не хочет?
Ты уже не можешь стоять на ногах. Ты падаешь на колени. Прямо перед Нютой, с вытянутым шприцом в руке. Кажется, будто ты признаёшься ей в любви и даришь букет цветов.
Почти так. Только – ты признаёшься ей в том, что ты ширнулся и даришь ей букет шприцов.
Её рука – в таких же ороговевших чешуях, как и у тебя – берёт шприц.
- Спасибо – говорят они. Они.
Тихие, скромные, молчаливые девушки.
У них – в отличие от вас, мужчин – не царит веселье в комнате. Никогда, сколько ты себя помнишь.
Они боятся даже говорить о своих «достижениях». Иначе, они все тут же расплачутся.
- Вы о чём-нибудь хоть говорите? – спрашиваешь ты их, расплывчатых, мутных, неясных, с пола, снизу. – Вы что – всё время молчите?
Они молчат в ответ.
На четвереньках, растопырив руки и ноги в стороны, ты уползаешь от них – встать тебе сейчас не по силам. Как только ты покидаешь комнату Нюты, оттуда раздаётся её надрывный плач.
- Что будет? Что будет? – сквозь слёзы причитает она. – Как нам быть? Как нам теперь жить? Что с нами будет? Теперь.
Ты уже далеко отполз оттуда, но, услышав это всё, мгновенно увидел в своём воображении картинку. Нюта, закрыв глаза чешуйчатыми ладонями, плачет и причитает. Её подруги – чешуйчатыми ладонями гладят её по голове, по спине. Успокаивают добрыми словами, время от времени высовывая раздвоенный язык.
- Всё это чепуха! – говоришь ты себе, переползая из комнаты в мир, из мира в комнату. – Раздвоенных языков ЕЩЁ ни у кого нет.
Ты не заметил, что ползёшь по стене.
- ****ый мой бог! – ужасаешься ты и спешишь слезть со стены.
И ползать по полу.
Как все нормальные люди.
Ты возвращаешься в гостиную – в отвратительный наркопритон. Комната полнится обдолбанными уродами. Кто-то смеётся, кто-то лежит молча, уставился в потолок и пускает слюни, кто-то с величайшим вниманием смотрит на надпись на стене и тираннозавра, так, словно смотрит телевизор.
Ты присаживаешься возле Рогача.
Вы вместе смотрите на стену – «ПЕРЕХОДИ НА ГЕРОИН!» и тираннозавра.
- Ты пропустил всё самое интересное, - говорит тебе Рогач. – Сейчас тираннозавр такие фокусы вытворял – айда ушёл.
И улыбался.
И корёжился.
Позевал, рычал.
Мы все со смеху попадали.
Да так и не можем встать.
Так сказал Рогач и вырубился.
Пум-бум-бум-бум! – капли.
Тишина.
Ты смотришь надпись: «ПЕЕРЕЕ ДИИН».
Тираннозавр опять поворачивается анфас и скалится тебе.
Надпись плывёт на потолок, плывёт по потолку, плывёт по противоположной стене, наплывает на Рогача, проплывает по его лицу, пузу, снова лицу. Заплывает в его ноздри. И исчезает в волосатой тьме.
Что за чёрт? – думаешь ты. – Где же надпись?
Смотришь в ноздри Рогачу. Внимательно. Внимательно.
Там ничего ничего не видно не видно.
Надо, – смекаешь ты. – Свет включить.
Включаешь свет. Свет. Свет.
Свет – это радиация.
Радиация.
Свет – это радиация.
Включаешь, включаешь, включаешь радиацию.
Смотришь на лампочку. Лам-почку. Лам-лам-почку. Почку. Почку. Почку.
- Ну…у…у… - слышишь ты небесный голос, словно, из воды, словно, из другого мира. – Я пошёл…
- А что? – спрашивает второй голос, такой же. – Ублюдков с битами не боишься?
- Я смотрел: они свалили. Путь свободен…
- Не. Я не стал бы рисковать. Хочешь – иди. А я тут останусь переночевать.
Переноче.
Переночева.
По лампочке, лампочке, лампочке ползёт жучок, жучок, жучок.
- Не смотри на меня, - говорит он тебе, телепатически. – Не смотри.
- Почему? – отвечаешь ты ему, телепатически. – Почему?
- Потому что я сижу на лампочке. Но ведь это невозможно. Так?
- Так…
- Я могу могу сгореть. Так?
- Так…
- Но я не сгораю. Так?
- Так…
- Вот поэтому-то ты и не должен смотреть на меня. Так?
- Так… - отвечаешь ты ему, телепатически, восхищаясь его железной логикой.
Всё начинает дрожать. Землетрясение? Землетрясение?? Землетрясение???
Дом дрожит, стены колышутся, словно – раздуваемые ветром занавески.
- Ящер, - зовут тебя. – Ящер.
Ты начинаешь соображать. В чём дело. Что. Что творится. Что происходит. Ты поворачиваешься влево.
Перед тобой Рогач. Это он тряс тебя за плечо – вот откуда землетрясение.
На улице – темно.
Темно??
- Сколько время? – спрашиваешь Рогача.
- Да уж одиннадцать, наверное.
- Странно, - удивляешься ты. – Мы же ширнулись в два часа дня…
- Тебя пёрло дольше всех. Я уж думал, ты умер. Лежишь и на лампочку смотришь. Ты зачем её включил? Радиация же…
- Для нас радиация уже не страшна…
Осматриваешь комнату.
В рядок вдоль стены лежат пять-шесть нариков, спят или ловят ништяки. Многие почти никогда не покидают твой домик – боятся хулиганов «арийский отряд», ублюдков с битами. Отлучаются только за едой и раствором.
На стене перед тобой – неизменный тираннозавр и «ПЕРЕХОДИ НА ГЕРОИН!».
- Я пойду спать, - говоришь ты Рогачу.
- Давай.
Спать ты не хочешь, но ты должен составить компанию Нюте. Разве должна она спать одна, замужняя женщина?!
Ты проходишь мимо уличных сумерек и дальних фонарей, мимо трельяжа и рваных обоев, под лампочками и под звёздами, мимо осыпавшейся штукатурки и дальней туманной дымки…
Входишь в спальню. Нюта уже спит.
Ты облизываешь засохшие губы.
Что это? О боже!
У ТЕБЯ РАЗДВОЕННЫЙ ЯЗЫК!!!
- ****ый мой бог! – ужасаешься ты. – Раздвоенный язык!
Простояв в молчании, без движений, в борьбе со своими эмоциями, пять минут – ты успокаиваешься и ложишься рядом с Нютой под одеяло.
Вверху, в небе, над вашей кроватью – осенний ветер «Вшу-у-у»…
И свет с далёкой планеты. Сигналы. Сообщение. О том. Как всё это прекратить.
Но ты не знаешь световой азбуки. Не знаешь. Не знаешь световой азбуки.
Ты не можешь всё это прекратить.
****ая ПРАМАТЕРЬ мира, - говоришь ты и отворачиваешься к стене.
Пытаешься заснуть.