Рассказы о войне. Estonian Waffen SS

Игорь Лебедевъ
Estonian Waffen SS.

Батальоны эстонских ваффен СС принимали активное участие в карательных операциях на оккупированной территории Белоруссии. У местных жителей получили недобрую славу за свою жестокость, превосходившую даже жестокость немцев.

«Ветераны эстонских ваффен СС, именующие себя легионерами,  провели марш в центре г.Таллинна. Они шли на свой парад со знаменами, с гитлеровскими орденами, гордо подняв головы. Марш проводился с разрешения властей».
(Из сообщений прессы. 2008г.) 


Витебщина. Район Лиозно.
Строй автоматчиков идет по ржаному полю. Июль 1943 года. Жарко. Под сапогами мнутся колосья, и жирной кашей расползается земля, наполненная влагой после ночного ливня. Невысокое белорусское солнце печет в спину, хочется снять каску и,  раскинув руки лечь на траву в тенек возле перелеска. Но этого нельзя сделать. Перед взводом эстонских  Waffen SS стоит боевая задача: прочесать поле и перелесок, а затем провести акцию в деревне, где по сведениям немецкого командования, полученным из надежного источника, поддерживают досаждающих оккупационным властям своими бестолковыми и дерзкими вылазками  партизан.
Томас вчера получил письмо от матери из Тарту. Два раза перед сном перечитывал. Мать писала, что волнуется за него, просила служить честно, но стараться себя беречь. Томас немного стеснялся тревог матери, ведь он был уже взрослым, год назад ему исполнилось 18, и он добровольно поступил в Waffen SS. Ему повезло, он служит в боевой части, а Мартин попал в школу радистов, служит где-то под Нарвой. В бою ему, скорее всего, не придется участвовать. А он, Томас, вернется домой героем. Может быть, его даже наградят, как Шульца.  Шульц был прибалтийским немцем, и свысока поглядывал на эстонских парней, большинство из которых еще недавно косили сено на своих хуторах или помогали отцам   рыбачить. Он служил еще в старой эстонской армии и обладал, несомненно, большим, чем молодые призывники, военным опытом. Он же первым убил партизана.  За это, его, собственно, и наградили Железным крестом.
Томас хорошо помнил того партизана. Вернее, он его запомнил на всю жизнь, хотя с радостью забыл бы. Партизан был совсем молодым белорусским пареньком, лет шестнадцати-семнадцати, совсем мальчишка. Свои не успели его забрать с поля боя. И вот теперь он лежал под высокой березой, странно подогнув под себя правую ногу. Одет партизан был в кирзовые сапоги, обычные гражданские брюки, рубашку и пиджак с чужого плеча. С левой стороны пиджака расплылось и засохло большим красно-коричневым пятном то место, куда влетела пуля, выпущенная Шульцем. Когда Томас подошел, глаза этого партизана-мальчика были открыты и смотрели, не мигая куда-то вверх. Молодость и страшная красота смерти поразили Томаса. Он заворожено смотрел на мертвого, пока его не окликнул Шульц: «Что, приятель, как я его?»  Той ночью Томасу снился бой и мертвый партизан.  На следующий день он думал о вчерашнем происшествии. Нет, он не сожалел о том, что молодому парню из чужой страны пришлось погибнуть от пули, выпущенной из автомата Шульца. Война – есть война, бой – есть бой. Но приходили мысли о том, что и ему, Томасу, возможно так же, как этому партизану, придется погибнуть в бою. Только это произойдет не в милой сердцу Эстонии, а здесь, на чужбине. 
За перелеском показалась деревня. Несколько десятков деревянных домов, хозяйственные постройки, палисадники и огороды.  Несколько предупредительных очередей из автоматов. Стреляли не по домам. Вверх и по сторонам. Из домов стали выскакивать люди: какие-то женщины, деревенские дети, высокий худой старик. Шульц приказал выгонять людей из домов. Никого убивать приказа не было. Только акция устрашения.
Шульц первым поджег факелом крышу крайней хаты. Во дворе плакала молодая женщина, за ней испуганно прятались двое маленьких детей. Рядом с ней мычала корова, ее было разрешено вывести из хлева.
Через несколько минут уже пылали с десяток домов. Отовсюду раздавались звуки ужаса: крики, плач, тревожное мычание коров, треск горящих деревянных домов.
Томас вошел в дом. В нем было тихо, не слышно ни звука. Но чувствовалась какая-то скрытая опасность.  Как это он почувствовал, Томас сказать не мог. Чувствовал и всё! В доме – ни души! Нужно проверить хлев и сарай. Томас вышел из дома и крикнул покуривавшему во дворе Шульцу: «В доме – никого! Можете поджигать!»  Шульц ухмыльнулся и, весело насвистывая популярную эстонскую песенку о бедной дочери рыбака,  поджег крышу дома. Томас осторожно толкнул сапогом  дверь хлева и замер от неожиданности. На него смотрела в упор девушка лет семнадцати. В полумраке хлева были хорошо видны ее огромные глаза и белобрысая челка, спадающая на брови. Томас сделал шаг вперед. И тут его грудь сразу в нескольких местах пронзила колющая боль. Он не успел ничего подумать, просто упал, глухо застонав, на земляной пол, усыпанный свежевысушенным сеном. Через минуту на пороге хлева стоял Шульц с автоматом наизготовку.   Короткая очередь. Томаса и девушку вынесли во двор.  Солдат не дышал. Девушка также была мертва. Шульц осторожно извлек вилы из страшной раны в груди Томаса и положил рядом с ним на землю.  Так они и лежали некоторое время рядом, юные и мертвые. Эстонский солдат и белорусская девушка.