Там, у самого края Вселенной,
Там, где тьму не измерить до дна
Пред тобой я упал на колени,
За меня ты молилась - одна...
Там, где Вечность морозным дыханием
Тщилась в статую превратить,
Ты спасала одним лишь желанием
И надеждой на право любить...
Даже в той пустоте оглушительной,
Не надеясь тебя обрести,
Жил одним я стремленьем спасительным -
До тебя... долететь... доползти...
Сильный треск, похожий на звук раздираемой материи, вертикальная молния прорезает тьму, и поток ослепительного Золотого Света бьет в глаза. Темный силуэт выходит из Сияния, берет его за плечи, помогает встать. Наиль, спотыкаясь, все идет, идет, идет... Тьма светлеет, превращаясь в плотный туман, туман редеет и они вместе выходят на воздух из тумана, отпустившего их с громким, чавкающим звуком...
– Где мы... когда мы?
– Не бойся, я умею больше, чем Фарджиз, твое время не изменилось. Мы в Яргизстане, разрыв выпустил нас недалеко от перевала Акрек. Он может выбросить путника куда угодно, но предсказать, где это будет, невозможно. Это твой мир.
Высокая темнокожая женщина в серебристом комбинезоне, обтягивающем тело так, что она кажется голой, жарит на костре мясо здоровенного горного козла. Как она успела добыть его, пока он спал, неизвестно. Она чем-то похожа на Иллохор. Странно, но когда они шли через тьму и туман, лицо ее казалось молодым. Теперь же глубокие морщины прорезали ее лицо – лицо женщины лет пятидесяти.
– Ты ваалти?
– Помнишь, значит... – она внимательно смотрит на него, – в некотором роде – да, мы с ней соотечественники, но не совсем.
– Как понять – не совсем?
– Можешь называть меня Нэцах, хотя это не мое настоящее имя. Настоящее ты не сможешь произнести... – она молчит, глядя на него, – Да, пожалуй, ты сможешь это понять. В вашем мире люди еще не могут совместить две реальности, поэтому это покажется тебе дикостью. Я – Хранительница ваалти, а если тебе будет так понятнее, я – их богиня любви.
Он вспоминает, как она вышла из Золотого Света, и верит ей. Это объяснение ничем не хуже других и вовсе не кажется ему несовместимым со звездолетами и силовыми полями. Смотрит на нее также внимательно, запоминая черты лица. Не каждый день встречаешься с богами, да еще инопланетными.
– А почему Нэцах?
– Ну можешь назвать меня Афродитой, если хочешь. Что, не похожа я на Афродиту?.. Это просто древнеарамейское имя примерно с тем же смыслом. Ты же не знаешь древнеарамейского, вот я и решила, что лучше будет, если у тебя не будет явных ассоциаций с его смыслом. Так что лучше называй меня Нэцах.
– Погоди, а я-то тут при чем? Что, на планете Иллохор некого защищать, они разучились любить друг друга?
Нэцах крест-накрест обнимая себя за плечи, словно бы съеживается и вдруг слезы льются из ее глаз, но она смотрит на Ашфирова с такой болью, что его передергивает. “Везет же мне на плачущих женщин” – впервые после того, как перестало биться его сердце, он почувствовал хоть что-то живое в себе.
– На планете Иллохор больше некого защищать. Никого больше нет. Они убили сами себя – и еще пятьдесят окрестных миров, все, которые они успели заселить. А корабли они перестали строить недавно, открыли прямые пространственные переходы, и отозвали все экипажи, все были на планетах-колониях. – Мороз пробежал по коже Ашфирова.
– Война?
– Нет, они много лет не воюют. Уже был шанс, что они прошли все критические точки для техногенной цивилизации. Но они начали эксперименты с вакуумом. Неточная теория, ошибки в расчетах – и фазовая перестройка пространства на двести световых лет вокруг. Ты же знаешь, что это такое – уголь при гигантском давлении переходит в алмаз. От их миров не осталось даже планет, только большая область измененного вакуума. Ты – последний мой подопечный...
– Но я не ваалти! Иллохор не стала подсоединять ко мне своего сына – он погиб!
– Ты не понимаешь. Она спасла тебя, вернула с того света – она твоя вторая мать, самая настоящая. Не имеет значения, что ты человек. Я должна тебя защитить, ты – единственный, кто у меня остался... Прошу тебя, не отвергай мою помощь! – слезы текли из ее глаз ручьями. Наиль сел рядом и обнял ее за плечи, хотя это было непросто – Нэцах была на полметра выше его ростом.
– Ну что ты можешь сделать для меня – одна, на чужой планете...
– У меня немного сил осталось – без моей планеты и моих людей-ваалти я живу только старыми запасами. На многое их не хватит. Я доведу тебя до дома. Но мне придется все время уходить в Свет, это мой дом – дом всех хранителей. Я смогу приходить к тебе только время от времени. Остальное ты должен сделать сам...
Она совсем успокоилась, хотя и постарела еще лет на пять на глазах. Он ел прожаренное мясо, слушая ее указания. Сама она от человеческой еды отказалась – ей она не подходила.
– Когда дойдешь до перевала Акрек, найди Олдрика, я не могу передать тебе его образ, знаю только имя, да и для телепатии я уже слишком слаба. Он поможет тебе, чем сможет. Потом я найду тебя, когда снова буду нужна.
Она еще сидела рядом с ним до самого утра, охраняя его сон и смотря на его спящее лицо, так же, как и он – ее, запоминая его навсегда. Когда встало солнце, она ушла в Свет...
Но случилось так, что еще до Акрека ей пришлось вернуться еще раз. “Агрессия по умолчанию” сработала самым причудливым образом. Хотя “президенты”-ханы Яргизстана и Арзакстана вроде бы и были друзьями и даже сводными родственниками, поженив своих детей, но все же как-то умудрились что-то не поделить и поссорились. Войска с обеих сторон подошли к границе и встали в полной боевой готовности. Пересекая невидимую черту именно в этом неудачном месте, Наиль попал в сектор возможного обстрела, и в этот момент какой-то танкист, для храбрости хлебнувший пятидесятипятиградусного арака – крепчайшей водки местного изобретения, – не выдержав напряженного противостояния, открыл огонь. Земля превратилась в ад. Ашфиров лежал, вжавшись в камни, снаряды падали вокруг один к одному, как при ковровой бомбардировке, все приближаясь к его укрытию. Уже один осколок на излете клюнул его в спину возле позвоночника, но не сильно, только застряв под кожей. Грохот разрыва и яркая вспышка накрыли его одновременно, и за долю секунды он уже было попрощался с жизнью – но Нэцах успела. Они лежали минут десять под обстрелом, укрытые ее металлическим плащом, вздрагивая от близких разрывов. Черная кожа ее светилась, но свет слабел и она не только бледнела на глазах, теряя свой эбеновый цвет, но явно становилась меньше ростом, уже едва доставая ему до плеч.
– Ты не поможешь мне, уходи домой. Они не прекратят до вечера, эти сумасшедшие...
– Нет, ты звал на помощь – я не могу уйти. Ты последний мой человек, без тебя я – никто...
– Ты исчезнешь, растаешь в дым, а меня все равно не спасешь. Иди, ты найдешь еще тех, кому нужна защита...
– Нет! Там, в Свете, много форм, много защитников для всех, а я должна быть здесь...
Какие-то секунды они молчали, потом что-то вспыхнуло в голове Наиля, и он заорал ей на ухо, тряся за плечи:
– Много?! Ты говоришь, их много?! Так позови хоть кого-нибудь, как я позвал тебя!
– Но это невозможно – это нас зовут на помощь, а не мы! Такого никогда не было!
– Да не было, не было – потому что никто не пробовал! Зови, зови, зови!!!
Нэцах съежилась еще больше и тело ее загудело, как провода высокого напряжения. Чудовищный грохот заглушил взрывы снарядов, и перед ними открылся портал в Свет – но Боже правый, какой же он был огромный!!! Они ждали кого угодно, но то, что увидели, было непередаваемо – из Света на четвереньках выполз огромный младенец, глянул на них чайными блюдцами несмышленых глаз, агукнул так, что волосы зашевелились у них на головах, отвернулся и пополз вперед.
– Скорее, за ним, за ним! – Нэцах сбросила плащ и, вскочив в полный рост, потащила Ашфирова за руку, как бульдозер.
Они бегом едва поспевали за чудовищным ребенком, разрывы ложились далеко вокруг них, не в силах перейти за невидимую границу, окружавшую их надежнее любой брони. Так друг за другом невероятная процессия достигла арзакских позиций и двинулась между ними. Их увидели и прекратили огонь. Охреневшие вояки смотрели на них с отвисшими челюстями, как на жуткие привидения. Потом как по команде, одновременно достали бутылки с араком и принялись лить водку в глотки, потрясенно передавая пойло друг другу.
Они были уже далеко от линии фронта, когда услышали, как все стихло – яргузы, поняв, что арзаки перестали стрелять, сами прекратили огонь – война закончилась, едва успев начаться, и никто с обеих сторон не был ни убит, ни даже ранен...
Еще какое-то время они бежали за ребенком, пока тот не остановился. Подошли к нему спереди. Младенец спокойно смотрел на них огромными глазами, выражение бессмысленности исчезло из них – глаза уже были совсем не детскими и не человеческими. С грохотом огромный портал снова открылся, но младенец сидел рядом и не уходил. Нэцах бессильно опустилась на колени. Теперь она едва доставала Наилю до груди, металл ее одеяния потускнел, да и кожа на лице из глубоко черной превратилась в светло-оливковую.
– Чего он ждет?.. Почему не уходит?.. Мы должны как-то поблагодарить его?
– Вроде того... Ты хоть представляешь, что мы сделали?.. Мы не просто попросили помощи – мы вызвали Безымянного!..
– Безымянного?..
– Ну да. Это Хранитель нового мира, который еще не родился. И он не сможет уйти, потому что у него нет даже имени.
– И что, он так и будет ползать с нами?
– Нет, ему нужно дать имя, но я не знаю, как это сделать, а подсказать никто не может, я спрашивала Свет – он молчит. Но ему нельзя здесь оставаться, это ломает все законы всех миров – мы заставили его вмешаться в чужие для него события, просто так это не проходит.
Наиль немного подумал.
– Послушай, но здесь же никого нет, кроме нас, значит мы и должны его отправить обратно. Ведь так? Чем дольше он здесь, тем хуже для всех нас могут быть последствия? – Нэцах кивнула.
– Так и выходит. Но я ничего в этом не понимаю. Мы крепко влипли.
Тогда Ашфиров подошел к ребенку совсем близко и посмотрел ему в глаза, просто надеясь, что взгляд бога может сказать больше, чем взгляд человека. У него закружилась голова, возникло ощущение, что его засасывает в омут огромных черных зрачков... И ему показалось, что из этих зрачков вылетела наружу стайка звездочек-светлячков, которые, полетав, сложились в три странных символа-иероглифа. О Боже, он знал этот язык, который он не мог знать ниоткуда!
– Айшуга!!! - голос его прозвенел неожиданно громко и чисто, так что Нэцах вздрогнула, да и у него самого мурашки пробежали по коже.
Ребенок будто бы смазался, как изображение на плохом неисправном мониторе, превратился просто в огромную шаровую молнию, которая сжалась в размерах и внезапно взорвалась с громким треском. Оба – Наиль и Нэцах, - интуитивно прикрыли глаза и закрыли головы руками, ожидая худшего. Но ничего не произошло, мир не рухнул. Тогда они осторожно глянули из-под прикрытых век – портал уменьшился до нормального человеческого роста, и перед ним стоял уже не ребенок, а стройный юноша с гладкой смуглой кожей, одетый только в расшитую разноцветным бисером набедренную повязку. Он смущенно улыбнулся, помахал им рукой и шагнул в Свет. Еще один портал открылся рядом. Измученная Нэцах обернулась к нему:
– Прости, мой мальчик, я не могу предвидеть все подряд и не ожидала этой войны. Теперь тебе придется справляться самому, если я приду еще раз, меня не станет, я даже не смогу сама войти в Свет и рассеюсь в пространстве. У меня больше нет сил, я сделала все, что могла. Помоги мне, пожалуйста... – Она покачнулась и чуть не упала.
Наиль помог войти ей в Свет, впервые подойдя к нему так близко, и даже коснувшись его кончиками пальцев. В этот момент в его груди как будто шевельнулся клубок сплетенных хвостами змей, больно ужалив его всеми своими головами. Нэцах обернулась и грустно посмотрела на него.
– Прощай, дающий имена богам...
Вот и перевал Акрек – Наиль полагал, что это какое-то узкое место в горах с маленькой деревушкой, но ошибся. Он подошел сюда поздно вечером, когда уже начало смеркаться. Какое-то невзрачное одноэтажное здание темнело среди небольшого оазиса карагачей. Сильный шум воды говорил ему о том, что где-то поблизости есть открытая артезианская скважина – он уже видел такие в своих странствиях. Он уже подходил к оазису, как здание вдруг осветилось разноцветным светом, мгновенно преобразовав окрестности самым волшебным образом. На козырьке над длинной верандой каменного одноэтажного бунгало сияла надпись “Ашхана Акрек”. “Вот это да!” – подумал Наиль. Это совсем не походило на дорожные забегаловки, обычно представляющие собою несколько старых грязных юрт и ржавых мангалов, в которых местные жители зарабатывали себе на жизнь, не особо заботясь о чистоте и здоровье посетителей. Где-то здесь должен быть Олдрик, который сможет ему помочь. Но как грязному потертому оборванцу постучать в такое великолепие...
На ярко освещенное крыльцо вышел небольшого роста аркзак - в белом костюме! Он уселся на пластмассовый стульчик, какие бывают в летних кафе в приличных городах, и открыл книгу! У Ашфирова отвисла челюсть – он никогда раньше не видел арзака, читавшего хоть что-нибудь, хотя надо сказать честно, он ведь никогда не был в их городах, общаясь только с фермерами, пастухами и полицейскими. Подойдя ближе, он увидел, что мужчина читает даже не Послание, а просто книгу в красной обложке, судя по иллюстрации на ней – явно какой-то исторический роман. А ведь такой, пожалуй, вполне может не прогнать нищего бродягу, а просто ответить на его вопросы. Он подошел поближе и вежливо поздоровался.
– Ассалом алейкум!
– Вааллейкум ваассалам!
Арзак оторвался от чтения и посмотрел на него.
– Что вы хотите, уважаемый?
Вот так да, мало кому придет в голову назвать “уважаемым” так плохо одетого человека с рюкзаком и палкой, явно пришедшего пешком через горы.
– Нельзя ли у вас купить хлеба? У меня есть деньги.
– Извините, хлеб к вечеру у нас всегда заканчивается, новый не успели испечь. Но есть лагман, куырдаг, шашлык, пельмени и даже борщ. Вы присаживайтесь за столик, мы сейчас принесем.
“А это мне, увы, не подходит”.
– Извините, на такой ужин у меня денег не хватит...
– Нет, нет! Я уже все понял, не нужно денег, мы просто так покормим Вас. Ничего не нужно, можно только – я посижу с Вами?..
Готовили здесь великолепно, Наиль уже давным-давно не ел ничего подобного. Арзак сам принес два маленьких чайника, и они вдвоем долго пили чай – пиалку за пиалкой, как здесь было принято. От этого человек обильно потеет, но в жарком климате, как ни кажется это странным, много горячего чая, выпитого в быстром темпе, хорошо охлаждает организм. Арзак удивленно поглядывал на Наиля, не отстававшего от него.
– Извините за любопытство – вы прямо как арзак чай пьете! Но вы не похожи ни на чабана, ни на крестьянина, вы не рыбак и не охотник. Можно ли узнать Ваше имя и занятие?
Боевая интуиция Наиля молчала, не чувствуя никакой опасности. Сидевший перед ним человек не походил на обычного арзака, а значит и интересы у него должны быть не такими, как у всех, рабы уж точно ему не нужны... Он назвался, совершенно легко и без стеснения:
– Наиль Ашфиров, просто бродяга.
Что заставило его отрекомендоваться так откровенно, он не знал, но ему было легко и просто с этим человеком. Его ответ, похоже, шокировал собеседника в самом лучшем смысле этого слова. И он тоже умел кое-что видеть в людях, не задавая им вопросов. Он спросил Наиля о его планах.
– Подработаю где-нибудь, и пойду дальше в сторону Руссии.
– А не хотите остаться здесь ненадолго, у меня есть работа в этом кафе? И можно еще многому научиться. У меня иногда временно работают настоящие мастера – шашлычники, нанчи – пекари, которые делают тандыр-нан, хлеб такой, мастера по готовке плова и другие.
– Почему бы и нет. А как Ваше имя?
– Олдрик...
Очень скоро они перешли на “ты”. Наиль коротко описал ему свои приключения, но если Фарджизу он не рассказывал подробностей своей личной жизни, то от Олдрика он их не скрыл, но утаил от него те события, которые легко можно было принять за бред сумасшедшего – историю Иллохор и Нэцах и таинственную Долину Туманов. И увидел такую бешеную реакцию, которой он совсем не ожидал. Олдрик долго бушевал в ярости и на полном серьезе предлагал Ашфирову отыскать ту самую кошару, с которой все началось, и стереть с лица Терры всю эту бандитскую шайку. Потребовались некоторые усилия, чтобы успокоить его. А возможности у него, оказывается, были – не таким простым оказался и его жизненный путь. Начинал он как обыкновенный бандит-наперсточник, но потом купил это кафе, женился на очень красивой девочке-балерине, но не солистке, а из кордебалета, и попытался отойти от дел. Но старые связи у него остались, и он предложил воспользоваться ими, чтобы помочь Наилю добраться домой.
– Один раз мы такое уже делали для своего друга, у которого были проблемы с законом. Мы можем сделать болгарский паспорт – почти настоящий, он будет даже в базах данных пограничников, не болгарских, конечно, а наших. Выехать из страны в Руссию сможешь, а дома просто заявишь о потере своего паспорта и легко его восстановишь...
Через месяц Олдрик привез паспорт, но на него ушли порядочные средства, и оставалось подождать еще примерно с месяц, чтобы вытянуть из прибыли кафе немного денег на билет и дорогу. Его жена, Ульшара, с двумя маленькими детьми осталась в кафе, а сам Олдрик уехал в столицу Арзакстана город Верный забрать какой-то долг со своего приятеля.
Утром Наиль занимался обычными делами, когда белая иномарка притормозила у кафе. Из машины вышел брат Ульшары. Подойдя поздороваться, Наиль заметил, что тот мрачен.
– Что случилось?
– Ульшара здесь? – Бакыт даже не поздоровался.
– Да, в своей комнате. Да что случилось-то?
– Собери детей, и свои вещи тоже возьми. Здесь нельзя больше оставаться. Олдрика убили...
Так Наиль оказался в Верном, в квартире Олдрика. Родственники Ульшары не слишком были этим довольны – мужчина живет у молодой вдовы, что люди скажут. Но Ульшара закатила им страшный скандал.
– Он даже пальцем ко мне не прикасается, ведет себя, как человек, даже все деньги отдает, хотя у него их почти и не бывает! А вы – Олдрик живой был, сколько подарков делал вам всем – бывало спросит: “Что, у тебя проблемы? – на, возьми сто долларов”! А кто из вас хоть один манат мне принес, когда он умер? Хоть кусок старого мяса или полкило риса! Я каждый вечер не знаю, чем буду детей своих кормить утром! Что, забыли степные законы, когда весь род о сиротах заботился?! Заткнитесь все, или я вас на весь город опозорю!!!
Они заткнулись, и в доме стали появляться кое-какие продукты, кажется, она их все же пристыдила. Но портить отношения Ульшары с родственниками все равно не хотелось. Нужно было найти способ подзаработать. Наиль перебрал мысленно всех тех друзей Олдрика, с которыми тот успел его познакомить. Почти все из них были бывшими бандитами, и связываться с ними не стоило. Было несколько человек простых работяг, но с них взять было нечего. И только один Владимир мог что-то сделать, но он был сектантом – последователем какого-то Иммануила, выдававшего себя за второе пришествие Искупителя. Последователи Иммануила постепенно собирались со всего света и переезжали в Сибирь, в Енисейскую область, часть которой Иммануил объявил новой Террой Обетованной, на которой его последователи спасутся, когда начнется Армагеддон. Но секта эта не была простой тоталитарной дуриловкой. Наиль вместе с Олдриком частенько заезжали к Владимиру в гости, и видели кассеты с видеозаписями жизни в общине Иммануила, встречались и беседовали с сектантами – как местными, еще не уехавшими, так и с теми, кто уже бывал там или даже уже переехал в общину на постоянное жительство. Что характерно, большинство иммануиловцев оказались людьми образованными, и обмануть их новоявленному пророку было совсем не просто. Порядки в сибирской общине были достаточно свободными – хочешь приезжай, хочешь возвращайся в мир. Это было для Наиля главным, и он решил поговорить с Владимиром. Неожиданно он согласился помочь, хотя Ашфиров предупредил его, что равнодушен к их вере, а в ответ на помощь может только сам помочь в какой-нибудь работе. Владимир сам собирался переехать в Терру Обетованную, и был очень занят подготовкой и укладкой вещей и инструментов – он был неплохим гончаром. Да и вообще в общине Иммануила ценились все, кто владел каким-нибудь старым ремеслом, не требующим больших затрат, кроме умелых рук мастера. В Верном семья его жила арендой фруктовых садов, как и очень многие. Сам город был окружен со всех сторон горами с очень плодородной почвой, и сразу за его границей начинались огромные яблоневые сады, дававшие работу половине города и снабжавшие чудесными ароматными яблоками всю бывшую империю.
Всего полчаса езды на стареньком синем “жигуленке” вначале по городу, а потом по крутой горной дороге – и они оказались высоко в садах, намного выше Верного. Ровные ряды деревьев – в основном яблонь и изредка груш, - тянулись поперек всех горных склонов, какие только можно было видеть невооруженным глазом. На самой аренде его ждала юрта, радиоприемник с аккумулятором и овчарка-полукровка Мухтар. Первой работой было охранять аренду. Впрочем, самого присутствия сторожа было уже достаточно, чтобы никто даже не пытался залезть в сады. Да и заброшенных территорий тоже хватало, кто хотел бесплатных яблок, просто шел туда – они там были помельче, но тоже вкусные. Раза два в неделю приезжал Владимир, привозил запасы хлеба, которые съедала в основном собака, а сам Наиль длинной палкой со специальной корзиночкой-съемником на конце собирал созревшие яблоки и особенно – сладкие перезревшие груши, которые очень любил, и ел только их. Время от времени Наиль слышал выстрелы охотников за фазанами, которых здесь было видимо-невидимо – он и сам, обходя территорию, часто видел стайки из десятка-двух птиц, тесной кучей сидевших на земле и поедавших падалицу. Свежие яблоки на деревьях эти гурманы не трогали – перезревшие были намного вкуснее. Иногда с ниже расположенной аренды, сминая легкое проволочное ограждение, на территорию заходил небольшой табунок лошадей. Вначале Наиль с Мухтаром, который воспринимал это как веселую игру, гоняли их, но хитрые лошадки отбегали подальше, пользуясь преимуществом в скорости, но с аренды не уходили. Кроме того, Ашфиров заметил, что они тоже не объедают деревьев, предпочитая поднимать яблоки с земли. Тогда он перестал обращать на них внимание, но Мухтара совсем не привязывал, предоставляя ему возможность повеселиться самостоятельно.
Внизу жил своей жизнью столичный город Верный. В хорошую погоду пейзаж был чудесен, особенно ночью, но иногда путь зрению застилал белый туман, и тогда картина была вообще марсианская - сквозь мутную завесу просвечивали упорядоченные огни окон и уличного освещения, тогда как самого города видно не было, и только шпиль телебашни возвышался над молочными облаками подобно сказочному восточному минарету.
Наступил сезон сбора. Теперь каждый день из города приезжали человек десять сборщиков, с ними вместе работал и Наиль, собирая фрукты и гружа ящики на большой тракторный прицеп – не колесный, а на полозьях. Работа была тяжелая, но теперь женщины из семьи Владимира каждый день привозили готовую еду на завтрак, обед и ужин. Это так не походило на отношение к людям большинства степняков в глухих районах страны – что к рабам, что к наемным батракам. После сбора еще пару дней Наиль “охранял” юрту, собаку и инструмент, а потом приехал Владимир, они погрузили все на прицеп и спустились с гор. На верху уже выпал обильный первый снег, так что через неделю на аренду будет уже не попасть через двухметровые сугробы, но внизу, в городе, все еще было тепло и шел дождь.
Ашфиров удивился, когда Владимир заплатил ему так много – тридцать тысяч манат за сезон, но тот знал, что делал – оказывается, местные деньги стоили в пять раз дешевле руссинских рублей, и зарплаты едва хватало на билет. Но Владимир, зная это, сразу предложил ему вначале ехать в общину в Сибирь – тогда он сможет включить его в список приглашенных за счет единоверцев, а деньги Наиля останутся в целости. А оттуда он уже сможет ехать, куда захочет. Так и поступили...
Сибирь встретила его сорокаградусными морозами, и Наиль задержался у иммануиловцев ненадолго, ожидая, пока морозы немного не спадут – теплой одежды у него не было. В статусе гостя он мог просто ничего не делать, и он обошел и объездил с оказиями чуть не все поселения верующих. Все занимались кто чем, в основном своими полями и огородами, да кустарным ремеслом. Здесь собралось множество людей почти уже забытых профессий – резчики по дереву, бочары, ручные кузнецы, краснодеревщики и многие другие. А уж художников всякого рода, музыкантов, певцов – тех вообще было десятка по два на каждую деревню, в том числе он видел некоторых из знаменитостей, исчезнувших несколько лет неизвестно куда. Деревни иммануиловцев были очень живописны – многие строили дома по уже почти исчезнувшим технологиям и всяк старался украсить свое жилище кто во что горазд. В каждой деревне была новая церковь или часовня – очень красивые, не имевшие специального строгого канона, отчего смешения стилей архитектуры допускались совершенно немыслимые.
Иммануила он так никогда и не увидел, разве что на многочисленных фотографиях, висевших повсюду. Да он и не стремился к этому. Никто его не принуждал и ни за что не агитировал, но из любопытства Наиль посетил пару собраний и почитал книги – не самого Иммануила, а всюду следовавшего за ним человека, взявшего на себя роль летописца, в которых однако, прямых цитат их учителя было предостаточно. И там, и там он увидел подробный разбор любых ситуаций – от теологических вопросов до рекомендаций, как правильно, “по-божески”, обращаться с домашними животными. В общем, все очень походило на такую своеобразную смесь партсобраний и психоанализа – новый “Искупитель” пытался разжевывать своим ученикам каждый шаг, словно грудным младенцам, как будто не дана была людям некогда свобода воли и полная ответственность за свои поступки, как будто никакие собственные их усилия ничего не стоили без мудрого водительства пастыря. Однако, никакой тоталитарщины в жизни секты он не увидел, просто собрание слабых людей, изо всех малых сил своих уцепившихся друг за друга и за учителя, чтобы хоть как-то противостоять безжалостно давившей на них мрачной бездуховности мира – при всех их талантах они были так беспомощны. Но интересоваться их духовной жизнью Наиль перестал и просто дожидался тепла, чтобы отправиться домой, в Уштум...
Однако, не все секты оказались такими сравнительно безобидными. Енисейская область издревле служила прибежищем для отщепенцев всякого рода. С петровских времен сюда ссылали староверов разного толка, позже многие сектанты разных течений сами приезжали сюда в поисках мифического “Беловодья” – “руссинской Шамбалы”, да так и не найдя ее, оседали на постоянное жительство.
Наконец, потеплело. Ашфиров попрощался с жителями Городища Мастеров, одного из поселений иманнуиловцев, где он пережидал время, и сел на электричку. Вагон был довольно полным, и напротив его пристроилась компания из трех местных жителей в телогрейках – обычной рабочей одежде. Многие так ездили на неделю из одного села в другое на работу, которую можно было найти не везде. Как раз был воскресный день, таких было много, и Наиль не обратил на компанию особого внимания. Только расположившись, они развернули газетку на скамейке, разложили еду и принялись обедать. По-компанейски предложили присоединиться и Наилю, но есть он с ними не стал, а вот от глотка газированной воды не отказался. Постепенно покачивание поезда сморило его и он задремал...
Очнулся он холода и страшной головной боли. Попробовал пошевелиться, но не смог. Кое-как разлепил глаза. Никакой электрички, он был в зимнем лесу и висел, крепко привязанным, на дереве, на небольшой высоте от земли, видимо, на самых нижних ветках. Подергал руками – за плечи и локти их примотали к сучьям, но кисти рук почему-то были свободны. Никого вокруг не было. Если его просто опоили и ограбили, то зачем было привязывать, да еще затаскивать в тайгу – бросили бы где-нибудь поблизости от станции, и дело с концом. Даже если бы грабители были отморозками, они бы просто прибили его, и все. Нет, что-то здесь было не так, кричать было совершенно бесполезно – все равно никто не услышит. Тогда он сосредоточил все свои усилия на том, чтобы ослабить веревки. Дело шло очень медленно, и ему мало что удавалось, и так он провел, наверное, около часа – трудно было сказать, ощущение времени покинуло его...
Какие-то звуки отвлекли Наиля от его занятия – вначале неясные, затем он отчетливо различил шорох множества ног по снегу и голоса. Огоньки мелькнули среди деревьев. Через пару минут он уже видел, что к нему приближается факельное шествие. Два десятка ряженых в каких-то корявых демонических полумасках вышли перед ним на поляну и выстроились полукругом, приговаривая речитативом какую-то полупонятную не то песню, не то прибаутку. Слова он различал, но больше половины не понимал – говорили они явно на одном из узкоместных руссинских диалектов, полузабытых всем остальным миром. Они пели-говорили, слегка приплясывая на месте. Какой-то мужик в рогатой шапке с большим берестяным ведром не спеша обходил ряд, зачерпывая что-то туесом и суя пойло прямо в ряженые морды. Не прикасаясь своими руками к туесу, они склоняли голову и принимали подношение. Веселье разгоралось, движения становились все быстрее, многие уже кружились на месте, кто-то достал пару кожаных барабанов. Ничего хорошего от всего этого Наиль не ждал, лихорадочно дергая веревки, но ничего не мог сделать – связали его слишком искусно. На середину поляны притащили большой ворох сухих веток и запалили костер – очень большой. “Уж не собираются ли они сжечь меня...” Ужас охватил его, и он с новой силой задергался, путы на одной руке все же ослабли, но главный заметил это и снова затянул узлы. Однако, жечь его не стали. Беснующиеся женщины принесли, продолжая приплясывать и кланяться главарю, большой туес, чем-то наполненный, и эмалированное ведро. Ведро поместили на рогульки над костром и шаман высыпал содержимое туеса в него, принесли и налили воды. Через час сатанинское варево было готово, и ведро сняли с огня и поставили в снег, чтобы охладить. Шаман подошел к привязанному Ашфирову и посмотрел ему в глаза абсолютно безумным взглядом. Потом достал из-за пазухи кривой нож и поднял его над головой, обернувшись к толпе. Ряженые восторженно взвыли дикими голосами. Шаман снова обернулся к Наилю и короткими взмахами лезвия ударил дважды – по левой руке, затем по правой. Странно, но боли в онемевших от холода руках он почти не почувствовал, видимо, уже достаточно замерз для этого. Принесли ведро и подставили под одну руку, потом под другую. Наиль обреченно смотрел, как его кровь вязкой тяжелой струей стекает в ведро – в свете факелов она казалась густой и черной, как нефть, и ему показалось, что это не кровь, а черные шевелящиеся змеи выползают из него, шлепаясь вниз с мягким противным звуком. Кровь собирали, пока раны не свернулись и истечение не прекратилось само собой. Деревянной лопаткой шаман перемешал холодное уже варево и взмахнул рукой. Веселье вспыхнуло с новой силой. Под дикие выкрики он снова пошел по кругу, потчуя свою взбесившуюся паству. Остаток он стал пить сам прямо из ведра, высоко запрокинув голову. Потом, хохоча и кривляясь, отбросил ведро и остатки пойла вылились на снег под ноги Наилю – он увидел, с чем же смешивали его кровь – это были красные мухоморы. Еще часа два мухоморники с воплями носились по поляне, дергаясь, как оглашенные, но постепенно один за другим падали в утоптанный снег, роняя факелы. Все стихло, последний огонь погас, и только свет полной луны сиял над лесом. Голова его закружилась, и Наиль потерял сознание...