Александр ГЕРАСИМОВ
ВЕРА
- Меня от тебя тошнит!.. – Она замолчала, швырнула теплую до отвращения телефонную трубку на диван и повернулась к телевизору. На экране, поминутно приседая, извиваясь и делая зверские рожи, неизвестный скрипач играл rondo и capriccioso Камиля Сен-Санса. Квадратным, белым, тщательно наманикюренным ногтем Вера щелкнула по красной кнопке телевизионного пульта, закуталась в кружевную, купленную в Антверпене шаль и подошла к окну.
Низко опустив ватные плечи, муравьиным строем пересекали двор одетые не по погоде люди, сборщики утиля. Это они на рассвете будят дом довольным утробным рычанием и треском сминаемых шлепком ноги алюминиевых пивных банок. Одни пьют – другие мнут. В прежнее время татарин скупал у побитого войной населения ненужную роскошь – траченные молью меховые горжетки; подъеденные мебельным жуком, нежнее бабочкина крыла, лайковые перчатки с первого бала Наташи Ростовой; остатки фамильного столового серебра; потешных китайских болванчиков и колотых фарфоровых балерин. Берем старьё! Старьё берем! Точить ножи-ножницы! А эти отравленные денатуратом и просроченными консервами зомби бредут к пункту приема, нагрузив детскую коляску мокрым (для весу) картоном, наполняя двор грохотом утащенных с соседских ворот вериг, а то и самих ворот, под мышкой женин будильник, в черных лапках ее же чешская бижутерия. Почем останки семейного очага?! Недорого… У помойки, за мусорными баками – клуб. Старые, с вылезшим по углам поролоном, кресла поставлены в кружок. В середине шаткий трехногий столик. Литровая стеклянная банка полная окурками на любой вкус. Еврей любит курочку, а цыган – сало. Посередине на нечистой фанерке – груда почерневших бананов, нарезанная щедрой рукой субпродуктовая колбаса и просроченные мятые эклеры. Отдельной кучкой в разнобой стаканы с кружками от былых жидкостей внутри. Смертельное пойло в пластиковой канистре. Следят за первым выпившим. Грибной человек. Русская рулетка. У того выпитое разве что из ушей не лезет. Ну?!.. Удержал. Вздох облегчения. Можно пить! Удачный день. Почти праздник. С самого утра повезло – в доме напротив Вериного затеяли плановый обмен батарей центрального отопления. Хватило на трехлитровую канистру «Снежинки», приличную случаю закуску, да еще и осталось.
– Как они могут есть в такой невозможной вони? – Вера сбросила домашние туфли и забралась на подоконник. В углу стеклопакета засох прозрачный паучок. Сколько раз собиралась помыть окно, да всё недосуг. Ломая ногти, она сняла с окна защитную планку и распахнула раму. Голова закружилась. То ли от свежего уличного ветра, то ли от высоты. Третий этаж. Хватит ли? Она вдруг представила себя парализованной. Со сломанным позвоночником, в гипсе, в пеленах пахнущих йодом бинтов, белый меловой больничный свет, под облупленной кроватью – эмалированная с черным отбитым краешком «утка»… Мерзость! Вера зажмурилась, глубоко, как перед прыжком в воду, вздохнула и шагнула в пустоту…
Она лежала на мокром асфальте и снизу вверх смотрела на склонившихся над ней давешних бомжей. Боли не было. – Ни *** себе, – сказала я себе! – опухшая от пьянства, немытая, стриженная неопрятными клоками тетка ткнула Веру грязным заскорузлым пальцем в щеку, – ****ец котенку – срать не будет! Зёма, сымай с её золото нахуй, пока ментов не принесло. Матри – какие кольцы, блять! Богатая, сучка. Чего ж тебе не жилось, дура? Рыжий, черный от грязи бомж затряс Верину руку. – Не снимается, сука! – Да не бзди ты – ломай пальцы нахуй, ей уже всё равно, – бомжиха, не церемонясь, пыхтела, стаскивая с Веры шелковую юбку, – Ломай, на мой ответ! – Брось, Ленка, одёжку! Помоги лучше! Видишь – никак не снять, с-сука!..
Вера открыла глаза. Она все еще стояла на подоконнике. Пальцы ног ломило от холода. Держась за портьеру, она осторожно спустилась на пол и закрыла окно. Ее мелко трясло. Подойдя к камину, она плеснула в стакан «куропатки»* и единым духом выпила обжигающий напиток. На бледных щеках появился румянец. Длинной серной спичкой Вера разожгла огонь. Быстрое пламя суетливо затрещало сухими дровами. Вера поплотнее закуталась в шаль и долго еще смотрела, как длинные синие языки жадно лижут шамотный кирпич и, оторвавшись, улетают в черное горло печной трубы.
*плеснула… «куропатки» - FAMOUS GROUSE – сорт шотландского виски (авт.)