Еще через три месяца Элине сделали особый жесткий корсет по спецзаказу и она увезла его домой. Целенаправленно и упорно шла она к своей цели, страстно желая победить свою немощь и научиться ходить заново. Корсет был ужасно твердый, он безжалостно сдавливал ей грудь, впиваясь под ребра. Но это было не в счет по сравнению с ее желанием справиться с недугом и вернуться к полноценной жизни. А любые старания, как правило, не остаются без вознаграждения… Шаг за шагом, в буквальном смысле, Эля всё дальше оставляла позади себя беспросветную перспективу существования в плену четырех стен и собственного тела, заставляя его «вспоминать» прежние ощущения. Она уже могла передвигаться по своей комнате вполне самостоятельно и не собиралась останавливаться на достигнутом.
Благодаря обыкновенному чуду, которое ее друзья сделали для нее, Элину переполняли возродившиеся надежды. И теперь к этим надеждам прибавилась еще одна: разыскать с помощью своего нового восточного знакомого того, кто столько лет незримо был рядом, ограждая от опасностей, давая силы, окрыляя и вдохновляя на новые творческие полеты… Он должен, должен знать, как она ему благодарна… И прочитать ее стихи, даже если для этого придется потрудиться и перевести их на чужой язык. Осман Ашфир знал шесть языков, и ингландский, несомненно, входил в их число. Дальше планы Элины были уже совсем расплывчатые, предполагающие любые чудеса…
«Дорогой Ам! – писала она, – я бы, наверное, ни за что не осмелилась обратиться к Вам с такой дерзкой просьбой, но только Вы можете мне помочь. Вам посчастливилось лично знать Османа Ашфира, человека, преобразившего мою жизнь. Словно добрый волшебник, он пробудил в моей душе что-то важное и прекрасное, научив меня мечтать и переплавлять мои чувства в поэтические строки. Я хочу лишь одного – чтобы он прочитал мои стихи и услышал мое запоздалое «спасибо». Вы скажете, что я неисправимый романтик? Возможно. Но я ведь не делаю ничего плохого. Я просто пытаюсь сделать одно маленькое Чудо. Пожалуйста, посоветуйте, как мне найти его в этом слишком огромном мире и постарайтесь понять меня…»
К письму она прилагала несколько стихотворений, переведенных ею на ингландский. Об одном Элина умолчала: между страничек стихов она вложила свое сердце, и так давно уже принадлежавшее этому человеку. А как он распорядится этим подарком – было не так уж и важно… Во всяком случае, так ей казалось…
Дни слагались в недели, те укладывались в месяцы, но ответа всё не было. Поначалу она отчаянно ждала его, потом привыкла к мысли, что ждать, возможно, придется долго…
Вот уж тысячу лунных веков
я пью черный ликер Ваших глаз
и под солнцами разных эпох
не могу насмотреться на Вас.
С краю неба развесил закат
ожерелья коралловых бус.
Ваш уже вечереющий взгляд
отражает рассветную грусть.
Я хочу запоздалый апрель
подарить Вашей ранней зиме
и свою разливаю капель
по замерзшей бескрайней земле.
Ваше небо… Я в нем захлебнусь.
В нем нет места моим парусам.
Но всю жизнь мою светлую грусть
я стремлю к Вашим темным глазам.
Прошло еще несколько лет. Элина уже выходила на улицу, каждый раз радуясь этому миру, как будто видела его впервые. И мир улыбался ей в ответ. Ее многочисленные подруги уже пророчили ей счастливую личную жизнь и пожимали плечами, когда, в ответ на их искренние пожелания и попытки познакомить ее с местными представителями противоположного пола в уголках ее губ появлялась неизменная упрямая складочка, а сама она становилась серьезной и неразговорчивой.
День, когда это случилось, не предвещал ничего сверхъестественного и начинался как обычно. Полдня Элина работала за компьютером над каким-то чрезвычайно скучным техническим переводом. Услышав звук хлопнувшей входной двери, не отрываясь от работы, она крикнула:
– Пап, это ты?
– Я. Привет. Тебе письмо. – Отец подошел и положил рядом на стол длинный конверт с аккуратно, печатными буквами, надписанным адресом. После Ингландии у Элины появилось много иностранных друзей. Поэтому в самом появлении письма с заморскими марками она не усмотрела ровным счетом ничего необыкновенного, взглянула на него мельком и решила прочитать позже. Но через пару минут любопытство всё же взяло верх. Открыв замысловатый конверт, девушка увидела… свое собственное письмо, написанное несколько лет назад своему другу из Древней Арабии! «Что это?! Чья это шутка?» – воскликнула она, а ее щеки мгновенно окрасились румянцем от осознания значительности происходящего. В конверте было что-то еще. Девушка нетерпеливо заглянула внутрь и достала еще один листок бумаги, исписанный бисерным незнакомым почерком… Но она уже знала, чей это был почерк, хотя видела его первый раз в жизни…
«Внимательно наклоняясь к морю, смотрела она на горизонт большими глазами, в которых не осталось уже ничего взрослого, – глазами ребенка. Все, чего она ждала так долго и горячо, делалось там – на краю света. Она видела в стране далеких пучин подводный холм; от поверхности его струились вверх вьющиеся растения; среди их круглых листьев, пронизанных у края стеблем, сияли причудливые цветы. Верхние листья блестели на поверхности океана; тот, кто ничего не знал, как знала Ассоль, видел лишь трепет и блеск.
Из заросли поднялся корабль; он всплыл и остановился по самой середине зари. Из этой дали он был виден ясно, как облака. Разбрасывая веселье, он пылал, как вино, роза, кровь, уста, алый бархат и пунцовый огонь. Корабль шел прямо к Ассоль. Крылья пены трепетали под мощным напором его киля…»
Дрожащими руками она развернула листок и принялась читать. Текст был на ингландском языке:
«Дорогая Элина!
Это письмо, вместе со стихами, передал мне Ам Аффат, наш общий знакомый и мой старинный приятель. Ваши стихи глубоко тронули меня. Настолько, что если бы нам довелось однажды встретиться, я бы подарил Вам бутон белой розы на длинном тонком стебле. Такой мне представляется Ваша бесхитростная душа – юная и незамутненная, только еще готовая раскрыться навстречу истинному чувству и любящему сердцу. Я уже стар и не могу Вам этого предложить. Но я знаю одно: любая женщина в этом мире заслуживает любви все 365 дней в году. Вы – не исключение. Однажды Вы вспомните слова «старого доброго дядюшки» Османа, сказанные Вам в порыве самой искренней и преданной дружбы. Будьте счастливы!
Осман Ашфир.»
«… Уже встав, девушка прижала руки к груди, как чудная игра света перешла в зыбь; взошло солнце, и яркая полнота утра сдернула покровы с всего, что еще нежилось, потягиваясь на сонной земле.
Девушка вздохнула и осмотрелась. Музыка смолкла…»
Но в конверте оставалось что-то еще! Не веря собственным глазам, Элина извлекла на свет черно-белую фотографию. На нее смотрели бездонные, темные как все тайны мира, такие знакомые и далекие глаза Капитана N! И она вновь невольно залюбовалась этим гордым красивым человеком… Волнистые волосы цвета южной ночи, открытый лоб с двумя суровыми складками у переносицы, пронзительно-жгучий взгляд, плотно сжатые губы, очерченные строгим контуром усов… Фигуру его облегал черный расшитый золотом костюм, а черный плащ, эффектно перекинутый через плечо, довершал картину. Каким необъяснимым порывом души руководствовался Осман Ашфир, выбрав для подарка незнакомой девушке свой портрет именно в этой роли?! Но чудеса ведь происходят гораздо чаще, чем мы это замечаем…
Внезапно Элина прочитала в этих прекрасных, но чужих глазах нечто гораздо большее, нежели между строк удивительного послания. И это нечто быстрой ослепительной молнией прошило ее насквозь. Она всю жизнь ждала не того капитана! Капитан N был одинок по призванию. Он жил на своем Загадочном острове и не собирался нарушать своего добровольного одиночества, оградив себя от нежелательного вмешательства людей. Да, у него был корабль, но это был подводный корабль, и у него, как известно, не могло быть ни алых, ни каких-либо других парусов. А значит, она совершенно напрасно столько лет высматривала на горизонте своей жизни паруса цвета торжествующей радости. Она еще раз взглянула на портрет. Глаза Капитана N сверкнули холодным блеском.
Оглушенная внезапно пришедшим пониманием, девушка машинально взяла конверт и встряхнула его, будто надеясь найти в нем подтверждение своей печальной догадки. Ей в руку упало что-то тяжелое и холодное. Это было отвергнутое, не нужное никому и отданное обратно ее собственное сердце!