Не судьба

Татьяна Дудниченко
Фёдор

— Сюрприз! — сказал Андрей, друг нашей семьи. — Поздравляю с 8 Марта! — И вынул из бумажного кулька пепельно-голубой пушистый комок.

Огромные зелёные глаза, белая грудка и классические тёмно-серые полоски. Котёнок, вынутый из укрытия, вздыбил свою, и без того пышную шерсть, заорал благим матом и вывалился из рук Андрея, изрядно поцарапав его. Я изловчилась и успела поймать зверёныша, пока он не забился куда-нибудь в недоступный, тёмный угол. Маленький голубой "тигр" намертво вцепился в моё плечо и тут же со страху оконфузился по полной программе. Содержимое котенка растеклось по халату… Было противно и больно, но оторвать зверёныша было невозможно, и все мои попытки переместить его с моего плеча в другое место грозили окончиться разрывом котёнкиного сердечка: он снова начинал истошно орать и с неистовством цеплялся за халат. Пришлось носить «ребёнка» на плече до тех пор, пока тот окончательно не успокоился. Праздничные посиделки были основательно подпорчены.

Малыша назвали Фёдором. Он рос писаным красавцам: пышный пепельный воротник, пушистая белая грудка, лапки — в беленьких «перчатках", белые кисточки — из ушей. А хвост — полосатыми кольцами, как у енота. Огромные зеленые глаза казались еще выразительнее за счёт окаймлявшей их черной полоски. Всякий раз, когда наш кот выходил на прогулку, со двора доносились восхищённые возгласы дворовых бабушек: "Фёдор идет... Ох, и Фёдор!.. Ох, и красавец!.." Ходил он действительно особенно величаво, гордо и высоко неся над собой шикарный, пушистый, как пальма, хвост. Заядлая кошатница, я ни до, ни после Фёдора, ни у кого из кошек не встречала такой королевской стати (куда там было до него самым горделивым кошкам!). Даже видя только лапки в просвете под забором можно было безошибочно определить — Фёдор идет… Так передвигался только он!

Навет

Фёдор оставался всеобщим любимцем недолго. До той поры, когда наша ближайшая соседка Люба решила, что он стал «прогуливаться» на её коврик. Я знаю, что козни творил совсем не Фёдор, потому как однажды застала чужого, грязно пепельного злоумышленника на месте. Но убедить соседку в том, что это делает вовсе не мой кот, мне так и не удалось. Хотя кроме Феди этого зверья в нашем подъезде было предостаточно — доставаться стало именно ему.

Однажды я обнаружила Фёдора сидящим на подоконнике в лестничном пролёте. На мой зов он ответил только жалобным писком и не мог двинуться с места. Подойдя ближе, я с ужасом увидела, что у Фёдора носом идет кровь, и он с трудом может пошевелить головой. Похоже, его кто-то крепко стукнул.  "Кто? За что? Мерзавцы!.." лихорадочно, больно заметалась мысль.
Через несколько часов Фёдор оклемался. Потом еще дня два-три не выходил из квартиры. Всё больше отлёживался. Затем поменял маршрут — выходил гулять, как и прежде, через дверь, но вот возвращаться стал через балкон по старой виноградной лозе, тянувшейся к нашей лоджии.

Подкидыш

Однажды моя сослуживица говорит:
— Моя подруга отдаёт маленькую кошечку. Она от сиамки, но пушистая, с голубыми глазками, хорошеньк-а-ая...
— "Да у меня уже ведь есть кот..."
— Ну и что? Ну, ты хоть посмотри... Вдруг понравится?
Я согласилась посмотреть котёнка. Уж очень было любопытно.
В назначенный час пришла женщина с коробкой из-под обуви. Нахваливая "товар" открыла её. В коробке сидел заморыш: мелкая, сероватая мордочка с голубыми, несчастными глазами, жидкий хвостик у края "сломлен"…  Пушистости не наблюдалось вовсе, разве что по худющей спине торчали длинные разрозненные волосины. Котёнок был чем-то похож на желтовато-сероватую, грязную, облезлую нутрию...
Когда я оторвала изумленные глаза от неказистого существа — женщины уже и след простыл.  Безошибочно считав с моего лица впечатление о котёнке, женщина, пока коллега заговаривала мне зубы, поспешно исчезла. Я почувствовала себя одураченной... Но обвинять сослуживицу в некрасивом пособничестве мне было как-то неловко, и я поплелась домой, держа в руках коробку с блохастым подкидышем.
Так в доме у нас появилась сиамская кошечка Сима. Я вывела ей орды блох, выкупала, откормила…  "Ну, вот и будет Фёдору подружка. Меньше будет по улице шататься" — рассудила я.

* * *

Поначалу, когда Сима была еще совсем "ребенком", Фёдор вёл себя очень благородно. Он уступал ей место у миски, позволяя съедать самые лучшие кусочки, и никогда не обижал девочку. Но дружба была всё-таки несколько односторонняя. Сима была больше привязана к Фёдору, чем он к ней.  Она радостно встречала его с прогулок, с любопытством обнюхивала, заигрывала с ним, приглашая подурачиться. Но Фёдору было не до чехарды. Он приходил уставшим, важным, и пренебрегал вниманием Симки. И чем старше и симпатичнее становилась наша Симуля, тем с большим пренебрежением относился к ней Фёдор. И за место у миски уже мог «нарычать» на неё.
Мое предположение относительно того, что они станут парой, не оправдалось.

Любовь

Хотя Сима постепенно превращалась из маленькой нутрии в настоящую, красивую сиамскую кошку — в детородном смысле Сима развивалась медленно. До двух лет ни о чём таком даже не помышляла и во двор боялась выходить под страхам смертной казни. Она по-прежнему преданно любила Фёдора, бежала ему навстречу, мурлыкала, обнюхивала, облизывала его, мыла ему ушки и всё, что только можно себе представить, но Фёдор был неизменно холоден…   А мне было почему-то обидно за неё. "Ну, ничего — думала я — вот наступит у Симы период любви — Фёдор её и заметит". Но период этот всё никак не наступал, и я уже свыклась с мыслью, что Симка, наверное, хворенькая в этом смысле.
Но, по истечении-таки двух лет, как-то вдруг, в одночасье, она сделалась беспокойной, начала что-то искать и кого-то звать, стала тереться о наши ноги, истошно горланя, не давая никому проходу. А Фёдор, как всегда, был в отлучке… Ну, думаю, теперь-то ты, надменный кот, обратишь внимание на девочку...

И вот, наконец, пришёл с прогулки ОН. Сима бросилась навстречу Фёдору, запела ему томную песню, и давай ластиться к нему, выписывать перед ним круги, кувыркаясь и призывно мурлыкая…  Но не тут-то было! Фёдор безразлично отвернулся и пошёл на кухню перекусить чего-нибудь... Ни до, ни после еды, ни сегодня, ни завтра, ни потом — Сима Фёдора не интересовала. Хотя ходоком он был знатным, и бабушки во дворе шутливо намекали, что соседи скоро у нас будут требовать алименты.

Симка же в своих страданиях дошла до абсурда. На второй день своего "весеннего безумия" она жутко оконфузила меня. Мы ждали гостя, весьма импозантного мужчину. Как только я открыла дверь, моя Симуля кинулась ему под ноги — и давай об него тереться, издавая призывные звуки, и давай кататься перед ним, как перед котом, бесстыдно демонстрируя своё желание, буквально не давая мужчине шагу ступить. Гость был немало озадачен, я же чувствовала себя, мягко говоря, неловко.

Сватовство

Решено было срочно принимать меры. Пришлось идти к женщине в соседний подъезд, у которой я видела сиамского кота. У неё жила пара сиамцев Белла и Бельчик.  Белла на днях привела котят, всё время уделяла им, и Бельчик маялся в одиночестве. Соседка согласилась помочь нам и отдала его нам на денёк—другой.
Но визит благородного, умудрённого опытом семьянина, который, учитывая все перепады Симкиного капризного настроения, красиво и деликатно ухаживал за ней — результата не дал. Сима весьма благосклонно выслушивала его задушевные рулады, но приблизиться к себе ближе полуметра так и не позволила. Отправили мы Бельчика домой с извинениями.

На следующий день домываю полы в квартире — раздаётся звонок в дверь.
Я, вся ещё сосредоточенная на уборке, с тряпкой в руках открываю дверь. На пороге стоит незнакомая женщина с мальчиком лет четырнадцати и вдруг говорит:
— У вас тут невеста?.. А у нас молодой жених...
Отсутствие необходимого предисловия с её стороны на несколько секунд сбило меня с толку. Я была ошарашена. В голове заметалось: "...невеста... молодой жених…, боже мой, что-то мой  Илья уже натворил? Да вроде ж семь лет всего сыну, мал еще, в смысле невест...  А, нет: у них жених — у нас невеста... Ничего не понимаю... Кто это у нас в доме на выданье… Что за бред?..  Я, слава Богу, вроде замужем, да и разведённая свекровь на молодую невесту явно не тянет…
— Простите?.. Я не совсем поняла...
— Ну... У вас кошка загуляла? Вы котика искали?
— Ах, в этом смысле... — и только теперь обратила внимание на белого, пушистого кота, которого женщина держала на руках. — Да, искали, проходите, пожалуйста.
Гостья, не спуская кота с рук, объяснила, что они принесли только показать своего Данко (так звали нашего нового «жениха»), и хотели бы взять Симу к себе. Я, разумеется, ничего не имела против — хоть отдохну от её дурных песен пару дней. А этот беленький, молоденький котик, как только увидел Симку, вперил в неё свои растопыренные охристые глазищи, которые моментально почернели, и издал такой ужасный, дикий крик завоевателя, что Сима, ещё находясь в собственном доме, так вся и вжалась в пол, как будто её уже взяли силой. Жалко мне её стало!.. Не захотела, думаю, дурёха, уступить галантному кавалеру, терпи теперь этого молодого, необузданного хама...
После двух дней отсутствия Симуля успокоилась, а еще через два месяца привела двоих очаровательных беленьких котят.

Покой нам только снится...

История первая. Совсем короткая

Прошло какое-то время. И снова кто-то из соседей (не пойман — не вор, кого бы я ни подозревала...) попытался разделаться с Фёдором. Его отравили. Слава Богу, что не вовсе. Наверное, помогло и то, что я отпаивала его марганцовкой и молоком... В общем, помучился, помучился да и выжил...

История вторая. Немного длиннее

Потом, как-то летом, уснув на подоконнике (а окно было распахнуто) Фёдор рухнул сонный со второго этажа в палисадник, напугав до смерти, тоже спящую под окном, собаку. Та пулей сорвалась с места и бросилась наутёк от невесть откуда свалившегося кота. В ужасном предчувствии я вылетела во двор — и на огромной скорости разминулась с расширенными от ужаса Федиными глазищами, которые галопом неслись туда, откуда только что выбежала я.
Фёдор остался цел и невредим. А я ещё долго отслеживала его прогулки по подоконникам: как бы чего не вышло...

История третья. Самая длинная...

Однажды ранней весной Фёдор, вопреки своей привычке забираться домой по винограду, вернулся с прогулки через дверь. Я открыла ему. Фёдор сильно припадал на переднюю правую лапу. Осторожно осмотрев её я поняла — перелом. Первое, что пришло в голову: "с какого же этажа нужно было свалиться, чтобы сломать лапу?". А дело было утром. Мне пора на работу. Дома уже никого — все ушли. Надо же что-то с ним делать?..  Он жалобно мяучет.
Прибежав на работу, я с порога сообщила своему директору, что у моего кота перелом и что нужно срочно его везти к врачу!.. Шеф оказался сердобольным и отпустил меня на пару часов.    
Никогда раньше мне еще не приходилось таскать котов по врачам. Специальной корзинки не было. Посадила Фёдора в большую дорожную сумку. Хорошо, клиника для животных была в четырех кварталах от дома. С трудом (тяжелый, черт!) дотащила его к врачу.
— "О... да тут... - осторожно прощупывая лапу, сказал врач — множественный перелом. Может быть, придётся ставить штифт. Нужно сделать снимок...". И подсказал, куда можно обратиться.
Снова погрузив перепуганного, сопротивляющегося Фёдора в сумку, я в полной растерянности вышла на улицу. До названной врачом поликлиники пешком было тащиться слишком далеко. Пока я раздумывала, на каком виде транспорта удобнее добраться, выворачивает из-за угла наш театральный "РАФик" и водитель предлагает подвезти меня прямо к поликлинике. Вот удача, так удача! Сажусь. Едем. И тут вдруг Фёдора, как и в первый день нашего с ним знакомства, настигает конфуз, в народе называемый "детская неожиданность". "Какой кошмар!.. Что же теперь делать-то?.." По салону распространяется неприличный запах. "Вот позорище..."
— Ничего, с каждым может случиться — улыбаясь, успокаивает неизвестно кого, меня или орущего Фёдора, великодушный водитель.
Что-то изменить уже нельзя. Домой не вернёшься — времени в обрез, да и приехали уже. Так вот и вошли мы, "дико" извиняясь, источая зловонное амбре, в рентген кабинет. Всё понимающий Доктор надел на меня свинцовый двусторонний фартук, я придержала Федину лапу и — фото на долгую память готово.
Когда ветеринар посмотрел на снимок, то ужаснулся.
— Я такого еще не видел. Тут и штифт не поможет. Практически нечего им скреплять, всё бедро раздроблено в кусочки. Мадам, он у вас не падал. Это сильный удар. Ногой или еще чем-то достаточно тяжёлым. Наложим гипс, а там уж — как срастётся...
Втроем: два крепких врача и я — мы не смогли удержать взбесившегося Фёдора. Пришлось ввести ему дозу снотворного. Гипс был наложен. Инструкции получены.
Через положенное время Фёдор стал отходить от наркоза. Доктор предупреждал меня, что лучше побыть с ним рядом в этот момент, так как он будет находиться как бы в состоянии опьянения, может попытаться куда-нибудь запрыгнуть и ещё чего доброго упасть…
Сижу. Сторожу Фёдора. Что называется «контролирую процесс». Фёдор проснулся. Попытался встать. Пошатнувшись, чуть не упал, но удержался на лапах. С удивлением и явным неудовольствием заметил на себе "протез", попытался сорвать его. Безуспешно - я предусмотрительно укрепила бинты изолентой, а сверху еще раз забинтовала. Фёдор, с трудом ступая, пошатываясь, пошел-таки вдоль стеночки... Сообразил же(!)опираться на неё боком, периодически останавливаясь и пытаясь   снять бинты.
Поняв бесполезность своей затеи, и очевидно сильно утомившись, он поплёлся на кухню к миске с водой. Гипс не позволял сесть как обычно, и Фёдор сел перед миской с высокой спиной, застыв в позе копилки. Просидев с полминуты над миской, словно с тяжелого похмелья, он попытался было нагнуть мордочку к воде, но, вдруг качнувшись вперед, как сидел в полный рост, так и рухнул, словно подкошенный, навзничь, на спину,  загремев при этом своим "костылем". Это было так неожиданно и так смешно,  что я не удержалась от смеха, хоть и понимала, что смеяться над беспомощным животным очень нехорошо.
Через время Фёдор, попривыкнув к гипсу, относительно бодро вышагивал, постукивая негнущейся лапой. Мы должны были продержать его дома в течение трёх недель — пока не снимут гипс. Но он уже норовил выскочить на прогулку. Весна диктовала свои правила...
— Куда ж тебе, в гипсе-то, кавалер! — смеялась свекровь.
Но Фёдор всё-таки умудрился выскочить из квартиры…

* * *

"Проглядели!" — сокрушалась я и не оставляла попыток найти его. Но все было тщетно... Воображение рисовало картины одна кровавее другой: "Собаки поймали "тихохода" Фёдора и загрызли". "Зубы сломают..." — вторило мое ехидное, второе Я. "Зацепился бинтом за куст или проволоку, запутался и... — либо удушился, бедняга, либо всё равно стал легкой собачьей добычей".

А через неделю собираюсь я утром на работу, погода стоит пасмурная. Перед близким дождем разыгрался сильный ветер. Вдруг слышу за окном какой-то кот орёт благим матом. Сердце ёкнуло — Федин голос!.. Выскочила на лоджию, глянула — и обомлела... На сильно раскачивающейся виноградной лозе, в грязном, в ошмётках бинта, гипсе, как канатоходец, пытается сохранить равновесие несчастный Фёдор. Ни вперёд, где лоза резко поднимается вверх, и до балкона ещё далеко — ни назад (коты и по дереву-то, и на четырех лапах спускаться боятся, а тут — лоза...) Фёдор в своём громоздком, негнущемся "протезе" ступить дальше не мог. И спрыгнуть вниз высоко — расшибётся в гипсе-то... Так и болтался мой любимый кот между первым и вторым этажом. Так и орал.
Я лихорадочно соображала как же мне быть, и на работу уже опаздываю... Разве что стремянку у соседки Любы попросить? Та, к счастью, оказалась дома.
Пока доставали из кладовки стремянку, пока я тащилась с ней на улицу — выхожу, а Феди на лозе уже нет. И внизу, на земле, бездыханного тела не видно… Куда делся? Неужели удалось запрыгнуть?
Вернулась домой — так и есть. Каким-то чудом ему удалось преодолеть и раскачивающуюся лозу, и свой страх и приличное расстояние, и запрыгнуть (это в гипсе-то!), не сорваться вниз!  Сидит, бедолага, на балконе: грязный, оборванный, похудевший, но живой... Герой, одним словом...
Долго мы потом смеялись, представляя, какое, наверное, неизгладимое впечатление на кошек производил Фёдор в гипсе. "Я старый солдат, донна Роза, и не знаю слов любви..." вспоминался эпизод с Михаилом Козаковым из фильма "Здравствуйте, я ваша тётя!".

* * *

Конечно со временем, закаленный в боях, Фёдор заматерел, пышная грудь заметно поредела и не поражала больше белизной, появились боевые отметины. Он утратил излишнюю жеманность, приобрёл поступь матёрого зверя, по пустякам не пижонился и высоко распускать свой пышный хвост позволял себе только дома, перед любящими хозяевами. К кошке Симке он продолжал относиться как к недоразумению. Она же по-прежнему очень нежно и преданно ухаживала за ним.

Перемена

Когда в нашей семье случился развод и было, наконец, решено, ЧТО кому остаётся — встал и вопрос КТО кому достаётся. Мне и сыну Илье досталась Сима. Мужу и свекрови — Фёдор.

Переезд Симка перенесла очень тяжело. Она, ни разу не выходившая из своего дома на улицу, в машине страшно волновалась, обреченно кричала, дышала по-собачьи шумно, высунув язык, широко раскрыв рот. Я боялась, что её хватит удар...

Прибыв на место Симуля на удивление быстро освоилась. В большом жактовском дворе было, где разгуляться, да и квартира находилась на первом этаже. Через пару недель затворничества Сима стала не просто выходить во двор, она, выражаясь современным сленгом, "построила" всех кошек и котов в нашем дворе. Сидя на подоконнике, она осматривала территорию, и как только на горизонте появлялся кто-то из сородичей, она, прижав уши, принимала позу охотницы, прицеливалась, затем в одну секунду срывалась с места и стрелой вылетала из своего укрытия. В мгновение ока противник оказывался повержен стремительной Симкиной атакой.  Пару секунд, не больше, можно было наблюдать орущий-шипящий клубок — и посрамлённый противник улепётывал что есть мочи подальше от этой сумасшедшей кошки. Впрочем, позже уже, когда власть во дворе была ею полностью завоёвана, такое поведение ей было свойственно лишь в то время, когда она в очередной раз становилась мамой.

Фёдор. Последняя история

Прошло четыре месяца после развода. Собравшись переезжать в другой город бывшие мои муж и свекровь решили не брать с собой Фёдора. Приехав за ним, я увидела грустную картину. Сильно исхудавший Фёдор сидел на подоконнике больной и взъерошенный.  Горло было небрежно перемотано грязной, обтрёпанной, давно не менявшейся тряпицей.
— Что случилось?
— Собаки покусали. Мы его перевязали, но началось нагноение...
Спрашивать что-либо или тем более что-то говорить по этому поводу было занятием бесполезным. Я молча забрала Фёдора и повезла к себе.

Коша Симка, увидев Фёдора, подошла к нему, осторожно обнюхала и с опаской попятилась, как от смертельно больного.
Рана была запущена, и на шее открылся свищ. Кожа была желтушной, да к тому же Федя стал "слаб желудком"... Обработав подручными медикаментами рану и наложив свежую повязку, я поехала с ним в ветлечебницу.
Врач дал направление на анализ крови, сказал чем обрабатывать рану, выписал необходимые инъекции, но предупредил, что даже если рана и заживёт, то, скорее всего, Фёдор останется до конца дней своих инвалидом (т.е. не сможет нормально питаться и будет всё время "делать под себя"). И добавил, что в подобных случаях они рекомендуют эвтаназию. Конечно, в тот момент я и слышать не хотела ни о чём подобном. Вылечу — решила я.

Больше полумесяца мы с Фёдором боролись за его жизнь. Помогали нам и очень переживали за Фёдора и моя мама, и семилетний сын Илья. Инъекции и регулярные перевязки сделали свое дело, и страшная гнойная рана практически затянулась, но вот общее состояние Феди не улучшалось. Он ничего не ел. К тому же его всё усиливавшаяся желтушность внушала опасение за здоровье окружающих... Местные коты и собаки, увидев Фёдора издали, предпочитали вовремя ретироваться. Сима участливо смотрела со стороны, но близко не приближалась. Но он как будто не замечал шарахавшихся от него собратьев. И, несмотря на крайнюю измождённость и жалкий вид (остался только жёлтый остов) сохранил свою царственную походку. Он передвигался как старый, больной аристократ. Медленная, но гордая поступь. И желание во что бы то ни стало выглядеть импозантно… Он знал, что я не спускаю с него глаз. Как бы тяжело ему не было, он должен был совершить утренний моцион, подойти к стеночке, и, рассчитывая каждое свое движение, с трудом встав на задние лапы, но все же элегантно выгнув спину, почистить когти. Ком подступал к горлу, когда я видела, как Фёдор старается жить и соответствовать самому себе прежнему…
Соседи, заметив Фёдора во дворе, устроили мне скандал:
— Это общий двор! Тут наши животные гуляют, а ты притащила сюда этого желтушного кота… С ума сошла?.. и т.д. и всё в таком же духе…
Мы стали прогуливаться поздно вечером, тайком, чтобы никто нас не видел…
Но долго так продолжаться не могло. Напряжение во дворе нарастало, Феде не становилось лучше — он слабел с каждым днем. И я решилась… Я помню зелёные глаза Фёдора, глядевшие на меня тоскливо и вопросительно в тот последний для него день… Кажется он, незадолго до того, как мы вошли к клинику, всё понял и стал жалобно и настойчиво проситься… Потом смолк, и больше я не слышала от него жалоб. Он позволил посадить себя в чистую наволочку. Не вырывался, не жаловался. Я взяла его на руки, как маленького, он покорно лег мне на руку и закрыл глаза. Врач ввел иглу…
Сыну, который любил Фёдора и очень за него переживал, пришлось сказать, что я везу кота в больницу и оставлю там на лечение. А через несколько дней  сказала, что Фёдору сделали операцию, но он умер…

Жизнь продолжается

Сима
Сима ходила по двору королевой. Она стала настоящей взрослой кошкой. По поводу сломленного хвоста сотрудница, сосватовшая мне в своё время Симу, сказала, что это как раз признак настоящей породы. И рассказала мне историю о том, что у царицы Клеопатры кошки были со сломленными хвостами, что она, отправляясь плавать в бассейн, вешала свои царские украшения на кошачьи крючкастые хвосты. И что-де, чем ближе узел находится к центру хвоста, тем породистее кошка. Достоверность этого факта мне проверять было некогда, и я, подозревавшая, что мне "навешали лапшу",  позволила себе поверить ей на слово. К тому же так было приятнее объяснять ситуацию интересующимся: "Ой, а что это у вашей кошечки с хвостиком?.."

Семён

У Симы появился воздыхатель. Семён. Молодой белый кот. И хоть он уже не раз был нещадно бит Симкой, и всякий раз, пытаясь приблизиться к ней, от страха трясся от ушей до хвоста, но попыток обратить на себя её внимание всё же не оставлял. Ухаживал за нею всё лето и осень. Всё кругами ходил.

Наступила зима. Выпал обильный снег. Сугробы намело по колено, стукнул приличный для наших мест 16-градусный мороз. И вдруг куда-то исчезла Сима. Нет кошки и всё тут. День нет, два... Мы с Ильей обошли вокруг квартала пару раз. Опросили всех соседей, не видел ли кто сиамской кошечки — безрезультатно.
— Она, наверное, забралась в соседний подвал и не может выбраться — там ведь вода ещё с осенних дождей стоит, чуть ли не по колено... — высказала свою версию моя мама.
...На мои призывы из подвала никто не откликался, и сердце зашлось от леденящей душу картины, которую поспешило нарисовать бурное воображение — намокшая Сима, отчаявшись выбраться, до весны вмёрзла в лед...  Я старательно отгоняла от себя эту нелепую жуть, но картинка нет-нет, да и всплывала в моём сознании. А тут спросила о своей кошке у соседки, а она мне и говорит:
— Мой Семён тоже где-то пропадает всё время. Придёт, поест и уходит. И неймется же ему, в снег и мороз такой, куда-то шастать...
Тут же мелькнула мысль, что это может быть как-то связано с Симкой, и хорошо бы узнать, куда соседкин кот ходит. Но как узнаешь-то? Не установишь же за ним слежку...
Совершив, в который уже раз, в поисках своей кошки ежевечерний квартальный обход, я снова вернулась в наш двор. Выкликая Симку, подошла в закуток, куда выходило наше окно и с мыслью о том, что это уже в последний раз — больше я искать не буду, снова позвала её. И тут мне показалось, что откуда-то сверху, из соседнего двора, с чердака старенького домика, прилепившегося к стене нашего дома, раздаётся ответное "мя-яу...", симкино мяу.  Сердце мое забилось... неужели Сима? Нашлась?.. Зову ещё и ещё. И снова в ответ кто-то мяучет.  Минут через пятнадцать упорного "диалога" из щели в чердаке на деревянный покосившийся забор неспешно вышел Семён. Разочарованию моему не было предела. Неужели я ослышалась, я ведь слышала именно Симу. Наверное, напряжение последних дней сказывается...  И уже развернулась, чтобы уйти, как оттуда же, следом за Семёном нерешительно, как будто даже несколько стесняясь меня, вышла моя Симка. Вся покрытая сажей, страшно похудевшая, но вполне, похоже, довольная жизнью. Ну, ни дать, ни взять — Ромео и Джульетта.
Что же это получается — стыдила я Симу — Семён домой ходил покушать, погреться, умыться, а ты, значит, голодная продолжала все эти дни сидеть на грязном, пыльном чердаке и преданно ждала когда он вернётся? Где же, Сима, твоя женская гордость-то?

Весной Семёна она уже не замечала — её фаворитом стал банальный, ничем особенным не выделявшийся, черно-белый Васька, она заводила его к нам домой, пропуская при этом вперёд, и подводила к своей миске... Они вместе гуляли, грелись на солнышке... Детишки тоже были похожи на Ваську.

* * *
(До окончания руки не доходят…)