Рачинский проснулся от нестерпимой зубной боли. Вскочив с кровати, он побежал первым делом к умывальнику и начал полоскать рот. От полоскания холодной водой, боль только усилилась.
Не зная как поступить, Рачинский позвал дневального и приказал бежать в лазарет и попросить доктора прибыть немедленно в палатку и прихватить с собой инструмент и лекарства для лечения зубной боли.
- Слушаюсь, ваше высокородие, - пробарабанил дневальный и со всех ног бросился к лазарету.
Работавший в лазарете врач Лобызов имел специализацию по желудочным болезням и воспалениям и, к стоматологии отношения не имел. Однако, зная суровый нрав и жесткий характер командира пехотного батальона, бросил все дела и прибыл в палатку к Рачинскому.
- Слушаю, голубчик, что стряслось? - промямлил Лобзызов, войдя в палатку.
- Любезный, Павел Андреевич, - неожиданно для Лобызова, по-доброму начал Рачинский, - жутчайшим образом разрывает десну от боли.
Лобызов пододвинул на переносице очки и указал Рачинскому сесть на стул.
- Ну-с, посмотрим, - врач начал изучать полость рта. Осмотрев внимательно все имеющиеся во рту Рачинского зубы, врач констатировал, - предписываю вам, Дмитрий Леонидович, травяные настои для полоскания и примочки. Более сделать ничего не могу, надо рвать.
- Рвать? - лицо Рачинского побелело.
- И только так, - врач сделался важным, - и никак иначе, удалять, зуб к чертовой матери, во избежание следующего, как я могу предполагать, кариеса.
- Позвольте, доктор, как рвать? Никоим образом рвать нельзя, наступление-с! Позвольте на милость. Вчера в штабе, его сиятельство даже водку запретили пить, дабы солдаты и офицеры находились в здравом уме перед сражением. А если рвать, так это что же? Мне ехать в штабной лазарет за тридцать верст, а после вашего «рвать», буду отходить день другой, убережет, дай господи от лихорадки.
- У вас, любезный, есть выбор, руководствуйтесь предписанным мною советом, проведите наступление, а после этого наведайтесь в штабной госпиталь, - Лобызов поклонился и вышел из палатки.
Личный состав первого батальона седьмого полка растянулся в окопах, готовясь к наступлению. Заняться пока было нечем, поэтому, кто-то, воспользовавшись паузой, дремал, кто-то чистил винтовку, кто-то болтался вдоль окопа. В полсотни шагов позади километрового окопа находилась полевая кухня, где перед наступлением можно было с добавкой поесть каши с мясом. Около кухни солдаты развели костер и теперь сидели, курили и травили байки.
- А, ей говорю, не будете ли у вас под корсетом, где ручки погреть, - хохмил круглолицый корнет, сворачивая очередную самокрутку.
- А она шо? – ожидая концовки анекдота, с интересом спрашивал другой.
- А она, мне пощечину трясь, - корнет вспомнил что-то и с обидой добавил, - все им полковничьим дочкам можно, вот и зазнаются.
Среди сидящих у костра солдат был и Алексей Макарыч Коптев. Старый солдат, прослуживший в армии более двадцати лет, видавший в своей жизни многое и похоронивший много своих сослуживцев и боевых товарищей.
- Две недели ему талдычу – извольте выдать новые сапоги, а он все «пшел вон, некогда, а после разберемся», - Коптев с усердием, привязывал веревочкой к основной части сапога почти отвалившуюся подошву.
- Кому, Макарыч? – спросил сидевший рядом молодой солдат.
- Кому? Рачинскому, чтоб его, - Коптев закончил привязывать подошву и одел сапог на ногу. – Это ж мучение, ей богу, в прошлом наступлении, только выбрались из окопа, подошва отлетела, а там через каждые три шага, на не подбитом сапоге поскальзывался в грязи и падал. Не могу я больше с таким сапогом ходить.
- Не серчай, Алексей Макарыч, - решил подбодрить старика корнет, - авось после этого наступления дадут новые.
- Дадут, как же, - не унимался Коптев, - этот Рачинский, сущий дьявол. Какого рожна, нам лезть сегодня на эту гору, - Коптев, указал рукой в сторону возвышающегося холма в километре перед окопом. Там ведь окаянные только этого и ждут. Поляжем мы здесь все сегодня, а я с этими сапогами, прям и шага сделать не успею. Как можно наступать-с, если думаешь не о победе, а о сапоге. Ногу натер, нервы не в мочь. Тьфу ты. – Коптев смачно плюнул на землю.
Быстрым шагом к солдатам у костра подошел Рачинский, державшийся за щеку.
- Через полчаса всем быть в боевой готовности, строиться к наступлению!
- Ваше высокородие, - обратился к Рачинскому Кутепов, - вторую неделю вас прошу, велите на складе выдать новые сапоги, старые совсем поизносились, подошва отошла, глядите. – При этом солдат снял с ноги правый сапог и продемонстрировал Рачинскому что подошва действительно больше чем на половину оторвана от сапога.
- Может тебе еще сто грамм водки для храбрости налить, рвань, - возмутился Рачинский и тут же почувствовал новый приступ зубной боли, - я вас, к чертям собачим всех здесь сгною, строится к наступлению! С этими словами Рачинский развернулся и пошел к себе в палатку.
- Эх, беда-беда, ну дай бог выберемся из наступления, я те собака припомню, - сказал Кутепов в спину уходящего командира.
- Не дрейфь, Макарыч, - подбодрил его круглолицый корнет, - после наступления заберешь себе сапоги с покойничков.
- Бог с тобой, окаянный, как не стыдной про покойничков так говорить, тьфу ты, чтоб тебя, - с обидой плюнул Кутепов.
Изначально задуманное штабом наступление батальона Рачинского, предполагало отвлекающий маневр для того, чтобы основные силы смогли форсировать рядом пролегающую реку. Рачинский понимал это, как и то, что большая часть его личного состава погибнет под пулеметным обстрелом противника, который имел более выгодную позицию на возвышении. Но, учитывая, что самому Рачинскому в наступление идти не надо было, и он мог смело контролировать ход наступления из своего укрытия, дальнейшая судьба его подразделение нисколько не волновала. Больше всего его заботила и отвлекала нестерпимая зубная боль, которая к полудню усилилась, и никакие примочки не помогали.
Придерживая рукой щеку с той стороны, где нарывал зуб, Рачинский, сидя в блиндаже, пил травяной настой, прописанный Лобызовым. Наступление началось час назад и, через свой бинокль он видел, как под пулеметными очередями погибают его солдаты.
Шлепая по грязи полуоторванной подошвой сапога Кутепов, как и предсказывал, поскальзывался на грязи через каждые два метра, и что называется, в самый подходящий момент. Только он падал в грязь, пулеметная очередь свистела над его головой – «фьють, фьють», Вставая на ноги, он снова бежал вперед к холму, где был установлен пулеметный расчет противника и снова падал в тот самый момент, когда пулеметчик стрелял в его сторону.
- Надо накрыть дзот, - кричал корнет Кутепову, - нас и так уже мало осталось, а если не накроем пулемет и, нам здесь крест поставят, - давай Макарыч, с богом! С этими словами корнет протянул Кутепову гранату и похлопал по плечу.
Продолжая передвигаться с неуклюжими падениями, Кутепов, со злости оторвал остаток подошвы с сапога и ползком приблизился к пулемету противника. Дернув предохранительную веревку, он метнул гранату в сторону расчета и, упал лицом на землю, накрыв голову руками.
Прогремел взрыв. Подняв голову, Кутепов увидел, что на месте пулеметного расчета образовалась воронка от взрыва гранаты.
Образовавшаяся брешь в линии противника дала возможность солдатам Рачинского прорваться в окопы и, закончить наступление, одержав победу.
Рачинский был уже готов упасть на землю блиндажа от боли, когда внутрь забежал адъютант и прокричал:
- Дмитрий Леонидович, прорвали линию! Закрепились! Победа!
Рачинский, не веря своим ушам, на мгновенье забыл о зубной боли, оттолкнул адъютанта и выбежал из блиндажа.
К блиндажу Рачинского медленно подходили уставшие в бою солдаты. Несмотря на понесенные потери, Рачинский с гордостью смотрел на сильно потрепанных сражением солдат.
- Ну, орлы, не подвили! – гордо крикнул Рачинский.
Держа в руке оторванную подошву сапога, Кутепов подошел к Рачинскому:
- Ах ты, прости господи! - с этими словами старый солдат со всего маху ударил командира в челюсть, - вот как посылать православных на смерть!
Рачинский упал на землю и с минуту не мог подняться. Плюнув кровью, Рачинский увидел выпавший изо рта зуб. Схватился за щеку, где еще недавно нарывало от боли. Рачинский встал и к изумлению всех солдат широко улыбнулся. Посмотрев на своего адъютанта, он крикнул:
- Дать, рядовому Кутепову новые сапоги! – Рачинский посмотрел на удивленных солдат и добавил, - сто грамм водки и на неделю под арест!