В Калининграде

 

                Поезд доставил нас на край страны. Южный вокзал города Калининграда (бывший Кёнигсберг).
Наша семья - пять человек - погрузив в такси багаж из трёх чемоданов, выехала к новому месту службы отца, в Северный городок посёлка Нивенское. Я хочу увидеть немецкую землю. 1952 год. Мне скоро двенадцать лет.
Из окон вагона мы видели разбомблённые, отдельно стоящие хутора. А когда останавливались в небольших городках, то обращали внимание на множество разрушенных, сгоревших, пустыми глазницами смотрящих на нас домов.
Дети войны, мы ненавидим немцев, в сознании присутствует: «так им и надо».
И всё же вид пустынных, разрушенных улиц действует удручающе.
Здания красного кирпича, уцелевшие крутые, черепичные крыши поражают воображение.
Едем. После среднеазиатских и российских дорог, здешние дороги воспринимаются как неправдоподобные. Обсаженные деревьями, на которых местами сохранились белые «пояски», дороги кажутся ухоженными. Был конец июля, и природа благоухала. Нет выгоревших лугов. Зелень, кроны деревьев сходятся над дорогами, по которым мы едем.
Встречаются ямы от снарядов.
Проезжаем Нивенск. Ещё немного, и сворачиваем налево.
У шлагбаума нас останавливают. Смотрят папины документы и пропускают. Проезжаем ветку железной дороги. Ещё немного, и водитель выгружает нас у сплошного высокого забора с закрытыми воротами. Рядом клумба, цветут незнакомые цветы. Кусты шиповника с плодами и цветами от белого до розового цвета.
Папа входит в калитку. Ждём. Это комендатура, аккуратненький немецкий особнячок.
Выходит папа и говорит: « Не волнуйтесь, иду на стадион. Командир части играет в нападении за гарнизон».
-А…мы?-
-Мама, можно, я с папой пойду?-
-Да идите...-
Пошли на крики и шум болельщиков. Стадион. Вокруг лавочки. Свободных мест почти нет. Кругом солдаты, матросы. Не зная, где «свои», где «чужие»,  мы с папой сразу стали «болеть» за команду, у которой впереди всех оказывался среднего роста подвижный футболист постарше остальных. Стадион кричал: «Коля, давай!»
«Колей» оказался командир части.
Мы сидели с папой на лавочке, и я поймала себя на том, что ногой «бью» в то время, когда ждала удара мяча от футболистов на поле.  А как другие «болеют»?
Стало так смешно, что я не смогла сдержаться и закатывалась от смеха…
Наша команда победила. Рёв стоял над полем. По этим звукам уставшая нас ждать мама поняла: «Слава богу, кончился футбол!»
Я пошла к маме, а папа  на приём к командиру части.
Вскоре нас, в сопровождении двух солдат, повели к трёхэтажному серому дому с высоким крыльцом и очень высокой крышей. Это была солдатская казарма, в которой нам выделили отдельную комнату.
Из  КЭЧи принесли деревянную, тёмную, лакированную, широкую кровать. Первые слова мамы: «Павлуш, и что, в этом гробу мы должны спать?» (Мама,  когда работала в Москве, видела, как в лакированных деревянных гробах хоронили высокое начальство, поэтому её напугал вид кровати). Папа ответил: «Да у них совсем нет нормальных кроватей». Мама не разрешила собрать эту кровать, и спали все на полу.
Утром, пока мы спали, мама сходила в военторговский магазин, купила голубую краску. Стала поднимать нас.
-Дети, вставайте скорее, там  в магазине дают сахар, и пока нет очереди!
Сахар! Упрашивать не надо. Дружно пришли в военторг. Заняли  очередь за двумя женщинами.
Разглядываю витрину. Даже фруктовый чай есть! «Фруктовоягодный» и «Грушевый», и стоят недорого. Шепчу маме: «Купи нам пачечку». Нам редко доставались   сушёные отходы от выжатых яблок, ягод, которые и составляли этот «чай».
Подошла наша очередь. Мама говорит
-Нас четверо, можно нам пять килограммов?-
Продавщица: «Да пожалуйста».
-А ещё пять дадите?-
-Да хоть двадцать пять-
-Правда? Тогда давайте ещё двадцать пять.-
В наволочку от подушки насыпали сахар, и мама весь его несла на спине.
Мы с братишками шли как заворожённые. Не успела мама его поставить, как начался пир!
Тридцать килограммов сахара ушло за один месяц.
Мясо всегда было для нас малодоступным. Рыбу любили все. В то время спасением для большинства населения  была рыба. Самая дешёвая - треска, салака. Замечательные сушёные снетки продавались по двадцать копеек за килограмм.
Мама удивлялась, как легко стало жить.
Местные дети, многие из которых  какое-то время жили в Германии, стали на меня показывать пальцем, потому что я бегала босиком, как привыкла. Прибежала домой сказать маме, что больше не пойду на улицу, - нужны тапочки.
На обед подошёл папа. Слышу: «Вот хорошо, высохнет, хоть по человечески спать будем».
В большом коридоре стоят части полированной деревянной кровати …, выкрашенные голубой краской.
За обедом мама рассказала, каких трудов ей стоило покрасить эту кровать.
Напротив нас поселилась семья Усановых, они сделали со своей мебелью то же самое.
Военный городок находился около аэродрома. Поле аэродрома было застлано металлическими, с круглыми отверстиями, полосами. Самолётам удобно было взлетать и садиться.
Наш гарнизон считался одним из лучших в округе.
Однажды заработали все моторы на аэродроме. Полк поднялся в небо и… улетел. Долго на аэродроме не было самолётов. Больше двух недель стояла непривычная тишина.
Тишину взорвал рёв в небе. На посадку пошли серебристые маленькие реактивные МИГи, из сопла которых рвалось пламя. Сразу не стало покоя. Трудно привыкали к новым звукам.
Затем эти самолёты заменили на большие, для которых потребовались бетонированные взлётные дорожки. Аэродром расстроили в длину.
Наш городок назывался Северным. В школу возили в Южный городок. Он находился с другой стороны летного поля. В Южном, в небольших домиках, поселились семьи лётного состава.
Мы жили в солдатских казармах.  На  общей кухне было до одиннадцати семей. Не повернуться. Готовили на примусах.
Мне нравился наш Дом Офицеров. Там была большая библиотека, в которой стояли шахматные столики, биллиардная, в которой  также играли в домино.
На здешних, прекрасно оборудованных спортплощадках, я впервые увидела, как играют в волейбол, который я изобрела в Ртищеве. Меня тоже стали принимать в игры.
Как-то папа пришёл и объявил маме со смехом, что с завтрашнего дня он,- морской офицер. Мама  посмеялась с ним вместе. Но на следующий день папа принёс новое обмундирование…
По вечерам папа читал нам книги. Мы всегда ждали, когда наступит вечер… Радио позднее приобрели.