«Сынок Хасан как ты там» - вывела корявыми буквами на грязной бумаге женщина. «Это мама твоя Феруза из Ташкента». Руки не слушались, буквы получались огромные и бумага кончилась.
- Давай, заканчивай, мамаша! – пробасил щуплый мужичок. – Мне уж пора, поезда-то нынче не по расписанию.
- Василий Трофимыч, вы только ему в руки отдайте, не потеряйте – просила женщина.
- Да как же такой мешок потерять-то можно? – засмеялся он, - ты, видать, на всю армию лепешек напекла. Он взвалил огромный рюкзак на плечо, взял свою изрядно пополневшую котомку.
- Ну вот, нагрузила меня, не доеду, мешком придавит, - шутил Василий Трофимович. – Не переживай, все до единой довезу.
- Так и скажите ему – мама из Ташкента передала, - плакала Феруза, - он ведь там немцев бьет, ему кушать надо.
Василий Трофимович проснулся от рева самолетов. Поезд резко дернулся, грохот, свист… Бомбят, что ли?! Давка, темень, по небу огненные полосы… Кто-то крикнул «Приехали!», вагон накренился и пополз по насыпи… Василий Трофимович отбежать не успел, ноги придавило вагоном… Утром ему кое-как откопали ноги, он их уже не чувствовал. Стали снимать мешок.
- Ребятки, тут адрес на бумажке. Отправьте туда мешок. Это мать лепешек из Ташкента передала… Я обещал довезти, да вот…
- Моя мама такие лепешки печет, - рассказывал в палатке забинтованный чернявый паренек. – Вот подлечусь, сам слеплю тандыр и напеку вам! Сладких, соленых, с бараньим жиром!
- Ты долечись сперва! Спиртиком лицо протирай! Сладкого он захотел, - кипятился врач, - все бинты тебе на примочки извел! Кто тебе, дураку, сказал в улей за медом лезть? Сиди теперь с тобой, Алимжанов… Вояка… Лепешек он захотел!
- Мешок, мешок забыли! – к телеге подбежала девушка, волоча за собой грязный рюкзак. Ребята подхватили ношу.
- Нина, никак миленку тушенку отправляешь? – подмигнул ей почтальон, одноглазый Витька.
- Да нет, это из Ташкента лепешки передали, я думала, они уж плесневые, а они просто подсохли, - смутилась Нина, поправляя воротничок на платье.
Вечером телега вернулась. Витька молча повесил мешок на гвоздь. За лесом все время что-то вспыхивало, гремело…
- Не нашел? – с надеждой спросила девушка.
- Сегодня сворачиваемся и в Ленинград. Немцы уже к Луге подобрались! Нет там твоего Алимжанова… Я туда даже подъехать не смог, все разворочено, воронки везде… Связисту ихнему все отдал, он живой был. Сказал, Алимжанова в медсанбат повезли, его пчелы покусали… Да разбомбили их по дороге…
- Мама… Мама… - бродит по комнатам мальчик лет восьми, закутанный в телогрейку. – Мама, я есть хочу… Дима, тихо… завтра Новый год… завтра отпразднуем, - шепчет ему мама. Нет у нее сил встать,но хлебные карточки еще в кармане. Значит, еще можно жить.
– Мама… Уже утро… Где Новый год? – Дима тронул за плечо остывшую женщину.
Неужели один?! Значит, надо искать детский дом. Мальчик с трудом вспомнил, что надо сделать. Он вытащил школьный портфель, где хранились все документы, натянул шапку и побрел к выходу. Каждый шаг отнимал силы. Куда идти? К кому? Завыла сирена, воздушная тревога… Гул… Грохот… Снежная пыль… У стены девушка лежит с огромным мешком… из мешка бумажка торчит… Дима потянул бумажку… На него посыпались засохшие лепешки…
- Странно, как-то получается… Документов у тебя не было, на лицо ты русский. А звать, говоришь, Хасан? – спрашивали его в детском доме. – Нашли мы твою маму, Алимжанов.
Феруза стояла у входа в здание, а сердце все никак не могло успокоиться. В руках она теребила узелок… Надо же, какое чудо бывает: ошиблись с похоронкой… Три года разбирались… Сказали, что по ее бумажке, что с лепешками передавала, сына нашли.
Дверь со скрипом отворилась, вышли старушка и обритый угрюмый мальчик лет десяти.
- Ну, что, Хасан, маму не узнаешь? Что ж ты врал-то?..
Феруза выронила узелок, из него выпали две лепешки. Мальчик бросился их поднимать и не сдержался, вцепился зубами в одну… - Хасан, сынок, - плача, обняла его женщина, - они же с лебедой…