ОНА и ОН

               

    Она ждала его. Он опаздывал на три часа, но она не теряла надежды, и ждала. Она сидела напротив зеркала и курила четвертую сигарету подряд. Время текло для нее слишком медленно. Ей казалось, прошла целая вечность бессмысленного ожидания: «…он, может не прийти вообще…». Докурив, она поднялась. Резким взмахом руки, разорвав паутину табачного дыма, опутавшую воздушное пространство, она подошла к окну и распахнула створки. Город ворвался в комнату морозом, свежестью, и жестким потоком разнородных шумов и скрипов. Глубоко вдохнув, она протянула руки в окно, и, поймав на ладони несколько снежинок, стала наблюдать, как таяли, превращались в прозрачные капли их тела. Она поднесла облепленную каплями ладонь к самому лицу и всмотрелась в одну из капель. На капле плясало искаженное изображение ее лица и города…
    «… Все бессмысленно. Делать что-либо так же  бессмысленно и глупо, как если не делать ничего. …Стучаться в двери, заглядывать в глаза, ничего не видя и не находя в них…. Не проще ли разбить зеркало? Но что это даст? Ты увидишь все то же самое, только – в осколках, в десятках маленьких отражений. Экраны обреченности. Мысли…. В словах – пустота. Только мысли и чувства. Они важны, оттого, что хоть что-то значат, хотя и их смысл сомнителен, неоднозначен, и неизвестен. Они растут как деревья: от ствола отделяются все новые и новые ветви, поднимаются, тянутся вверх, поближе к солнцу – эгоистично, отстраненно, лишь для того, что бы рано или поздно засохнуть, превратиться в мебель, бумагу, что-то еще. Но ведь что-то должно быть, существовать? Что-то должно быть настоящим. Но, что?..»…
   Он пришел усталый, с сонными глазами. Сухо поздоровался, холодно поцеловал, прошел в кухню. Она последовала за ним. Они сидели за столом друг напротив друга. Она следила за его взглядом, пытаясь прочесть: что у него внутри, догадаться: о чем он молчит?
   Холодный солнечный луч падал из окна на стол, аккуратно деля его на две половинки, словно разделяя два мира, две жизни, двух людей. Сквозь завесу молчания, только тиканье часов, на стене, выглядело чем-то естественным и живым…
    «…Бессмысленные звуки полные бреда…»,- думал он: «…Какие у нее тревожные глаза. Все это время спит у ее ног. Свернувшись, как кошка. И это все в этом всем. Вся она…. Сотни фраз, тем, взглядов - все недосказано, не доуслышано, не допето. Все напрасно. Сон рано или поздно оборвется, и нить, связывающая его и время – будет подвержена колебанию. Состояние лёгкой эйфории. Дни меланхолии. Опустошенные мысли. Полная власть противоречий. Усталость поиска и поиск усталости,- все становится липким, тяжелым туманом забытья, и так хочется вечно пребывать в состоянии покоя…»,- он заёрзал на табурете, и отвернулся к окну. Он, вдруг, ясно осознал, что ему не чего ей сказать. Не о чем говорить с ней.
   -   Давно меня ждешь?- спросил он, разглядывая замерзшие, укутанные черт знает во что, разноцветные точки людей, столпившихся далеко внизу, за окном, на автобусной остановке.
   -   Совсем не ждала уже…,- с легким дрожанием в голосе, ответила она,  -   Думала ты не придёшь.
   -   Обещал прийти, значит – приду,- пробубнил он.
   Повернувшись к собеседнице, он увидел ползущие по её щекам дорожки слёз.
«Только этого не хватало…»,- подумал он, и снова отвернулся к окну.